Дневники фаворитки

Мне ни разу не приходилось сидеть в одном седле с мужчиной. Рука короля поперек моего тела напомнила о ночи, когда он так же прижимался ко мне. Несмотря на стылый ветер, я чувствовала, как загорелись щеки. Не знаю, думал ли о том же Таллен, но его ладонь чашей сомкнулась на моей груди, и пальцы ощутимо сжали сосок.

Его Величество не стал понукать коня, и мы доехали до поворота не торопясь.

***

Я не узнала Дикрея. Он не мог быть тем человеком, которого привязали к колесу: стянутые в высокий хвост волосы, угольно-черные полосы поперек лица, жилет из кожи, такие же штаны – он ничем не отличался от тех мертвых грабителей, кого стаскивали в одну большую кучу.

– Познакомься, Милена. Это Гуль.

Я поискала глазами знаменитого разбойника, но пальцы короля на моем подбородке повернули голову в нужную сторону.

– Дикрей?!

Мой любимый, мой жених, кому в храме, сказав «да», я вверила всю себя, оказался тем самым главарем, на которого король объявил охоту. И тут я поняла, что вовсе не из-за диких уток Таллен месил болотную жижу, иначе откуда вдруг взяться военному отряду? Он ловил Гуля, на счету которого не один разграбленный обоз, не одна загубленная душа. Какими же грязными оказались те деньги, что легли на стол в качестве выкупа за глупую невесту!

– Выбирай, – произнес король – его губы были у моего уха, – останешься с ним, и тогда я его не повешу, или отправишься со мной, но полностью подчинишься моей воле. Скажу умереть, умрешь.

– Я отказываюсь выбирать, – на раздумья хватило мгновения. – Никто на свете не заставит меня жить с убийцей, но и палачом ему я не стану.

– Думаешь, король не убийца? – даже голос Дикрея изменился. Дрожь пробрала меня до кончиков пальцев. – Спроси у него, сколько невинных погибло в огне, когда он загнал нас в Сабуры?

О пожаре, случившемся весной, когда за болотами выгорело пятнадцать дворов, не говорили разве что груднички.

– Я ничего не слышу, – я закрыла уши руками. Не знаю того человека, что привязан к колесу. Не знаю, а потому не верю.

Король развернул коня, довез до кареты.

– Ты можешь спасти его и вернуться домой. Я отпущу тебя.

– Вы освободите Дикрея?

Король отрицательно покачал головой.

– Его выбор невелик: виселица или пожизненная каторга. Говорят, ты любила его так сильно, что готова была ждать годы, пока он не соберет за тебя выкуп. Если захочешь, я разрешу тебе поехать с ним. На рудниках тоже живут. Живут, как умеют.

Я закрыла глаза. Ветер трепал волосы и кидал их в лицо.

– Вы уже знали, что Дикрей и есть тот самый разбойник Гуль, когда…

– Когда заявил о праве первой ночи? – король собрал с моего лица волосы, придержал, не давая ветру разметать их. – Нет, не знал. То решение было внезапным. Я даже не заметил, кто из сидящих за столом жених. Я видел лишь девушку в белом. Чистую, светлую…

– … и намеренно испортили ее чистоту…

– Ты танцевала. И я возжелал тебя.

– Когда вы поняли, что он Гуль? – я опасалась ступить на скользкую тропу.

– Мои люди заметили, что твой брат расплачивался с поставщиками вина фальшивыми вирами – добыча Гуля из подосланного нами обоза. Достаточно было спросить, как золото попало к лорду Гавару.

– Выкуп за меня? – догадалась я. И здесь ложь.

– Мы никак не могли вычислить, кто прячется за личиной Гуля. Понимали, что местный: знает все ходы-выходы, знаком с торговым делом. Хитрый, подлец. За три года ни разу домой не наведался.

– И вы беспомощную меня оставили в руках разбойника?

– Но я же вернулся?

– За перчатками.

