Второй шанс

– Эээ… нет…

– Так вот, я занимаюсь тем, что выполняю часть работ по настройке этого аппарата.

– И что он делает?

– Что он делает? Хмм, в некотором роде он позволяет оцифровать вас. Сохранить, по крайней мере, часть вашей памяти, перенести структуру нейронных сетей на флэшку. Хмм. Это должна быть очень большая флэшка. Тут огромный спектр применений, но самый главный, конечно, – это новый уровень развития нейронных сетей. Вы знаете, что это такое?

– Искусственный интеллект?

– Я бы не использовал слово «интеллект» для программы, которая обучается отличать собак от кошек на миллионной выборке фотографий. Это просто навык. В вашем мозгу прямо сейчас находятся сотни тысяч подобных навыков. Обучать нейронную сеть долго и затратно, но представьте, что мы можем скопировать уже существующий навык из вашего мозга. Представили? А теперь представьте, что мы могли бы, к примеру, скопировать навыки ребят из группы «Битлз», отвечающие за сочинение музыки. Или навыки космонавтов-первопроходцев. Торговля машинным образованием, Стив, – это огромный будущий рынок. И главное, продавцом может стать любой, кто хоть что-нибудь умеет! Мы пришли.

Мы стояли у широких белых дверей. Рэнди распахнул их и пропустил меня вперед. Комната напоминала больничную палату, только гораздо больших размеров. Большую ее часть занимала капсула, похожая на капсулу для МРТ, с лежанкой.

– На что похожа?

– На капсулу для МРТ.

– Правильно! Это она и есть, а теперь смотрите сюда, Стив.

Рэнди подошел к капсуле и похлопал ее толстый бок.

– Вы знаете, как работает магнитно-резонансная томография?

– Не имею представления.

– Если совсем грубо, то в сильном магнитном поле мы можем заставить светиться водород в вашей голове. А поскольку его в вашей голове много, то мы видим устройство вашей головы. Нейронные сети в вашем мозгу – это нервные клетки: проводящие транзисторы, резервуары памяти и механизмы обработки сигнала. Чтобы считать их, нужно уметь заглядывать внутрь белка, из которого они состоят. Этот сканер может прочесть ваш мозг за полчаса. Вы понимаете, что это значит?

– Что я могу жить внутри компьютера?

– Пока что окончательно не решена проблема энергопотребления. Вы знаете, что мозг потребляет всего 25 Ватт? Так вот, чтобы поддерживать матрицу в рабочем состоянии в виде смоделированных узлов, потребуется около 50 Мегаватт. В два миллиона раз больше. Нельзя не оценить, насколько матушка природа искуснее нас по части проектирования эргономичных механизмов. И однако подобные мощности доступны уже сейчас в ряде индустрий: игровой, во всякого рода профессиональном моделировании (например, погоды), везде, где задействованы суперкомпьютеры. А в ближайшем будущем их, несомненно, будет гораздо больше.

– И я смогу поговорить сам с собой?

– В некотором будущем – вероятно, да. Хотите попробовать? А если вы выберете нашу компанию для инвестирования, то мы также будем хранить ваш скан и периодически предлагать вам новые способы использовать его. Вы водите машину?

– Да, припаркован внизу.

– Хотите посмотреть уровень вашего навыка по сравнению с другими нашими образцами?

– Вы предлагаете просканировать мою голову?

– Это не страшно, уверяю вас. И гарантированно безопасно. Сканирование прошли уже тысячи людей.

– Сколько тысяч?

– Около десяти тысяч человек.

– И что вы делаете со сканами?

– Мы исследуем их, собираем статистику, сравниваем, пытаемся получить отдельные деревья навыков, которые можно будет использовать в качестве первых образцов естественным образом выращенных нейронных сетей для широкого применения. В нашем центре написано уже несколько сотен научных работ по биологии и кибернетике, вышедших в рецензируемых научных журналах.

– Рэнди, но моя копия внутри компьютера… она что-нибудь чувствует?

– Она что-то почувствует при двух условиях: если ее запустить целиком, для чего потребуется 50 Мегаватт энергии, а также создать для нее какое-то пространство, в рамках которого модель сможет себя осознавать, соотносить с чем-то. Наконец, ей нужно тело, потому что это единственный способ, которым мы, люди, взаимодействуем с окружающим пространством. В нашем проекте работа идёт в основном с записанной, но не воспроизводящейся информацией, за исключением некоторых случаев тестирования.

