Ну, здравствуй, жена!

– Э-эх, глупцы! Так и сидели бы по разным углам, если бы не прабабушка.

– Нет, но как я смогу? Приду и крикну: «Выходи на бой!»? – Юля спускалась по лестнице, не глядя под ноги. Она все еще переживала последние слова новой знакомой. – Да милорд же со смеха умрет!

– Тоже хороший вариант, – кивнула Тень. – И палкой махать не надо.

Тиль Грасси была какой-то задумчивой. Стучала пальцем по губам и не сразу отвечала.

– Вам бы все шутить. А я буду чувствовать себя убийцей.

– Во сне все можно. Ты же помнишь, что находишься в коме?

Юльке крыть было нечем.

– Не переживай, милая! – обняла ее Тиль. – Как-нибудь все уладится.

– Вот бы знать еще, что ответит Магистр, – Юля лелеяла мысль, что наверняка найдется еще один способ избавиться от строна. Думать о том, чем она будет заниматься в незнакомом мире, обретя свободу, пока не хотелось. «Как-нибудь все уладится».

Тиль растворилась в воздухе, а Юлька, вспомнив о мокром белье, поплелась в игровую комнату за пикой.

– Картора, я не понимаю, почему ты натравливаешь девочку на Изегера, – Тиль стояла перед кроватью, сжав кулачки. Ее лицо было как-никогда мертвенно-бледным.

Свекровь медленно повернулась. Даже будучи Тенью, она не могла себе позволить бегать по лестницам, как стройная сноха. При переходе в небесные чертоги ничего не изменяется. Ни внешность, ни характер.

– Я даю им возможность взглянуть друг на друга по-другому, – старуха с трудом села, подложила подушку под бок. – Могу поспорить на свою клюку, что Изегер не подозревает, что его жена обладает магией.

– Так я сбегаю, подскажу ему…

– Не смей. Неизвестно, чем это обернется. Может, Изегер, узнав, что строн щедро делится с девчонкой знаниями рода, насильно консуммирует брак. А девочка? Ты о ней подумала? Или ты хочешь повторения судьбы Илии?

– Ну, Илия сама виновата. Могла бы жить ради Изегера. Так нет, надо было наложить на себя руки!

– У тебя она всегда будет виноватой. А то, что твой сын, потеряв всякий стыд, даже не скрывал своих любовниц, доставляя девочке, которая, кстати, была в него влюблена, душевную боль, это ты в расчет не берешь?

– Мало кому из нас досталась любовь мужей. В договорных браках она как выигрыш в игре на деньги. Скорее останешься голым, чем повезет сорвать куш.

– Я смогла. И эта девочка сможет.

Тиль Грасси хмыкнула.

– И не криви лицо, – строго произнесла старуха. – Да, я никогда не была красивой, но во мне жил огонь, который притягивал мужчин, как сахар пчел. И я вижу этот огонь в девчонке, одетой как мальчик. Кстати, почему ты до сих пор не подобрала ей платье?

– Джулия – сорванец, бегающий по крепостной стене и прыгающий словно дикая обезьяна. Она еще более нелепо будет смотреться в платье.

Картора немного помолчала.

– Может быть, даже хорошо, что она не носит женскую одежду. Это тоже привлечет к ней внимание.

Тиль присела на краешек кровати. Старуха подвинулась и перекинула одну из подушек снохе.

– Картора, как ты думаешь, откуда в девочке магия? Ведь она с Земли, где нет даже зачатков. Мне кажется, именно поэтому строн не принял первую жену Изегера. Ту самую, которую он так долго искал.

– Кто знает, кто знает… – задумчиво произнесла старуха. – Сколько в нашем мире бастардов, кому досталась от отца хоть какая-то магия? Глядишь, один из них, как и наш Изегер, добрался до далекого мира.

– Почему именно бастард? Вторые-третьи сыновья тоже, как правило, не у дел. Ни строна, ни средств к существованию.

– Если бы отцом Джулии был чистокровный маг, его дар уже проснулся бы в ней. А так… Ты же видишь, что там нет ничего серьезного.

Старуха поигралась с клюкой как с мечом.

Тиль улыбнулась. Она вспомнила семейную байку, которую любили рассказывать на всяком торжестве. Молодая Картора, которая была когда-то стройной и стремительной, завоевала любовь будущего мужа именно тем, что положив его в кровавом поединке на обе лопатки, заставила просить пощады. И руки.

