Ну, здравствуй, жена!

– Открою тебе секрет, – Тиль перешла на заговорщицкий тон, – Тени не различают цветов. Была ты зеленой или красной, мы и не заметим. Наше зрение ограничивается черно-белой палитрой. Вот, к примеру, я помню, что мой любимый пеньюар – розовый, и он необыкновенно хорошо идет к моим голубым глазам и пшеничным локонам, поэтому и предпочитаю день изо дня надевать именно его.

Юля печально выдохнула.

– О! – вскинулась она через мгновение. – Вспомнила! Меня видел милорд в парке и еще дюжина воинов на крепостной стене.

– И они в один голос кричали, как ты прекрасна без пятен кремвиля?

– Нет… Только смотрели вслед…

Тиль Грасси поднялась и обняла расстроенную Юльку.

– Ты еще и холодная как лягушка.

Опустив руку в воду, Тень нахмурилась.

– Почему ты купаешься в ледяной воде?

– Другой нет. И я не знаю, где у вас тут баня. Или хотя бы место, где можно было бы разжечь костерок и вскипятить чайник.

– Баня? Тебе достаточно окунуть амулет в воду, и она нагреется.

– Вот этот? – Юля потянула за цепочку строна.

– Нет, есть специальные, которые применяются в хозяйстве. Их продают в каждой лавке.

– Знать бы, где находится та лавка. И где взять деньги на хозяйство. У меня, кроме этого кольца, ничего нет, – Юля, чтобы не привлекать внимание, еще до распития кремвиля повернула кольцо камнем внутрь. Сейчас же продемонстрировала его во всей красе.

– Оно изумительное, – Тиль оценила блеск бриллианта. – Я думаю, за такое ты сможешь купить всю лавку и соседний трактир в придачу. Откуда у тебя это кольцо?

– Жених подарил… Там, на Земле. Но стоит ли мне его продавать? Когда выйду из комы, вдруг он спросит, куда я дела его подарок?

– Милая, ты уж определись: ты в коме или в Агриде. Одно другого никак не касается.

– А! Я же рискую только в том случае, если окажусь реальной попаданкой, – «успокоила» себя Юля. Она читала фэнтези и знала, какая участь ждет тех, кого перенесло в сказочный мир: попаданцы никогда не возвращались назад. А если она в коме, то кольцо наверняка уже у хозяина. Поэтому ей не стоит волноваться. – Где тут у вас лавка с чудесными медальонами?

– Амулетами, – поправила ее Тиль. – Лавки на большом тракте. Но туда лучше идти с утра. И надень, пожалуйста, шляпу с большими полями, чтобы никто из местных крестьян не догадался, что под мужской одеждой скрывается девочка. Иначе и наподдать могут.

– А может, мне сразу вырядиться в платье какой-нибудь служанки?

– Пойдешь воровать чужое с веревки? – Тень как-то по-особому взглянула на собеседницу. С интересом. Явно не ожидала, что в ее подопечной настолько сильно развита авантюрная жилка. Или может, они с Карторой разбудили вулкан порока? – А если попадешься? У нас с воровками не церемонятся. Десять палок для первого раза. Даже если ты находишься в коме, будет больно. Ты же чувствуешь холодную воду? Значит, и боль почувствуешь. Нет, лучше иди в штанах или в одном из моих платьев, – увидев, что Юля поморщилась, Тень обиженно поджала губы. Она гордилась своими нарядами. Да, они немножко устарели, но все же оставались произведениями искусства. – А впрочем, поступай, как знаешь.

– Меня там не обманут? И будет ли у лавочника столько денег? – Юля опять повертела кистью, на которой сверкнул драгоценный камень.

– Куда это ты ее отправляешь? – в купальне разом стало тесно. Опираясь на клюку, в помещение втиснулась Пьющая Кровь. – За пределы замка? В лавку к этому прохвосту?

