Отель Калифорния. Сборник новелл и рассказов

Да, годы брали своё, и как бы он не старался поддерживать себя, тело, в приличном состоянии, незаметно вырос живот, он стал сутулиться, появились очки. Осталось только надеть берет на голову, и тогда Иван Иванович полностью преобразиться в старичка, старичка-боровичка, которые раньше – он еще помнил те времена – во множестве сидели во дворах их города и резались в домино. Черный берет был непременным атрибутом их одежды.

Одно радовало – у него не было проблем с зубами. Никаких пломб, тем более, протезов – все зубы были свои и здоровые и потому, походы в кабинет стоматологов были ему неведомы.

Итак, Иван Иванович любил ходить по улицам, наблюдая за жизнью горожан.

Как-то раз он зашел в магазин для взрослых – «интим-салон». Признаться, игрушки для сексуальных утех его удивили. Он внимательно разглядывал разные причиндалы, которые использовали любители такого рода развлечений, а у фаллоимитаторов даже надолго остановился, поскольку его пытливый ум долго не мог понять, для чего они всё-таки предназначены.

Их назначение, в конечном итоге оказалось простым, как пояснила ему подошедшая разбитная продавщица – женщина с фигурой молодой девушки и лицом сорокалетней. Она окинула Кулагина опытным глазом и, объяснив, что данный электроинструмент не предназначается для него, скорее для жены, но не для него, осторожно повлекла его к прилавку, на котором были выставлены разные возбуждающие средства. От лекарственных до механических. Среди иных прочих лежало и несколько эротических журналов «Playboy».

Старый пенсионер уже давно не краснел – всё, отчего он мог покраснеть, уже случилось давным-давно, в детстве-юности, но здесь, легкая краска смущения покрыла его щеки. Дело в том, что еще три года назад, он перенес операцию на простате и теперь, любовные утехи были ему совершенно чужды. Так – если только вспомнить молодость, посмотреть на скрытые возможности человеческого тела, скорее удивляясь, чем возбуждаясь. Но для этого у него было несколько порноокассет, которые он под настроение иногда просматривал на старом видеомагнитофоне «Панасоник».

Опасаясь назойливости продавщицы, которая явно заскучала в магазине одна – наплыва покупателей не предвиделось, Кулагин поспешно ретировался. Больше он в этом магазине не появлялся, хотя и ходил какое-то время по улице, читая вывеску – «Интим-салон», и вспоминая увиденное с чувством неловкости и опаски.

Но однажды…

Как-то он вышел на улицу. Накрапывал мелкий осенний дождик, был сентябрь, однако промозглый холод еще не взял в плен улицы его родного города – вокруг только осенняя сырость, слякоть и дождь. Иван Иванович поежился, чувствуя, как противный холодный воздух коснулся его лица, кистей рук, добрался, словно полицейский, проводящий досмотр отдельных мест тела, и до ног. Он с удовлетворением подумал, что не зря надел на голову утепленную кепку и прихватил зонтик. В такую погоду подхватить простуду – как нечего делать, а у него и так болели суставы ног, и застудить их сегодня не входило в его планы.

Подняв воротник куртки, и раскрыв зонт, Кулагин медленно пошел вдоль привычной и такой знакомой ему каждым своим закоулком улицы. Народу в этот сырой, дождливый день на улице было немного.

Он шел какое-то время пока не поравнялся с «Интим-салоном». Неожиданно дождь усилился, поднялся ветер и крупные капли, словно водяные стрелы, пущенные рукой бога дождя, с силой устремились в него, попадая на брюки ниже колен и увлажнив края куртки. Зонтик в таком случае не был помехой дождю, он защищал только голову и плечи, и то, чего опасался Иван Иванович – намочить ноги и обострить тем самым болезнь суставов, вдруг стало вполне реальным. Надо было где-то спрятаться, причем срочно.

Итак, хочешь не хочешь, а ему придется идти в этот чертов салон для озабоченных. Он поднял глаза на вывеску и вдруг остановился от удивления. Вместо «Интим-Салона» красовалась другая надпись: «Для людей почтенного возраста». Так было написано на ней.

«Странно, – подумал Иван Иванович, отчего-то связав новую вывеску со старым содержанием, – что бы это значило? Они что, хотят нас, старичков, заинтересовать этим самым делом?»