Доспехи свекрови до сих пор хранились где-то в подвале. Тиль даже не забыла, как выглядит выгравированный на нагруднике кирасы герб рода Непобедимого Гестиха – два скрещенных меча, овитых колючей лозой.

Картора постарела, стала Тенью, но до сих пор колюча, как та лоза…

– Да, наш Изегер сглупил….

– Это ты о чем?

– Действительно, – хмыкнула старуха, – о чем это я? Вся его жизнь сплошная глупость. А последняя в том, что он отправил девочку в дом, где живут Тени. Знал бы, что она маг и может нас видеть, сто раз бы подумал.

– А наша жизнь так и текла бы в размышлениях о прошлом…

Глава 10. Камень на сердце Магистра

Магистр сидел в театральной ложе, вот уже без малого сотню лет принадлежащей ему лично. Она уступала размерами лишь ложе короля. Но к чему сильнейшему магу Агрида большая? Не в пример Элькассару Третьему из рода Оживляющих, у него нет семьи. Да и не положена она тому, кто не имеет права передавать свои знания по наследству.

Баргир Син из рода Читающих Мысли, помнил минуту слабости, когда ревел от отчаяния и кидался на стены словно дикий зверь, узнав, что избран следующим Магистром. Звание весьма почетное, но обрекающее на пожизненное одиночество. А он уже строил планы, что возьмет в жены Картору из рода Непобедимого Гестиха. И пусть неукротимая дева любила другого, а кому как не Читающему Мысли знать об этом, но род Син был более древним, чем у Ханноров, а потому отказать ему не посмели бы…

Уже давно Картора стала Тенью, сгинули где-то в чужих мирах ее муж и сын, правнук остался без строна, лишив род последней надежды, а Баргир все еще живет.

Смолкла музыка. В зале раздались восторженные крики и хлопки. Танцовщица, исполняющая главную роль, лучезарно улыбаясь, кланялась.

Магистр оторопело оглянулся. Королевская ложа уже опустела.

«И зачем я хожу в театр, если не смотрю на сцену?»

Надев на голову шапочку без полей, такую крохотную, что едва закрывала макушку, с трудом поднялся. Строны, задевая друг друга, звякнули.

Скоро к ним прибавится еще один.

«Надо бы поторопить Дэйте передать строн покойного отца, – подумал Магистр, оправляя красный балахон, заменяющий и камзол, и плащ. – Вот ведь как бывает: старший сын лорда Витро погиб, следом ушел второй, даже не успев поносить строн, а дочь так и не вышла замуж. Вбила себе в голову, что Изегер должен быть ее, и не отступается. И чем эти Ханноры берут женщин?»

Если бы не значимость зерен саара для магического мира, Магистр отказался бы принимать еще один строн. Итак тяжело. А если вспомнить мучительную боль привыкания к каждому новому амулету тех родов, что остались без наследников-мужчин, так и вовсе становится тоскливо. Благо род Растящих Саар не такой древний и относится к крестьянским, а значит, боль лютовать будет недолго. Всего лишь с неделю потерпеть. Это тебе не строн Ходящих по Воде, когда полгода выл в своей башне и плакал кровавыми слезами.

Когда-нибудь Магистр передаст все амулеты своему преемнику, и уже тот станет корчиться, надевая их на свою шею по одному. Если, конечно, король не проявит милость и не вознаградит свободным строном какого-нибудь отличившегося бастарда. Правда, редко Его Величество позволяет себе такой широкий жест. Поскольку сам в любой момент может безболезненно воспользоваться любым из амулетов, хранителем коих и является Магистр.

«На то он и король. Это я живу, непомерный груз на шее таская, а он захотел – надел, захотел – снял. Без боли, без привыкания».

Откинув тяжелую портьеру, что закрывала вход в его ложе, Магистр прищурился от яркого света.

«И зачем столько магических ламп навесили? Не жалеют свои силы. Глупцы. А потом скулить будут, что на жизнь Тенью не хватает, не отложили должного количества магии, поскольку за государство радели. А на кой государству столько света в театре?»

– Слышал, Ильда Гер любовницей короля стала! – шептались где-то в соседней ложе.

– Не может быть! Она же недавно замуж вышла за бастарда из рода Говорящих с Травами.

– Так ее сам Элькассар отдал, пообещав бастарду строн, если тот глаза на их связь закроет.

– Стал бы король такой сложный ход делать ради танцовщицы, пусть и первой в королевстве. Других полно. Вон у Гарции и ноги красивее, и движения, как у лебедя.