– Здравствуйте, бабушка, – Юля присела в корявом реверансе. Отсутствие достаточного места и сползающее полотенце не позволили сделать приветствие более изящным.

– Ясноокая Афарина! В кои века вы покинули свою кровать! – Тиль от умиления всплеснула руками.

– Грасси, не сбивай меня с мысли! – старуха пыхтела. Юля торопливо отодвинула лохань, чтобы прабабушка милорда опустилась на приступок. Та грузно осела, и сложив ладони на набалдашнике клюки, вперилась взглядом в покрасневшую от неловкости Юльку. – Негоже жене Изегера идти без сопровождения. Ты, Тиль, сама с ней пойдешь. И не смейте продавать чужое кольцо! В доме есть чем поживиться.

– А десять ударов палкой за воровство? – забеспокоилась Юля, вспоминая украшенные каменьями фолианты, золотые наконечники пик и прочие богатства, хранящиеся в игровой комнате. Быть битой ей не хотелось. Больно и стыдно. Стыдно больше.

– А кто сказал, что придется воровать? У меня есть личные сбережения.

– Что ты, Картора, такое говоришь? Как мы сможем что-либо дать живым? Вот, Джулия, смотри, – Тиль потянулась к своему уху и вытащила изящную сережку. В полупрозрачном предмете угадывалась целая гроздь драгоценных камней, которые, увы, совсем не блестели, сохраняя лишь свои очертания. – Какой тебе толк будет от этого украшения? Ни на себя надеть, ни продать.

– Глупая! – старуха ударила клюкой Тиль по руке, и милая вещица скатилась на пол. Сноха с криком «Мои любимые!» суетливо опустилась на колени, но Пьющая Кровь и бровью не повела. – У меня есть заначка, которую я сделала при жизни. Так и думала, что в лихие времена она пригодится.

– А у нас настали лихие времена? – Тиль нашла сережку и вдела в ухо.

– А ты как думаешь? – взгляд старухи был до того тяжел, что заставил Юлю засомневаться, не принадлежит ли и она к Убивающим Взглядом. – Твой внук наверняка объявил, что вновь обрел строн, а значит, в замок непременно наведаются как друзья, так и недруги. Роду Ханноров предстоят нелегкие испытания. Поэтому в лавку ты пойдешь вместе с женой Изегера, и выберешь все необходимое для девочки. И кое-что закажешь. Список я подготовила.

Откуда-то из глубин балахона появилась скрученная, словно папирус, бумага, такая же полупрозрачная, как и обе женщины.

– А деньги-то где взять? – Тиль Грасси пробежалась глазами по длинному списку, задержав взгляд на некоторых его пунктах, которые явно вызвали удивление. Брови Тени то взлетали вверх, то ломаной линией сбегались к носу.

– Ты помнишь, где хранятся мои латы?

Тиль кивнула.

– Там же в подвале есть черные доспехи моего мужа. Черные. Запомнила?

Сноха кивнула.

– В них найдешь все, что нужно.

Видя, что старуха желает подняться, Юля протянула ей руку. Пальцы Карторы оказались ледяными. Юля удивилась, ведь объятия Тиль не вызывали озноба. Ее прикосновения были, если так можно выразиться, комнатной температуры.

– Да, девочка. Мне недолго осталось, – старуха переступила через порог. – Магия на исходе, – и, уже не обращаясь ни к кому из присутствующих, с досадой добавила: – А правнук так и не пришел навестить.

Глава 12. Тайна прадедовского гульфика

В подвале было сухо. Пахло пылью и железом. Хоть у входа и торчали загодя заготовленные факелы, зажигать их не стали. К чему свет, если обе путешественницы и так прекрасно ориентировались в темноте?

Юля заметила, что ее дар Видящей набирает силу. Она, не зажигая свечу, свободно читала даже самый мелкий шрифт. Книги в изобилии хранились в игровой комнате, и Юля не отказывала себе в привычке почитать перед сном. Ей, чужестранке, трудно было оценить полезность хранящейся в книгах информации, и почти невозможно отделить правду от вымысла. Взять, к примеру, «Сказки Древнего Агрида». В этих историях, как и в мифах Древней Греции, герои бились с различными чудищами, и Юлька сильно надеялась, что ни один из описанных монстров на самом деле не существует.

