И жизнь, и слёзы, и любовь. Жизнеописание Анны Керн…

Тетушка предложила нам после ужина прогулку в Михайловское. Пушкин очень обрадовался этому, мы поехали. Погода была чудесная, лунная июньская ночь дышала прохладой и ароматом полей. Мы ехали в двух экипажах: тётушка с сыном в одном, сестра, Пушкин и я в другом. Ни прежде, ни после я не видала его так добродушно весёлым и любезным. Он шутил без острот и сарказмов; хвалил луну, не называл её глупою, а говорил: «Я люблю луну, когда она освещает прекрасное лицо», хвалил природу и говорил, что он торжествует, воображая в ту минуту, будто Александр Полторацкий остался на крыльце у Олениных, а он уехал со мною; это был намёк на то, как он завидовал при нашей первой встрече А. Полторацкому, когда тот уехал со мною.

Приехавши в Михайловское, мы не вошли в дом, а пошли прямо в старый, запущенный сад, «приют задумчивых дриад», с длинными аллеями старых дерев, корни которых, сплетясь, вились по дорожкам, что заставляло меня спотыкаться, а моего спутника вздрагивать. Тётушка, приехавши туда вслед за нами, сказала: «Мой милый Пушкин, будьте же гостеприимны и покажите госпоже ваш сад». Он быстро подал мне руку и побежал скоро, скоро, как ученик, неожиданно получивший позволение прогуляться. Подробностей разговора нашего не помню…

А.П. Керн. Воспоминания…

Каждую ночь я гуляю по саду и повторяю себе: она была здесь – камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа, я пишу много стихов…

Пушкин – Ал. И. Вульф. 21 июня 1825 г.

Никакого не было камня в саду, а споткнулась я о переплетённые корни дерев. Веточку гелиотропа он, точно, выпросил у меня.

А.П. Керн. Примечание к письмам Пушкина, опубликованным в «Русской старине». 1879 г.

Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных.

Пушкин – А. П. Керн. 25 июля 1825 г.

…он вспоминал нашу первую встречу у Олениных, выражался о ней увлекательно, восторженно и в конце разговора сказал: «Вы выглядели такой невинной девочкой; на вас было тогда что-то вроде крестика, не правда ли?».

А.П. Керн. Воспоминания о Пушкине…

У ней прелестный голос, и в каждом звуке его и чувство, и душа. Слушая её, я совсем перенесся на родину, к горлу подступали слёзы…

А.В. Никитенко. Дневник.

Во время пребывания моего в Тригорском я пела Пушкину стихи Козлова:

Ночь весенняя дышала

Светло южною красой.

Тихо Брента протекала,

Серебримая луной,

и проч.

Мы пели этот романс Козлова, на голос… баркаролы венецианской. Пушкин с большим удовольствием слушал эту музыку и писал в это время Плетневу: «Скажи старцу Козлову, что здесь есть одна прелесть, которая поёт его ночь, как жаль, что он её не увидит (поэт Козлов был слеп. – Е.Г.)! дай бог ему её слышать!».

А.П. Керн. Воспоминания…

Вспоминаю, между прочим, следующий довольно любопытный факт:

Однажды, засидевшись поздно вечером на балконе Ал-бердо дель Паццо, любуясь громадным беломраморным собором, освещённым яркою луною и вдыхая с наслаждением мягкий бархатный воздух (эпитеты эти принадлежат Глинке) осенней миланской ночи, мы разговорились о возможности выражения звуками различных душевных настроений… «Хорошо было бы,– заговорил Михаил Иванович,– написать нечто вроде баркаролы на следующую тему: месяц пронизывает лучами небольшую комнату, ну хоть вровень с нами (на третьем этаже). В глубине, на белоснежной постели, покоится молодая, красивая итальянка. Шелковистые, густые волосы её разметались и покрывают плечи и грудь – но не совсем! (Глинка подмигнул.) Красавице не то чтобы душно – а так себе, оченно приятно – и нега и страсть просвечивают у нее в каждой жилке… А как ты думаешь? Ведь всё это как есть можно изобразить звуками!».

Я расхохотался! «Ну конечно, – отвечал я, – и луну и чёрные волосы, всё это целиком можно изобразить звуками!».