– Сердцу не прикажешь.

– И кем бастард теперь сделался? Какой род возродили?

– Опьяняющих Голосом.

– Иди ты? И зачем танцовщице чудесный голос?

– Ногами долго не подрыгаешь, зерна саара не по карману, а петь можно до старости. Ильда о ней и думает. Знает, что король недолго ее в фаворитках продержит. Сам говоришь, у Гарции и ноги красивее, и…

Магистр кашлянул.

За портьерой затихли.

«Мда… Значит, прежняя фаворитка Элькассара получила отставку, – шаг Магистра стал резвее, словно подслушанное известие прибавило сил. – Надо бы с ней поговорить».

Нет, ничего компрометирующего короля Баргир спрашивать не станет, а вот мысли у обиженной женщины почитает. Там гораздо больше интересного можно найти. Главное, вопросы правильные задавать.

***

– Милорд, гонец отказывается уходить.

Магистр непонимающе уставился на слугу, замершего у дверей.

– Гонец лорда Ханнора, – подсказал слуга. – Ему приказано ответа дожидаться.

– Хорошо, – Магистр поморщился, словно у него болела голова, – определите ему комнату в стражницкой.

«Вот же эти Ханноры, – Баргир швырнул распечатанный конверт к прочим бумагам. Вложенный в него листок выскользнул и замер на краешке стола. – Упрямые, наглые».

Хлопнул ладонями, погасив разом все свечи в кабинете. В темноте думалось легче.

– Значит, строн вернулся… – Магистр с силой надавил зубами на большой палец. Боль действовала отрезвляюще. Забытая с годами ненависть поднялась удушающей волной. Не забыть ему торжествующей улыбки прежнего лорда Ханнора, когда король объявил, кто будет следующим Магистром. И его взгляд на зардевшуюся вдруг Картору. Так ли нужна была она прадеду Изегера или просто хотелось утереть нос ему, последнему из рода Читающих Мысли? И ведь поставил крепкий блок, чтобы Баргир никогда не узнал, кто посоветовал королю его кандидатуру.

Но Баргир узнал.

Разве мог лорд Ханнор догадываться, что король в порыве страсти выложит фаворитке тайные сведения? Вроде бы и не такие опасные, а наоборот, могущие вызвать лишь благодарность к тому, кто подвинул мага на такую высокую ступень, где жизнь отмеривается веками, а не годами. Но… Но если бы не Картора.

– Ты уничтожил мои мечты, я развею в пыль мечты твоего внука. Прикажу, чтобы признал безродную! Пусть она родит ему недоумка, пусть род Ханноров утратит свои позиции, скатившись как можно ниже! – Магистр рассмеялся словно безумный. Уж кому как не ему знать, насколько горяч и горделив Изегер. Да он скорее заставит девчонку наложить на себя руки, чем положит в постель рядом с собой. И это тоже мед на жаждущее мести сердце. – А мы потом ему в вину поставим, что не уберег жену, что допустил ее смерть намеренно! Уж я-то теперь знаю, чей милый ротик напоет опасные мысли королю…

Магистр закружился по комнате в каком-то странном танце. Его балахон раздувался колоколом, цеплялся за книжные полки и ручки кресел. Строны звенели, их цепи путались между собой. Верчение юлой вызвало воздушный поток, который смел со стола послание от Изегера и зашвырнул листок куда-то далеко под шкафы.

– А лучше бы из него сделать убийцу! – от такой страшной мысли Магистр замер на месте. Поднял вверх руку и потряс скрюченным годами пальцем. – И тогда придет конец роду Рвущих Пространство. Кто захочет надеть строн, испоганенный смертью?

Зажглись все свечи разом, и маг кинулся к столу. Схватил перо, вывел нужные слова.

– Позовите гонца, пусть едет назад.

И уже передав конверт и немного успокоившись, Магистр сел в кресло. Побарабанил пальцами по подлокотнику, воскрешая в памяти услышанную в театре мелодию.

– Ты хотел, чтобы все узнали, что строн у тебя, и ты готов прибыть ко двору? Никто не узнает, – улыбка растянула его тонкие, бледные от прожитых лет, губы. – Сгниешь на границе.

Поискав глазами конверт, вызвавший столь сильную бурю чувств, Магистр с особым сладострастием испепелил его. Лишь на миг усомнился, а было ли послание Изегера в конверте? Поворошил документы в стопке, заглянул под стол. И успокоился.