Гобелены, развешенные по стенам подвала, испугали и заставили засомневаться. На них все чаще встречались изображения крылатых ящеров, демонов с тяжелыми рогами и неведомых животных, чьи головы усеивали безобразные наросты.

Тиль заметила, как Юлю передернуло у одного из таких «портретов».

– Не бойся, у нас они не водятся. Это жители других миров. Мы, как представители Рвущих Пространство, должны знать, как справиться с аборигенами, если нас закинет на их родину. Запомни, вот эту уродливую кратиру нужно бить между третьей и четвертой складкой на шее, – Тиль показала пальцем на то место на гобелене, в которое должно быть не раз тыкали пикой, поскольку на ткани зияла дыра. – Тогда гадина задохнется и упадет бесформенной тушей.

Кратира напоминала безобидного земного Ждуна, губы которого были собраны в гусиную гузку. Словно он собирался поцеловать взасос.

– Не смотри, что кратира кажется неповоротливой. Нужно быть умелым бойцом, чтобы опередить ее.

– Засосет насмерть? – Юлька решила пошутить. Ну как еще мог убить добродушный Ждун с оттопыренными губами?

– Нет. Вытянет душу. От тебя останется лишь безумная оболочка. Страшная смерть, – вздохнула Тиль.

– А вот это бхарид, – с тканного полотна на Юлю смотрел прекрасный юноша. «Просто обалденный» – такое определение как нельзя лучше подходило к ангелоподобному существу. Юлька даже подошла поближе, поддавшись его завораживающему взгляду.

– Бхарида нужно бить сразу в глаз, – Тень тоже глупо улыбалась, любуясь тщательно выписанным профилем «чудовища». – Иначе не заметишь, как забеременеешь дюжиной обворожительных детенышей. Те женщины, что не устояли против обаяния самца, превратились в наседок, рожающих чуть ли не каждый год. Но говорят, секс с ним прекрасен, и ради этого стоит пожертвовать долгой жизнью.

– И каждый раз дюжина детей? – Юля даже не сомневалась: встреть она бхарида, ее тело определенно выступило бы в роли предателя. Его лик всего лишь выткан на полотне, а внизу живота уже все сладко обмирает. – Хорошо, что в Агриде они не водятся.

– Да, хорошо, – подтвердила с тихим вздохом Тиль. Отчего-то Юле показалось, что в нем сквозило сожаление. – Рвать пространства – опасное дело. Особенно для женщины. Неизвестно в какой мир попадешь. Монстры могут быть как ужасны, так и весьма привлекательны. Да.

Произнеся это, Тиль Грасси до хруста сжала «папирус», где двадцать третьим пунктом значилось: «Показать девчонке гобелены с иномирцами. Дабы ей не взбрело в голову рвать пространства, когда она освоит и эту магию. А она освоит и попытается вернуться на Землю. Я знаю».

Список содержал целый ряд наставлений, которые Юле не стоило читать, поскольку они предназначались Тиль Грасси. И сноха знала, к чему такая настойчивость: Картора боялась не успеть. Ей совсем скоро предстояло покинуть мир живых, и она переживала за правнука, который оказался таким разгильдяем.

– А вот и доспехи свекра, – Тень показала на застывшего на коне рыцаря в полном облачении. Фигура огромного жеребца поражала своими размерами.

Юля обошла постамент, открыв от удивления рот.

– Конь выглядит как живой.

– Он и есть живой, – Тень ласково погладила мохнатую морду. – Шторм спит. Свекор пропал в иных мирах вместе с моим мужем, а потому мы усыпили тех, кто был им дорог. Мы с Карторой долго надеялись, что наши мужчины вернутся…

– Как это, живой?!