Он весело хмыкнул. Ему представилась длинная очередь престарелых мужчин и женщин, разбирающих фаллоимитаторы и разные возбуждающие снадобья. Тем не менее, ему стало любопытно. Он подошел к двери, сложил зонтик, аккуратно стряхивая с него капли, и вошел внутрь.

Там всё изменилось. Вместо стеллажей и длинного прилавка с продукцией эротического характера, он увидел ярко освещенное помещение. Вдоль стены стояло пять кожаных кресел перед зеркалами, что очень походило на парикмахерскую. Однако на тумбочках, стоящих с правой стороны от каждого кресла, машинок для стрижки волос Кулагин не заметил.

«Наверное убрали внутрь, – подумал он. – Вот оно что! Теперь тут будет социальная парикмахерская для людей моего возраста, дешевая. Прекрасно, прекрасно! Хоть здесь можно будет сэкономить, а то куда годятся нынешние цены – ломят за всё, что ни попадя».

– Извините, вы к нам?

Прозвучавший из-за спины вопрос, заставил обернуться Ивана Ивановича. Перед ним стоял молодой человек невысокого роста в темной кожаной куртке, джинсах, с короткой стрижкой. Его лицо источало ту энергию молодости, когда кажется, что всё доступно и все возможно, когда хочется изменить мир. Отсюда быть может, некая суетливость и поспешность в словах и жестах, которые эти молодые люди используют. По крайней мере, так подумалось Ивану Ивановичу.

Этот молодой человек, молодой бизнесмен, источал сгусток энергии, казалось, она брызгала из него во все стороны, как кипяток из кипящего чайника.

– Вы к нам? – повторил он свой вопрос, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– А у вас тут парикмахерская? – с любопытством спросил Иван Иванович.

– С чего взяли? – удивился парень, и брови его полезли вверх.

– Я смотрю здесь кресла, как в парикмахерской… – начал объясняться Иван Иванович, – но персонала нет. Только набираете?

– Собственно…нет, – ответил ему молодой хозяин, – у меня полный штат. Я и айтишник, мы вдвоем.

– Значит, вдвоем будете работать? – уточнил Кулагин, не понявший, что означает слово «айтишник», но решивший, что это означает нечто серьезное типа визажиста, – позвольте поинтересоваться вашими ценами.

– Я еще не установил ценовую политику, – несколько напыщенно ответил молодой человек. – Но вы можете стать первым клиентом. А первым клиентам всегда скидка. Лёха, я правильно говорю? – молодой человек обратился к появившемуся в зале салона парню в джинсах и потертой майке, который, видимо, и назывался айтишником.

У Лехи был задумчивый вид, он держал в руке отвертку и длинный провод с телефонным разъемом на конце.

– Точно, Дим, – рассеянно сказал он, и Кулагину показалось, что Алексей не услышал вопроса, ответил автоматически.

– Ну, я не знаю, – засомневался Кулагин, – а опыт у вас есть? У меня хоть и небогато с волосами, но я бы не хотел, чтобы меня обкорнали, как муниципальщики деревья по весне.

– Да нет, – засмеялся Дмитрий, и Иван Иванович обратил внимание на то, что голос у него был высоким, можно сказать звонким, – мой салон не по этой части, у меня другой бизнес.

– А, понятно, – сказал Кулагин, хотя, на самом деле, ему было ничего не понятно. – Ну, пока, пошел я!

Молодые люди переглянулись.

– Может, все-таки хотите попробовать? – настойчиво предложил Дмитрий, – посмотрите, что за бизнес?

Заметив нерешительность на лице пенсионера, он добавил:

– За первый сеанс денег не возьму.

Тут Кулагина взяло любопытство. Если это не парикмахерская, тогда что? Не центр ли какой-нибудь релаксации с употреблением кальяна или, того хуже, наркотиков? Он недавно смотрел по телевизору какой—то жуткий сюжет, как завлекали молодежь в такие забегаловки, приучали к наркоте, а потом обирали их родителей. Но он-то пенсионер, с него немного возьмешь. Хотя… если у этих бандитов, как он окрестил наркоторговцев, настали трудные времена, они могли переключиться и на пожилых. И вывеску еще нацепили «Для людей почтенного возраста»!

Видимо на лице Ивана Ивановича отобразилось нечто нехорошее, поэтому Дмитрий поспешил сказать:

– Не подумайте чего плохого. У нас всё легально, имеются все разрешения – пожарного надзора, санэпидема. Ну, так как?