– Вчера мы еще не догадывались, на чью свадьбу попали. Это выяснилось гораздо позже. Помнишь, я говорил, что отправил человека уладить твои дела? Я ждал его в условленном месте, и пока ты спала, мы успели побеседовать.

– И послали военный отряд…

– А что было делать? Ждать, когда разбойники нападут первыми? Дикрей кинулся в болота сразу, как только мы уехали. Мои люди его выследили и атаковали с тыла.

– Засада напоролась на засаду. А я оказалась в роли приманки.

– Нетрудно было догадаться, что месть погонит Дикрея за тобой. В усадьбе он не посмел бы открыть рот – крестьяне подняли бы разбойников на вилы. Никто не хочет повторения пожара в Сабурах. Но все произошло, как и ожидалось. Подлость – второе имя Гуля. Он намеревался напасть на карету, сопровождаемую горсткой охотников. Тридцать против семерых.

– И вы хотите, чтобы за таким мужчиной я пошла на каторгу?

– А как же любовь до смерти? Я читал клятвы, записанные на страницах храмовой книги, – Таллен похлопал по карману камзола.

– Моя любовь умерла еще там, в спальне, когда он меня насиловал, – я опустила глаза.

Король спрыгнул с коня, помог спуститься мне. Задержал в своих руках и медленно-медленно поцеловал. Его губы были холодными, как и пальцы, которыми он обхватил мое лицо.

– Ну, так как? Домой или со мной?

– Дома меня опять продадут, – ноги мерзли, и я топталась на цыпочках. – И неизвестно, кто достанется в женихи на этот раз: очередной разбойник или старикашка. А вас я более-менее знаю…

– И будешь довольствоваться ролью любовницы?

Король женат, и не мне, нищей дворянке, составлять конкуренцию королеве.

Я дотронулась рукой до живота. Таллен понял.

– Поживем – увидим, – сказал он и приглашающим жестом указал на открытую слугой дверь.

Я кивнула и полезла в карету. Поживем – увидим.

Глава 4. Драконий замок

Когда мы проезжали мимо места разгрома Гуля, телегу уже поставили на колеса и в нее грузили мертвецов. Причем страшной работой занимались не королевские воины, а оставшиеся в живых разбойники. Дикрея я больше не видела. Не сказать, что я стала к бывшему жениху равнодушна: любовь к нему сменили разочарование, обида и даже злость. Мне было жалко того вечно голодного, недосмотренного мальчишку, который воровал у Чесити пироги. Того вихрастого непоседу, вылавливающего в пруду головастиков, или смешно передергивающегося, когда незрелое яблоко оказывалось очень уж кислым. Когда он превратился в головореза? Виноват ли в том мой брат, невольно толкнувший незрелого юношу на преступление? Или пренебрежение к чувствам людей жило в нем всегда? Вспомнить того же старика Хора или пыхтящую от переполняющей ее обиды кухарку, когда мальчишка не только своровал пироги, но еще и надкусил те, что не мог унести? Я ведь знала, что мама строго спросит с Чесити, и толстуха будет тайком вытирать слезы… Так почему я смеялась над шалостями Дикрея? Как я вообще в него влюбилась? Была бы я так увлечена сыном купца, если бы он оказался благовоспитанным юношей, носящим под мышкой увесистую книгу и говорящим заумные слова? Неужели дерзкие, отчаянные, напористые мужчины будут всегда привлекать нас, романтических барышень? Неужели мы сродни мотылькам, летящим в пламя?

Я закрыла лицо ладонями, вспомнив, как навела банду на несчастного вдовца Кархаля. Так смею ли я судить Дикрея?

Нет, я не ищу оправдания его поступкам, я пытаюсь понять прежде всего саму себя. Возврата к прошлому не будет. Дикрей – это боль, которая исчезнет не сразу, а возможно и никогда, если у меня родится дитя. Вольно или невольно я буду искать в ребенке черты того или другого мужчины.

