40 дней до и после безмятежности. Загадочные страницы жизни майора Дроздова

Алексей Алехин

40 дней до и после безмятежности. Загадочные страницы жизни майора Дроздова

Ночной звонок или 40 дней до… (2018 год)

«Все ложь, бессмыслица, грязь, жизнь – клоака.

Счастливы нерожденные…»

(Валентин Иванов)

Часть первая. Жертвы

8 сентября, суббота

Ночной звонок разбудил майора полиции Дроздова Сергея Андреевича. В его работе существует много неприятных моментов, и этот определенно был одним из них. Служба в органах – его добровольный выбор и тут бы грех жаловаться, но как же он от всего этого устал.

– Дроздов слушает.

– Серж, у нас выезд. Дуй в Измайловский парк.

– Опять, двадцать пять. Что на этот раз?

– У нас труп. Подъезжай, на месте расскажу.

Звонил подполковник Морозов Алексей Николаевич. Отказаться по долгу своей службы Дроздов не мог, хотя дело скорее даже не в этом. Он был многим обязан своему начальнику, но частые ночные выезды в последнее время его довольно сильно раздражали, особенно с тех пор, когда Морозов сделал его своим заместителем. И, если бы не Алексей Николаевич, который все понимал без слов и не раз останавливал своего подопечного от необдуманных решений, Сергей уже давно послал бы к чертям всю эту надоедливую рутину.

Быстро собравшись и проглотив чашку недопитого холодного кофе, майор закурил и помчался в парк. Хорошо, что он успел покурить, иначе от увиденного на месте можно было лишиться рассудка. Сигареты в жизни каждого «следака» были чуть ли не единственным спасением.

Когда он прибыл, на месте уже работала оперативная группа, а Морозов стоял в сторонке и с задумчивым видом и нескрываемым недоумением смотрел на эту возню. Сергей нечасто видел такое выражение лица у Алексея Николаевича. Не успел он подумать о том, что могло вывести из равновесия старого подполковника, как тот, заметив его приближающуюся фигуру, взмахом руки подозвал его.

– Сереж, привет.

– Здравия желаю, товарищ подполковник. Что тут у нас?

Они обменялись рукопожатиями и, на ходу, Морозов, как мог, попытался ввести его в курс дела.

– Сразу скажу, случай нестандартный. Андреич, ты, конечно, парень закаленный и всякое повидал, но здесь совсем другое дело. Эксперты предварительно говорят, что труп женский, хотя там хрен поймешь. Фарш какой-то, или как сейчас модно выражаться, полный трэш. Так что, Серега… Короче, сам все увидишь.

Первое, что удивило Дроздова – неуставное поведение Алексея Николаевича. Это было очень непохоже на него, обычно Морозов не приветствовал подобные отношения на работе. Как говорится, служба есть служба. Второе, что для себя отметил Дроздов – сбивчивая речь подполковника, а это, в свою очередь, красноречиво говорило о неординарности произошедшего.

Картина была чрезвычайно непривычной. На четырех квадратных метрах земли лежало нечто отдаленно напоминающее человеческое тело, которое угадывалось исключительно по очертаниям скелета. Да и тот выглядел неестественным, расположение останков было, по меньшей мере, странным. Кожные покровы отсутствовали, мышечные волокна встречались не на всех участках, руки находились отдельно от самого каркаса, словно их вырвали одним резким движением с нечеловеческой силой.

За годы, проведенные на должности простого оперативника, у Дроздова выработался стойкий иммунитет на всякие ужасы, и, казалось, его сложно чем-то удивить. Однако, в этот раз все выглядело настолько сверхъестественно, что у Сергея по спине невольно побежали мурашки, а выкуренная по пути сигарета помогла справиться с подкатившей тошнотой.

От мрачности вида, действительно, можно было впасть в ступор, но мысли как-то сами собой заструились плотным потоком. На обычную расчлененку увиденное никак не походило, суставы были целыми.

Удивляло также полное отсутствие следов крови, как на останках, так и вокруг них. Это свидетельствовало о том, что преступление было совершено в другом месте, иначе, зачем было изображать такое художество. Оставалось непонятным, как вообще возможно такое проделать, в несчастный случай не верилось.