– Ясно.

Честно говоря, проходить сканирование мне было слегка боязно. Но дядя всегда говорит, что нужно обязательно досконально знать, во что ты собираешься вкладываться. А насчет прибыли с такого дела – тут и сомнений нет: размах грандиозный. От открывавшихся горизонтов перехватывало дыхание.

– Ну давайте, – сказал я. – А про инвестиции расскажете?

– Будет выход на IPO, но доля в 15 % открыта для приобретения надежными заинтересованными людьми, такими, как ваш дядюшка, и некоторыми другими персонами, инвестирующими на рынке высоких технологий. Собственно, большая часть уже продана. Контрольный пакет сохраняет за собой владелец. Вам потом Жанна расскажет подробнее.

В сканере было тесно и как-то неприятно. Я раньше совершенно не замечал за собой клаустрофобии, а тут круглые ровные стены почему-то давили. Зато я помнил, что в кино МРТ всегда работал со странным грохотом, этот же аппарат громыхнул несколько раз, а потом затих и дальше почти все время работал бесшумно.

Рэнди не умолкал ни на секунду. Он называл слова, а я должен был их повторять, и в моей голове на экране что-то зажигалось, а компьютеры фиксировали эту информацию.

– Стив, не волнуйтесь, – сказал Рэнди в самом начале процедуры. – Сканирование мы проводим максимально бережным способом. Самые новые и самые хрупкие нейронные связи вообще не будут затрагиваться, хотя и это было бы абсолютно безопасно. Ваша запись будет хранить воспоминания только до вчерашнего дня.

Я лежал и думал о перспективах. Это, конечно, не бессмертие. Черт его знает, насколько комфортно можно себя чувствовать, став компьютерной программой. Но главное – это ведь буду не я. Я сам ничего не узнаю и не почувствую. Но, с другой стороны, все не так: это буду именно я! Кто же еще? Я попробовал представить себя внутри программы и позорно сдался через минуту.

Через полчаса Рэнди показывал мне модель. Это оказалась совершенно бесконечная паутина точек и линий, размером, по-моему, с нашу галактику. Мне это напомнило плавный переход гугл-карты: от общего вида планеты – к фотографиям городов, на которых видно машины и людей, только в тысячи раз длиннее. Трудно было поверить, что такую прорву информации можно оживить электрическим импульсом и превратить во что-то осмысленное. Зато мой водительский навык оказался в 10 % лучших! Рэнди сказал, что, не задавая вопросов, готов был бы сесть в машину, которой управляет кластер из нескольких миллионов звезд, которые он каким-то образом выделил в галактике моего мозга.

Через час я сидел в кабинете у Жанны, и мы обсуждали сделку. Я мог прямо сейчас купить примерно 2,9 % акций за 9,8 миллионов долларов. Дядя прикидывал рост по результатам IPO минимум в три раза. Я не собирался покупать все, к тому же таких денег у меня все равно не было. Зато была доля капитала, оставленная отцом. Сговорились на 1,1 % за 3 миллиона.

Потом я читал бумаги. Здесь было множество научных терминов и деталей, в которые надо было вникать. Рэнди терпеливо разъяснил мне все, что только смог, но длинные формулировки мешали сосредоточиться на смысле.

Пискнул телефон. Я глянул на экран, увидел, что это Яна, и решил посмотреть попозже, когда закончу с бумагами. Некоторое время я мутным взором глядел на предложение: «Компания принимает на себя обязанности по обеспечению сохранности цифровой модели Заказчика посредством хранения ее в формате TTLC на цифровых электронных носителях, позволяющих производить чтение со скоростью до 2 петабайт в секунду. См. приложение 9.»

Заглянул Рэнди.

– Как у вас идут дела?

– Спасибо, все хорошо.

– Кофе?

– Если можно.

Я вспомнил, что в янином сообщении была прикреплена фотография, достал телефон, открыл сообщение и… забыл обо всем на свете.

Как всегда, вид ее обнаженной кожи вызвал легкий электрический разряд, пробежавший вдоль хребта. И когда Рэнди вернулся с чашкой кофе на блюдце, я с трудом сдержал резкое движение, и нелепейшим образом сунул включенный телефон в карман брюк.

