Как вернувшийся Данте

Воистину, он сделал все это вместе с другими тяжкими преступниками …Вот, когда Пенхевибин, бывший смотритель царских стад, сказал ему: «Дай мне свиток, чтобы наделить меня силой и могуществом»; он дал ему магический свиток царя Усермаатра Мериамона, да будет он жив, невредим, здрав, Великого бога, его господина, и он начал (совершать магические действия) над людьми. Он пришел к стене гарема, отдаленному, пустому месту. Он начал делать людей из воска с надписями, чтобы их внес внутрь управитель Арим, (препятствуя) одному двигаться и околдовывая других…

Теперь, когда допросили его, нашли его виновным во всех преступлениях и во всем зле, замысленном в его сердце. Воистину, сделал он им все это, вместе с другими тяжкими преступниками; отвратительны они миллионам богов и миллионам богинь. Были им вынесены великие наказания смертью, о которых боги сказали: «Исполните их над ними!»

Описывая казнь главных злоумышленников, писец употребляет довольно странные выражения «они оставили его на месте; он умертвил себя сам». Это могло означать, что по приказу суда преступники покончили с жизнью самостоятельно. Однако Г. Масперо после тщательного исследования мумии, найденной в Дейр эль-Бахри и известной как «Безымянный принц», высказал более драматичную догадку. Останки принадлежали мужчине тридцати лет, хорошо сложенному и без всяких пороков, который был погребен без обязательного бальзамирования. Более того, тело было завернуто в ритуально нечистую для египтян сырую шкуру барана. Все внутренние органы остались на месте.

«Никогда еще лицо не отражало такой мучительной и страшной агонии. Искаженные черты несчастного говорят о том, что почти наверняка его похоронили живьем.» – а когда его хоронили живьем, помнил ли он о женщине?

Разумеется; но – вспомним и мы о ней (пусть – его памятью и вместе с ним), зато – здесь и сейчас; и разглядим его – тоже здесь и сейчас, то есть именно в Санкт-Ленинграде (и из Санкт-Ленинграда).

Итак, Цыбин ждёт – перед «мастерской» художника; но – каким по счёту должно бы могло стать это убийство?

Ничего об этом неизвестно; но – тогда по городу прокатился шквал передела жилого фонда (мастерские художников тоже подпадали в эту категорию), и отдельная статистика не велась; так что какая по счёту «казнь египетская» должна была обрушиться на мир, неизвестно.

Разве что – после первой части этой истории мы понимаем: должно была – значит, была, есть и будет (даже если видимо и не было); представим, что художник (поэт, артист или ещё кто в мастерской) – это пленённый Пентавер; поджидающий его в засаде Цыбин – это слуги мёртвого фараона (численность тоже не имеет значения, только функция); и вот – настоящий восход этого источника тьмы совершился.

Да – далеко не сейчас; но – очень «когда-нибудь», во тьме египетской: египетский царевич (и санкт-ленинградский артист в нём) в предсмертном ожидании растекся мыслью по Мировому Древу времен (по всем его ветвям и корням), и пришло время опять описать одно из таких ответвлений.

Как вот давеча в «прошлой вселенной», где за-говор удался: убивая отца – «убили» (в себе) Отца.

Поэтому – когда слуги убитого им фараона явились его казнить, древнеегипетский царевич-отцеубийца вдруг вспомнил, как (не)впервые Черное Солнце взошло над Санкт-Ленинградом и никого поначалу не потревожило: и тучи оказались низки, и мелочный дождик прилипал к ресницам.

Но рождения и гибели богов, а так же любови царей и цариц, глобальные катастрофы и прочие человеческие умопомрачения не остаются незамеченными, так что и эта грозная предвестница таковой не оказалась.

Раз (или нота до) – обречённый царевич вспо-мнил (возо-мнил о себе), что тогда – уже в будущем – дождь прекратился ближе к вечеру. Два (или нота ре) – именно тогда в толпе людей он (уже не царевич – а чуть ли не Первочеловек) поднялся из преисподней метро и в который раз вспо-мнил о женщине (от которой – и к которой – все свои бесконечные жизни без оглядки бежал).

Итак – Цыбин (который у мастерской артиста – художника, поэта или ещё какого скомороха) поджидает, когда распахнётся дверь, и можно будет приступить к изучению анатомии творческого индивида (и попытаться мумифицировать невидимое).

