Всё могут короли. Одним росчерком пера. Пять слов на букву "л"

А я окончательно влюбилась… И, как оказалось, не только я. Наш культорг тоже, видимо, не зря разглядела его оленьи глаза, и, как более взрослая и опытная, быстренько прибрала его к рукам. А мне оставалось только издали наблюдать за развитием их романа. Но тут вмешалась мама моего героя, и, чтобы порвать их отношения, решила уехать, не дожидаясь окончания заезда. И вот последние танцы, я знаю, что завтра они уезжают, и я в отчаянии сама приглашаю Женю на танец. Мало того, ещё и задаю ему прямой вопрос: Чем его так привлекла наш культорг?

Честно говоря, я совсем его не понимала: женщине было лет под тридцать (а тогда она мне казалась просто старухой!), курила, волосы были явно крашеные (под блондинку, естественно) и торчали сожженными прядями. И мой герой отвечает, что он любит всё естественное… «Вот зачем ты каждый день красишь ресницы и завиваешь волосы?» «Это я-то?! Волосы у меня сами вьются, как у папы, можешь у моего вредного брата спросить. А ресницы – на, посмотри, где ты тут краску видишь?», – и с этими словами я закрыла глаза и приблизила к нему своё лицо. Предмет моей гордости, единственное, что я считала в своём облике действительно красивым – длинные, пушистые, чёрные ресницы и вьющиеся волнами, а не мелкими кудряшками, волосы он считал искусственными! А крашеную блондинку не различил!

После танцев мы нашей компанией, которая сдружилась во время подготовки праздника, решили сходить в гости к туристам, которые пришли на байдарках днём, и пристали к берегу сразу за территорией турбазы. Когда пробирались в темноте через торчащие из земли корни хвойника, Женя подал мне руку и не отпускал, пока мы не расселись у костра. Боже, как я была счастлива! Это, видимо, на мне как-то отражалось, потому что привлекло внимание гитариста, который пел, не отрывая от меня глаз. Девчонки-туристки психанули и ушли от костра, а Женя подсел ко мне почти вплотную. И на следующий день они с мамой не уехали. Так красиво начался наш с Женей роман.

Через год мы поженились. Оба оказались девственниками, сексуальная жизнь сразу не заладилась. Да ещё я почти сразу забеременела. Токсикоз мучил беспрерывно: рвало до желчи – есть ничего не могла, из дома без нашатыря не выходила и всё равно не всегда успевала поднести флакончик к носу – теряла сознание. Женю это мало трогало, ко мне на работе относились бережнее, чем он. Очень ярко помню один случай: я была где-то уже на седьмом месяце беременности, а Женя потащил меня за город на свадьбу своего друга. Ну, посидели мы там часа два-три, но какое с меня веселье? – живот-то уже большой. Мне плохо – в зале духота, мужчины курят. Уговорила я его ехать домой. Дошли до остановки автобуса и Женя вдруг вспомнил, что что-то забыл в зале. И вот стою я на этой остановке одна, кругом темень, какие-то низкие домики вдалеке, холодно (а был, наверное, март. Это сейчас у нас зимы почти нет, а тогда в марте ещё морозы стояли, и сугробы были по пояс). Страшно, аж жуть! Я до сих пор этот страх помню. А Женя вернулся где-то через час (так мне показалось), пьяненький, веселый, и ему было наплевать на мои обиды.

А потом его мама (а мы жили с ней) начала устраивать мне разносы: то за какую-то каплю на полу, которую я уже неделю не замечаю, то за то, что гремлю посудой слишком громко, то за волосок, прилипший к ванне. В общем, когда я родила Олю, мы уехали жить к моим родителям, и оказались в двушке: нас трое, мои родители и младший брат.

Морально и физически было, конечно, легче – родители старались, как могли. Но что они могли поделать – они ведь тоже работали? Брат дулся, что его лишили отдельной комнаты, к которой он успел привыкнуть почти за год. Но мне было не до его обид. Олечка росла беспокойной, плохо спала (к ней мы вставали поочередно – то я, то мама), грудь брать не хотела. Недосып у меня был страшный. Мама настаивала, чтобы я спала днем вместе с Олечкой, а я думала: вот сейчас постираю быстренько пелёнки (памперсов тогда у нас ещё не было) – и посплю, вот поглажу вчерашнее бельё – и посплю, вот сварю мужу борщ – и посплю… А тут ребёнок уже проснулся… и такая круговерть сутки напролёт.