Потом мы пили кофе. А потом я вернулся к бумагам, хотя сил читать всю эту научную хрень уже не было, и я пролистнул до той части, где было самое важное – финансы.

Вскоре я вышел из офиса «Фолькстек» и отправился в центр. На сегодня у меня есть еще одно дело. В кармане лежал буклет ювелирного магазина – победитель небольшого забега, в ходе которого четверо его собратьев оказались в корзине для бумаг. Потом Яна чуть их там не застукала и пришлось внезапно выносить мусор, отчего Яна стала подозрительной: прежде я такого на ее памяти не вытворял.

Глава 6

В таверне мне потом рассказали, что я выл у реки примерно час. Олли, исполнявший роль единственного блюстителя правопорядка на полставки (вторая половина приходилась на алкогольный бизнес), собирался меня пристрелить. Но потом я выть перестал, и он мне тогда налил. Я выпил, и – о великое чудо из чудес! – опьянение действовало, и действовало очень похоже на родной мой мир, где я пил с моей Яной. И я рыдал и пил. И пропил волчью шкуру, рыбу, кремень и огниво, лук и стрелы, а потом уснул. Лук и стрелы мне хозяин вернул потом, сжалился. И я, когда проснулся, немедленно попытался пропить их снова. Но хозяин сказал, что сегодня я, если выпью, начну бузить, и правоохранитель в нем не разрешает больше продавать мне алкоголь.

Тогда я ушел на берег реки с четким намерением утопиться. Сразу зашел в воду по пояс. Вода была холодная, и я остановился, чтобы ноги привыкли. Мне пришло в голову, что это, должно быть, самое идиотское предсмертное решение за всю историю самоубийств через утопление – сперва привыкнуть к воде. Я стоял посреди реки, ржал и слышал, как мой хриплый смех снова становится похож на вой.

Потом я вышел на берег, сел на остатки моей вчерашней лежанки и перечитал сраное письмо. Ублюдки, твари. Я подписал контракт на такую херню? Этого просто не может быть! Я не идиот, и я ничего не подписывал! И вы еще смеете выражать мне свои сожаления! Да и какие сожаления, если вы этим сраным письмом прямо подтверждаете, что похитили мою личность?! Я не хочу просто сдохнуть здесь – я хочу обратно мою жизнь, мою обычную, прекрасную, единственную жизнь, которой теперь нет и не может быть! Потому что я кусок какого-то гребаного эксперимента, где меня пытается убить каждый второй встречный.

Мне стало холодно. Я мерз и думал, что же мне делать. Мой отец говорил: решай задачи по очереди. После этого он обычно надевал сапоги и шел на озеро рыбачить и пить пиво.

И тогда я встал и пошел в деревню. За две стрелы хозяин вернул мне кремень и огниво, а еще за одну стрелу я приобрел леску и крючок. Удочку я нашел на берегу, а стрелой довольно быстро накопал червей. Первая же рыба – крупный, горбатый окунь – принесла мне новый навык в Интеллект:

Рыбалка 0 (+1/2 поймать рыбу за 15 минут ловли)

Забавно, что навык остался на нулевом уровне: в этом мире ничто не доставалось бесплатно. А еще я получил одно очко опыта и пятый уровень! Уровень, правда, я получил еще вчера – за квест про истинное тело. Я был в бешенстве из-за обмана, но нельзя не признать, что я и сам повысил «коэфициент приживания модели», потому что не убил себя сразу ударом головы об дерево, как наверняка поступил бы, узнай я все сразу.

Я долго выбирал между Ловкостью/скоростью и Интеллектом/языком и в конце концов выбрал Интеллект. Магом в игре быть тяжелее – нет базовых характеристик, а в лесу все качаются на выживание. Значит, их меньше. Но я хотел иметь возможность общаться. Мне встретились другие люди с медальонами, и теперь я знал, что ждет их всех. А ведь Тартар тоже это знал и использовал их, живых людей, как пушечное мясо. Какой же надо быть сволочью! Неужели эксперимент в том и заключается, чтоб вывести из человека такую вот тварь?!

Рыбу я зажарил на костре, раздумывая над строкой из письма про возвращение чувств. Видимо, моя модель должна приспособиться к новому миру, как пришитая конечность или пересаженный орган. Надеюсь, достигнутый на сегодня результат – это не предел. Хотя за эффект опьянения я ставлю разработчикам пять баллов; не удивлюсь, если большинство жителей этого мира – хронические алкоголики.