«Даже если бы письмо уцелело, кто бы рискнул рыться в моих бумагах?»

Магистр был уверен, что страх перед сильнейшим магом Агрида любого удержит от необдуманных поступков.

***

По ночной столице шел человек, укутанный в черный плащ. И только тихое позвякивание магических амулетов, что были надежно укрыты под одеждой, могло выдать в нем мага. Но кому придет в голову, что у Сытой реки появился сам Магистр?

Река носила такое странное название не зря. Ее воды были сыты ошметками заклинаний да остатками зелий, что у каждого мага в большом количестве накапливались в лаборатории. Веками в реку сливали бочки с испорченной водой, а потому люди, живущие вдоль ее берегов, насыщались магией. Исковерканной, неправильной, несущей вред.

Выросших на такой воде колдунов пытались выселить, убрать подальше от источника магии, но они словно звери зарывались в норы, еще больше дичая и уже намеренно творя зло. Бывало, что королевская служба, ответственная за искоренение вредных отечеству колдунов, выжигала пещеры и заваливала ходы в надежде, что никто уже не выберется, сгинет без света и воздуха, но Сытый император – властитель отверженных всего Агрида, умело уходил от преследования и вновь собирал вокруг себя подданных. Поговаривали, что он наперед знал, когда придут королевские воины, но открыть имя предателя не удалось даже самому лорду Цессиру из рода Меняющих Лики. А уж о его возможностях шпионажа прослышали даже дикари с островов Каменных истуканов.

– Астримб, – коротко кинул Магистр и открывший ему дверь малый, узрев условный знак – сложенные крестом пальцы, понимающе кивнул.

Молча спускались они по грубо высеченной из камня лестнице. Может быть, и насчитывала та лестница тысячу ступеней, как под горой Валаах, но кости рискнувших спуститься так глубоко лизал вовсе не жар, а жуткий холод.

Малый, остановившись у одной из дверей пещеры, дождался, когда ночной гость войдет внутрь, и растворился в темноте.

Человек, сидящий на возвышении, укрытом дурно пахнущими шкурами, не поднялся навстречу Магистру, хотя узнал его сразу.

Сейчас сильнейший маг Агрида сам пришел к нему, бывшему червю, а потому пусть взирает на Сытого императора снизу. А вот когда у Астримба возникнет нужда в помощи Магистра, тогда и он пораскинет мозгами, согнуть спину или нет.

– Я понял, – Астримб провел рукой по лысой голове, на которой вдруг выступила испарина. И это здесь, глубоко под рекой, где и летом изо рта шел пар. Слишком уж опасна была просьба Магистра. – Сделаем.

– И чтобы ни одна душа, – предупредил главный маг, у которого шея затекла смотреть на Сытого императора, восседающего на троне из шкур. – Вот плата.

На грязный пол упал увесистый мешочек. В нем что-то глухо звякнуло.

Астримб сноровисто скатился с тронной горы и наклониться, чтобы поднять кошель.

Магистр брезгливо посмотрел на влажно поблескивающий череп колдуна.

«Будет падаль знать свое место».

В свете чадящих факелов, которые разгоняли свет только у «трона», оставив углы пещеры в черной, какой-то вязкой темноте, Сытый император вывалил на ладонь содержимое мешка.

– Здесь только деньги, – он поднял изуродованное шрамами лицо. Магистр был намного выше Астримба, отчего тот чувствовал себя еще более уязвленным. – Ты обещал строн Вожделения.

– Получишь после выполнения заказа, – Магистр скривился от отвращения. Изо рта императора пахло так же гадко, как и от его шкур.

Тот же молчаливый малый вывел Магистра наверх. С реки несло гниющей рыбой и отбросами, но этот воздух показался Баргиру морским бризом.

Строн Вожделения попал к Магистру совершенно случайно. Он не значился ни в одном реестре родов Агрида, а потому Баргир Син владел им тайно. Когда-то он на собственной шкуре испытал его действие и теперь точно знал, что строн Вожделения превратит любое чудовище в прекрасного принца. Люди просто не будут видеть истинной сущности носителя.

Как позже выяснилось, строн призвал один из Магистров-предшественников Баргира, который вычитал в Книге Веков, что всякий Магистр способен вернуть чужой родовой амулет, стоит лишь провести сложную магическую манипуляцию с начертанием колдовских символов и окроплением их кровью девственницы.