Итак – царевич Пентавер (уже убийца отца), который – сам в роли артиста (к которому пришли свои же «цыбины»-вивисекторы); здесь подмена понятий сопровождается подменой душ (для чего их словно бы мумифицируют).

Итак – псевдо-Илия (герой первой части), вышедший из подземелья метро: казалось – повторяется восход Чёрного Солнца; разве что – действия героев теперь трактуются посредством древнеегипетской «посмертной» (магической) мумификации.

Итак – все они вспомнили о женщине; причём – не просто о псевдо-Еве (любой сестре, жене, матери), а о той – с которой был полностью несовместим: ни от альфы до омеги, ни от омеги к альфе – сколько ни возвращайся к истокам Стихий, они всегда замутнены желанием обрести очертания во-плоти; но – и забыть нельзя.

А ещё – тот (прозревший) Пентавер (к которому пришли его «цыбины») прекрасно понимал всю бессмысленность даже вероятной своей с ней совместности: они оба были полны до краёв, и нечего было к каждому из них прибавлять, но и убавлять тоже было нечего.

Так и совершаются подмены: сейчас ты «маленький» творец (убийца «всеобъемлющего» – назвавшийся его псевдо-именем, загоняющий объем в плоскость твоего «ви’дения»), а через миг – ты уже жертва, к тебе подходит очередной версификатор реальности, твой личный Цыбин.

Есть ли в мире что-либо иное?

Есть. Логосы. Тонкость мира. И нет их (казалось бы). Есть корпускулярная пыль (с грубой пустотой меж ничтожных частиц).

И вот (меняя скрепы логосов на нечто более понятное): сделайте нам понятно – отсюда начинается любая смерть рассудка) он не мог не вспомнить о женщине; но – в любом случае «он» оказывается кем угодно и исполняет любую функцию (палача и жертвы, или даже перевозчика между мирами)

Итак – женщина; «он» (любой «он») – вспомнил о «ней»; другое дело – что его с нею разделенность оборачивалась бессмысленностью ещё большей (порой ему казалось, что вся жизнь – любая жизнь – искусственно составлена из сравнения бесконечностей и отсутствий); тогда – он опять возо-мнил о женщине, ибо следовало с чего-то начать, то есть – составлять (со)мнение о мироздании.

Миро-здание – таково, каким ты (и какой именно ты «из какого-то себя»), его составляешь.

Потому – Цыбин стоит перед входом в полуподвал мастерской; потому – псевдо-Илия идёт к полуподвалу «Атлантиды» («сей-час» его опять называли псевдо-Илия – не путать с ветхозаветным пророком, вознесенным на небо: наш удел – это люди).

И он окончательно утвердил своим воспоминанием (тем самым – наполнил бездонную пустоту прошлого), что когда-то «в будущем» дождь действительно прекратился ближе к вечеру.

Почему – Цыбин стоит? «Если бы Прокруст уложил меня на свое ложе, ему бы не пришлось меня вытягивать – слишком много лишнего наросло во мне за тысячелетия цивилизации.» Но Прокрусту все равно, что отсекать, и он режет по живому.

Если убить в человеке ветхого Адама, то на его месте возникнет бессмертный робот-андроид. Если вынуть из человека душу живую, то можно делать с человеком все что угодно – хоть мертвых оживлять (как утверждал Федоров). И современная цивилизация достигла на этом поприще впечатляющих успехов – по оживлению мертвых и умертвлению живых.

Когда выползал я из ложа прокрустова,то весь мой костяк и стонал и похрустывал -во мне умирала античная Греция.И северным вьюгам открыл свое сердце я.»(Владимир Яковлев)

Потому (и на чём) Цыбин стоит – что именно тогда в толпе людей, равнодушной и (как давно выветрившийся скверный алкоголь) немного пенной (этакими грязноватыми хлопьями разложения) из рукотворной глотки преисподнего метрополитена на свет Божий поднялась одна из ипостасей Первочеловека (именно та, которую именовали Ильей).

Станция именовалась Фрунзенской, и помянутый Илья (не понимая, что принимает на себя роль некоего – вспомнившего о женщине – Пентавера) сразу же свернул на Московский проспект и направился к мосту через Обводный канал.