Однажды Сергей уже распутывал изощренное убийство, где у трупа тоже отсутствовали руки. Но там все было вполне объяснимо. Конечности были отделены с помощью машины, а само тело оказалось привязанным к дереву. Да и отморозки, совершившие это, отрицать содеянное не стали, им просто было интересно как это технически осуществимо. А здесь совсем другое дело, и странности на этом не заканчивались.

Группа экспертов-криминалистов во главе с довольно уважаемым Максимом Игнатьевичем Швыдко продолжала колдовать. В этот раз Максим и его сотоварищи столкнулись с поистине сложной задачей. Проблема заключалась в следующем: при попытке упаковать для транспортировки в лабораторию, останки начинали мгновенно разрушаться. По-видимому, придется забирать их вместе с грунтом.

Осмотрев место происшествия, Сергей отошел в сторону и, также как часом ранее его начальник, стоял и размышлял о том, что это вообще может значить? Но версий не было, как не было и улик, место оказалось стерильным.

Подошедший Алексей Николаевич, помолчав с минуту, заговорил:

– Что думаешь, Сережа? Заметил что-нибудь интересное?

– Да, интересного много, Алексей Николаевич, но ничего определенного сказать не могу, пока только одни вопросы.

– Вот и у меня такая же штука. Что делать-то будем?

– Алекс…

– Да брось ты эту субординацию, ей богу. Мы здесь одни.

– Виноват, исправлюсь. Я так понимаю, труп обнаружила девушка, выгуливавшая собаку? От наших я толком ничего не добился. Я все понимаю, ситуация из ряда вон, но они несут полную ахинею.

– Все верно. Обнаружила дама с собачкой, и она, к сожалению, наш единственный свидетель. А насчёт ахинеи, это все, что у нас есть из свидетельских показаний. Правда, если она на этом фоне свихнется, то сам понимаешь.

– Ну и где эта дама?

– Чистая классика. У неё случилась истерика, а дальше как обычно – накачали и спать уложили. Да и хер с ней, больше того, что сказала, сегодня из неё мы не вытащим.

– По-твоему, монстр с горящими глазами, это нормально?

– Ну, конечно, не нормально, Сереж.

– Твою мать, Николаич. Дело, реально, странное. Никаких зацепок, надо копать. Нам любая мелочь сгодится. Может, эксперты в лаборатории что нароют.

– Так-то оно так. И хорошо бы нарыли. А то дело громкое, могут и отжать.

– Могут. Тут, вообще, стопроцентный «висяк» намечается, но, хочешь честно? Николаич, я боюсь, что это только начало.

– Ты хочешь сказать, что это первая ласточка?

– Дай бог ошибиться, но, чую, будут еще трупы.

– Я, конечно, нисколько не сомневаюсь в твоей интуиции, Сережа, но если ты, как обычно, окажешься прав, тогда мы в жопе, понимаешь?

– Понимаю. А еще я понимаю, что у меня уже мозги кипят от всего этого.

– Знаю, но отпуск тебе не дам. Не сейчас.

– И это я понимаю.

– Ну, и хорошо. Ладно, отдыхай сегодня, выходной как-никак. А завтра ко мне. Посидим, подумаем.

– Ну, и хрен с тобой. До завтра.

– Езжай уже.

9 сентября, воскресенье

В непринуждённой обстановке Алексей Николаевич, как водится, встретил Сергея тёплыми объятиями.

– Привет, дорогой, проходи. Ну что, отдохнул? Вижу, что не употреблял вчера. Молодец, правильно понял напутствия старшего по званию. Но сейчас мы это исправим. Что будешь, Серёжа?

– Давай уж водки, Николаич.

– Не изменяешь своим предпочтениям, и это очень хорошо. Хотя, немного коньячку иногда не во вред. Ну, да бог с ним. Слушай, а может в баньку?

– Давай в другой раз. Меня все не отпускает это происшествие, ни о чем другом думать не могу.

– Да, меня тоже, Сереж, вот я и думаю, может банька поможет.

– Водка должна помочь. Наливай.

– Да, брат, упрямство раньше тебя родилось.

Морозов накапал святых капель, и разговор сразу пошёл.

– Николаич, это как первый секс, когда ты не знаешь с какой стороны подойти. Так и сейчас, у меня нет никаких идей, от слова совсем, понимаешь? Я в полной растерянности, это – что-то новенькое.

– Сравнение необычное, но что-то в нем есть. А что Климов? За протокол еще не брался, ты не узнавал?

