Я беременна, профессор!

– Эмммм…

– Я так и думал.

– Что вы так и думали?

– Что в ваши планы это не входило.

– Пока нет. Мне всего двадцать лет. Когда-нибудь будет входить обязательно.

Профессор от этих слов сглотнул, я же снова начала задаваться вопросом почему он об этом расспрашивает? Может, взаправду, я ему нравлюсь как женщина и у него такие методы обольщения? Когда принесли пасту, уже я заняла наблюдательную позицию. Смотрела за тем, как Поклонский ужинает, задумчиво хмуря брови, как отпивает из стакана воду, как красивые губы касаются края бокала… Нет, все же для меня Альберт Венедиктович оставался загадкой, и я пока не понимала, что чувствую сейчас, когда наши отношения стали более близкими. Не лучше ли для меня было бы, чтобы все так и оставалось, как раньше? Профессор – за кафедрой, влюбленная я – на первом ряду в аудитории.

В общем и целом, этот ужин оставил мне слишком много вопросов, а ответов на них я пока не находила.

Через несколько дней меня ждало испытание, которых я в своей жизни еще не проходила. В третий раз за эти дни специальное приложение на телефоне сообщило мне, что у меня задержка. А ведь раньше все было, как по часам! Хорошо, что как раз были выходные, и я могла с чистой совестью проваляться с ноутбуком в поисках всей необходимой информации. Ее оказалось уж слишком много, помимо той, которую я изучала на лекциях.

Зато Таня подошла к этому вопросу более прагматично. Прихватив с собой Люду и пару тестов на беременность, приехала ко мне уже через час.

– Вот. Иди и делай, – вручила она мне тесты. – Конечно, лучше бы утром, но второй можешь оставить на завтра.

– Не смеши меня, Тань. Кто, как не вы, знаете, что у меня не было секса… – я примерно прикинула, когда рассталась с последним парнем, – … полгода точно.

– Иди и делай! – Таня развернула меня на полпути к кухне, куда я отправилась ставить чайник. – И пока не сделаешь, из ванной не выпустим.

– Вот как? Ну, сейчас увидишь, что я беременной быть не могу вообще ни при каких обстоятельствах!

Схватив тесты, я удалилась в ванную. Села на бортик, покрутила пачку в руках. Почему-то внутри все затрепыхалось от мысли, что сейчас я могу увидеть две полоски. Может, у меня гормональный сбой, о котором и молчал профессор? Но зачем? Это состояние прекрасно корректируется медикаментами!

Решившись с духом, я сделала тест и отложила его на край раковины. Стала ходить туда-сюда, насколько позволяли размеры ванной, стараясь не коситься на свой приговор.

Но когда взяла тест в руки и обнаружила на нем ярко выраженные полоски, пошатнулась и схватилась за стену. Неужели попала в тот крохотный процент, когда тесты могли соврать?

Вышла из ванной я со скорбным лицом и мыслью, что мне все же придется снова наведаться к профессору, пусть уже расскажет, что у меня за недомогание, о котором он что-то наверняка знал.

Ожидающие за дверью Люда и Таня забрали у меня тест и вскоре прозвучал мой приговор (хорошо еще папы дома не было):

– Дашка беременна! – Объявила Таня. А потом девочки воскликнули хором: – Дашка! Ты беременна?!

– Альберт Венедиктович, – кто-то коснулся моего плеча сзади и я вздрогнул, очнувшись от своих невеселых мыслей.

Стоило признать – попытка пригласить Иванову на свидание оказалась полным провалом. Все же по части обольщения я был не столь сведущ, как в области женских половых органов. По большому счету, нам с Дарьей и говорить-то было не о чем! Пропасть длиной почти в два десятка лет давала о себе знать. Хотя, в общем-то, это меня беспокоить было не должно. Дарья на данный момент интересовала меня больше всего как пациентка. И объект изучения. Весьма привлекательный, надо сказать, объект…

– Ммм? – промычал я в ответ, оборачиваясь. Передо мной стояла завкафедрой стоматологии – Елена Владимировна Кравец. По части чужих челюстей она была также хороша, как я – по части женской репродуктивной системы. Лично ходил к ней два раза и возвращался с отличными зубами. Единственное, что меня смущало во время этих визитов – это то, как она, в попытке добраться до верхнего зуба, буквально возлежала на мне пышной грудью. В общем, во избежание конфузов, больше я к ней не ходил. Хотя она всячески зазывала до сих пор.