«Не говори пустяков, – внушительно возразил М.И., – чёрные волосы сами по себе; но вот душевное-то настроение, производимое подобным зрелищем, – вот это-то, говорю я, целиком можно выразить музыкою»…

Вообразите же мое удивление, возвратясь в Россию два года спустя, я. нашёл уже напечатанным известный романс Глинки «Венециянская ночь…», характер баркаролы совершенно соответствует тому настроению духа, в котором мы находились оба, и Глинка и я, в то время, когда беседовали на балконе…

Воспоминания Ф. Толстого о М. И. Глинке. Русская старина, 1871 г.

Скажи от меня Козлову, что недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поёт его Венецианскую ночь на голос гондольерского речитатива – я обещал известить о том милого вдохновенного слепца. Жаль, что он не увидит её, но пусть вообразит красоту и задушевность – по крайней мере дай бог ему её слышать!

Пушкин – П. А. Плетневу. Июль 1825 г.

Всё Тригорское поёт «Не мила ей прелесть ночи», и у меня от этого сердце ноет, вчера мы проговорили с Алексеем 4 часа подряд. Никогда ещё у меня не было такого продолжительного разговора. Угадайте, что нас так вдруг сблизило…

Пушкин – Ал. Н. Вульф. 21 июля 1825 г.

На другой день я должна была ехать в Ригу вместе с сестрою Анной Николаевной Вульф. Он пришёл утром и на прощанье принёс мне экземпляр 2-ой главы Онегина, в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами:

Я помню чудное мгновенье

и проч., и проч.

Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу я выпросила их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю. Стихи эти я тогда сообщила барону Дельвигу, который их поместил в своих Северных цветах. Михаил Иванович Глинка сделал на них прекрасную музыку и оставил их у себя.

А.П. Керн. Воспоминания…

Вот все, что рассказывает Анна Петровна о своём пребывании в Тригорском… Но Анна Петровна умалчивает о многом: она не говорит ничего о тех чувствах, которые она пробудила в душе и в сердце Пушкина и которые живо выразились как в стихотворении, ей посвященном, так, ещё больше, в письмах, которые последовали за её отъездом из Тригорского в Ригу, к мужу, эти чувства были настолько сильны и, по-видимому, обоюдны, что, например, Анненков (а за ним и другие биографы поэта) прямо говорят, что П.А. Осипова «увезла» Анну Петровну, «красивейшую из своих племянниц», в Ригу— «во избежание катастрофы».

Л.Б. Модзалевский, стр. 105

Да и вообще, как считает Вересаев, тогда в Михайловском до интима не дошло, поскольку у Керн были в разгаре два других романа: с Алексеем Вульфом и соседом-помещиком Рокотовым.

Ю. Дружников. Узник России. По следам неизвестного Пушкина. Изд. Книговек. 2020 г

Я в совершенном одиночестве: единственная соседка моя, которую я посещал, уехала в Ригу, и у меня буквально нет другого общества, кроме моей старой няни и моей трагедии (Пушкин работал в это время над Борисом Годуновым), последняя двигается вперёд, и я доволен ею… Я пишу и думаю. Большая часть сцен требует только рассуждения; когда же я подхожу к сцене, требующей вдохновения, я или выжидаю, или перескакиваю через неё. Этот приём работы для меня совершенно нов. Я чувствую, что духовные мои силы достигли полного развития и что я могу творить.

Пушкин – Н.Н. Раевскому, в конце июля 1825 г., из Михайловского.

Сверчок (салонное прозвище Пушкина) прочёл нам очаровательные свои стихи, написанные им для мадам Керн; он хочет, чтобы Глинка положил их на музыку…

А.О. Смирнова. Записки. СПБ, 1894, с. 51

Знакомство (А.П. Керн) с Глинкой продолжалось в течение многих лет и ознаменовалось тем, что знаменитый композитор написал гениальную музыку к стихотворению «Я помню чудное мгновенье» и влюбился в дочь Анны Петровны – Екатерину Ермолаевну, когда она, по окончании курса в Смольном институте («монастыре»), в 1836 г. жила с матерью,– и едва на ней не женился.

Л.Б. Модзалевский, с. 108

Она была не хороша, даже нечто страдальческое выражалось на её бледном лице… Мой взор невольно остановился на ней; её ясные глаза, необыкновенно стройный стан и особого рода прелесть и достоинство, разлитые во всей её особе, всё более и более меня привлекали.