– Андрюха-то? Так выходной же, Николаич. Это мы с тобой уже потерянные люди, кроме работы за бутылкой ни о чем другом поговорить не можем.

– Да, прав ты, Андреич, прав, но дело-то непростое. У тебя как, азарт не проснулся, увольняться не передумал?

– Да иди ты по матушке. Повременю пока.

– Вот это другой разговор. Ну, за второе дыхание!

– Согласен, мотивирует на свершения. Но, опять-таки, когда такое было, чтобы вообще никаких улик. К тому же, непонятно, с чего бы костям вдруг стать такими хрупкими.

– Не паникуй, Серега. Завтра почитаем протоколы, глядишь, что и всплывет. Ты лучше скажи, как там твои ощущения, ничего не изменилось?

– Если ты про возможное продолжение, то все только усилилось. Я практически убежден, что за этим трупом последует еще не один.

– Это плохо, блядь, Голливуд какой-то.

– Ага, миссия невыполнима.

– Выполнима, еще как выполнима. Мы ж с тобой и не из такого дерьма конфетку делали. Хотя здесь навоза на торт потянет.

– Слушай, Николаич, а что, если это и впрямь какая-нибудь мистическая хрень?

– Не думал, что ты сторонник подобных фантазий.

– Да это я так, от отсутствия здорового объяснения.

– Мы с тобой, Сережа, менты, а потому обязаны мыслить здраво, рационально.

– Умом я понимаю, но, чувствую, что все не так просто.

– Да ты совсем охренел что ли? Заканчивай генерировать свои мысли, а то накаркаешь, что нас с тобой по профнепригодности спишут. Ты лучше почувствуй, что бутылка заканчивается, и сгоняй в морозилку.

– Хороши работнички, твою мать. Позорим честь мундира.

– Поговори мне, моралист хренов.

– Сдается мне, Николаич, что Андрюхин протокол нам ничего не даст. Вот и получается, что вся надежда исключительно на Швыдко.

– Выходит, что так. Свидетель, похоже, тоже мимо кассы.

Значительно позднее Сергей сгонял за очередной порцией зелья, и душевная беседа продолжалась до глубокой ночи, но ни к чему так и не привела.

10 сентября, понедельник

Как и ожидалось, протокол осмотра места происшествия не пролил свет ни на одну деталь. Старший оперуполномоченный Климов, которому «посчастливилось» его составлять, и тот пребывал в чрезвычайном недоумении. Всякое бывало, но такое – это уже из разряда фантастики. Он ходил из стороны в сторону, взявшись за голову, чем достаточно сильно нервировал присутствующих Дроздова и стажера Катеньку.

Арзамасова Екатерина Анатольевна была молода и настолько хороша собой, что большая часть мужской половины сотрудников следственного управления по Восточному административному округу города Москвы забывали о своих женах, стоило только ей попасться им на глаза. Но, как это часто бывает, ни до Климова, ни до кого-либо ещё, ей совершенно не было дела. С Дроздовым совсем другая история. Ради такого мужчины она была готова на многое, и разница в возрасте её нисколько не смущала. Вот только самому Сергею Андреевичу она, по-видимому, была не интересна. Но Екатерина не сдавалась и при любой возможности крутилась поблизости.

Сергей же делал вид, что не замечает всех её двухкопеечных манёвров, хотя будь она чуточку постарше, уже давно затащил бы ее в койку. Но ему тридцать восемь, а ей двадцать пять, и переступить через себя он не мог, даже не смотря на отсутствие в его жизни надёжной женской опоры.

Вот и сейчас ему нужно работать, а тут она, глазастая, да и версия все не выстраивается. Предварительное мнение судебно-медицинской экспертизы также добавило красок, костные останки при любой попытке их исследовать рассыпались. Сергею оставалось уповать лишь на таланты высококвалифицированного Швыдко, окончательный результат работы которого ожидался только к вечеру. Однако, каково было его удивление, когда через полчаса заключение с подписью Максима Игнатьевича оказалось у него на руках.

Более лаконичного определения Сергею читать не приходилось, особенно от безмерно педантичного начальника экспертной группы, известного в следственных кругах своей любовью к деталям. Все, что в этот раз сумел изобразить на бумаге мастер своего дела, помимо отсутствия самой возможности сделать экспертизу, было «провести судебно-химическое исследование невозможно в связи с недостаточным количеством исследуемого материала». Что это вообще такое? За подобные вещи можно лишиться карьеры, едва ли Максим Игнатьевич этого не понимал.