И здесь совсем наши отношения разладились… Женя работал и учился в институте на вечернем, приходил поздно и требовал, чтобы я его дожидалась, подавала ужин и сидела с ним пока он ел. А меня раздражал один вид его жующих челюстей. Почему нас умиляет в любимом то, что раздражает в других людях и наоборот? Конечно, сейчас я понимаю, что ему, наверное, хотелось со мной пообщаться, а тогда… Тогда у меня слипались глаза, я пыталась вызвать его сочувствие, а он говорил, что все справляются – почему я не справляюсь? Что там стирать? – запихнул бельё в машинку и отдыхай! Поставил бак с бельём для кипячения на плиту – и опять отдыхай! Даже посчитал поминутно сколько времени должно у меня уходить на приготовление борща: по одной минуте на лук, морковь и свеклу, по две на картошку и капусту. Выходило не больше десяти минут – было бы о чём говорить! Так слово за слово доходило до ссор.

На секс у меня совсем не было сил – скорей бы уж кончал, и дал мне поспать хоть полчасика…

А потом была ссора, во время которой он дал мне такую увесистую пощёчину, и такое удовлетворение было написано у него на лице в это время… Я полезла в бутылку, пыталась тоже его ударить, но, в итоге, получила ещё одну затрещину. Я даже милицию вызвала! Приехали двое молоденьких ментов, посмеялись надо мной, погрозили шутливо мужу пальчиком, мол, а-я-яй, нехорошо бить жену, – и уехали. Потом Женя курил на лестнице, а я выкидывала его вещи из шкафа на середину комнаты. Через какое-то время вернулся папа (он гулял с Олечкой на улице), увидел моё зарёванное лицо с опухшей щекой и гору вещей на полу, молча развернулся и вышел из квартиры. А через минуту в комнату вбежал мой муж, схватил своё пальто и был таков… На следующий день он приехал со своей мамой, они увязали вещи в тюки и уехали. На щеке мужа расплывался огромный тёмно-коричневый синяк. Мама потом пилила папу, что полез в ссору и разбил семью, оставил девочку без отца. А я до сих пор так безгранично благодарна папе за этот его хук справа!

Больше я Женю не видела. Развели нас по обоюдному согласию с той же формулировкой, что и Вас: «в силу непреодолимых противоречий в семейной жизни».

От мужчин я потом два года шарахалась…

А вскоре началась чёрная полоса в жизни нашей семьи, и мне стало вообще не до них… Сначала не справился с инсультом любимый дедушка, за ним через год ушла бабушка, а вскоре папе диагностировали рак четвёртой степени. Вся наша двухлетняя борьба закончилась победой рака… Как это всё выдержала мама – не представляю…

Два года папа мне снился каждую ночь. И только когда он начал в снах сердиться на меня, я пошла к знакомой-экстрасенсу, и она меня отругала, что держу папину душу на земле, не даю ей идти своим путём. Она же подсказала мне и обряд как проститься с папой. Не так давно мы разговорились с мамой, и выяснилось, что маме тоже в течение первых двух лет он снился еженощно. А потом сны стали реже… У нас в семье не принято делиться друг с другом болячками или неприятностями. Радуемся мы все вместе, а вот с горем справляемся в одиночку. Поэтому и не знали, что держим папу канатами своей любви и боли, не даём улететь…