Баргир интересовался судьбой того Магистра и раскопал, что его постигла безвременная кончина по причине полного магического истощения. Ему даже на Тень магии не хватило, и экспериментатор так и не дождался возвращения амулета рода Дарящих Вожделение.

А вот Баргиру «повезло».

Магистр закрыл глаза, вспоминая тот страшный день. Амулет вернулся в Агрид на шее иноземки через тысячу лет после его утери и в тот самый момент, когда Баргир находился в своих покоях, готовясь отойти ко сну.

Ведьма из далекого мира, в руки которой попал строн в виде двух извивающихся в страсти фигур, не нашла ничего лучшего, чем надеть его на себя.

Сила амулета была столь велика, что Баргир, не ведая того, что перед ним лишь морок, а не пленительная красавица, потерял над собой контроль. Магистр настолько сильно ее вожделел, что не выпускал из своих объятий три дня и три ночи. И оторвался лишь потому, что наступил предел его мужской мощи.

Оставив красавицу лежащей на кровати, Магистр ползком добрался до кабинета и отыскал «Списки забытых родов», где к своему ужасу и обнаружил значение амулета, висящего на груди незнакомки.

Когда он вернулся, женщина была уже мертва, а потому строн легко снялся.

Никогда и никому Магистр не откроет свой секрет. Он до сих пор с содроганием вспоминает изборожденное морщинами лицо ведьмы из мира Кре-Кру, после смерти явившей свой истинный лик. Она, ветхая телом от прожитых лет, умерла, не вынеся неистовых ласк любовника.

И теперь Магистр, выторговав услугу у Сытого императора, даже не думал рассказывать ему о крови на строне. Амулет рода Дарящих Вожделение навсегда сохранит в своей памяти смерть своего последнего носителя – старой ведьмы, которую чрезмерной жаждой страсти нечаянно убил Баргир Син.

«Род Сытого императора итак проклят. Астримб и не почувствует, что за строном прячется смерть».

Глава 11. Банный день

– Милорд, вы заметили, что лицо вашей жены уже не зеленое?

– Не называй ее моей женой. Не дай Шаагиль, кто-нибудь услышит, – Изегер принял из рук Круста простыню, завернулся в нее и потопал, оставляя мокрые следы на каменном полу. Над лоханью, в которой легко поместилась бы семья из пяти человек, все еще стоял пар.

Слуга поспешил следом. Войдя в комнату, достал из шкафа шкатулку, где хранились хозяйские гребни и кожаные ремешки для волос. Вытащил из ножен кинжал, которым Изегер брился последние годы, обходясь без цирюльника, откупорил бутылку с кровеостанавливающим зельем.

Заметив приготовления Круста, лорд посмотрелся в зеркало, потрогал отросшую за три дня щетину, запустил пятерню в спутанные кудри.

– Позови брадобрея.

Увидев, как слуга улыбается, убирая на место кинжал, Изегер нахмурился. Потыкал пальцем синяк.

– Пусть сделает примочку на мою рожу.

В коридоре послышался металлический лязг, и через мгновение в зеркале отразился запыхавшийся глава охраны.

– Милорд, вы видели, что у вашей жены зелень с лица сошла? Как такое могло случиться? И четырех дней не прошло! – Галло Кулак знал, о чем говорил. В пограничном отряде частенько подшучивали над новобранцами, угощая кремвилем, а потом целую неделю потешались над их зелеными усами.

Изегер и сам только что, натирая мочалкой тело, на котором после недавней схватки с урийцами отливали многоцветьем синяки, предавался размышлениям относительно чудесного «исцеления» девчонки. Увидев ее у фонтана, он сразу заметил в ней какую-то странность, но почему-то не сообразил, в чем именно она заключается. В тот момент его больше беспокоило, как бы Дэйте не признала родовой амулет, висящий на чужой шее.

Хоть и пылало лицо «жены» от усиленных занятий, и пот некрасивыми пятнами портил рубаху, Изегер не мог не отметить, что выглядела она гораздо моложе Дэйте. Была какой-то свежей, легкой…

– Кулак, не называй девчонку моей женой. Она недолго ею пробудет, если об этом услышит леди Витро.

Лорд Ханнор скинул простыню, нимало не смущаясь, что его голый зад видят присутствующие мужчины. Галло и Круст привычно отвели глаза. Изегер сноровисто натянул приготовленные штаны, звякнул пряжкой ремня. Через зеркало засек, что старый вояка прячет в усах улыбку.