Дроздов испытал нехорошее ощущение от прочитанного, но решил не спешить с выводами, а позвонить, или лучше съездить к Швыдко лично. Но сначала не мешало бы переговорить с Алексеем Николаевичем, который с утра уже где-то пропадал.

Морозов явился после трёх часов дня, и сразу вызвал к себе.

– Какие новости, Серёжа?

– Хорошего мало, Алексей Николаевич. Глухо по всем фронтам.

– Бог с ним, Андреич. Я только что от Петровского, этот шакал уже в курсе. И важно здесь не то, что по ходу ему кто-то сливает, а то, что у нас всего неделя на раскрутку дела. По старой памяти за ним был должок, и я выторговал у него отсрочку.

Генерал-майор, а в прошлом следователь по особо важным делам следственного комитета России Петровский Михаил Степанович был настоящей занозой для многих московских «сыскарей». Любое громкое дело, которое могло дать старт для хорошей карьеры, в обязательном порядке попадало в его цепкие руки.

Такая несправедливость в следственной иерархии не оставляла никаких шансов для повышения престижа того или иного участка и без того непростой работы. И нет ничего удивительного, что потенциально крупные расследования старались сохранить в тайне, но у «важняка» были свои источники.

– Вас понял, начальник и, по-моему, я знаю, кто крыса. Поехали!

– Ух ты, как глазки-то заблестели. Куда хоть путь держим?

– К Швыдко. Обо всем расскажу по дороге.

Швыдко долго юлить не стал, все оказалось до банального простым. Во-первых, он любил деньги, а во-вторых, эта самая любовь однажды вышла ему боком. Несколько лет назад этот гений экспертизы залетел на липовых заключениях, после чего, собственно, и был взят в оборону самим Петровским. Теперь все стало на свои места, весь секрет хваткости «важняка» был раскрыт двумя ударами в живот его подопечному. Морозов был на высоте, а Максим Игнатьевич скулил, как сучка. Дроздов, в свою очередь, выбрал позицию слушателя.

– Ну, и что мы будем с тобой делать, Максимка, твою мать? Не молчи, падла!

– Алексей Николаевич, дорогой, ну пойми ты меня. Что мне оставалось, на нары ведь никто не хочет. Не губи, по гроб жизни обязан буду.

– Да на кой ты мне нужен, обмудок. Ты лучше скажи, что Петровскому напел?

– Мне надо выпить.

– Выпить ему надо, и нам налей тогда. Сергей Андреевич ты будешь, али как?

– Не откажусь, товарищ подполковник.

Швыдко разлил по стаканам и продолжил.

– Алексей Николаевич, Сергей Андреевич, товарищи! По правде сказать, экспертиза не принесла никаких результатов, а вот химическое исследование, мягко говоря, удивляет. Постарайтесь понять: отразить в акте его показатели я не мог, слишком это все шокирующе.

– Меньше слов, Максим. Давай, ближе к сути.

– Хорошо, саму суть. Костные останки действительно разрушились, что не позволило нам провести экспертизу. Другими словами, кости рассыпались в прах от одного лишь касания, и это странно. Тут налицо необычная химическая обработка. Но это ещё не все. Нам удалось сделать вытяжку из печени и исследовать кровь покойной.

Максим Игнатьевич на мгновение замолчал, перевел дыхание, судорожно сглотнул и, окинув взглядом присутствующих, с плохо скрываемым волнением продолжил.

– Как вам известно, существует всего четыре группы крови. Однако, на самом деле, это не совсем так. Есть такое понятие – «бомбейский феномен». Этот термин применяется к разновидности крови, которая очень похожа на первую группу, но таковой не является. Напомню, что у первой группы крови в эритроцитах нет антигенов или агглютиногенов, но в плазме есть агглютинины a и b. Так вот, у обладателей «бомбейского феномена», помимо a и b агглютинина, есть ещё и третий – h.

– Интересная лекция, но к чему нам эта сенсация?

– К тому, дорогой Алексей Николаевич, что у нашей неизвестной была именно такая группа крови.

– А вот это уже любопытно. Ещё что-нибудь?