И как раз в это мгновение (запомним его: это и есть точка сопряжения имён – где происходит явления новой персоналии) какой-то пьяный (оче-видно – до краев переполненный тем самым не выветрившимся и склоняющим к само-разложению алкоголем) человек принялся на мосту приплясывать, задирать взлохмаченную голову и пере-ругиваться с каплями.

Было ещё более очевидно, что (в отличие от Ильи) он всё ещё не был способен проходить меж каплями; хотя – оказался не без крыльев и даже иногда рифмовал слова; но – всё оказалось без толку; хотя (именно поэтому) – роль Пентавера ему тоже вполне подходила.

Разве что – Пентавер (а ведь его когда-то тоже звали иначе) мог бы посетить его тело; разве что – проделать всё это посредством одной или нескольких своих душ; согласитесь, не всё же убийце отца пребывать в тамошнем аду; пусть – вернётся (перенесётся) в наш древнеиудейский шеол из своего древнеегипетского посмертия.

А вот за-чем это – (нынешним) нам? А очень просто – речь не только о личном бессмертии какого-нибудь эгоиста; дело – в самой возможности победы добра в мире, который отдан злу (и где нет ни богов, ни Стихий – возможны лишь смертные тела); потому я и возвращаю отцеубийцу в мир псевдо-живых.

А в кого вернётся наш древнеегипетский Да’нте? Прошедший свои круги своего а’да (документально описанного выше); итак – Илья уже переходил через мост и на камлания пьяного версификатора внимания не обратил; и зря – быть может; хотя – на скорую гибель очередного псевдо-Илии никакие вернувшиеся Да’нте никак повлиять не могли бы.

Разве что – описать; но – эта гибель и так мной уже описана: именно в том описании показалось – идя к погибели (в этот самый миг) псевдо-Илия перешёл мост и оставил позади не просто один берег канала, а всю обыденноплоскую землю.

Что как раз сейчас он (уже – совсем другой он, уже немного – по отношению к нынешнему Илье – по-более будущий) решал, какой именно из его ипостасей ему предстоит стать; так что – никакого внимания на человека на мосту он не обратил не обратил: переходы из мира в мир – всё «это дело тел!

Мы «друг для друга – души»: мы меняем души, не тела; телом пьяный поэт остался всё тот же, а вот с душой произошёл казус: если Пентаверу, сыну младшей жены царя, не удалось осилить тогдашней царской власти фараона, то тело пьяного версификатора (убийцы смыслов) оказалось вполне «по нему».

Что такой вот Пентавер (которого раньше звали иначе) будет делать в Санкт-Ленинграде?

Нет такого вопроса, есть такой ответ: что он будет делать в стране (которую тоже – раньше называли иначе)? Каким образом он поможет ответить на главный вопрос миропорядка: как такие убийцы по уму способны спасти мир (или, по крайней мере – не совсем погубить).

А никаким образом. Мы (всего лишь) сами для себя отвечаем на простой вопрос: возможно ли спасти человека (в человеке) и мир (в миру) без спасения Русского мира? Учитывая, что смысл жизни русского человека (вся история показывает) – спасение человечества русскими; и при чём здесь смешения времён и подмены понятий и душ? На самом деле всё просто.

«Для «поддержания в порядке» всего разнообразия материального мира – вплоть до каждого отдельного атома – необходимо огромное количество информации (носителем которой является энергия). Она должна быть всегда и везде – для Бога нет категорий времени и пространства, они чисто человеческие. И тут физики не протестуют. Более того, о том же самом говорят феномен голографии, эффект Бома, парадокс Эйнштейна-Розена-Подольского, концепция морфогенетических полей Шелдрейка: информация о всей вселенной содержится в каждой точке вселенной.» (Божественные энергии Григория Паламы,

логосы Максима Исповедника

и их участие в Творении мира,

изложенное в современной научной терминологии.»

Р.Б.Галина (Руссо) – вот так человек на мосту стал ещё более человечен: перекинулся в заживо мумифицированного сына царя!

Вопрос действительно (до полной безответности) прост. Да и отчего бы ему из одной мёртвой амбиции не перекинуться в чуть более живую надежду? Ведь собирался же он перебежать из Санкт-Ленинграда в Москву, за карьерой; так вольно’ ему, а мы посмотрим за ним и за Россией.