– А что вы мне предлагаете, если не стрижку?

– Понимаете… – Дмитрий замялся и нерешительно глянул на своего компьютерщика, – мы предлагаем такую услугу, как путешествие в прошлое. Вы видели фильм «Вспомнить всё» со Шварценеггером? – этот вопрос Дмитрий задал, посчитав, что фильм, выпущенный в конце восьмидесятых, Иван Иванович мог видеть.

– Видел, – коротко ответил Кулагин, который, хотя и не принадлежал к поклонникам творчества Шварценеггера, но этот фильм, действительно, смотрел. Он даже был у него на кассете.

– Если видели, значит, наверное, помните, что ему предлагали виртуальное путешествие с любым сюжетом: любовное, в качестве шпиона…

– Типа машины времени? Но машину времени никто не изобрел – это золотая мечта человечества! И вообще, не морочьте мне голову!

– Нет, нет, без машины времени. Вы будете путешествовать в кресле, не выходя их комнаты. Так что для вас никаких напрягов не будет.

– Значит, вы хотите меня отправить в такое путешествие, как в фильме? Будете колоть уколы…

– Не совсем такое, но подобное, и уколы колоть не будем. Это путешествие по приятным воспоминаниям.

– Воспоминания, приятные? А почему вы сами не путешествуете?

Иван Иванович с подозрением посмотрел на Дмитрия, ожидая какого-нибудь подвоха.

– Помилуйте! – засмеялся Дмитрий. – Мне тридцать лет, в моем возрасте все воспоминания приятные, поэтому мне туда отправляться нет смысла. Это актуально для вас, я имею в виду, людей преклонного возраста. У вас же есть, что выбрать, что вспомнить хорошего, вы прожили большую жизнь…

– Это так! – согласился Кулагин. – Много было всего: и хорошего, и плохого…

– Ну, вот видите! Так как? Кстати, вас как зовут?

– Иван Иванович.

– Видите, Иван Иванович, что я прав. Вам есть из чего выбрать. Давайте, садитесь в кресло, сейчас попробуем.

В это время в их разговор вмешался Алексей.

– Дим, можно тебя на минуту?

Хозяин салона пошел к нему, они отошли в угол комнаты и Алексей, вполголоса, так, чтобы не слышал Кулагин, спросил:

– Слушай, ты чего торопишься? У меня аппаратура еще не до конца отлажена, программное обеспечение не проверено. Мы же не знаем возможностей наших девайсов. Вдруг где-то сбоит? Не успеем открыться, а уже начнутся претензии! Глянь на этого старикана. Как всё выспрашивает, выпытывает! Они вообще вредные, эти старые люди, я по своей бабке знаю.

– Леха, все будет путем! Начнем с него, – Дмитрий оглянулся, посмотрел на Кулагина, нерешительно стоявшего у выхода, – старые они, конечно, вредные, но у них есть большое преимущество. Старые люди любят поговорить, поэтому, если у нас все прокатит, то Иван Иванович проведет вместо нас рекламную компанию. Сечешь? Хоть на этом бабки сэкономим, а то надоело платить откаты.

Сказав это, он вернулся к престарелому клиенту.

– Ну, что, Иван Иванович, надумали? Первый сеанс бесплатно, как я уже говорил. Пользуйтесь халявой, а то потом, когда к нам будут очереди – так просто не попадете.

– А что нужно делать, Дима? – спросил Иван Иванович, у которого любопытство перевесило осторожность.

– Садитесь! – Дмитрий указал на ближайшее к нему кресло. – Садитесь и закрывайте глаза. Мы наденем на вашу голову небольшой шлем и подключим его к аппаратуре.

– А как я, собственно, найду нужные воспоминания, какая технология?

– Всё очень просто. Садитесь, закрываете глаза и вспоминаете то, что вам было приятно, что произошло когда-то. Ну, я не знаю… море…любимую девушку…друзей. Есть же у вас что-то, что хочется вспомнить! Эти отрывочные воспоминания будут усилены нашей аппаратурой, и вы их увидите так, как будто наяву, как будто вы вернулись в то время. Так что не пугайтесь реальности воспоминаний – на этом и строиться наш эффект удаленного присутствия. Это если говорить компьютерным языком.