Святая Далия! Поддержи свою неразумную рабу и защити!

***

Мы ехали весь день и всю ночь, останавливаясь лишь для того, чтобы размяться и наскоро перекусить. Почти не разговаривали. Я перебирала, словно надетые на нитку бусины, события, перевернувшие мое сознание, а король… Я не знаю, о чем он думал, но иногда ловила на себе изучающий взгляд, от которого хотелось спрятаться под покрывалом. Когда я укладывалась спать, благо сиденье было достаточно широким, король еще находился в карете, но наутро я его не нашла. И отряд наш значительно поредел: остались пара слуг и тот самый всадник-медведь.

Я подергала ручку двери, он грозно глянул из-под насупленных бровей.

– Мне бы под кустики, – произнесла я без надежды, что меня услышат через толстое стекло. Но Вокан понял.

– Потерпи. Совсем скоро выдадут тебе ночную вазу. С комфортом проведешь время, – он указал плеткой куда-то вверх, и я различила на фоне блеклого осеннего неба башни замка – он подобно орлу, распустившему крылья, восседал на блестящей от прошедшего дождя скале. Дорога шла в гору, и карета скрипела, как грубо сколоченная крестьянская телега. Конь Вокана всхрапывал и припадал на задние ноги. Устала, должно быть, лошадка. Еще бы, такого бугая везла на спине.

– Драконий замок! – произнес Вокан и счастливо рассмеялся. Конец пути.

Узкий мост над пропастью заставил вцепиться в сиденье. Казалось, какое-нибудь из колес непременно соскользнет, и я так и не увижу обещанную ночную вазу.

– Велица! Принимай! – зычно крикнул наш медведь и неожиданно легко соскочил с коня.

За спиной громыхнула решетка, и поднявшийся мост надежно запечатал единственный выход из крепости. Во дворе, из-за небольшого размера больше похожем на колодец, не смогли бы разъехаться две кареты. Замок смотрелся так, будто древние каменщики выбрали скалу и отсекли от нее все лишнее, но не пожалели времени на строительство внешней зубчатой стены да многочисленных башен, протыкающих шпилями низко плывущие облака. С барельефа над главным входом на нас глазел каменный змей. Его чешуйчатое тело вилось кольцами, раскрытая пасть являла раздвоенный язык, и все это устрашающее великолепие венчали два перепончатых крыла, весьма похожих на кузнечные меха, с помощью которых дядька Рокай раздувал пламя. Стоило мне покинуть карету, как дракон сосредоточил свой взгляд на мне, и, куда бы я ни отходила, не спускал с меня глаз. Жутко до озноба.

Но вскоре мне стало не до каменного изваяния: из распахнувшихся дверей вышла женщина, размеры которой ввели меня в трепет. Она была выше Вокана на целую голову и шире чуть ли не вдвое.

– Моя дракониха! – подкручивая ус, произнес бородач и озорно подмигнул мне, не скрывая лучащуюся гордость. Дракониха, мало отличающаяся размерами от своего каменного собрата, подплыла (иначе и не сказать) ближе и, обхватив лицо медведя пухлыми ладонями, смачно поцеловала. От моих глаз не скрылось, что Вокан тоже не упустил своего – с любовью огладил объемный зад подруги. То, что она ему не жена, угадывалось сразу, и последующее воркование подтвердило мои предположения.

– Скучала я, – выдохнула Велица, отпуская из своих лапищ медведя. – Не пропадай надолго, Вок, иначе однажды застанешь в моей постели Фурдика.

– Я ему все ноги переломаю, – прошептал бородач, с жадностью оглядывая богатство, натянувшее лиф платья.

– Это кто же обо мне вспоминает? – во двор вышла еще одна примечательная личность. Худой как жердь, с лысиной, обрамленной тонкими, разлетающимися от легкого порыва ветра волосами, длиннорукий и длинноногий, несуразно богато одетый мужчина вышагивал важной цаплей. Сизый от холода нос неудачливого соперника соответствовал длине всего остального. – Никак Вокан пожаловал?