– Да, да. Конечно. Вся штука в том, что тут такая же история, как и с первой группой крови, переливать её можно только людям с такой же группой. А процент ее носителей по всему миру весьма незначителен. Соответственно, они все в обязательном порядке являются донорами. Основной контингент это бомбейцы, почему, собственно говоря, феномен так и назвали. Количество таких представителей среди белого населения значительно меньше. Кроме того, я выяснил, что в России таких индивидуумов порядка десяти, и пять из них обитают как раз в нашей столице.

– И что ты из всего этого успел рассказать Петровскому? Хотя можешь не отвечать. Давай, я сам за тебя отвечу. Ты, гнида, рассказал ему все ещё вчера и заключение написал такое, потому что Петровскому это на руку. Так?

– У меня не было другого выхода…

– Выход есть всегда, Максим. Да, видать, не для таких тварей, как ты. Хрен с тобой, живи пока. Но, учти, еще один такой залет, и потом не обессудь.

– Алексей Николаич, прости, Христа ради…

Алексей Николаевич, не прощаясь, направился к выходу. Дальше слушать жалкое нытье этой гниды было выше его сил, еще немного и обязательно «съездил» бы по его фальшивой физиономии, что допускать было никак нельзя. За годы, проведенные на службе, Морозов, в совершенстве овладел умением сдерживать подобные порывы, а в случае с Максимом, почему-то ни один прием не работал.

Морозов и Дроздов покинули здание судмедэкспертизы, чувствую себя вполне удовлетворёнными, хоть и с каким-то неприятным осадком и ощущением досады. В их работе, конечно, встречались подобные кадры, однако до конца принять, что все в нашей стране, да что там, и во всем мире, покупается и продаётся, не могли. Разумеется, они тоже не являлись примером благочестивости и не раз нарушали правила, но потом их изнутри съедало осознание вины. Наверное, эта самая внутренняя борьба их так сблизила. На предательство друг друга они никогда бы не решились.

Визит к Швыдко очередной раз напомнил им о своих прошлых ошибках и ненадолго погрузил в неприятные раздумья. Лишь, когда они сели в машину, все ненужные мысли быстро улетучились. Офицеры полиции почуяли след, и теперь они знали, что делать. Дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки.

– Как ты понимаешь, Николаич, я с утра рву на станцию переливания крови.

– Не распаляйся, боевой товарищ, ишь, как заерзал. У меня есть план получше, едем ко мне.

– Пить не буду, хоть стреляй. Я ещё от вчерашнего не отошёл.

– Слабак, и как таких на службе держат? Расслабься, я тебя не за этим приглашаю.

– А зачем тогда?

– Ты что, правда, полагаешь, что ты нужен своему начальству только для совместного распития крепких напитков? Неблагодарная у тебя натура, Андреич, ох, неблагодарная.

– Да перестань. Но не больше бутылки.

– Совсем другой разговор, конструктивный. А если серьёзно, Серёга, есть у меня на тебя определённые виды.

– Вот сейчас не понял. Требую разъяснений.

– Потерпи. Доберёмся, и все узнаешь.

– Виды у него. Что-то мне это совсем не нравится. Может мне и впрямь уволиться?

– Ты меня шантажировать вздумал, щенок? Пристрелить тебя что ли, в самом деле?

В подобной манере они разговаривали нечасто, как правило, только когда у обоих было гадко на душе. А, как известно, мальчики не взрослеют, вот и стравливали наболевшее, как могли. И пусть, порой, они вели себя как мальчишки, но за годы знакомства они уже так прикипели друг к другу, что даже шутили на одной волне. Со стороны их поведение походило больше на отношения двух братьев. И братские узы, в определенном смысле, их, конечно, связывали, а связь эта, как хороший коньяк, крепла день ото дня.

Добравшись до жилища Морозова и, как водится, расположившись на кухне, беседа перетекла в более серьезное русло. Традиционная бутылка водки, как нельзя лучше, способствовала выбранному направлению разговора по душам. Тон Алексея Николаевича стал непривычно отеческим, что сильно удивило Сергея.

– Сереж, мы нечасто разговариваем на личные темы. Скажи мне, ведь ты уже далеко не пацан, не пора ли тебе подумать о семейной жизни? Не спеши бунтовать, дай мне закончить.