Дмитрий произносил слова вполне убедительно и Иван Иванович поверил. Да, ему было интересно. Если все, что говорил молодой человек, окажется правдой…

Но тут он задумался. Какие из ярких, приятных для него воспоминаний он мог бы вспомнить и возродить в своей голове? Так с ходу это сделать трудно, надо поразмыслить спокойно, без спешки, но… время не терпит. Вряд ли этот молодой бизнесмен будет ждать конца его самоанализа.

Кулагин, на самом деле не верил, что предлагаемое ему путешествие в воспоминания, такое, и в том виде, в каком ему это описывалось, будет осуществимо. Это мечты далекие от реальности! А молодой человек, скорее всего, жулик и шарлатан. Иван Иванович глянул в сторону Дмитрия, на его приветливое лицо и заколебался.

«Жулик! – подумал он. – Ишь, как лыбиться, расплылся, прям как блин на сковородке. И зубы у него, какие белые, словно у актера. И чего он лыбиться? Рад мне что ли? Да врет он всё, ничего не рад, это сейчас мода такая – всем улыбаться. Улыбается, как дурачок. Не зря у нас была поговорка: «Смех без причины – признак дурачины!», а улыбка – это проявление смеха. Поэтому мы так и относимся к беспричинно улыбающимся людям – с недоверием».

Но потом он подумал, что в принципе, ничем не рискует – денег своих он не платил, никаких бумаг не подписывал, квартиру не закладывал. Это все равно, что участвовать в бесплатной рекламной акции, когда в торговом центре, стоящие со скукой на лице молодые девушки навязчиво предлагают попробовать чай или напиток. Он таких видел. Вот только чай не пробовал.

Тогда не пробовал – сейчас попробует!

Иван Иванович с написанной на лице решимостью, подошел к креслу.

– Вот и чудно! – сказал Дмитрий. – Только вы курточку и кепочку снимите.

Кулагин повиновался и, не найдя поблизости вешалки, положил одежду на соседнее кресло.

Бизнесмен сделал знак Алексею. Тот сходил в другую комнату, потом вернулся с приспособлением внешне похожим на летный гермошлем цвета слоновой кости.

– Это у вас что, мотоциклетный шлем? – спросил, слегка удивившись, Кулагин.

– Типа того, – ответил невозмутимо Алексей. – Мы взяли обычный мотошлем, немного переделали скорлупу – так он назвал наружную оболочку, – да еще визор затемнили. Ну, чтобы свет не отвлекал.

Компьютерщик показал на защитное стекло, которое, действительно было сильно затонированным. Затем они вместе с Дмитрием совершенно спокойно, почти без усилий, надели шлем на голову Кулагина. Шлем был легким, совсем не тяжелым, но слышать стало хуже. Потом компьютерщик подключил провод, торчащий из шлема, к ноутбуку, поставленному на столик перед Кулагиным.

Иван Иванович увидел себя в зеркале, сидящим в кресле, с усталым, но еще не совсем старым лицом. Надетый сверху на голову шлем придавал ему оттенок мужественности, отчего он напомнил сам себе летчика-ветерана, которого забыли списать из авиации по возрасту.

– Сейчас мы включим легкую музыку – как сквозь вату донесся до Ивана Ивановича голос Дмитрия, – и вы получите релакс. Попытайтесь настроиться на нужное воспоминание, а потом всё пойдет само-собой. Забыл сказать – сеанс длиться около часа.

– Хорошо! – Кулагин качнул головой в знак согласия и услышал в наушниках приятную музыку.

Стоявший рядом Алексей опустил защитное стекло шлема, словно отгородил Кулагина от внешнего мира, и у того сразу возникло ощущение, что он находится один в полузатемненной комнате. Наверное, такого эффекта и добивались устроители этого шоу. Одиночество и воспоминания! – ничто не должно мешать процессу погружения в самого себя.

Откинувшись на спинку кресла, Иван Иванович прикрыл глаза, в расчете, что ничего интересного не увидит, зато удастся спокойно поспать. В последнее время его сон несколько нарушился, сделался прерывистым и нестабильным, отчего приходилось рано просыпаться. Невольно превращаясь в жаворонка, Кулагин беспокойно бродил по квартире, не зная, чем себя занять, а недостаток сна добирал днем после обеда, когда его окутывала дремота. Короткий ночной сон – один из признаков подступающей старости. Он смотрел об этом медицинскую передачу по телевизору.

Итак, о чем бы ему хотелось вспомнить?

«Если вспомнить какой-нибудь ресторан?».