Фурдик изогнулся, чтобы посмотреть, кто прячется за спиной медведя, и, разглядев меня, укутанную в покрывало, но по-прежнему босую, присвистнул.

– Да никак он себе новую игрушку привез? Зря ты, Велица, его лобызала. Ему теперь другие размеры нравятся.

– Не сметь ерничать! – Вокан поднял кулак с зажатой в нем плеткой. И уже более тихо, глядя в лицо нахмурившейся драконихе, пояснил. – Королевская она. Приказано осмотреть, помыть и в чувства привести.

– Как долго в чувства приводить? – подергал в нетерпении ножкой Фурдик.

– С месяц. Не меньше, – Вокан, пальцем подозвав соперника, басисто зашептал на ухо: – Он наверняка знать хочет, тяжелая она или нет.

– Неужели бастард? – деловито ощупал взглядом мою фигуру длинноносый. Я запахнула покрывало поплотнее.

– В том то и дело. Не один он это поле пахал.

– Все! Хватит! – рявкнула дракониха. – Совсем стыд потеряли. Нет, чтобы девку в дом вести, до смерти решили ее здесь заморозить? Не видите, что ли, посинела уже вся!

Поверх покрывала лег такой же объемный плат, снятый с дородного плеча женщины.

– Мне бы обувь какую, – попросила я, семеня за Велицей, – и… эту… ночную вазу.

– Изверги! – она перед входом обернулась и строго перевела взгляд с длинного на широкого и погрозила кулаком. – Небось гнал как безумный, о девке совсем не думал?

– Известно, о ком думал и куда гнал! – хихикнул Фурдик.

– А ты иди, руки мой! – скомандовала Велица. – Девку за тебя я осматривать буду?

– А-а-а кто он такой, чтобы меня осматривать? – я безуспешно пыталась догнать дракониху, ведущую меня по запутанным коридорам. С входом во дворец разрешилась одна из моих проблем – всюду лежали ковры. Ни на ладонь свободного места. Ноги уже не мерзли, но ночная ваза оставалась крайне необходимой.

– Доктор. Лучший во всем королевстве. Он еще батюшку нашего короля лечил. Чтоб ему вольно жилось в небесных чертогах! – Велица сложила ладони лодочкой и прикоснулась пальцами к губам – жест поминания покойника.

Я вертела головой, рассматривая открывающиеся пространства: залы с рядами массивных колонн, поддерживающих тяжелый свод, внутренние сады с вьющимся занавесом плющом, водопады, льющиеся прямо по стенам и образующие у основания естественные лагуны. Чем дальше мы уходили вглубь скалы, тем теплее становился воздух, несмотря на открывающиеся в потолках круглые отверстия, через которые можно было видеть небо и кружащих в танце орлов. Архитектор Драконьего замка был большим затейником.

– Раз господин Фурдик лучший доктор, почему же он здесь, а не в столице?

Велица резко остановилась, и я врезалась в ее мягкий бок.

– Ты о том спрашивать не смей! Не твоего ума дело!

– Ай-яй-яй вам, тетушка Велица, – распахнулась одна из дверей, выходящих в небольшую залу, освещенную Лейреной через круглое отверстие в потолке, и перед нами предстала женщина необыкновенной красоты. Одетая в бархат винного цвета, который выгодно оттенял румянец и сочность губ, она манерно обмахивалась кружевным веером. – Разве можно скрывать то, что новенькая узнает уже завтра? К чему все эти тайны, когда каждый из нас, – черноволосая красавица, шумно сложив веер, ткнула им в Велицу, потом в доктора и Вокана, – находится здесь по прихоти королевы. Сразу поясню нашей гостье, почему мы удостоились столь пристального внимания. Начнем с великой кормилицы, – веер снова перекочевал к Велице и обрисовал ее могучую грудь. – Она возомнила себя матерью всех угнетенных и обездоленных…

– Король с моим молоком всосал…

– Ах, бросьте. Моя грудь тоже была у него во рту, и что?