Причём (глупец) – за карьерой, прежде с ним (как древнеримский гений – крыла за плечами героя) никогда не бывавшей; но – оная карьера (вестимо) во Первонепристойной столице всякого хитреца-простеца прямо-таки изначально готова возне’сть сразу с места в карьер (даже если это карьера кармически предполагает занятия чужого места в готическом своде – чем не символ убийства).

Предъявляя претензию миру – всяк стремится на мир наложить свою меру: все мы словно бы душегубы серийные, всем нам надобно с места в карьер.

Но (ведь вот что особенно чудесно): именно ему (потенциально – виртуальному серийному душегубу, версификатору душ) сей момент и в самом деле невиданно повезёт: его место займет душа, действительно дерзнувшая на переустройство (пусть тогдашнего – ветхого) мироздания.

Итак – псевдо-Илия прошёл мимо псевдо-демиурга: если псевдо-первый (Адам) и псевдо-пророк – решал вопрос собственной целостности (посредством единения с Первоженщиной), то второй (потенциально) – мог возжелать (посредством кармических манипуляций) воскресить невидимое Божье Царство «погибшего» СССР.

И то, и другое – дело безнадёжное: нельзя спасти то, что и так спасено и целостно; но – вольно’ (им обоим)! Пусть стараются: очень наглядная иллюстрация (даже индивидуальной) многомерности бытия.

Потом – нам ведь уже известно: совсем не для этого ещё одной реинкарнации Первочеловека предстояло сегодня же банально умереть (почти как профану: это же надо уметь – «умирать»). Пора бы отучаться от этой привычки. И в плане личном, и в плане всего мира.

Перестать – умирать (предавать – изменять); причём – именно здесь (на свету и во тьме), на Чёртовом этом мосту (суворовском) – между адом вверху и адом внизу (хорошо понимая, что «все» преисподние – всего лишь псев-до); здесь – следует расставить все точки в бесконечном многоточии (пресловутые точки над i): описываемые мной события свое-временны с другими свое-временными событиями.

Например – Илье (псевдо-Илии Вечного Возвращения I) в скором свое-времени предстояло встретить камлания совсем другого рода: начиная от самых без-обидных (подростки на гоп-стоп попросят закурить) или даже предъ-явленых (бандиты, ученики адепта не-зла, пригласят на разминку в спортзале – где его «опять и опять» пометят его личной «отсроченной» смертью).

Которая «личная» смерть – столь частична, что становится звеном бесконечной кармы. И нельзя сказать, что пророк Илья этого не понимал; но – он стремился к целостности мира – идя к не ведающей ни зла, ни добра, ни смерти Первоженщине; он – добром и злом уязвлённый насмерть.

Поэтому – (только) он! По прежнему! Не обращал себя – (воспалённой губой) на тот факт (из реки по имени Лета), как пьяный версификатор (ещё до небес не превознесенный и в преисподние не сброшенный) тщится оправдать своё будущее.

А (меж тем) – и от пьяного версификатора зависят судьбы мира. Всего мира. Тогда как Илья ищет – своего (ку)мира; согласитесь, что может быть незначительней пьяного поэта на мосту? Только его (или – ещё какого-никакого «артиста») убийца.

И вот – Илья-пророк уже перешёл мост, а человек и поэт – остался на мосту между мирами. А на том берегу – Илью встретило (персонифицированное) здание будущего универмага, в те годы (о которых сейчас свое-временная речь) представлявшее из себя почти что руины после знатного пожара, весьма прокопченные и огромные.

Меж тем – реальность уже начала (или уже продолжала) стремительно изменяться и сдвигаться в области сна: на мосту между мирами поэт – исчез, зато – остался сын царя.

Илья-пророк (на некоторое время я перестану называть его псевдо-Илией – ведь ему действительно придётся сказать своё «Бог жив»») – продолжал погружаться в мир шеола; впрочем – при-видение руин универмага Илью ничуть не смутило (хотя – чем не символ останков Божьего Царства).

Илья-пророк проследовал дальше и дальше (мимо руин) – то есть свернув по набережной и от берега Леты (Обводного канала) далеко не отходя; Илья-пророк претендовал на роль взятого живым на небо (стремился стать целостным воплощением Адама – не «псевдо» а того, до евина яблока); тем самым – пред-отказываясь от кармы (само)убийцы.