Дальше особо рассказывать нечего. Жизнь как-то устаканилась. Мы с мамой к ней приспособились. Оля росла. Как-то резко возмужал брат: после ухода папы он стал очень внимателен к маме и снисходителен ко мне. Когда я очнулась от всех этих несчастий, то поняла, что мой короткий женский век уже закончился. О замужестве уже не мечтала, более того, я его уже не хотела. Но любви, конечно же, хотелось. Были у меня два коротеньких романа: оба около двух лет и оба проходили по одному и тому же сценарию. Я отвечала на ухаживания мужчины, начинался бурный роман с цветами, подарками, походами на концерты и в рестораны. Моё чувство к мужчине росло, углублялось, хотелось постоянно быть рядом, а его чувства ко мне постепенно остывали… Встречи два раза в неделю переходили в один раз, потом раз в две недели, прекращались совместные вылазки, не говоря уже о подарках, а потом и цветах… Когда-то ежедневные звонки становились всё реже и реже. Наконец, у меня взыгрывала гордость, и я сама рвала отношения… Мужчины недоумевали: ведь им просто было некогда встретиться или некогда позвонить, и вообще – я слишком требовательна… А потом всегда находился «доброжелатель» из наших общих знакомых, который передавал мне их версию: я хотела за них замуж, а они ещё не были готовы… Мне это надоело, и теперь всех мужчин, которые обращают на меня внимание, я либо быстренько перевожу в разряд друзей, либо окатываю таким холодом, что у них сразу пропадает желание за мной ухаживать… Вот, собственно, и вся история моего одиночества… Какой-то для меня роковой срок получается – два года. Я так концентрировано никому о своей жизни не рассказывала, поэтому только сейчас обратила на это внимание… Мне кажется, что после моего рассказа, Вы должны сбежать от меня не оглядываясь…

– Наоборот, Танья, я ещё больше понимаю, что мы с Вами должны пожениться. Мне кажется, что Вы поставили себе неправильные цели: мужчины остро чувствуют разницу между теми женщинами, с которыми они могут быть только любовниками, и теми, кто должен быть и любовницей, и другом, и матерью его детей, одним словом – женой. И Вы именно такая женщина. И это не Ваши мужчины, а Вы не были готовы вступить с ними в брак, а хотели остановиться на первом периоде отношений, не хотели идти дальше.

– Может быть, может быть… Я как-то не смотрела на это под таким углом зрения…

– Именно такой женщиной была Д. И именно поэтому я отпустил её, когда понял, что не могу иметь детей.

– Но ведь можно было усыновить кого-нибудь?

– В моём случае это было не возможно. Создавался бы прецедент с престолонаследием, не оговоренный в Конституции, а это тянуло за собой проведение референдума…

– Всё-таки я боюсь этих моих двухлетних кризисов…

– Меня не пугают никакие сроки: я просто буду знать, что через два года Вы будете любить меня так же сильно, как и я Вас. Сейчас мне достаточно Вашей доброжелательности и уважения ко мне. Всё, о чём я прошу Вас сейчас, это не отвергать моего предложения, а продолжить наше общение и после этого отпуска.

– Фредерик, я не очень понимаю, как возможно такое общение? Телефон? Скайп? Как? Вы – король, у Вас куча обязанностей. Я простая служащая из России. У нас с Вами нет ничего общего…

– А горные лыжи? Чем не основа для брака?

– Вы шутите, Фредерик!

– Я уже всё продумал: первое время мы можем общаться по скайпу, а пока мой секретарь займётся многолетней визой для Вас. Не позже, чем через месяц мы начнём встречаться в любой стране Европы так часто, как сможете Вы, Танья. Что касается того, что я король – я ведь Вам рассказывал про ситуацию в моей стране. И самый лучший выход из создавшегося положения – это моё отречение от престола. К чему длить агонию? Я сторонник быстрых решений, как правило, они самые эффективные. И замуж Вы будете выходить не за короля, а просто за пенсионера из Х.

– Всё равно это звучит как-то фантастически, а с другой стороны – вроде и осуществимо…

– Это – «да»?

– Да, давайте попробуем.

Фредерик наклонился, поднёс руку Татьяны к губам и нежно поцеловал сначала верх, а потом, перевернув, ладошку.

И опять они шли, взявшись за руки, по ночному городку. Оба молчали… И так было слишком много сказано в эти дни, проинспектированы две жизни, две судьбы, вскрыты старые раны, чтобы начать новую главу их совместной (как был уверен Фредерик и о чём несмело начала задумываться Татьяна) жизни в чистого листа.

Туман, видимо, рассеялся, потому что ярко светили звёзды и молодой месяц. Может в последний день удастся покататься вволю?