Ему сразу представилась тарелка с салатом, бутерброд с икрою и графин с водкой. Он так явственно это представил, что в животе заурчало и захотелось есть.

«Нет, к черту! – подумал он, – надо вспомнить о чем-нибудь другом, более интересном. Жратву я не буду вспоминать. Чего её вспоминать? Захочу – приду домой и накрою себе стол, если приспичит. С водкой, икрою, пельменями. Что бы такое вспомнить?».

2.

Из динамиков, висящих на площади, раздавалась бодрая и энергичная музыка.

«И вновь продолжается бой! И сердцу тревожно в груди! И Ленин такой молодой и юный Октябрь впереди!» – громко пели мужской и женский голоса. А следом неслось: «Да здравствует нерушимый союз рабочих, крестьян и интеллигенции Советского Союза!», «Слава коммунистическому союзу молодежи – верному помощнику партии!».

Молодой Иван Кулагин шел в институтской колонне мимо трибуны, стоящей на центральной площади их города и вмещавшей весь областной бомонд, он нёс портрет одного из членов Политбюро ЦК КПСС. Это был Подгорный – председатель Президиума Верховного Совета СССР. На портрете было изображено толстое глупое лицо, почти двойника правившего некогда Хрущева. Впрочем, тогда Кулагина это мало заботило. Он шел со всеми, испытывая счастливое возбуждение молодости и, что есть силы, кричал «Ура!» вместе со своими однокурсниками. Жизнь была хороша, полна надежд, радости и смысла.

Неподалеку, почти рядом, шла, активно размахивая красным флажком, одногруппница Настя Михайлова. Она тоже улыбалась, смеялась и кричала «Ура». Она нравилась Ивану Кулагину – что-то такое в ней было, что заставляло обращать внимание. Она была насмешливой, временами дерзкой, острой на язык, а в их студенческой группе Михайлова была заводилой, придумывая, как и где провести свободное время. Естественно, когда оно было.

Поначалу Иван стеснялся подойти к ней, познакомиться ближе.

Когда она со смешливым прищуром смотрела на сверстников, молодых ребят его возраста, накручивая выбившуюся прядку светлых волос на палец, то казалось, что она видит перед собой тупых баранов, дебилов, недостойных её внимания. Словно она попала в их общество чисто случайно и вынуждена терпеть его, это сообщество примитивных личностей, в силу непредвиденных обстоятельств.

Кулагину казалось, что едва он к ней подойдет с каким-то вопросом – она тут же его отбреет – отпустит на его счет едкую шутку или грубо и безжалостно высмеет. Да мало ли что она может сделать? В унизительное положение можно попасть из-за пустяка, а он, Кулагин, не хотел выглядеть в глазах окружающих слабаком и неудачником. Оттого, наверное, сторонился её. К тому же про неё рассказывали всякое. На факультет ходили разговоры о том, что она смело обращается с мальчиками. Или мальчики с нею.

Когда Кулагин учился в школе, одна из девочек забеременела в шестнадцать лет незадолго до выпуска. При вручении выпускных аттестатов важная, безупречного вида директриса, вызывала выпускников к трибуне и торжественно вручала документ. «А вот идет хороший мальчик Олег, – говорила она об очередном ученике, направлявшемся к ней, – он активно участвовал в общественной жизни школы». Или: «Хорошая девочка Лена, училась хорошо и всегда была отличницей». И так далее, в том же духе.

Едва очередь дошла до беременной малолетки, вручение аттестата прошло в гробовом молчании – молчала директор, молчал и зал – выпускники и родители. Эта гнетущая атмосфера запомнилась Ивану надолго, и он не хотел бы её ощутить снова. А еще менее хотел бы оказать в центре внимания в связи с подобным событием. Обрюхатить сверстницу – большого ума не надо!

Тем не менее, слухи о Насте были смутные, ничем не подтвержденные – Иван только видел её несколько раз со студентами старших курсов и больше ничего. Разве это говорило о чем-то таком, нехорошем?

Ходящие слухи, ореол смелой, развязной девчонки, привлекал и отталкивал Кулагина одновременно, наверное, так порок привлекает к себе неопытных юношей. Он только издалека поглядывал на Михайлову и когда они случайно встречались глазами, быстро отводил свой взгляд.

Его приятель Борька Ступин, заметив, что Иван неровно дышит в сторону Насти, предложил их познакомить поближе на одной из студенческих вечеринок – очень часто эти собрания проходили у него в квартире, пока родители были на даче. Но Иван, то ли от робости, то ли от чувства неловкости отказался от помощи приятеля.