Вот и сейчас Елена улыбалась мне так, будто срочно хочет подлечить еще пару моих зубов. На всякий случай я чуть отодвинулся ближе к окну. Никогда не знаешь чего ждать от этих стоматологов!

– О чем-то задумались, профессор? – улыбнулась мне Елена и я растянул губы в ответной улыбке.

– Как всегда – о работе, коллега.

– Скучно мы живем, – вздохнула она в ответ. – Не то, что наши студенты. Я краем уха сегодня услышала, что группа А-34 собирается в какой-то клуб. В понедельник, чувствую, вы до них не достучитесь.

– А-34… – пробормотал я задумчиво.

– Ну да, та группа, где учится ваша воздыхательница.

– Воздыхательница? – не понял я.

– Иванова, кажется. Вы что, Альберт, весь университет в курсе, как она по вам сохнет!

Я приподнял брови. Очень интересно. Почему это весь университет о таком в курсе, а я – нет? И сам же себе ответил: потому что я был слишком погружен в науку, чтобы замечать что-то еще.

Однако, если я не найду выхода из того положения, в которое попал, в ближайшие годы мне светят не научные исследования, а небо в клеточку. А ключом к решению моих проблем была Иванова. Которую нужно было обследовать любой ценой. И которая сегодня собиралась идти в какой-то клуб, где можно напиться того, чего ей категорически нельзя! Тем более с учетом того, что в ней находится не просто обычный эмбрион.

– Спасибо, Лена, – сказал я рассеянно и вышел из приемной.

Выбора не было – мне нужно было проследить за Ивановой. Лично проконтролировать, чтобы ей в рот не залетело того, чего никак не положено. Перехватив в коридоре старосту группы, я невзначай выяснил, в какой именно клуб они сегодня собираются и в какое время. Чтобы, естественно, направиться туда самому.

Собирался я в клуб как на какую-нибудь шпионскую операцию. Откопал в шкафу толстовку, в которой обычно ездил к деду в деревню, сверху надел черный плащ. Ну а что? Мало ли в чем ходит сейчас молодежь!

На входе в клуб я натянул на голову капюшон толстовки, чтобы скрыть лицо. Обозначить свое присутствие раньше времени у меня желания не было.

Может статься, что Иванова вняла моим прошлым предупреждениям и не будет тянуть в рот что не нужно. Или вообще останется дома. Но я, в любом случае, должен был все держать под контролем.

Увидел ее я сразу – светлые локоны прыгали в танце, а на заднице Ивановой красовалась рука какого-то парня. И это зрелище мне отчего-то страшно не понравилось.

Склонив голову, я прошел к барной стойке и там устроил наблюдательный пункт. Когда песня закончилась, Иванова, уже в одиночестве, села за столик с задумчивым и отсутствующим видом.

Я мгновенно встревожился. Может, она нехорошо себя чувствует? Первые признаки беременности уже должны были дать о себе знать. Что, если она сделает тест? И, чего доброго, решит, что забеременела от кого-то из тех, кто лапал ее за задницу?

А ведь и это было не исключено! Однозначно – ее нужно было обследовать. Но лекции по поводу заботы о своем собственном здоровье тут явно не работали.

Впрочем, все эти размышления выскочили у меня из головы, когда я увидел, как официант принес Ивановой бокал с прозрачной жидкостью. Это что, водка?

Нужно было срочно вмешаться. Что я и сделал, подскочив к Ивановой сбоку и вырвав бокал из ее рук. Сделал глоток и с облегчением выдохнул, осознав, что это простая вода.

– Простите, – сказал я без тени раскаяния, – очень пить хотелось.

Иванова резко вскинула голову.

– Альберт Венедиктович! – воскликнула она удивленно.

– Добрый вечер, – откликнулся я невозмутимо. Будто только и делал каждый вечер, что ходил по клубам.

– Что вы здесь делаете? – спросила Дарья, не сводя с меня удивленных глаз. Красивых голубых глаз… Но это отношения к делу не имело.

– Отрываюсь, – сообщил я все с тем же покер-фейсом и под завывания о виски и коле, доносившиеся с танцпола, повертел бедрами. Хотелось думать, что призывно, но, похоже, это смахивало скорее на танец маленьких котят, чем на сексуальный позыв.

– Потанцуем? – перешел я в наступление, пока Иванова не успела очухаться от моего внезапного явления перед ней.