18 – организатор культурного досуга отдыхающих на турбазе, за спортивный досуг отвечал спорторг

11

Как-то не так, как привыкла Татьяна, начал развиваться их роман с Фредериком, когда они вернулись домой. Фредерик держался так, как будто их с Татьяной женитьба дело решенное. Он вроде бы и не говорил каких-то слов о свадьбе, так что придраться было не к чему, но всё равно Татьяна чувствовала, как её обволакивает какая-то тёплая атмосфера уюта и надёжности что ли… Трудно описать словами.

Через неделю после возвращения ей позвонили из посольства Дании и продиктовали список документов, который необходим для 5-летней визы. А к концу месяца виза была уже готова. До середины февраля в бухгалтерии была запарка и по скайпу они общались только один раз в неделю. Фредерик был так внимателен к её семье, так смеялся рассказам Тани о проделках любимой внучки, что разговор тёк незаметно, без пауз, когда нечего говорить… А сам он рассказывал о своей стране, о её традициях, обрядах, многие из которых уходят своей традицией в глубь веков и, конечно, сейчас выглядят архаично. Делились они и своими интересами, и здесь нашлись ещё несколько точек для соприкосновения помимо горных лыж: оба оказались жаворонками (что, между прочим, очень существенно для семейной жизни), любили путешествовать, литературу, театр, живопись, классическую музыку. И если о литературе они поговорить не могли, так как читали, естественно, разных авторов, то любимые импрессионисты были неисчерпаемым источником разговоров. А классическая музыка! Фредерик оказался лично знаком с её любимым дирижёром – Василием Петренко! А любимым из заграничных пианистов оказался у обоих Рудольф Бухбиндер. А вот российских пианистов Фредерик не знал, и Татьяна кинула ему ссылки на концерты Дениса Мацуева – Фредерик пришёл в неописуемый восторг и даже позвонил в неоговоренное время…

К началу марта, когда должна была состояться их первая после отпуска встреча, они общались почти ежедневно. На встречу Татьяна летела как на крыльях (в прямом и переносном смысле). У них было целых три дня! Фредерик пригласил Татьяну в какое-то очень красивое место: уютный коттедж на скале, из окон которого открывался вид на высокогорное озеро с яркой синей водой, которая очень живописно смотрелась на фоне заснеженных гор. Секс произошёл так естественно, Фредерик был так нежен и так заботился о том, чтобы Татьяна получила удовольствие, что никакого дискомфорта, как она боялась, не было. А доставлять удовольствие любимому мужчине оказалось ещё большим удовольствием, чем собственное…

После завтрака, который готовил, между прочим, Фредерик, они уходили гулять по горам на снегоступах. К их возвращению уже был готов обед и накрыт стол. Теоретически Татьяна понимала, что в доме есть и охрана, и прислуга, но, поскольку, она их так ни разу и не встретила, у неё сложилось впечатление, что в доме работают гномы или эльфы, а она сама – королева!

Когда расставались, Татьяна ещё держалась, а в самолёте поплакала, тем более что, случайно или нет, вокруг её места в бизнес-классе кресла были пустыми… Увидеться они теперь смогут только через полтора месяца на майских праздниках: Фредерик оплатил им с Олей и Олесей шикарный отдых на море, и сам обещал приехать на несколько дней… Пока он не выступил с отречением от престола приходилось соблюдать крайнюю осторожность.

12

– Фредди, что случилось? Я даже по скайпу вижу как сияют твои глаза.

(Татьяна как-то спросила Фредерика, было ли у него в школе прозвище, и он ответил ожидаемо: Фредди-Крюгер. В школе он был высоким, тощим и неуклюжим подростком, не смотря на занятия фехтованием и выездкой на лошадях, и это прозвище очень ему подходило. И – да, прозвища не минуют даже принцев крови. «Танья, в твоих устах оно звучит совсем не так как школе…»)

– Я огласил своё намерение отречься от престола. Как мы с Тиджем19, моим пресс-секретарём, и предполагали – это вызвало шок, а потом все бурно и единогласно начали говорить о невозможности такого шага в ближайшее время…

– А я думала, что это должно происходить где-то в соборе…

– Само отречение – да, в Кафедральном соборе, но предварительно намерение согласно Конституции король обязан огласить на совете вождей парламентских фракций. И я, наконец-то, впервые увидел Джеррика лицом к лицу. Как он был ошарашен моим отречением, жаль, что ты этого не видела… Знаешь, он совсем не похож на Стефанию, только цвет волос и глаз, но сами черты совсем не её. Неудивительно, что никто не заподозрил его связь с князем Н.