Тиль Грасси тронула сбрую, и Юля увидела, что к ней прикреплен диск из двуцветного сплава, на котором золотое светило и серебряный месяц срослись друг с другом как сиамские близнецы.

– Род Спящих берет за свои амулеты огромные деньги, но оно того стоит, – голос Тиль был грустен. – Особенно если в твоем сердце живет надежда. Стоит разъединить Тариллу и Лурус, и конь оживет, словно и не проспал столько лет…

«Тарилла и Лурус – так вот как называются местные солнце и луна», – подумала Юля, а вслух произнесла совсем иное: – Вы любили своего мужа?

Она помнила наставления Тени относительно брачных ночей, но сейчас ей не казалось, что Тиль Грасси была против походов мужа в ее спальню.

– Сначала нет, потом да. Я до сих пор ношу амулет Обожания, – Тиль вытащила из-под кружевного ворота небольшой медальон, который с щелчком открыла. На помещенном внутри портрете угадывалось лицо с характерными чертами нынешнего лорда Ханнора. Глаза, нос, высокий лоб…

– А если такой амулет снять…

– Я не знаю, что будет. Может быть, и не перестану любить. Все-таки Гарсий не был плохим мужем. Но с Обожанием надежнее. Когда-нибудь и ты захочешь такой.

– Чтобы обмануть саму себя? – ответила Юля и тут же спохватилась: – Ох, извините.

Тиль поцеловала медальон и спрятала его в ворохе кружев.

– Обман порой так сладок…

– А у Карторы тоже есть амулет Обожания?

– Нет, ей повезло. Интересы родов Рвущих Пространство и Непобедимого Гестиха совпали с желанием влюбленных, – Тиль Грасси опять вздохнула. Юля не знала, как выразить свое сочувствие, поэтому по-дружески обняла ее. Тень грустно улыбнулась.

Дом сотряс громкий стук.

Юлька взвизгнула от неожиданности.

– Не пугайся. Это Пьющая Кровь напоминает нам, зачем мы спустились в подвал. Когда-нибудь я отниму у нее клюку.

Деньги – монеты величиной с ноготь большого пальца, нашлись через час упорного перетряхивания всех деталей боевой амуниции. Тайник оказался в неожиданном месте – в металлическом гульфике рыцаря. Юля поразилась размерам этой металлической части ровно так же, как до этого обмирала от размеров жеребца.

– Монеты старинные, – Тиль высыпала их на ладонь, не обращая внимания на покрасневшую Юльку, невольно вспомнившую голого Изегера. – Не чета современным. Картора знала, что припрятать. Они сейчас в высокой цене.

Аккуратно ссыпав деньги в мешочек, передала его Юле.

– Все! Теперь спать. Завтра нас ждет…

– Шопинг, – с улыбкой до ушей выпалила Юлька и тут же пояснила: – Поход по магазинам.

Такое занятие любую женщину взбодрит. Даже если она в коме или в неведомом мире.

– Красивое слово. Ш-ш-шоп-п-пинг, – пропела бабушка милорда. Дом сотрясла череда ударов. – Да идем мы, идем!

– Ой, а это что? – Юля остановилась перед сверкающими рыцарскими доспехами. Они сплошь были украшены какими-то письменами и рунами. Шлем венчал ирокезский гребень, конец которого густым хвостом падал за спину. По сравнению с прадедовской амуницией, доспехи выглядели изящными, словно были сделаны для ребенка.

– Они принадлежали Карторе, – Тиль указательным пальцем погладила вырезанный на груди герб в виде двух скрещенных мечей. – Правда, трудно представить, что она когда-то была столь миниатюрной?

Юля стояла, открыв рот.

– Красотища…

– Хочешь примерить? Вы чем-то с Карторой даже похожи.

– Боюсь, у меня случиться приступ клаустрофобии. Меня однажды на МРТ послали, так я не выдержала. Кричала до тех пор, пока не выбралась на свободу.