– Честно говоря, мне не хочется, – поморщилась она в ответ и я выдохнул с облегчением. Позориться еще больше у меня желания не было.

– Голова что-то болит, – пожаловалась она следом. – Лучше я наверно пойду домой.

Я с ней был категорически согласен! Дома ей находиться лучше всего. Никто не будет щупать шаловливыми руками за задницу.

– Я вас провожу, – вызвался я. – Если, конечно, вы не пришли с кем-то…

– Нет-нет, – отозвалась Иванова к моему облегчению. – Меня больше некому провожать.

Я очень надеялся, что и лапать ее больше тоже некому. Потому что, если Иванова вела активную сексуальную жизнь, могло случиться осложнение и в виде самой обычной беременности. А только этого сейчас и не хватало!

– А как же тот парень, с которым вы танцевали? – поинтересовался я невзначай и Дарья удивленно подняла брови:

– Вы что, следили за мной, профессор?

Я вспомнил все наставления деда о слабом поле и слова Елены о том, что Иванова ко мне неравнодушна, и, склонившись к ней, сказал с улыбкой:

– Просто на вас невозможно не обратить внимание.

Кажется, этим объяснением она осталась довольна. Не сводя с меня глаз, выдохнула:

– Так проводите же меня… профессор.

И я вдруг понял, что затеянная мною игра могла обернуться против меня же самого.

За эти дни я сделала еще несколько тестов, каждый из которых буквально кричал о моей беременности. Неправильные результаты (тот самый микроскопический процент из ста) я отмела уже на вторых двух полосках. А вот гормональный сбой, который наверняка меня и настиг, был весьма вероятным. И я все больше утверждалась в мысли о том, что мне просто необходимо идти к Поклонскому на прием. Пусть уже расскажет все, ведь он точно что-то знает!

Кстати, о профессоре. Его поведение было для меня загадкой. Чего стоило только появление Альберта Венедиктовича на студенческой вечеринке, где его не ждали. И попытки со мной… пофлиртовать? По крайней мере, именно так я воспринимала его телодвижения в мою сторону. Хотя, надо признаться, меня они все меньше трогали, потому что сосредоточилась я совсем на другом. А именно – на токсикозе.

– Это психосоматика, – закивала Таня, пока Люда придерживала мои волосы в разгар очередного приступа тошноты. – Если все же ты действительно ни с кем не потрахалась в разгар овуляции.

– Я бы такое запомнила, – выдавила я из себя и снова склонилась над раковиной.

Когда же мне полегчало, я обнаружила, что Таня протягивает мне телефон.

– Звони Венику, пусть тебя осмотрит! – безапелляционно заявила она. – Вот! Я только что вычитала. Девушка думала, что залетела, а это оказалась опухоль! Пузырчатый занос! – Таня показала мне картинку на экране смартфона, и я снова сложилась в три погибели.

Через двадцать минут я все же связалась с Альбертом Венедиктовичем, который, казалось, только этого и ждал. Как только услышал, что я собираюсь к нему на прием, назначил мне встречу в нерабочее время, лишь бы я оказалась у него как можно скорее.

– Вот! Видишь? Он заботится о твоем здоровье! – сказала Люда и мы отправились собирать меня на осмотр к Поклонскому.

На этот раз профессор принял меня лично, безо всяких ассистенток. Сначала усадил напротив себя и начал задавать общие вопросы, включая информацию о моей половой жизни.

– Как давно у вас был последний половой партнер? – спросил он и посмотрел на меня так, как будто был священником, которому я исповедовалась.

– Чуть более полугода назад, – прямо ответила я.

– Вот как?

– Да. А что, с этим есть какие-то проблемы?

– Никаких проблем. Это просто вопрос. Вас сейчас что-то беспокоит, Дарья?

Я посмотрела на профессора, не зная, говорить ли ему о сделанных тестах. Если у меня гормональный сбой, то он это выяснит и так. Но чертенок, сидевший во мне, заставил произнести:

– Меня кое-что беспокоит. Мне кажется, что я беременна, профессор.

Ни один мускул не дрогнул на лице Поклонского! А ведь я только что сообщила ему, что считаю себя беременной, хотя больше полугода ни с кем не спала!

– Вам кажется, что вы беременны, – повторил за мной Альберт Венедиктович. – Что навело вас на эти мысли?

– Несколько положительных тестов на беременность.