– Молча смотреть, как Донна со своим братцем преданных Таллену людей по одному изничтожает? Вот скажи мне, где маршал Дудра? – дракониха отмахнулась от веера, чтобы тот не маячил у нее перед носом. – А ведь это он выиграл войну и папеньке Донны морду начистил. Благодаря Дудре золотоносные рудники нашими стали.

– Вот и сидите теперь в скалах, как курица на насесте, и кудахтайте в свое удовольствие.

– Из-за этих проклятых рудников пришлось змею во дворец впустить. Мировое соглашение, чтоб ему… – буркнул Вокан и сплюнул себе под ноги.

– А вы, капитан, околачиваетесь здесь из-за своей тупой песьей натуры. На женщин гавкать нехорошо, тем более на венценосных особ, они могут и хвост прищемить. Как она вам отомстила, а? Ваша жена с детьми при большом дворе, а вы здесь прозябаете. И почему-то ни один из домочадцев ехать с вами в ссылку не захотел.

Бородач нахмурился, но ничего не сказал.

– А вы, доктор Фурдик, хоть и считаетесь лучшим, с хитрой задачкой справиться так и не сумели.

– Я…

– Мало того, еще остальных ученых мужей убедили, что вина в отсутствии детей полностью лежит на королеве…

– С наукой не поспоришь! – истерично выкрикнул Фурдик, вздымая указательный палец в небо. – Никогда в яде не распустится цветок, сколько над ним ни колдуй! Ему чистая вода нужна! А потом, вам ли не знать, что Таллен способен иметь детей…

Фурдик прикусил язык. Наступившая после криков тишина легла на наши плечи тяжелым пологом.

Леди Шер медленно провела ладонью по голове, где и без того волосок лежал к волоску. И показалось мне, что этой женщине без единого проблеска седины гораздо больше лет, чем видится. Может быть даже больше, чем рыхлой Велице.

– А я здесь почему? – спросила я и на всякий случай спряталась за дракониху, поскольку воздух от напряжения потрескивал.

– А ты, деточка, очередная утеха. Миленькая, простенькая, наивная. Вся такая беленькая. То, чего королю не хватает при большом дворе.

Ее привычная язвительность заставила всех выдохнуть. Гроза миновала.

– А как вы с Талленом познакомились? – леди Шер подошла ближе, заставив посторониться хмурую Велицу. Двумя пальцами приподняла мою нечесаную косу.

Я не собиралась распахивать душу, поэтому сказала то, что мог подтвердить Вокан:

– Я была приманкой при поимке разбойника Гуля.

– Видите, нашему королю не сидится в столице. Сам рыщет по лесам и болотам, лишь бы быть подальше от своей женушки.

– Леди Шер, я бы на вашем месте прикусил язычок, – Фурдик нервно подергал ногой. – Что-то вы разошлись. И у стен бывают уши.

– И что королева сделает со мной? Сошлет? Уже дальше, кажется, падать некуда, – леди развела руками, показывая, что не по своей воле оказалась в столь разношерстной компании. – А ты, милочка, не обольщайся, – это опять предназначалось мне. – Месяц-другой, и наскучишь королю.

– И что тогда со мной будет? – от других я вряд ли дождалась бы прямого ответа.

– По-разному случается. Одну, помнится, Его Величество отправили в монастырь, двух других, лишь бы больше не видеть, в дальние гарнизоны…

– Шлюхами? – вырвалось у меня. У медведя дернулся глаз.

– Зачем? Там своих доступных женщин хватает. Не переживай, милочка, король подберет тебе партию из офицеров, и будешь тихо служить со своим супругом.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнула я. Леди Шер определенно хотела укусить меня, унизить. – Тут выбор гораздо богаче: монастырь, офицеры. Мне пока предлагали только каторгу. А вы тоже были у короля кормилицей?