Меня здорово интересовал один вопрос, и я рассчитывал получить на него ответ: если есть этот самый эксперимент в виде игры, то есть ли у него какая-либо связь с внешним миром? Или кучка яйцеголовых просто ждет, склонившись над банкой, когда один паук перекусает всех остальных? Одно я знал теперь совершенно точно: я этого так не оставлю. Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы уничтожить саму память о таких экспериментах.

Совсем под вечер я снова пошел в деревню. Мне хотелось посмотреть, насколько мой «Язык» поможет в общении с неписью. К сожалению, разницы я не почувствовал. Люди в деревне были неразговорчивы, квестов не давали, все готовы были продать рыбу, но покупал предметы только трактирщик/полицейский. У меня не осталось вещей на продажу, и я не представлял для них интереса.

Я бесцельно бродил по площади, когда на дороге, ведущей в лес, мне померещилось движение. Я насторожился и поспешил поближе к пустеющей таверне, раздумывая, может ли непись представлять защиту? Какой уровень у трактирщика? У Свена, торгующего зельями? Я не помнил и, кажется, не видел. У рыбаков на пристани были пятый и шестой уровни. Значит, остальные сильнее. Но насколько?

По дороге шел человек. Он дошел до границы света от единственного фонаря, освещавшего площадь, и остановился в раздумьях. Вспыхнула опознавательная голограмма, и я испытал мощнейшее дежавю: лес, имя, человек.

– Фродо! – заорал я не своим голосом, бросаясь к нему навстречу.

Услышав мой крик, человек повернулся и вознамерился дать стрекача.

– Да это же я, Варчан, болван ты эдакий!

Лжефродо приостановился, вытаращил глаза и попытался заговорить в ответ. Но я услышал только невнятное бульканье.

– Не понимаю! – заорал я, бросаясь его обнимать. – Как же я рад, что ты жив, хранитель недоделанный, я ей-богу ни слова не понимаю!

Честно говоря, я был счастлив чуть ли не до слез. Нормальный человек, с которым только что случилось то же, что и со мной, и с которым можно об этом поговорить.

– Ты меня нормально слышишь?

Фродо энергично закивал.

– Есть свободное очко? Вложи в Интеллект – языки.

Фродо развел руками. Очка у не было, он улучшил стрельбу из лука. И тоже убил одного волка, сидя на дереве. Только стая не уходила от его дерева, а сидела там до рассвета и погрызла часть его стрел. Под утро он заснул на ветке и чудом не свалился. Потом волки все-таки ушли, и он слез, забрал остатки стрел и пошел искать меня. Без карты он понятия не имел, куда надо идти. И скоро просто обнаружил себя бесцельно бродившим по лесу. А на следующий день он видел Тартара! При нем были Пол Ламзи и один из бывших фамильяров Джонни Смита – мистер Майерс. Ему удалось отсидеться в кустах, и орк ничего не заметил. А о Джейн – ни слуху ни духу. Фродо долго бродил между лесом и предгорьями, раздумывая, как спуститься к реке. У него кончились стрелы и остался последний кусок утки. Он начал серьезно опасаться за свое выживание.

Я торжественно вытащил свои пять стрел и отдал ему три. «Оставь себе больше!» – потребовал Фродо, но я сказал, что у него больше дамаг и что нам гораздо выгоднее, если стрелы будут у него. Потом я успокоил его, сказав, что знаю, где взять еды, и повел его к себе на пляж, как дорогого гостя. Понаблюдав за моей рыбной ловлей, Фродо выразил готовность сбегать за дополнительным снаряжением, и через пятнадцать минут мы уже рыбачили вдвоем.

А потом, когда я во второй раз за ночь развел костер, мне пришла в голову важная мысль: мои навыки – костер, общий язык, добыча и приготовление пищи – это и должно быть направлением моего будущего развития. Я не смогу бросить вызов сложившейся ситуации в одиночку. Мне нужны друзья.

Лжефродо уплетал рыбу и выглядел весьма довольным. Меня немного удивило его хорошее расположение духа, но он поднял руку в том смысле, что сейчас все объяснит, после чего полез в свой инвентарь и вытащил оттуда трубку. Он набил ее какими-то листьями из маленького мешочка, вытащил из костра уголек и аккуратно пристроил сверху. Выпуская изо рта небольшие облачка дыма, он растянулся на шкуре.