– Вот как…

– Да. Что вы об этом думаете, профессор?

– Что нам пора приступить к осмотру!

Было похоже на то, что Альберт Венедиктович прямо сейчас получил что-то, к чему стремился всю свою жизнь. Может он с каждой клиенткой такой? Мне это не понравилось, даже какие-то нотки ревности появились. Но я встала, разделась и устроилась на кресле. Конечно, испытала стеснение, но разве шло оно в сравнение с тем беспокойством, которое мне доставлял мой гормональный сбой?

Пока Альберт Венедиктович меня осматривал (всегда удивлялась тому, почему мужчины делали это гораздо осторожнее женщин?), я лежала с закрытыми глазами. Так было легче смириться с тем, что профессор прямо сейчас изучает меня в подробностях. А когда он закончил, снял перчатки и дал знак, что я могу вставать с кресла, меня ожидало самое настоящее потрясение.

– Вы действительно беременны, Дарья, – сказал Поклонский, когда я оделась и уже было села на свое место.

Чтооооо?

– Это шутка, Альберт Венедиктович? – нахмурилась я.

– Не шутка. Вы беременны.

Очень смешно! Обхохочешься!

Я все же присела на стул и посмотрела на профессора с сомнением. Может, у него забава такая – разыгрывать пациенток?

– Я не могу быть беременна, и вы это прекрасно знаете! – воскликнула я, когда пауза затянулась, а Поклонский все еще смотрел на меня совершенно серьезно.

– Теоретически не можете. Но это свершившийся факт. Видите ли… вы же были в этой клинике на осмотре?

Мне стало нехорошо, но я понять не могла, к чему клонит профессор.

– Была. Вы тогда меня не приняли лично, хотя и обещали.

– Да. Зато Серафима Петровна… спутала вас с другой пациенткой.

– Спутала? Как это возможно?

Поклонский вздохнул, снял очки и протер их краем халата. Выглядел при этом так, как будто собирался сказать мне что-то очень важное, но ему приходилось подбирать слова.

– Ко мне на эко должна была прийти Дарина Иванова. А пришли вы.

– Но вы сами назначили мне это время! – возмутилась я.

Кое-что начало проясняться, но мне совершенно не нравилось то, что я понимала! Эко, другая женщина, перепутанное время приема… мне что, подсадили эмбрион незнакомки? Великий Парацельс!

– Я назначил, вы правы. И я виноват в том, что все это случилось.

– Да что – это? Вы мне можете уже объяснить?

Я даже вскочила с места и устремила на Поклонского взгляд, полный ужаса.

– В тот день была совершена врачебная ошибка.

– Мне подсадили чужой эмбрион? – снова вскричала я, ощущая, что попала в самый настоящий кошмар.

Что же теперь делать, боже мой? Аборт? Это первое, что просилось на ум! Ведь что меня ждет в ином случае? Во-первых, мне нужно будет брать академический отпуск. Во-вторых, рожать чужого ребенка! И что с ним потом делать? Отдавать его в настоящую семью? Господи, за что ты со мной так?

– Не совсем, – кашлянул профессор, когда я уже приготовилась упасть в обморок.

– Что значит – не совсем? – выдавила я из себя.

– Присядьте, Дарья, – попросил Альберт Венедиктович, и я потерянно опустилась на стул. – Вы действительно беременны, но вам не подсаживали чужой эмбрион. Серафима Петровна ошиблась и взяла в лаборатории не тот биоматериал.

Еще не легче! Что же мне тогда подсадили? У меня даже предположений не было на этот счет!

– Альберт Венедиктович, если вы прямо сейчас не расскажете мне все, вам придется вспоминать основы оказания первой помощи, – пискнула я, озвучивая свое настоящее состояние.

– Вам плохо? – встрепенулся профессор.

Нет, мне прямо очень хорошо!

– Говорите уже! – взмолилась я.

– Вам ввели мои половые клетки.

Чтооооо?

Я прикрыла глаза. Мозг думать отказывался. Остальные части тела тоже были близки к тому, чтобы перестать быть со мной в ладу.

– Мне ввели ваши клетки? Вашу, не побоюсь этого слова, сперму?

– Да. Искусственная инсеминация, вам знаком этот термин?

Еще бы он мне был незнаком!

– Почему ваша сперма хранится в лаборатории клиники?

– Потому что я завещал ее для науки.