Фурдик не выдержал, прыснул.

– Молчите, Фурдик. Фу! – леди Шер стукнула доктора по плечу веером и, резко развернувшись, удалилась в свою комнату.

– Что я такого сказала? – я дернула Велицу, сверлящую взглядом доктора, за рукав.

– Ты ее рану ножичком поковыряла, – доктор доверительно обнял меня за плечи. – Наша Шер – самая первая любовница короля. Ему матушка сама выбрала фрейлину в учителя. Негоже, мол, принцу где-то на стороне науку обольщения познавать. Вот и бесится теперь. Года не остановить, а фаворитки у Таллена все моложе и моложе.

Получив от Велицы ощутимый удар по спине, доктор тяжко вздохнул.

– Заговорился я с вами. Пойду руки мыть. А ты пока мочевой пузырь освободи.

Глава 5. Безумие

– Не подскажете, а где тут у вас ночная ваза? Мы скоро до нее дойдем? – мне уже было все равно, осудят меня за неприличный вопрос или нет. – Мне капитан Вокан еще в дороге обещал.

– Пришли уже! – погремев ключами, дракониха распахнула соседнюю дверь. Что меня поразило сразу – огромное, занимающее полкомнаты, ложе. М-да.

– Горшок там! – тетушка Велица ткнула пальцем под кровать. – Выносить туда! – она указала на окно.

– Но как?! Прямо за окно?!

– Открыла, выплеснула, закрыла. Ничего сложного. Тут тебе не царские хоромы. И слуг кроме кухарки и ее сына никаких нет. Даже король в Драконьей крепости сам за собой ухаживает. Иногда.

Я не стала дожидаться окончания речи. Сил уже никаких не было. Полезла под кровать и, сбросив покрывало и платок, задрала королевскую рубашку и уселась на горшок.

– Снимай с себя все, купаться будем. Сейчас Вокан воды горячей принесет. Заодно отогреешься.

При этих словах я натянула рубаху на голые колени.

– Да не войдет он сюда. За изголовьем кровати дверца есть, а там лохань на четырех ножках. Слышишь, ведрами гремят?

***

– Какая же ты тощенькая, – всплеснула руками Велица, когда я осталась совершенно обнаженной. Меня трясло от холода, а она не спешила, ходила кругами. – Сисечек вовсе нет, попу одной ладонью прикрыть можно. А это у тебя что за пятнышко? Родинка? Смотри-ка, меченая, значит.

От пристального внимания я вся скукожилась, закрыла грудь руками.

– Ты не стесняйся, откройся. Мы с доктором должны увидеть, нет ли в тебе какого изъяна.

– Если вас послушать, то я один сплошной изъян…

– Тю-ю-ю! Обиделась? Худой назвала? Так то поправимо. Думаешь, я сразу коровой родилась? Тоже, помнится, на плече легко несли, не обделались. Так что не стесняйся, руки разведи. Не к сапожнику в постель ложиться собираешься. К королю.

– Я уже лежала с ним в постели.

– А почему Вокан говорит, что твое поле двое пахали?

– Я замужем тогда была…

– О как! И Таллен тебя от мужа увез? Чем же ты его взяла?

– Жалостью.

Вода оказалась горячей, и я быстро разомлела. Закрыв глаза, полностью отдалась воле хозяйки Драконьего замка и просто наслаждалась процессом купания.

***

– Вот верно я говорю, что с моим молоком Таллену человеческие качества передались. Жалость, сострадание, – вернулась к разговору тетушка Велица, выбирая из набора гребень с редкими зубьями. С сомнением посмотрела на мои спутавшиеся после мытья волосы, вздохнула и налила в ладонь пахучего масла. Я сидела на стуле вся чистая и хрустящая и отчаянно боролась со сном. – Иначе был бы как его отец. Вот уж где настоящий зверь. Прости меня, святой Симор! О покойниках хорошо или никак.