– А ты говорил с ним о Стефании?

– Мы не разговаривали наедине. Ты считаешь, мне нужно открыть ему, что я знаю о его происхождении?

(Фредерику уже доложили о всех основных этапах жизни Джеррика от сегодняшних дней до момента его рождения)

– Мне кажется, что стоит прояснить до конца ситуацию. Ты ведь сам говорил, что, если убрать его ненависть к тебе, во всём остальном – он вполне достойный молодой человек. Но на месте тебе, конечно, виднее…

– Я подумаю над этим…

– Так тебя отговорили отрекаться от престола?

– Конечно – нет. Мы не ожидали только такого единогласного несогласия. Тидж прикидывал, что процентов двадцать всё-таки обрадуются моему добровольному уходу от власти…

– Джеррик, например…

– Нет, Джеррик как раз заинтересован дотянуть ситуацию до референдума: во-первых, сделать мне больно открыто выраженной нелюбовью ко мне народа, а во-вторых, ему нужно время поднять свой авторитет, чтобы потом победить на выборах президента.

– Почему он так уверен, да и ты тоже, что итоги референдума будут за парламентскую республику, а не королевство?

– Он уверен, потому что амбициозен, самоуверен и богат. Деньги многое определяют в политике. А я – потому что не собираюсь мешать этому процессу, а наоборот, буду способствовать такому итогу, но не открыто, этого он от меня не дождётся…

– Как у вас всё сложно. А я думала, что король может поступать по своему желанию…

– Конституционная монархия, что тут скажешь… Потянуть время они могут, но кардинально повлиять на моё решение – нет. Я дал им целый месяц времени на выработку стратегии и тактики…

19 – в переводе – «попадающий в цель»

13

В первых числах мая Татьяна с дочерью и внучкой приехали в Нерху20, где Фредерик для них полностью забронировал очаровательный частный отельчик. Его прелесть была не только в том, что весь его внутренний дворик утопал в зелени пальм и деревьев с крупными яркими разноцветными цветами, но самое главное – он стоял на крутом берегу небольшой бухты с собственным крошечным песчаным пляжем.

Правда, этим преимуществом пользоваться было рано: днем было +25о, а вода в бухте едва прогрелась до 18о. Но зато из Нерхи можно было легко доехать и до Малаги, и до Ронды, а, при желании, можно было рвануть даже в Гранаду. Гранада! Мечта и сказка! А в самой Нерхе можно сходить в красивые пещеры.

Фредерик прилетел к ним, как только смог. Татьяна очень чутко улавливала его настроение, и, хотя внешне он, как всегда, был спокоен и галантен, она сразу поняла, что он чем-то встревожен. Когда они остались наедине, выяснилось, что процесс с его отречением от престола идёт совсем не так, как он рассчитывал. Фредерик даже попросил её разрешения сказать об их женитьбе в августе.

Действительно, в одном из разговоров по скайпу он упоминал, что лучшее время для свадьбы – август. Но речи о каком-то конкретном августе не было. Да и классического предложения он не делал. Но не заставлять же шестидесятилетнего мужчину вставать на колени?! В конце концов, они были солидарны друг с другом, что в их возрасте достаточно просто расписаться, а не устраивать пышную свадьбу.

– Это может как-то повлиять на твоих оппонентов?

– Ещё бы! Все родственники королевы могут претендовать на место регента, а мужского пола – даже на трон. Там, конечно, очень длительная и строгая процедура отбора, но теоретически это возможно. Если же моё отречение будет принято до женитьбы, я стану регентом до избрания нового короля или выборов президента, но при этом уже семья моей жены не сможет претендовать на трон. Это должно подтолкнуть их к скорейшему принятию моей отставки.

– В таком случае – скажи.