Галло тоже не сомневался, что вечная невеста милорда способна придушить девчонку. Но Изегер не настолько кровожаден, чтобы дожидаться такой развязки. Еще неизвестно, что лучше: терпеть чужачку в замке или подвергнуться атаке решительной Дэйте, которая только и ждет возвращения строна.

– А по поводу сошедшей зелени, я уверен, здесь дело в бочке из моей лаборатории, – Изегер поправил ворот. Свежая рубаха приятно льнула к телу. Но на ум неожиданно пришла та, батистовая, в которой спала неугодная жена. Лорд Ханнор до сих пор недоумевал, почему не отдал ее стирать.

– А ведь точно! – хлопнул перчаткой по бедру Кулак. – Девчонка искупалась в застоявшейся воде! Знал, что остаточная магия никому не пойдет на пользу, но не думал, что она так быстро подействует на иномирянку! Я бы сам под страхом смерти к этой воде не прикоснулся.

– Мое упущение, – покачал головой Круст, поднимая с пола мокрую простыню. – Надо бы почаще воду менять.

– Надо бы.

Слуга подобострастно заглянул хозяину в глаза.

– Как все-таки хорошо, милорд, что вы отослали жену! Еще пару раз залезла бы в бочку и колдовать научилась бы.

– Не так быстро. Чтобы стать колдуньей, ей нужно в этой бочке поселиться. Лет на десять, – в голосе Изегера уже звучало недовольство, но присутствующие в комнате не относили его к себе.

– Тоже хороший выход из положения, – хохотнул Галло, присаживаясь на поручень кресла. – Сделаем из девчонки ведьму, а потом сдадим ее людям лорда Цессира. Говорят, у него в тюрьме есть комната со стенами из красного камня, где из колдунов высасывают всю вредоносную магию, а потом заряжают ею боевые амулеты.

– Милорду еще десять лет ждать? – возмутился Круст, заметив, что у Изегера дернулся глаз. – Лучше уж нашептать Дэйте. Никто не осудит лорда, если он откажется жениться на убийце своей жены.

– Можно еще и траур на годик объявить, – охотно подхватил идею Кулак. – Скорбь мужчины по любимой и безвременно ушедшей жене – это так трогает женские души! А у вас, мой лорд, будет время приглядеться к новым кандидаткам на ваше страдающее сердце.

– Ой, а до чего, сказывают, младшая дочь короля хороша! – Круст закатил от восторга глаза. – И всего-то ей семнадцать. Телом бела, фигурой представительна.

В ход пошли руки, обрисовывающие пышные формы.

– Ты приведешь цирюльника или мне самому пойти? – Изегер грозно свел брови, и след Круста простыл.

Галло, моментально придя в себя, тоже поспешил прочь. Он спиной чувствовал, что милорд провожает его напряженным взглядом. Ругая себя на все лады за болтливый язык, глава охраны саданул кулаком по расслабленно стоящему на посту воину. Тот побледнел и вытянулся в струнку.

Юлька тоже намывалась. С каждым днем вода становилась холоднее – осень вступала в свои права, но приходилось пользоваться тем, что имеется. Юлия как-то попыталась через мальчишку передать, что хорошо бы натаскать горячей воды, но тот, ярко заалев ушами, кинулся прочь с такой прытью, что забыл забрать посуду.

– Ух! Ах! – взвизгивала Юля, поливая себя из ковшика. Синие пупырышки на коже соперничали по яркости с вновь проявившимися зелеными пятнами. Юлька недоумевающе уставилась на руку. – Да что же это такое? Ведь еще утром зелени не было. Ну вот! Я опять словно лягушка.

– А чего ты хотела? – в «купальню» вошла Тиль Грасси. Нисколько не смущаясь, уселась на стул с дыркой, под которым стоял горшок. Конечно, никакой нужды справлять она не собиралась, поскольку по-прежнему оставалась Тенью, но так она меньше занимала места в и без того тесном помещении. – Если ты испачкалась в кремвиле, то зеленый цвет исчезнет только через неделю. Всем известная истина.

– Но еще утром пятен не было! И когда ходили к вашей свекрови, я тоже не выглядела как десантник в разведке.

– Не может такого быть, – категорично произнесла Тень. – От пятен кремвиля нет способа избавиться. Только переждать, когда они сами сойдут.

Замерзшая Юля поспешно вытиралась полотенцем.

– Но вы же сами видели, что я была нормальная! – она чуть не плакала, переживая, что кома взялась-таки за ее мозг. «Клетки потихоньку отмирают, вот и мерещится всякое».