– Эмэртэ – это тоже доспехи?

– Ну, типа того…

***

Юлька проснулась рано. Еще не встало местное солнце. Но Тарилла и не думала показываться, потому как за окном стадом длинношерстных овец плыли тяжелые тучи. Дождь с упорством барабанщика лупил по жестяным навесам и вместе с ветром, гудящим в камине, исполнял заунывную партию «Тоски». В названии их оперы ударение следовало ставить на вторую гласную.

«Интересно, а зимой здесь холодно? – лениво размышляла Юля, кутая озябшие ноги в одеяло. – Может, пора запасаться дровами? Или попросить, чтобы на эти столбы натянули полог?»

Из исторических фильмов она знала, что кроватные балдахины сохраняли хоть какое-то тепло, а мужчины и женщины надевали на ночь длинные до пят рубашки и ночные колпаки.

«Да что говорить, в Англии испокон веков спальни были холодными. Ничего, и я как-нибудь перезимую».

Подумала и тут же отругала себя, поскольку «как-нибудь перезимовывать» не хотела.

«Пора бы врачам озаботиться моим состоянием. Мама, наверное, уже приехала в Турцию и сидит у моей кровати. Держит меня за руку. А вторую – на своем животе. Ей ведь нервничать нельзя».

Юлька заплакала, жалея себя, маму и ее еще неродившегося ребенка.

– Кто здесь мочит слезами подушку? – Тиль Грасси склонилась над кроватью и поцеловала страдалицу в лоб. Эта нечаянная ласка вызвала еще больший водопад слез, чередующийся всхлипываниями и причитаниями. – Ну что ты, девочка?

Тень прижала Юлю к себе. Она баюкала ее, похлопывая ладонью по спине, но ничего не помогало. Юлькины подвывания вписались в оперную партию ветра и дождя.

«Она там… а я… а у нее ребеночек будет… а я…»

Тогда Тиль запела. Голос ее был неожиданно молод и силен.

Тильри-дум-дум-дум, скачет к нам король,

Тильри-дум-дум-дум, волосы как смоль,

А глаза как синь, губы алые,

Но не любит он. Нежеланна я…

Ему б к той бежать, что нежна как ночь,

От нее иметь сына или дочь.

Но не может он жену вы-би-рать,

Не на ту он строн будет надевать.

Тильри-дум-дум-дум, скачет наш король,

Тильри-дум-дум-дум, волосы как смоль…

– И ваш король тоже не может жениться по любви?

В памяти Юли всплыл образ милорда. Волосы как смоль, губы алые…

– Такая привилегия, должно быть, дана только нищим. Остальные подчиняются сговору родителей.

– Но как же без любви? – Юля во все заплаканные глаза смотрела на Тиль, ждала от нее ответа. На Земле такая привилегия была дана чуть ли не каждому, но и там Юле не повезло. Сговор родителей стал определяющим. Неужели и здесь ей не любить?

– Амулет Обожания. Многие через него утешение находят. Или в детях.

Помолчали, размышляя каждая о своем.

За окном запела какая-то птица, давая всем живущим в крепости понять, что дождь кончился. Ветер покинул каминные трубы и, опьяненный свободой, прошелся по верхушкам деревьев. Сорвал пожелтевшие листья и как мальчишка, играющий в кораблики, погнал их по лужам.

На заднем дворе загоготали гуси и вперевалочку отправились к наполненному едой корыту. Там уже восседал нахохлившийся петух, обиженный на прячущееся за тучами солнце и ту птаху, что опередила его.

– Прос-пал! Прос-пал! – прокричал ему красноперый креклик и кинулся вниз, чтобы ухватить когтями прячущуюся в траве мышь.

Петух, встряхнув огромным гребнем, покосился на красавца-пересмешника и мстительно клюнул в зад кошку, прячущуюся за корытом в надежде придушить какого-нибудь гусенка. Ее злобный вой спугнул мышь, и креклик остался ни с чем.