Как никто другой, ты лучше всех знаешь, насколько сильно я изменился после смерти супруги, моей ладушки. Тяжело мне без нее, понимаешь? И, да, я часто был не прав, но она все понимала и от многих ошибок меня удержала. А работенка у нас с тобой та еще. Тебе тоже нужна такая путеводная звезда по жизни, иначе мы обречены, согласен? Таким, как мы, без баб никак, можем оскотиниться. Да вообще никому нельзя идти по дороге жизни одному. Природой все по-другому устроено.

Прости, что напоминаю, но ты ведь совсем один, ни отца, ни матери. Ты мне как сын, которого у меня никогда не было, да, уже и не будет больше. Не дал нам бог с Наденькой испытать такое счастье. Одна племянница осталась, а у тебя еще есть время.

Алексей Николаевич замолчал и изучающе посмотрел на своего оппонента. Тот ответил не сразу, но Морозов наседать не стал, дав время обдумать сказанное. Сначала они выпили по две рюмки, покурили, после чего Сергей решился ответить на эмоциональный монолог своего старшего товарища.

– Твою мать, Николаич, как на экзамене, ей богу. Я, грешным делом, подумал, ты меня сосватать решил.

– А что, если и так?

– Здрасьте, чего не ждали.

Но Морозов не отступал, по взгляду было видно, что он настроен более, чем серьезно.

– Да перестань, тебе то это все зачем, или интерес какой?

– Обидно, право слово. Но интерес и впрямь самый, что ни на есть, настоящий. Внуки мне нужны, брат. Своих уже не будет, так хоть названные появятся. Ведь я, как ты заметил, уже не молод.

Дроздов сначала подумал, не сбрендил ли подполковник на старости лет. Но Морозов лишних слов не говорил, а чутье подсказывало, что именно в этих словах кроется нечто действительно важное для него. К тому же, обижать старого вояку ему не хотелось.

– Хорошо, скажу иначе. Не получается у меня длительных отношений, в быту я не подарок. А семья – это немалый труд, вряд ли из меня выйдет хороший семьянин. Хотя, детишек я люблю.

– Знаю, потому и поднимаю этот вопрос. Пора тебе уже, товарищ, испить из этого колодца. И мне отрада на старости лет.

– Даже не знаю, что тебе сказать. В данный момент тебя ни одним доводом не прошибешь.

– Вот и не надо. А племянница у меня ой как хороша.

– Опять двадцать пять. Как-то это все не по-людски.

– Брось, я же вижу, что ты ей нравишься, и как сам на нее смотришь.

– О чем ты, я знать не знал, что у тебя есть племянница.

– Ну, это как сказать.

– Что за загадки, Николаич? Развел «Санта-Барбару», понимаешь. Не знаю, за каким хреном я продолжаю все это выслушивать.

– Ой ли? Признай, ведь тебе интересно?

– Допустим, но к чему все эти игры?

– Не лишай старика последней отдушины.

– Да что ты заладил, в самом деле. Рано тебе еще помирать.

– Тут ты, брат, не прав. Для мужиков вообще дожить до пятидесяти это уже подвиг.

– Все, я сдаюсь. Знакомь.

– Какой прыткий. Но, как говорится, спокойствие, только спокойствие. Предлагаю выпить за новые начинания.

– Шут с тобой, Николаич. Однако ж, впечатлил ты меня сегодня.

– Погоди, то ли еще будет.

Через полчаса пришла та самая племянница, и изумлению Сергея не было границ. Теперь ему стало понятным необычное поведение старика, ведь той самой единственно оставшейся у него родной кровью оказалась их стажерка Катенька. «Хитер, подлец», – подумал Сергей, до самого последнего скрывал свою родную кровь. Как ему вообще удается сохранять такой юношеский задор в свои-то годы?

– Прошу любить и жаловать – Екатерина, моя племянница, – резво выпалил Морозов.

Катя тут же подхватила, благо у нее есть хороший учитель.

– Ну, здравствуй, Сережа. Вот ты и попался. Теперь ты никуда от меня не денешься. Сейчас же веди меня на свидание.

Сергей, поплыл как юнец. В нем боролись два чувства. С одной стороны, он по-настоящему ее желал, и это было взаимно, что немаловажно, с другой – сам факт, что она от отчаяния воспользовалась влиянием своего дяди, был ему неприятен.

Алексей Николаевич, заметив смущение младшего по званию товарища, с целью стравить давление, стукнул кулаком по столу и, впервые за вечер, в присущей ему манере, попросил всех успокоиться.