– Слушай, ты же получил письмо от компании? – начал я.

Лжефродо кивнул, затянулся и выпустил колечко дыма. Ну натуральный хоббит!

– Неужели тебя не возмутил этот… грабеж?

Он показал жестами, что его никто не грабил. И, ухмыляясь, потыкал в голограмму с именем над своей головой: вероятно, он хотел сказать, что сам кого хочешь перехитрит.

– Но как же плен и маг, который жег тебе ноги? И волки, и то, что прежней жизни больше нет?

Есть ли, нет ли, но Фродо пошел на сканирование добровольцем. Это я понял из его долгих и местами путаных объяснений. Прежняя жизнь привлекала его совсем не так сильно, как меня. Однако после попадания в плен к Джонни Смиту он передумал. Игра уже совсем не казалась ему таким веселым приключением, как он себе это представлял. А еще он боялся умереть здесь. С недавних пор ему стало казаться, что его душа тоже каким-то образом скопировалась и если он помрет тут, то и там ему не поздоровится. Но он всегда знал, что он копия.

– Откуда? – спросил я слабым голосом.

«Так ведь игра же!» – пояснил Фродо. Игра очень известна на рынке сетевых виар-игр.

– Наша игра широко известна? – спросил я. – И что, никто не возражает против того, чтобы их копии калечили друг друга почем зря?

Фродо объяснил, что действительно мало кто придает значение чувствам искусственного интеллекта. Возможно, все дело в языковом барьере.

– А люди за этой игрой просто наблюдают?

Но тут Фродо покачал головой, как мне показалось, смущенно. Наша игра называется Survive the Fantasia, – он пальцами показал все буквы, – это онлайн ПВП-игра, знаменитая своей неписью, которой управляет искусственный интеллект.

– Неписью? – спросил я, хотя уже знал ответ.

Фродо кивнул, а потом указал на себя и на меня.

– Но ты же не искусственный интеллект, Фродо! И я не искусственный интеллект. NPC – Non-Player Character. Но мы-то вполне себе player! Меня вообще тут быть не должно! Я не знаю про вашу дурацкую игру!

Лжефродо глядел на меня с удивлением. И я рассказал ему свою историю. История его совершенно потрясла, особенно та часть, где я попал в игру на середине свидания. Он несколько раз переспросил меня, неужели я не помню каких-то подсказок, которые могли бы привести меня сюда.

– Не было никаких подсказок, – устало сказал я. – Я уже давно ни в какие игры не играю. Я занимаюсь инвестициями, у меня невеста!

Занимался. Была.

Фродо очень мне сочувствовал и долго качал головой. Потом даже поднялся, подошел ко мне и, показав на все вокруг, сделал недовольную рожу. Все это неправильно.

Трудно было не согласиться.

– Каким образом люди играют в игру? – спросил я. – Ведь они, наверное, могут респауниться?

Фродо объяснил, что могут, но после смерти надо начинать прокачку с нуля. Помесь рогалика в сюрвайвалом.

– А что насчет смерти?

Фродо сказал, что реальная смерть неписи является ключевой инновацией игры. Тут как в жизни: смерть – главный мотивировщик. Благодаря ей, непись такая сильная.

В этом месте Фродо очень распереживался. Он сообщил мне, что верит в Бога и не понимает, имеет ли ему смысл молиться теперь, когда он – компьютерная программа? Он сказал, что даже подумать не мог о том, что он сам окажется здесь и что умирать надо будет именно ему. Последний месяц он раздумывал над сканированием как способом получить триста долларов на халяву. И, надо думать, тот, другой, их получил и радуется. А это была огромная ошибка! Потому что часть его души теперь здесь!

Я испытывал чувство неловкости от немного простодушной исповеди товарища, которому, как выяснилось, не было и двадцати. И раздумывал.

– Фродо! – сказал я.

Лжехранитель посмотрел на меня мутным взглядом.

– Молиться имеет смысл по-прежнему, – сказал я. – Тут, знаешь ли, все зависит от производителя софта. А в твоем случае – это, по-видимому, господь всемогущий.

Фродо задумался. А я немного приободрился. В голове моей происходили разные интересные события. Связь этого места с реальным миром есть. Языковой барьер, как я знаю на собственном опыте, небольшая помеха.