– Мне не хотелось тебя вмешивать в нашу ситуацию. Я планировал оформить брак в Бельгии, он действителен и у меня на родине, и у тебя, в России. Отметить тихо в семейном кругу. И больше времени уделять тебе, а не своим обязанностям. Кроме того, тебя не беспокоят, пока о тебе не знают.

– Как они меня смогут побеспокоить, да даже просто найти в России?

– О-о-о, ты не знаешь этих гончих. Как только они поймут причину моих действий, они тебя и на Марсе найдут.

– Ничего, три-четыре месяца осады я выдержу.

– Но, если я не смогу их убедить принять моё отречение в ближайшее время, тебе придётся приехать в Х. за два месяца до свадьбы, и самой свадьбы избежать не удастся.

– Вот этого всего не хотелось бы…

20 – курортный городок на юге Испании

14

Фредерик пробыл с Татьяной всего три дня – не хотел раньше времени привлекать внимание к своим участившимся отлучкам из страны. Оля с Олесей оставили их на эти дни наедине.

Они гуляли по городку, взявшись за руки, много разговаривали, иногда уютно молчали, целовались и занимались любовью, Фредерик плавал, а Татьяна сидела на берегу, смотрела на своего мужчину – как он бороздит море, рассекая воду мощными гребками, и думала: «Как странно, если подсчитать сколько дней мы провели вместе за эти четыре месяца, то уместится на пальцах рук, а у меня такое чувство, что мы родные люди и знаем друг друга давным-давно. Нет даже повода поспорить, как-то мнения всё время совпадают… Нет того нервяка, который не отпускал меня в первые месяцы влюбленности в предыдущие разы, зато есть какое-то ощущение тепла, которое плещется вокруг меня, а когда он рядом – я просто таю, как мороженое…».

Фредерик начал выходить из воды, и Татьяна залюбовалась его стройным поджарым телом, конечно уже не юноши, но далеко и не старика… Она подала ему полотенце, он быстро вытерся, а потом закинул полотенце Татьяне за спину, привлёк её к себе и крепко прижал к своему прохладному телу. Начавшийся нежным, поцелуй постепенно перерос в жадный и глубокий… Фредерик со стоном оторвался от Татьяны, положил её голову к себе на плечо и прошептал на ушко:

– Придётся немного ещё посидеть на берегу, боюсь, что не смогу сейчас идти.

Татьяна по-девчоночьи захихикала…

– Ах, вы ещё, леди, и смеётесь надо мной, – шутовски грозно произнес Фредерик, – я вас за это могу запросто в море окунуть.

– Ой, нет – вода холодная…

– Какая же она холодная – просто парное молоко.

– Это для вас северных народов, всё, что больше десяти градусов, уже теплынь, а нам подавай тридцать, как в Египте…

– По-моему в нашей спальне даже жарче…

– С такими разговорами мы отсюда вообще не сдвинемся…

– Тогда побежали…

15

«Нет, ну каков старикан! Он ещё и жениться вздумал!» – клокотал взбешённый Джеррик после очередной консультации с королём. Но в глубине души он не мог не восхищаться Его величеством: тот был на встрече спокоен, уверен в себе той уверенностью, которая не переходит в самоуверенность, а лишь вызывает уважение. Что это? Голубая кровь происхождения? Или воспитание и разностороннее образование принцев крови? Болезненные для Джеррика вопросы… Фредерик, на их выработанное в жарких спорах предложение отложить отречение на год, позволил себе только на доли секунды опустить веки, и объявил о своей женитьбе как о деле решённом, которое он не собирается откладывать ни на один день от намеченной на август даты. И предложил им ещё подумать один месяц в связи с новыми обстоятельствами…

Это был гром среди ясного неба. И возникала дилемма: или срочное принятие отречения, регентство, преждевременный референдум и, скорее всего, – прощай мечта о кресле президента. За столь короткий срок ещё можно убедить большинство членов фолькетинга в преимуществах республиканского политического устройства (в том числе и их личных), но развернуть народ – сомнительно… А второй референдум по одному и тому же вопросу запрещала проводить Конституция…На самом деле откладывание даты проведения референдума до 65-летия короля было только на руку планам Джеррика. За шесть лет можно вырастить целое поколение избирателей, которые с большим вниманием будут слушать молодого политика, а не стареющего монарха…