– Доброе ут-ро! – пропел петух.

– Шопинг, шопинг! – радостно захлопала в ладони Тиль, заставив улыбнуться Юльку. – У нас сегодня шопинг!

– Доброе ут-ро! – еще раз прокричал петух.

И окончательно разбудил Изегера.

Лорд приподнял простыню и, полюбовавшись на круглый зад Эрдис, притянул ее к себе.

День начался.

Глава 13. Такое разное утро

– Где она сейчас? – лорд Ханнор разбил золотой ложечкой скорлупу утиного яйца.

– Надела чудную шляпу и идет в сторону деревни, – Круст подал салфетку, и Изегер промокнул губы. – Все-таки не зря вы назвали ее безумной.

– Что такое? – лорд не донес до рта дрожащий на ложке белок.

– Безумная и есть. Все время разговаривает сама с собой, машет руками, – слуга налил в опустевший бокал молока. – А может, и пьяная. Я приказал запирать подвалы с кремвилем.

Яйцо некрасивым пятном плюхнулось на хозяйскую грудь.

– С чего ты взял, что девчонка пьяна?

– Ее лицо опять зеленое. С утра, видать, набралась.

– За ней кто-нибудь следует? – беспокойство клубочком скрутилось в районе желудка.

– Зачем? – Круст в удивлении поднял брови. – Если найдет приключения на свою… кхм… пусть это случится без нашего участия.

В помещение ввалился Галло, сел, тяжело дыша, за стол.

– Я это… – Кулак с отвращением посмотрел на протянутый Крустом бокал молока, но все же взял, – …приставил к девчонке человека. Мало ли. Вдруг ненароком обидит кто…

– Ты правильно поступил, – кивнул Изегер, смахивая салфеткой с белоснежной рубахи кляксу яичного белка. Круст услужливо пододвинул тарелку с дымящимся бульоном из нежнейшей косули. Запах специй возбуждал аппетит.

– …и не дай Шаагиль, – продолжил Кулак, сглатывая голодную слюну, – если кто-нибудь чужой снимет с убиенной девчонки строн. Ищи-свищи амулет потом…

– Ах, тррух! Ягудова бездна! – Изегер взвился над столом. Круст упал на колени и начал дуть на то место, куда милорд опрокинул кипящий суп.

Галло застыл с открытым ртом.

– Пошли все вон!!! – взвыл лорд Ханнор, отталкивая слугу, а вместе с ним и огромный стол. – Ах ты ж, заррухова стынь!..

Последующие ругательства поглотил грохот бьющейся посуды и покатившихся по полу серебряных тарелок.

Стража сунула в дверной проем сначала пики, потом носы. Мечущий молнии взгляд командира заставил спрятать носы и пики назад. Из помещения на полусогнутых ногах вылетел Круст, следом, стараясь сохранить достоинство, Кулак. Но вспотевшему от напряжения воину сохранять лицо удавалось плохо. Штаны Галло во второй раз с момента появления девчонки в замке отведали угощения с хозяйского стола. С ткани нехотя сползала льебужская икра, и отвратительным коричневым пятном растекался саханский соус.

– Чего я такого сказал? – обескураженно спросил глава охраны. Круст, хватаясь за сердце, махнул рукой.

– Видать, милорд за строн испугался. Действительно, где его искать, когда какой-нибудь бродяга девчонку пристукнет? Продадут, конечно, но кому? А вдруг к леди Витро в руки попадет? Она и спрашивать не станет, сразу женой лорда себя объявит.

– Э, вона как все сложно! Хорошо, что я подсуетился, – Кулак снял со стены щит и, прикрываясь им, отправился в караульное крыло. Переодеваться.

Изегер метался по лаборатории, словно в агонии после укуса ядовитой змеи. Колбы бились, несмешиваемые ингредиенты зелий смешивались, создавая при этом причудливые цвета и запахи, в воздухе скручивались ошметки магии, а вода в бочке почернела и бурлила так, словно под ней развели огонь. Казалось, все вокруг пришло в движение, лишь меч непобедимого Гестиха сохранял спокойствие, равнодушно отражая в начищенном до блеска клинке перекошенное лицо хозяина.