– Я знаю, что тебе нужно делать, – сказал я. – Ты ведь играл в нашу игру, если я правильно понимаю? Значит, можешь зайти сюда снова? Тогда ты можешь попробовать с ним увидеться. Он должен понять, какую ошибку совершил. Если обе половинки вашей разделенной души покаются, Господь наверняка вас простит.

Лжефродо споткнулся и поглядел на меня дикими глазами. А потом отчаянно зажестикулировал.

– Конечно, – ответил я, – конечно, я тебе помогу!

Глава 7

Никакой внутриигровой почты или сообщений для нас в игре предусмотрено не было. Добраться до реального Фродо (его звали Питер Мрафта, чернокожий паренек из Миннеаполиса) можно было только одним способом – дождаться его в одной из локаций, куда он мог бы наведаться. Однако Фродо скептически качал головой. Я понял только, что с этим были какие-то проблемы. На мой вопрос, какие, он вздохнул и показал, что ему понадобится голос, чтобы объяснить.

На это у нас ушла половина следующего дня.

– У игры лимитированный объем подключений, – рассказывал Фродо, – одновременно онлайн могут находиться только пять тысяч игроков, потому что поддержка ядра жрет вычислительные мощности как не в себя. Остальные желающие должны стоять в очереди по несколько часов. Все, кто появляется в игре после смерти или впервые, попадают в город. ПВП не регулируется ничем, поэтому там все время мелкие стычки и гораздо быстрее растут уровни. Но чем выше уровень, тем медленнее ты качаешься – игроков, с которых тебе упадет хоть сколько-нибудь значительное количество экспы, слишком мало.

Дальнейшие подробности оказались еще веселее.

Самый высокоуровневый игрок в игре являлся «королём». Король получал налог, взимаемый с людей и неписи, занимающихся торговлей в городе и окрестностях. Это были очень большие деньги, а поскольку деньги в игре заработать очень и очень трудно, это действительно ценный ресурс. Нынешний король – Рэдрик IV. Человек, а не непись (один из нас). Это действительно был четвертый по счету чувак, ставший самым сильным игроком, который зачем-то переименовал себя в Рэдрика с римской четверкой. А династия Рэдриков – что интересно – началась с придуманного первым из них принципа сохранения власти. Тот Рэдрик был 34 уровня. Его имела шанс побить организованная партия из 30–40 одноуровневых игроков. И такую партию собрать – раз плюнуть. Поэтому короля всегда окружала свита: от десятка до трех десятков человек, которые вместе могут справиться с небольшой армией нубов. Вся соль придумки Рэдрика была в старом и банальном, как воз гнилой репы, принципе «разделяй и властвуй». Вассалы подбирались по строго определенному критерию: они должны были бояться короля и беспрерывно строить козни друг против друга, чтоб не дай бог не объединиться. Вассалы приносили Рэдрику его долю прокачки, которая была заранее оговорена. За все это Рэдрик вассалам должен был отстегивать из казны.

Фродо очень уважительно отзывался об этой системе, я же склонен был полагать, что это дремучее средневековье. На мое резонное замечание, что если система настолько эффективна, то почему тогда нынешний Рэдрик – уже четвертый за год игры, Фродо ответил, что первые три «не смогли удержать правильный баланс». Впрочем, сменяемость, хотя бы и Рэдриков, казалась мне скорее хорошим знаком.

Король и вассалы держали город. Он располагался где-то на востоке, вниз по реке. Ближе игроки встречаются в виде небольших отрядов. Однако так далеко на запад пройти может примерно один отряд из ста: остальные погибнут от руки соперников, случайных врагов, голода, глупости и по сотне других причин. Так что здесь мы в относительной безопасности. Окажись мы в городе, попали бы в гораздо худшую ситуацию: игроки из реала беспрерывно грызлись между собой. Король и свита воевали с кланами, претендентами на трон. Всякого встречного удобнее всего было грохнуть, не дожидаясь, пока он грохнет тебя. Экспа выпадала в игре только тому, кто нанес последний удар, отсюда и взялась пресловутая «дань прокачкой»: по закону, пленник, который был выше определенного уровня, принадлежал королю. Король казнил его лично или использовал для натравливания членов свиты друг на друга. Шайки поменьше имели покровителей среди окружения короля и платили дань прокачкой второго порядка (употребляемого свитой). Эти тоже резали все, что придется, и не в последнюю очередь – таких, как мы.