– А сколько Таллену лет?

– Ну, мне сорок пять, ему, значит, двадцать семь. Хорошенький такой родился. Я тогда своего сыночка потеряла, а молока хоть задушись. Вот и пристроили меня к принцу. Королева-то болела все время. Таллену девятнадцать стукнуло, когда она умерла. Где-то через год эту принцессу из Гайрода прислали, Донну. А у него в самом разгаре любовь с леди Шер. М-да. И ведь в матери ему годилась, а как приворожила. Ее старый король сюда приказом услал, чтобы молодым слюбиться не мешала. Но ничего у Таллена с женой не получилось. Она ему чужая, он ей. Донна его в спальне ждет, злится, а он у какой-нибудь из фрейлин в кровати засыпает. Откуда ребеночку взяться? Пришлось дело на государственном уровне решать. Теперь повитухи подгадывают, в какой день Донна забеременеть может, и наш мальчик, хоть умри, но должен свои обязательства выполнить. Иначе война. Вот и сейчас во дворец ускакал. Может, в этот раз получится?

– Много у короля бастардов?

– На моей памяти ни один не родился. Прежде же как было: с кем Таллен спит, та женщина настойку из гиблых трав пьет. Фурдик варил. И здесь варит. Иначе голова с плеч. Руки у королевы длинные. Как так? У нее дитя нет, а у какой-то… прости, милая…здесь волосы в узелок завязались. Ну чистое золото, а не волосы!

– Я ромашкой их полоскала, – я почти заснула, поэтому уже не соображала, что говорю. – А мне Таллен денег на бастарда дал. Но потом мой муж на меня права заявил. Теперь я не знаю, если ребенок родится, то чей он будет: мужа или короля.

– Эх, милая. Не родится у тебя ребеночек. Ты после купания воды из кувшина пила? Пила. Фурдик свое дело знает. Он королю мучиться сомнениями не даст. Его ли – чужой, теперь нет никакой разницы. Через неделю у тебя очередники придут.

– Так что получается? – у меня затряслись губы. Горячая слеза скатилась по щеке и упала на грудь. Сон мгновенно улетучился. – У меня теперь детей не будет?

Нас, женщин, не поймешь. То не хотела ребенка, боясь, что он от разбойника Гуля, а теперь, когда сказали, что не родится, будто живого потеряла.

Велица покачала головой.

– Не допустят. Посмотри на леди Шер. Уж как они любили друг друга! Могла бы родить, но не позволили. А потом уже поздно было. А то, что у тебя дома вышло – так это чистый случай. Не было никогда такого, чтобы Таллен права на первую ночь заявлял да с незнакомыми и непроверенными в кровать ложился. Наверняка корит себя за ошибку.

– А если бы я осталась с мужем и родила?

– Таллен никогда не признал бы дитя своим. Это все равно что приговорить тебя к смерти. Сгинула бы вместе с ребеночком, даже если бы он на мужа твоего походил. Потому и деньги давал, не намереваясь больше появляться. Понесла – не понесла, интересоваться не стал бы.

Вошедший Фурдик оборвал беседу.

Осматривал меня на кровати.

– Так. Раздвинь ноги. Еще. Не зажимайся.

Пальцы его были холодными, а глаза внимательными.

– Так больно? Нет? А так?

– Чуть-чуть. Ой!

– Ну что же…

Мне позволили укрыться. Я смотрела на доктора, как на судью, собирающегося объявлять приговор.

– Нужен половой покой.

– Что со мной?

– Иносказательно – твое поле слишком глубоко вспахали. Я не знаю, кто из пахарей перестарался, но теперь требуется воздержание.

– И это хорошо, доктор. Мне нравится слово «воздержание». После всего, что я испытала и услышала, это мое любимое слово, – я повернулась на бок, положила ладонь под щеку и закрыла глаза.