М.И. Глинка. Записки. Русская старина. Ежемесячное историческое издание. 1870 г. Том I. Санкт-Петербург, 1870, стр. 313-389

В эту же зиму Глинка и написал для Екатерины Ермолаевны Керн свой знаменитый романс на слова Пушкина…

Л.Б. Модзалевский, с. 108

«Я помню чудное мгновенье» одно из гениальнейших стихотворений Пушкина, изумительно прекрасное по музыкальности стиха, по изяществу формы, по глубине содержания, возвышенности и искренности чувства. Если бы Пушкин ничего не написал, кроме этой очаровательной пьесы, его нельзя было бы не признать первоклассным поэтом. Доколе будет… звучать и изучаться русский язык… послание «К А.П. Керн» будет читаться и перечитываться, вызывать восторги и удивления, смягчать, трогать и умилять человеческие сердца, вдохновлять талантливых композиторов и вызывать соревнование даровитых актеров, способных истолковывать великие создания великих поэтов посредством дикции, мимики и жеста. «Я помню чудное мгновенье» может выдержать любое сравнение. Это такой дивный гимн в честь возрождающего и облагораживающего влияния одухотворенной красоты, которым могла бы гордиться любая литература. Своим посланием «К А.П. Керн» Пушкин обессмертил её так же, как Петрарка обессмертил Лауру, а Данте – Беатриче. Пройдут века, и когда множество исторических событий и исторических деятелей, которые представляются нам очень крупными, будут забыты, – личность и судьба Керн, как вдохновительницы Пушкинской музы, будут вызывать большой интерес, вызывать споры, предположения и воспроизводиться романистами, драматургами, живописцами и скульпторами…

Н.И. Черняев. Послание «К А.П. Керн». Критические статьи и заметки о Пушкине. Харьков, 1900, стр. 34

Я имел слабость попросить у вас разрешения вам писать, а вы – легкомыслие или кокетство позволить мне это. Переписка ни к чему не ведёт, я знаю; но у меня нет сил противиться желанию получить хоть словечко, написанное вашей хорошенькою ручкой.

Пушкин – А.П. Керн. 25 июля 1825 г.

Прочитав его письма, каждый скажет, что их пишет не только влюбленный до безумия человек, но и человек необыкновенный. Тут раскрывается вся душа его, как у всякого в порыве страсти. Все вообще его приятельские письма отличаются необыкновенным остроумием, неожиданными оборотами речи, шутливым тоном даже и тогда, когда, кажется, совсем бы и не до шуток; но в письмах к любимой женщине всё это ещё усиливается, а между тем здесь слышится и бешеная любовь, и нежность, и опасения и подозрения, и ревность,– и ничего нет натянутого, фальшивого, придуманного.

В.Я. Стоюнин А.С. Пушкин. «Исторический вестник», 1880, № 6, стр. 217—254

…Пишите мне обо всём, что придет вам в голову, – заклинаю вас. Если вы опасаетесь моей нескромности, если не хотите компрометировать себя, измените почерк, подпишитесь вымышленным именем, – сердце моё сумеет вас угадать. Если выражения ваши будут столь же нежны, как ваши взгляды, увы! – я постараюсь поверить им или же обмануть себя, что одно и то же. Знаете ли вы, что, перечтя эти строки, я стыжусь их сентиментального тона, что скажет Анна Николаевна? Ах вы, чудотворка или чудотворица!

Пушкин – А.П. Керн. 25 июля 1825 г.

Уже в этом первом письме мы слышали совсем не те ноты, которые так определённо и цинично звучали в приведённом выше письме Пушкина к Родзянке: личное знакомство с молодою женщиною, в деревенской глуши, в обстановке, пропитанной поэтическими настроениями и обаянием юного женского общества,– её ум, обольстительная, цветущая красота при известной доле кокетства и скрытности своих личных чувств заставили теперь поэта говорить совсем другим языком.

Л.Б. Модзалевский, Пушкин. Изд. «Прибой», Л., 1929, стр. с. 62

Анна Петровна не замедлила с ответом и с нетерпением ожидала второго письма; но Пушкин имел неосторожность вложить его в пакет, адресованный на имя тетушки. Прасковья Александровна Осипова не только не отдала письма, но даже не показала его племяннице.