Борис на него обиделся: «Ты чего понтуешься? – спросил он. – Я же тебе, дурачку, помогаю. Не хочешь с Настькой, давай с другой гёрлой познакомлю?». «Нет, не хочу!» – только и ответил Кулагин, ничего не объясняя. Он вел себя так, словно был студентом-отличником, далеким от обычной студенческой жизни с её попойками, приключениями, побегами с лекций и сдачей зачетов на нетрезвую голову. С бурными романами между однокурсниками, а нередко и молодыми преподавателями.

Своим поведением Иван очень походил на тех студентов, которые были активистами и принимали участие во всех общественных мероприятиях, будь то митинги или уроки памяти, посвященные фильмам о войне вроде «А зори здесь тихие», или идеологические компании с гневным осуждением диссидентов или фашисткой хунты в Чили. У них были такие активисты на факультете и обычно их выбирали в бюро или комитет комсомола, как Игоря Мордвинова, которого Иван знал еще по своей школе.

В институте его бывший однокашник продвинулся далеко, гораздо дальше, чем в школе, где скромно читал политинформации перед началом уроков, в институте на первом курсе его выбрали факультетским секретарем комитета комсомола.

На молодом лице Игоря Мордвинова тут же появилось выражение деловитой важности, а глаза сделались поверхностно внимательными – такой взгляд был обычно присущ комсомольским бюрократам.

Как и его комсомольские начальники, Игорь грезил о будущей партийной номенклатуре, поэтому и одевался соответствующе – всегда костюм, белая рубашка и темный галстук. На лацкане пиджака комсомольский значок. Он любил подойти к комсомольцам с показным дружелюбным видом, похлопать по плечу, завести разговор на общие темы. Весь его облик излучал уверенность и позитив. К Ивану Мордвинов тоже подходил, но никогда не вспоминал об учебе в их школе.

Итак, Кулагин походил на студентов-отличников, но разница была в том, что походил он только своим поведением – был скромным обычным студентом без залетов. Однако отличником никогда не числился и, к тому, же был далек от всех этих активистов и их мероприятий. Наверное, поэтому, он никогда в выборные комсомольские органы не попадал, хотя Мордвинов поначалу и приглядывался к нему – как-никак, учились в одной alma mater.

Шло время, закончился первый курс, начался второй. Настя Михайлова нравилась Ивану всё сильнее. Постепенно он узнавал её лучше и лучше. Она оказалась совсем не злой – её шутки выглядели защитной реакцией на злые шутки окружающих. Она была начитанной, ценящей в парнях наличие юмора, ум, порядочность. А он ведь и был таким! По крайней мере, Иван так о себе думал.

Учиться на факультете энергомашиностроения машиностроительного института, было довольно сложно. Куча технических дисциплин, сопромат, устройство газотурбинных двигателей – все это не доставляло столько проблем Ивану, как гуманитарные предметы. Особенно ему докучала марксистско-ленинская философия и история партии.

Историю философии Кулагин с грехом пополам осилил и сдал зачет. А вот по диамату и истмату у него были проблемы. Три закона диалектического материализма, придуманные философами и обобщенные Марксом, вызывали у Ивана зевоту и скуку. Он не любил абстрактные вещи – ему нравилась конкретика – конкретные узлы и агрегаты двигателей, конкретные законы физики. А Гегель, Маркс? Нет, это не для него.

История партии тоже была скучной. Первый съезд РСДРСП, второй, пятый, двадцатый… Кому это нужно? Кто кого выбирал в ЦК, кто был кооптирован. Разве это интересно?

У Насти, напротив, хорошо шли гуманитарные науки и со скрипом технические. Иван пару раз, превозмогая внутреннюю робость, обращался к ней за помощью, и она ему помогла, а потом Настя попросила помочь его. Так они и сблизились.

Сейчас они шли вместе в одной институтской колонне, отмечая 7 ноября – праздник Октябрьской революции. Заканчивался 1973-й. Год бурный, неспокойный, отмеченный войнами и кардинальными изменениями.

В этот год всесильная Америка признала, что проиграла войну во Вьетнаме. В этот год СССР чуть не вмешался в войну с Израилем, вступаясь за Египет и Сирию, которые терпели поражение после своего неудачного вторжения на Синай и Голанские высоты.