Я посмотрела на Альберта Венедиктовича так, как будто он сбрендил. Хотя, и сама была примерно в том же самом состоянии. Может, это взаправду розыгрыш? Как бы мне хотелось в это верить…

– Вероятность забеременеть при таком способе оплодотворения – один к пяти, – прошептала я.

– И мы с вами попали в тот самый шанс.

Мы с вами. Мы с вами! Он так и сказал!

Господи, я была беременна… от Поклонского? Совсем не так я это себе представляла, что и говорить.

– И что мне теперь делать?

– Очевидно, рожать. Видите ли… вам нельзя делать аборт. Это я вам как кандидат медицинских наук говорю. Огромен риск возникновения бесплодия.

Профессор при этом выглядел так, как будто каждый день сообщал женщинам, что они случайно от него залетели и не рожать им ну никак нельзя. Я же сидела ни жива, ни мертва и не представляла, что предпринять.

– А что вы сами об этом думаете? – едва выдавила из себя минутой позже.

– Думаю, что этот ребенок должен появиться на свет. Я буду вам во всем помогать, Дарья. Буду вести эту беременность, сделаю все, от меня зависящее, чтобы оберегать вас от всех возможных неприятностей.

– Но я ведь учусь!

– Возьмете академический отпуск. Или можете перевестись на заочное… в ветеринарный.

В ветеринарный? Ну спасибо!

– Нет уж! Я предпочту получить то образование, какое и хотела получить всегда!

– Мне кажется, вам сейчас необходимо немного успокоиться и прийти в себя, – предложил профессор.

А вот это было правильное решение. Я поднялась со стула, в голове зашумело. Схватила сумку и, покачнувшись, пошла к выходу.

– Дарья, давайте я довезу вас до дома! – бросился ко мне Альберт Венедиктович, когда я уже доковыляла до выхода из кабинета.

– Нет! Я доберусь сама! – решительно отказалась я от помощи Поклонского. И, оказавшись в коридоре, почти бегом помчалась вон из этой клиники.

Мне предстояло подумать об очень многих вещах и принять то решение, которое в сложившихся обстоятельствах было единственно правильным.

Если оно имелось, конечно…

– Вот такие дела, шлюшка Молли, – заключил я, медленно поглаживая кошку по короткой шерстке.

Молли слушала внимательно, кисточки на ее ушах подрагивали, выдавая крайнюю заинтересованность в моем рассказе. А мне просто очень нужно было выговориться кому-то, поведав обо всем том, во что я вляпался. И кроме кошки слушать меня было больше некому.

Похоже, идея обзавестись женой была не так уж и плоха. А уж жена-репродуктолог – это же вообще почти мечта!

У меня и кандидатка отличная имелась. Лена, сама того не ведая, подала мне эту идею. Она сказала, что Иванова по мне сохнет – и план действий быстро сложился в моей голове. Он был идеальным во всем, кроме того, что построен на лжи.

Но выбора у меня не было. Скажи я Ивановой правду – это могло бы стать не только нашим секретом. А если кто-то еще, кроме меня узнает, что я вырастил клона, которого подсадили в матку пациентки – моей карьере конец. И не только карьере, а вообще жизни. Потому что за это светил реальный срок. И так рисковать я попросту не мог, доверяя эту тайну девушке, которую совсем не знал.

И вместе с тем мне, как ученому, было интересно посмотреть, к чему приведет подобный невольный эксперимент. Это был научный азарт, с которым очень сложно бороться. Этот клон мог меня погубить, но искушение сохранить его было чертовски сильным.

Тем более, что аборт Ивановой был противопоказан. В этом я не солгал ей ни разу. Если она хотела иметь детей в дальнейшем, этого… скажем так, ребенка, ей лучше было выносить.

А что, если в этот самый момент она уже избавлялась от него? Что, если пошла к другому врачу и решила сделать аборт? От этой мысли я похолодел. Нет, ни в коем случае нельзя оставлять эту девицу без присмотра!

Я вскочил на ноги и по неосторожности едва не наступил на потомство шлюшки Молли. Котята рыжеватого окраса копошились на ковре, один из них упрямо пытался залезть на диван, чтобы добраться к матери. Также, как и сама Молли, они явно были породистыми. Знакомый ветеринар сказал мне, что и мать, и котята относятся к редкой породе чаузи. И откуда только столь дорогущая кошка могла прибиться к моему дому? Может, сбежала от хозяина-садиста?