П.А. Ефремов. Русская старина, 1879 г., т. 26, с. 506

Перечитывая снова ваше письмо, я нахожу в нём ужасное если, которого сначала я не приметил: если моя кузина останется, то осенью я приеду и т.д. Ради бога, пусть она останется! Постарайтесь развлечь её, ведь нет ничего легче; прикажите какому-нибудь офицеру вашего гарнизона влюбиться в неё, а когда настанет время ехать, досадите ей, отбив у неё воздыхателя; опять-таки нет ничего легче. Только не показывайте ей этого; а то из упрямства она способна сделать как раз противоположное тому, что надо.

Пушкин – А.П. Керн. 13—14 августа 1825 г. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. – Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979. Т. 10. Письма. С. 126

А главное, не лишайте меня надежды снова увидеть вас. Иначе я, право, постараюсь влюбиться в другую. Чуть не забыл: я только что написал письмо Нетти. Письмо очень нежное, очень раболепное. Я без ума от Нетти. Она наивна, а вы нет. Отчего вы не наивны? Не правда ли, по почте я гораздо любезнее, чем при личном свидании; так вот, если вы приедете, я обещаю вам быть любезным до черезвычайности – в понедельник я буду весел, во вторник восторжен, в среду нежен, в четверг игрив, в пятницу, субботу и воскресенье буду вам чем угодно, и всю неделю – у ваших ног.

Пушкин – А. П. Керн. 28 августа 1825 г.

Когда же он решался быть любезным, то ничего не могло сравниться с блеском, остроумием и увлекательностью его речи.

Керн (Маркова-Виноградская) А.П. Воспоминания о Пушкине. Сост., вступ. ст. и примеч. А. М. Гордина. – М.: Сов. Россия, 1987. С. 128

Захотите ли вы, ангел любви, заставить уверовать мою неверующую и увядшую душу? Но приезжайте, по крайней мере, в Псков; это вам легко устроить. При одной мысли об этом сердце у меня бьётся, в глазах темнеет, и истома овладевает мною. Ужели и это тщетная надежда, как столько других?.. Перейдем к делу; прежде всего нужен предлог; болезнь Анеты – что вы на это скажете? Или не съездить ли вам в Петербург? Вы дадите мне знать об этом, не правда ли? Не обманите меня, милый ангел. Пусть вам буду обязан я тем, что познал счастье, прежде чем расстался с жизнью.

Пушкин – А.П. Керн. 22 сентября 1825 г.

Лучшее, что я могу сделать в моей печальной деревенской глуши, – это стараться не думать больше о вас. Если бы в душе вашей была хоть капля жалости ко мне, вы тоже должны были бы пожелать мне этого, – но ветреность всегда жестока, и все вы, кружа головы направо и налево, радуетесь, видя, что есть душа, страждущая в вашу честь и славу.

Пушкин – А.П. Керн. 1825 г.

Снова я берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ваших ног, что я по-прежнему люблю вас, что иногда вас ненавижу, что третьего дня говорил о вас гадости, что я целую ваши прелестные ручки и снова перецеловываю их, в ожидании лучшего, что больше сил моих нет, что вы божественны и т.д.

Пушкин – А. П. Керн. 1825 г.

Я в отчаянии от отъезда Анеты; как бы то ни было, но вы непременно должны приехать осенью сюда или хотя бы в Псков. Предлогом может быть выставлена болезнь Анеты. Что вы думаете об этом? Отвечайте мне, умоляю вас, и ни слова об этом Алексею Вульфу. Вы приедете? – не правда ли? – а до тех пор не решайте ничего касательно вашего мужа. Вы молоды, вся жизнь перед вами, а он…

Пушкин – А.П. Керн. 21(?) августа 1825 г.

Прощайте! Сейчас ночь, и ваш образ встаёт передо мной, такой печальный и сладострастный; мне чудится, что я вижу ваш взгляд, ваши полуоткрытые уста.

Прощайте – мне чудится, что я у ваших ног, сжимаю их, ощущаю ваши колена, – я отдал бы всю свою жизнь за миг действительности. Прощайте, и верьте моему бреду; он смешон, но искренен.

Пушкин – А.П. Керн. 21(?) августа 1825 г.

…это полное движения письмо писано в ту пору, когда поэт был занят вопросом о бегстве за границу, озабочен денежными своими делами и изданиями своих сочинений, – в ту пору, когда всем существом своим он рвался из заточения и видел всю тщетность своих надежд на скорое освобождение.

Б.Л. Модзалевский, первый биограф А.П. Керн.

