Наложница дракона

Через какое-то время ожидаемо натолкнулась на ограду. Белую, изящную, как и все здесь. В форме эдакой кружевной решетки, плющом увитую. Высокая, метра три. Для человека высокая. Мне, если бы только была возможность обернуться… высокой бы не показалась. Мимо ограды шла долго, больше из упрямства, чем из любопытства. Итак было ясно, что как породистая кобылка, угодила в загон и никто меня отсюда без приказа светлейшего (или верховнейшего?) родителя не выпустит. И это все больше и больше злило.

Наконец, когда обошла полсада где-то, а девчонки мои даже запыхались и бросали на меня какие-то укоризненно-жалобные взгляды, прибежала еще одна джошу. Тоже с несколькими косичками с шариками, в кремовом кимоно в бабочках.

Поприветствовав меня почтительным поклоном (я тоже руки у груди сложила и склонилась перед ней, потому что невежливо было бы не склониться, правда, девчушку это, похоже, больше напугало, нежели обрадовало), она дрожащим голосом объявила, что мне следует прошествовать обратно в покои для переодевания. Мол, торжественная церемония скоро, представление драконам, битва сильнейших и все такое…

На мой вполне резонный вопрос – а этот наряд, что на мне, он как, не для торжественных случаев, на меня посмотрели, как будто я не из другого мира прибыла, а, скажем, с луны свалилась. Вот только что, на глазах у этих четырех. Из чего сделала вывод, что нет, не торжественный. Повседневный.

Поразмыслив, чем сие (переоблачение), а собственно, и сама торжественная церемония мне грозит, и придя к выводу, что ничем особенным, кроме того, что Исама встречу, а значит, смогу об Альма-матер поговорить, я решила ответить согласием на приглашение «возвратиться в покои».

При мысли о том, что увижу блондинистого дракона, в груди становилось жарко, ноги и руки наливались странной сладкой тяжестью, а щеки начинали предательски краснеть. Гормоны всех миров, объединяйтесь, называется.

Я, конечно, все эти гормональные бунты пресечь пыталась, и даже делать вид, что решительно ничего не происходит, а в груди у меня теплеет, стоит только о нем подумать, так это из-за того, что он теперь – мой пропуск отсюда. Из золотой клетки, в которой родитель меня запер, и при этом не скрывал, что в ближайшее время у меня появится новый, тьфу, господин.

А еще как-то по-детски было обидно, хоть поняла уже, что глупо от отца ждать участия к моей жизни, как, скажем, от отчима… но все равно ком в горле вставал, стоило подумать, что ему вообще плевать. Посмотрел на дочь-дракона, решил, что подходит в качестве награды «сильнейшему», и все. Ни о детстве расспросить, ни об увлечениях, о мечтах…

Виталий Владиленович постоянно занят был, но никогда не забывал спросить, о чем я думаю, о чем мечтаю, как представляю свою жизнь в будущем…

Почему-то казалось, что Исам бы и расспросил, и выслушал. И хоть отче как-то слишком уж глумливо намекнул на то, что вызов в Альма-матер Исам мне не отдал, все же, хотелось верить, что это оттого, что просто не до этого было, и все тут.

В покоях работа кипела полным ходом. Все было завешено какими-то тряпками, я имею ввиду, нарядами, на длинном столе у стены переливалось что-то, судя по блеску, украшательное.

Незнакомые мне девушки в похожих нарядах спорили, что лучше «подойдет принцессе для торжественной церемонии»… Я меланхолично жевала сладости и попивала кофе с молоком (на счастье он здесь есть, оказывается, и мне Акира его прямо на крошечной жаровне, что приволокли прямо в покои, варила), и поэтому стоически терпела собственное переодевание.

Кимоно «для выхода в свет» мне выбрали не просто расшитое золотом, а вроде как драгоценными камнями усыпанное и оттого тяжелое, чуть не в несколько килограмм весом. Длинное, до земли, но расклешенное, и в разрезах нижняя нежно-голубая юбка видна, а в вырез на ключицах – нижняя рубашка из той же голубой ткани, по канту жемчугом отделанная. Рукава у кимоно с разрезами, от локтя, и спускаются практически до пола. Туфли дали тоже золотые, на вид – твердые, на ощупь изнутри – мягче тапочек.