Нет, лорда Ханнора не беспокоила боль, хоть кипящий бульон едва не окатил его мужское достоинство. Изегера мучила ненависть к самому себе.

Как?! Как такое возможно, что он постоянно думает о девчонке? Почему неравнодушен к ее судьбе? Почему переживает за нее? Она же никчемная!

И не сказать, что привлекает его как женщина… Худая, мелкая, зеленая…

Но почему, почему стоит подумать о ней, как в сознании всплывает ее влажный взгляд загнанной косули?

– Какой косули?! – яростно оборвал себя Изегер. – Козы! У нее влажный взгляд козы!

Но от этой поправки не стало легче.

Он, сам того не желая, запомнил тепло и легкость девичьего тела.

Зачем, зачем он поднял ее, плачущую, на руки и перенес на кровать?

Изегер ошалело посмотрел на свои ладони. Сунул их в бочку, но лишь испачкал рубаху. Легче не стало.

«И запах, – в мозг ударило ароматом ее духов. – Тррух! Как же она пахла!»

Нет, боль – это хорошо! Боль заставляет прийти в себя. Не нужна девчонка ему, не нужна! И не пойдет он за ней за ворота. Пусть катится, куда хочет. Нарвется на кулак бездельника из ближайшего трактира, сама будет виновата.

– Заррухова стынь!

Ненависть к себе опять навалилась удушливой волной, но пальцы сложились в привычную фигуру и губы зашептали то, что давно получается без меча или еще какого-либо режущего оружия.

«Разверзнись!»

И пространство, подчиняясь родовой магии, треснуло. В воздухе повисла сверкающая нить, которая начала шириться и расти, словно кто-то острым лезвием полоснул ткань, и теперь она расходилась, чтобы он, маг из рода Рвущих Пространство, шагнул в открывшийся портал.

– Милорд! – двери вдруг распахнулись. – Милорд, беда!

Если бы Изегер не взял себя в руки, сейчас молоденький стражник лежал бы убитый взглядом.

Росчерк ладони по воздуху, и портал исчез.

– Что случилось?

– Восточная стена обвалилась. Есть погибшие.

– Лекарь уже там?

– Нет, ушел в деревню роды принимать.

Изегер не стал переодеваться. В грязных штанах, расстегнутой рубахе, которая за спиной раздувалась парусом, бежал он следом за стражником, напряженно вслушиваясь, как воет какая-то женщина, как перекрикиваются люди, как бряцает оружие воинов, спешащих к стене.

– Пики, пики захватите! – зычно крикнул Изегер. Сейчас только длинные древки с остриями на концах не хуже кованной решетки могли бы послужить запором для зияющей дыры.

«Урийцы не станут ждать, когда пограничники восстановят стену, сегодня же ночью пойдут в атаку. Тррух с ней, с драгоценной магией!»

Изегер был уверен, что ее пойдет немало, но он густо накидает защитные заклинания на острия пик, вставленных в пролом. Ему нельзя допустить урийцев в крепость. Он не хочет оплакивать своих людей. Каждый из них – от главы стражи Галло Кулака до посудомойки Сапуни, важен ему и дорог. Они поддерживали его в минуты отчаяния, не боялись встать плечом к плечу, когда в горы приходила беда, делились коркой хлеба и глотком воды, когда крепость была в длительной осаде. Он… он знал имена их детей…

«Дай Шаагиль, на пиках заслон продержится, а там придумаю что-нибудь. Из города каменщиков выпишу. Пусть кладку укрепят».

И совсем не вовремя сердце лизнула радость, что девчонка ушла в деревню. Бегала бы как вчера по стене, лежала бы сейчас рядом с погибшими, придавленными тысячелетними валунами.