Поэт (и серийный убийца смыслов – «очертив» словесно один, отказываешься от прочих) не смотрел ему в след – он был занят совсем другим делом: в нём обустраивался Пентавер (этим «именем без имени» я и самого поэта буду именовать в дальнейшем); если бы события происходили в августе девяносто первого, я бы счёл, что древний египетский отцеубийца явился в мой мир, чтобы до-бавлением своей сути в мир (за-ранее) предотвратить беловежскую подлость (тем самым – не воскресить СССР, а за-ранее уничтожить его смерть).

Но! Пожалуй, сейчас была осень девяносто третьего (не удивлюсь, если конец сентября); а если даже и не была сей-час та самая осень – кто сказал, что только весна повсеместна?

Итак – Илья-пророк пошёл к «своей» Первоженщине (не мог не пойти к началу: ведь этим он тоже говорит своё «Бог жив»); поэт и серийный душегуб (я уже говорил, что человек на мосту полагал себя версификатором смыслов – игрался буквицами, составляя их в речь) не смотрел ему в след (когда должен бы был душой – след в след – полагаться на его перво-свет); боги – тоже не последовали за Ильёю, зачем?

Нано-боги были (бы) на стороне древнего египтянина (убившего в себе Отца) – если бы он хоть что-то мог в новых реалиях; но – «новому» Пентаверу предстояло последовать за своим новым телом – поехать в столицу для некоей нынешней (тамошней) карьеры; что он мог?

А ничего (кроме воскрешения своего Египта – согласитесь, с православным и мусульманским, иудейским и буддийским СССР дело другое); хотя – не хотел поминать мумию Ульянова, дремлющую то ли в вавилонском зиккурате, то ли почти точной копии самой древней (из сохранившихся до наших дней) пирамиды.

Повторю: что он мог? И опять отвечу: а ничего сверх того, что мы и так можем.

Именно поэтому поездка версификатора-Пентавера в охваченную локальной гражданской войной столицу великой империи – это действо весьма значимое: кто знает, каким невидимыми силами определяются судьбы мира?

А что касаемо душегуба Цыбина (подстерегающего свою жертву на улице Казанской) – напомню: он таится во дворе дома – тоже перед входом в некий полуподвал (расположенную в цоколе квартиру-мастерскую некоего артиста); чем не аналогия с полуподвалом бандитской «Атлантиды» из первой части истории?

Что артист на улице Казанской – сам-один, а бандитов в «Атлантиде» (на Вознесенском проспекте) – много, роли никакой не играет: мы ведь говорим о мире логосов, о переплетении мертвечины бытия и живой Силы Творения – с этих позиций артист в своей мастерской значительно более «вооружен» (чем кто бы то ни был – из убийц тела).

Что псевдо-Илия (которого ещё можно считать псевдо-Адамом) выбрал для поисков женщины себе дорогу – среди убийц; так он (коли он – всё ещё человек) – и сам сыщет на себя вполне человеческую управу (среду своего воскресения).

Точнее – эту среду он (в первой части) уже отыскал.

И тогда же (тысячелетием раньше или столетием позже) – вспомнилось пседо-Илии, как пахли травы на поле Куликовом.

Только там (показалось ему) – не оставалось в людях ни толики подлости; показалось – (на мгновение – и не более) мир можно спасти.

Показалось – вот только что была в миру смерть; и сразу стало – никому и никогда (именно здесь и везде) не было и не будет никакой смерти.

Показалось – повсюду тишина и покой иного мира (завершённого – когда мир становится миром); показалось – и в душе, и во вселенной (ибо вселенная – вселить, пусть даже в ад) не осталось никакой гордости (зато – осталась пригодность), ибо – больше не было в ней ни гор, ни впадин.

Поле Куликово – как на нём победили?

А только так: Словом и Делом; где Дело – твоё хрупкое тело, а Слово – Второе Лицо Пресвятой Троицы. То Слово, чрез Которое все «начало быть», и без Которого «ничего не начало быть, что начало быть» (Ин.1:3) – это Божественная Ипостась, это Сам Бог, Его откровение в мир (Григорий Богослов).

«Тварный мир существует вне Бога, («не по месту, но по природе» – И.Д.), но логосами «засеяно» все пространство тварного мира. Таким образом, Бог сразу и «вне» и «внутри». Мир творится согласно логосам, но не сами логосы становятся тварными существами.

Нам незнаком такой тип взаимоотношений, аналогов ему в мире сем не существует. Блаж. Феофилакт Болгарский так выразил эту парадоксальность: «Слово, оставаясь тем, чем Оно было, стало тем, чем Оно не было».»