За 400 вёрст вы ухитрились возбудить во мне ревность; что же должно быть в 4 шагах? (Я бы очень хотел знать, почему ваш двоюродный братец [Алексей Вульф] уехал из Риги только 15-го числа сего месяца и почему имя его в письме ко мне трижды сорвалось с вашего пера? Можно узнать это, если это не слишком нескромно?).

Пушкин – А.П. Керн. 21(?) августа 1825 г.

Кстати, вы клянетесь мне всеми святыми, что ни с кем не кокетничаете, а между тем вы на «ты» со своим кузеном (Алексеем Вульфом), вы говорите ему: я презираю твою мать. Это ужасно; следовало сказать: вашу мать, а еще лучше ничего не говорить, потому что фраза эта произвела дьявольский эффект.

Пушкин – А.П. Керн. 22 сентября 1825 г.

Письма… рисуют нам эту своеобразную любовь, отливающую самыми прихотливыми красками,– от головокружительной земной страсти до благоговейного, чисто эстетического преклонения перед её неземной красотой… Муки ревности, радость мимолетной ласки, остроты и даже прозрачные двусмысленности,– всё сверкает разноцветными искрами в этих семи письмах.

В. Сиповский, Пушкин: жизнь и творчество. Санкт-Петербург. Тип. СПб. Т-ва печ. и изд. дела «Труд». 1907. С. 127

Как поживает подагра вашего супруга? Надеюсь, у него был основательный припадок через день после вашего приезда. Поделом ему! Если бы вы знали, какое отвращение, смешанное с почтительностью, испытываю я к этому человеку! Божественная, ради бога, постарайтесь, чтобы он играл в карты, и чтобы у него сделался приступ подагры! Это моя единственная надежда!

Пушкин – А.П. Керн. 13—14 августа 1825 г.

Достойнейший человек этот г-н Керн, почтенный, разумный и т.д.; один только у него недостаток – то, что он ваш муж. Как можно быть вашим мужем? Этого я так же не могу себе вообразить, как не могу вообразить рая.

Пушкин – А.П. Керн. 26 августа 1825 г. Михайловское

Как это мило, что вы нашли портрет схожим: «смела в» и т.д. Не правда ли? Она отрицает и это; но конечно, я больше не верю ей.

Пушкин – П.А. Осиповой. 28 августа 1825 г.

Что же до её кокетства, то вы совершенно правы, оно способно привести в отчаяние. Неужели она не может довольствоваться тем, что нравится своему повелителю г-ну Керну, раз уж ей выпало такое счастье.

Пушкин – П.А. Осиповой. 28 августа 1825 г.

Генеральша Керн считала себя неотразимой покорительницей сердец: «Я сейчас мельком взглянула в зеркало… я ныне так красива, так хороша собой», «Губернаторша очень собой хороша, но… ее красота блекнет, когда меня увидишь». После полкового бала Анна Петровна похвасталась подруге: «Не буду описывать вам мои победы. Я их не примечала и слушала хладнокровно двусмысленные недоконченные доказательства удивления – восхищения». Только генерал Керн был от жены не в восторге, говоря, что по её милости «должен кулаками слезы утирать».

Н. Дементьева. «Секретные материалы 20 века» №23(435), 2015

С великим нетерпением жду вашего приезда… Мы позлословим насчёт Северной Нетти, относительно которой я всегда буду сожалеть, что увидел её, и ещё более, что не обладал ею…

Пушкин – П.А. Осиповой. 28 августа 1825 г.

Ради бога, не посылайте г-же Осиповой того письма, которое вы нашли в вашем пакете. Разве вы не видите, что оно было написано только для вашего собственного назидания?

Пушкин – А.П. Керн. 22 сентября 1825 г.

Скажите, однако, что он вам сделал, этот бедный муж? Уж не ревнует ли он часом? Что ж, клянусь вам, он не был бы не прав; вы не умеете или (что ещё хуже) не хотите щадить людей. Хорошенькая женщина, конечно, вольна… быть вольной (в подлиннике – игра слов: употреблено французское слово, которое значит – и хозяйка, госпожа себе самой, и любовница). Боже мой, я не собираюсь читать вам нравоучения, но все же следует уважать мужа, – иначе никто не захочет состоять в мужьях. Не принижайте слишком это ремесло, оно необходимо на свете. Право, я говорю с вами чистосердечно.

Пушкин – А. П. Керн. Сентябрь 1825 г.