Подняв котят на диван, я смотрел, как они льнут к матери. Разлучить это кошачье семейство у меня пока духу не хватило. Но скоро что-то нужно будет все же делать с этим наследством, если я не хочу превратить свой дом в кошачье царство.

– Надо срочно бежать, – сообщил я шлюшке Молли и та, посмотрев на меня умными глазами, выразительно повела длинными ушами в сторону двери. Послала далеко и надолго, не иначе.

Нужный адрес у меня имелся – добыл на всякий случай, когда заварилась вся эта история. Которая, с какой стороны ни посмотри, грозила мне множественными неприятностями. Скоро наверняка поползут слухи, что я оказываю своей студентке чрезмерное внимание. Это выльется в скандал, разбор полетов в деканате и прочие малоприятные вещи. Которые, впрочем, куда менее страшны, чем то, что мне грозило за эксперименты над пациентами. И ведь не докажешь, что эта ошибка случилась непреднамеренно!

Поморщившись от всех этих мыслей, я затормозил у дома Ивановой. До зуда в пальцах хотелось увидеть ее сейчас и убедиться, что девчонка не натворила каких-нибудь глупостей!

Поднявшись на нужный этаж, я позвонил в дверь. И немного растерялся, когда мне открыл высокий мужчина средних лет.

Хотя чему было удивляться! Это ведь наверняка отец Ивановой, тот самый беспокойный вирусолог. Хотя, я бы сказал – бдящий вирусолог! И правильно, кто еще позаботится о здоровье дочери, как не отец-медик?

– Добрый вечер, – поздоровался я, инстинктивно поправив шарф. – Мне нужна Дарья Иванова.

– Даши нет, – ответил мужчина, с подозрением на меня посмотрев.

Я мгновенно встревожился. А вдруг и правда уехала делать аборт в какой-нибудь мутной подпольной клинике?!

– А где она? – потребовал я ответа.

– А вы, простите, кто? – отреагировал закономерно мужчина.

– Профессор Поклонский. Альберт Венедиктович, – представился я и протянул руку для приветствия.

– Ох ты ж! – откликнулся тот и, вытерев руки о забавный фартук с помидорками, протянул ладонь в ответ:

– Виктор Сергеевич. Папа Даши.

– Очень приятно, – ответил я и посмотрел на него выжидательно, желая получить ответ на свой вопрос.

Но Виктор Сергеевич понял все по-своему.

– Да вы проходите-проходите! Я тут суп дочке готовлю, – объяснил он мне свой домашний наряд. – У нее в последнее время такой аппетит плохой…

– А где она все-таки? – снова поинтересовался я тем, что меня волновало.

– Да с подругами где-то опять, – отмахнулся Виктор Сергеевич. И тут его вдруг осенило:

– А вы к нам по какому вопросу? Что-то с учебой ее? Или здоровьем? – мгновенно встревожился отец Ивановой.

– Нет-нет, – успокоил его я. – Я просто… навещаю своих студентов. Для сближения и улучшения понимания, так сказать.

О том, что уже сблизился с его дочерью так, что теперь она теперь беременна, я говорить не стал. Пусть пока поживет в блаженном неведении.

– Вы садитесь за стол, – предложил Виктор Сергеевич. – Я Даше позвоню…

– Не надо, – прервал я его. – В принципе, я уже все увидел…

Угу, самое главное я увидел точно – Ивановой с моим клоном внутри тут нет. Но от Виктора Сергеевича уйти было не так-то просто.

И я глазом не успел моргнуть, как обнаружил себя выпивающим коньяк и спорящим с Витей на извечные медицинские темы.

– Нееет, Алик, ты пойми! – говорил Витя, размахивая перед моим носом куском вонючего (явно французского) сыра. – Вот все эти ваши эко – это противоестественно! Это против природы!

Ха, эти наши эко! Я тут еще и не такое вырастил! Но об этом благоразумно умолчал.

– Не прав ты, Витя! – возразил я. – Эко делает счастливыми многих женщин! Оно позволяет им реализовать свой материнский инстинкт! Позволить женщине страдать от бесплодия – вот что настоящее преступление!

Витя уже открыл было рот, чтобы что-то возразить, но тут дверь в квартиру распахнулась и на кухне появилась моя Иванова собственной персоной.

Я быстро ее оглядел – лицо усталое и напряженное. Непохоже было, чтобы она сотворила то, чего я так боялся.