Божественные энергии Григория Паламы,

логосы Максима Исповедника

и их участие в Творении мира,

изложенное в современной научной терминологии.

Р.Б.Галина (Руссо)

Итак – в человеке слышна тишина. И вина – искупления вины. Оставались человеку в миру одни я-годины (самому себе по-годки) – на виноградной кисти вселенной. Причём – какую ни сорви, брызнет твоею виной.

И цена этому – спасение мира; но – пока что мир «поэту на мосту меж миров» представлялся смертельно больным; причём – даже «нынешний» Пентавер понимал – мир надо воскрешать; как именно?

Очевидно – только лишь именами; но – что он мог здесь, если ничего не смог – там? Быть – здесь «поэтом на мосту меж миров», сам не имея имени; зато – называя вещи по имени?

Что он мог – здесь, если ничего не смог – там?

А Илья ушёл от него – волной, возмущающей зацветшую гладь пруда. Казалось бы – всё это уже было – тогда; и снова будет – теперь. Казалось бы – до тех пор, пока он не распахнет напрочь запертую дверь потаённого спортклуба Атлантида.

Где именно ему (пусть даже и псевдо-Первочеловеку – который и сам псевдо-мера всему) предъявят очередную малую меру тварного мира.

Эта мера его не измерит, зато – отчасти измерит. Покажет, в чём именно тот (очередной) «прошлый» псевдо-Илия изменил себе, причём – в каждой корпускуле своего статус кво (и чем он отличался от другого любовника Яны, статичного истерика и убийцы Стаса – ничем).

Оставим пока «нынешнего» Пентавера – на его пути в Москву, за «нынешней» карьерой; рассмотрим Илью-пророка – увидим, как (в свете новых вводных) его желанное и невозможное единение с единственной женщиной соотнесётся с реалиями мировой катастрофы.

Рассмотрим – посредством какого поля Куликова предстоит русским людям спасти даже нынешний ад – от более «низкого» ада. Того самого – в котором мы уже не будем страдать; ибо – нечему (и некому) будет со-страдать самим себе: мы сами станем атомами ада.

Возможно ли противостоять этому – противостоя лишь своими (пусть даже невидимыми) Силами?

Рас-смотрим – а Илья (меж тем_) опять свернул в переулок (пере-сёк ирреальность и окончательно – на сегодня – рас-сёк свой зрачок на корпускулы видений).

Два-смотрим – там-то и встретились ему долго-жданные (вчера-жданные, сегодня-жданные и завтра-жданные) указательные «камни-вместо-хлеба» на дороге (направо-налево-прямо пойдёшь, ничего не найдёшь, но всё потеряешь), причём – облеченные во плоть стайки малолетнего местного хулиганья.

Три-смотрим – он знал! Не заранее, а просто так. Что именно сейчас начнётся «исключительно его» (но – ещё раз для нас пересказываемое) прошлое.

В котором прошлом они (то есть камни-подростки) обязательно вот-вот обратятся к нему (ибо – тоже чему-то обязаны) с непременной просьбой о сигарете, в коей им (разумеется даже разумом) будет беспощадно отказан.

Напомню, что роста Илья был немного выше среднего, телосложением сух и железен; причём – в движениях своих опережал само зарождение своих же движений. Отчасти поэтому – на сей раз он не стал дожидаться, когда местные «гавроши» его окружат и начнут свой гоп-стоп-приседания.

Он легко оставил им на расправу (и себе на забаву) одну свою видимость. В то самое время как другая его видимость (уже – в прошлой реальности – всё-всё у подростков повыспросив) как раз и отправилась к помянутой Атлантиде.

Короткое время спустя его «оставленная» видимость нагнала «ушедшую» – и (всё равно – повторить не вредно) передала ей слова «гаврошей» о дороге к помянутой (где-то, когда-то, в каком-то из прошлых будущих) Атлантиде:

– Туда-то и туда-то; такие дела, брат! Такие тела! Они суть почти не совместны. И совсем бы тебе не след вдребезги разрывать свою целую часть вселенской ткани событий своим их (событий) «опережением»; тебе (именно целому тебе) – след бы отнестись к ним, аки к неокрепшим детенышам своим, – занудливо высказала ему его прошлая видимость.