Вот уже целая вечность, что Вы мне не пишете! Что Вы меня забыли, дорогой друг… Вы более спокойны – это ли причина Вашего молчания? Не знаю, что я пишу Вам; нет, неправда, я не забыт, – скажите да! Ведь вы так добры, – наверно, есть какая-то другая причина для Вашего молчания!

Алексей Вульф – А.П. Керн. 1 октября 1825 года из Дерпта.

В исходе ноября 1825 года по всей России разнеслась весть о кончине императора Александра I. Пушкин в письме своём к П.А. Катенину радостно приветствовал восшествие на престол Константина: «Бурная его молодость,– говорил он,– напоминает Генриха IV; от нового царствования я ожидаю много хорошего». В числе этих ожиданий не последнее место занимала в сердце Пушкина надежда на возвращение из ссылки. В ожидании лучших дней поэт более чем когда-либо тяготился своим уединением. В это тоскливое безвременье он получил присланное от Анны Петровны Керн, пред её отъездом в Спб. из Риги, новое издание сочинений Байрона. Глубоко тронутый этой внимательностью женщины, тогда страстно любимой, Пушкин не замедлил с ответом…

П.А. Ефремов. Русская старина, 1879 г., с. 517

Знаете ли вы, что в его (мужа А.П. Керн) образе я представляю себе врагов Байрона, в том числе и его жену.

Пушкин – А.П. Керн. 8 декабря 1825 г.

Житейская проза не могла отвлечь Пушкина от воспоминаний о недавней красавице, гостье Тригорского и Михайловского. Ведя переписку с П.А. Осиновой и её семейством, он утешался мыслию, что письма его читаются вслух при А.П. Керн…

П.А. Ефремов. Русская старина, 1979 г., с. 325

Ваша тетушка противится нашей переписке, столь целомудренной, столь невинной (да и как же иначе… на расстоянии 400 верст). Наши письма, наверное, будут перехватывать, прочитывать, обсуждать и потом торжественно предавать сожжению.

Пушкин – А. П. Керн. 21 (?) августа 1825 г. Из Михайловского в Ригу

Ты прав, что может быть важней

На свете женщины прекрасной?

Улыбка, взор её очей

Дороже злата и честей,

Дороже славы разногласной;

Поговорим опять об ней.

Хвалю, мой друг, её охоту,

Поотдохнув, рожать детей,

Подобных матери своей,

И счастлив, кто разделит с ней

Сию приятную заботу.

Дай бог, чтоб только Гименей

Меж тем продлил свою дремоту!

Пушкин – А.Г. Родзянко. Май 1825 г.

Нет никакого сомнения, что вы божественны, но иногда вам не хватает здравого смысла; ещё раз простите и утешьтесь, потому что от этого вы ещё прелестнее.

Пушкин – А.П. Керн. 13 и 14 августа 1825

Нет, не согласен я с тобой,

Не одобряю я развода,

Во-первых, веры долг святой,

Закон и самая природа…

А во-вторых, замечу я,

Благопристойные мужья

Для умных жен необходимы:

При них домашние друзья

Иль чуть заметны, иль незримы.

Поверьте, милые мои,

Одно другому помогает,

И солнце брака затмевает

Звезду стыдливую любви.

Пушкин – А.Г. Родзянко и А.П. Керн. Май 1825 г.

Вы мне обещали писать из Дерпта и не пишете. Добро. Однако я жду вас, любезный филистер, и надеюсь обнять в начале следующего месяца. Не правда ли, что вы привезёте к нам и вдохновенного (поэт Н.М. Языков, товарищ Вульфа по Дерптскому университету)? Скажите ему, что этого я требую от него именем славы и чести России. Покамест скажите мне, не чрез Дерпт ли проедет Жуковский в Карлсбад? Языков должен это знать. Получаете ли вы письма от Анны Николаевны (с которой NB мы совершенно помирились перед ее выездом) и что делает Вавилонская блудница Анна Петровна? Говорят, что Болтин очень счастливо метал против почтенного Ермолая Фёдоровича. Моё дело – сторона; но что скажете вы? Я писал ей: Vous avez placé vos enfants, c’est très bien. Mais avez-vous placé votre mari? celui-ci est bien plus embarassant {Вы пристроили своих детей, – это превосходно. Но пристроили ли вы мужа? а ведь он много стеснительнее. (Франц.)}. Прощайте, любезный Алексей Николаевич, привезите же Языкова и с его стихами.