После того, как кимоно на меня водрузили (слово надели все же какое-то не то), и поверх широким поясом обмотали, я почувствовала себя в футляре.

Но больше всего прическе досталось: в нее воткнули двух золотых птиц по бокам, и одну спереди на букли посадили, каких-то золотых с камнями шпилек навтыкали, с висюльками, поверх этого всего – золотую сетку с крыльями. Я так поняла, это у них здесь вроде короны.

Как в зеркало себя увидела – не узнала. Передо мной стояла золотая кукла, правда, с моим лицом и нахмуренными бровями. Правда, это меня совсем не портило. Даже наоборот, казалось, что с таким «футляром» некая стервозность вообще должна в комплекте идти.

А затем… я не поняла, что произошло. Я скорее почувствовала, нежели услышала, тяжелые шаги за дверью.

– Отец, – сказала я девочкам, которые порхали вокруг, довершая мой образ последними штрихами, поправляя складки, нанося блеск на губы и подводя темной краской нижнее веко (эх, сказали бы раньше, я бы им свою косметичку на разграбление предоставила, не жалко. Хотя их стараниями итак получилось шикарно).

Отец вошел снова после предварительного объявления.

Окинул меня оценивающим взглядом, непонятно, остался доволен или нет. Вроде кивнул, значит, доволен. Хотя мне все равно, если честно.

– Ты готова предстать перед сильнейшими из кланов Огненного, Подземного и Воздушного дракарата? – спросил отец.

Я чуть не спросила, а Водный куда делся, а потом вспомнила, что у них вроде как чуть ли не война с ними. Собственно, из-за этого сыр-бора меня и вытащили в этот мир. Кажется, папахен с помощью моей руки (и меня в придачу с вредным характером, чего уж там) хочет… кажется, поддержки кланов, что ли.

И вот мне показалось, или в голосе отца сейчас гордость прозвучала?

– А можно вопрос? – спрашиваю.

Папахен нахмурился. Девчонки-джошу побледнели.

Я вспомнила, что женщине вроде как непринято тут задавать вопросы. И тем не менее посмотрела на родителя так выразительно. Интересно, опять будет изображать из себя такого всего властного и блистательного или поучать меня примется?

Но, к моему удивлению, мне величественно кивнули.

– Спрашивай, – милостиво разрешили.

– А зачем тебе все это надо? – честно спросила о том, что больше всего интересовало. – Маскарад этот весь, с помещением меня в этот футляр и представлением неким драконам?

Папахен брови нахмурил, а я, пользуясь его молчанием, продолжила.

– Я же, как была тебе не нужна восемнадцать лет, так и дальше не понадоблюсь? Неужели нельзя было мою передачу или как там у вас это принято по-быстрому обстряпать и всего делов? Без вот этого вот апломба, суровый отец и покорная дочь, что характерно?

Отче меня таким взглядом смерил, что не по себе стало. Но отступать я не собиралась. Сам же спросить разрешил. А еще мне во все это почему-то не верилось. Вот не верилось и все тут. Ну не бывает так, чтобы студентку двадцать первого века как какую-то породистую кобылицу, словно на торгах какому-то драконьему клану отдавали. Вот не бывает, и все тут.

Отче молчал, но взгляда не отводил, смотрел. Причем вопросительно так, мол, это все? Или у меня еще что сказать, есть?

А у меня всегда найдется, что сказать.

– Если тебе все равно, что истинная пара у меня есть, – продолжаю я. – Из этого один вывод напрашивается: у тебя есть на примете, кому меня пристроить. Или я ошибаюсь? А раз так, то к чему это шоу?

Отец чуть нахмурился, словно думал, отвечать или нет. А потом проговорил:

– Море потому велико, что не пренебрегает мелкими речками.

Я стою, ресницами хлопаю.

– Это все? – спрашиваю. – Весь ответ? Спасибо.

– Это мудрость Водных драконов, – сказал отец. – Если я хочу противостоять врагу, я должен мыслить, как враг. Стать им.

– Стать своим врагом?

Я нахмурилась, подозревая, что отвечать мне не хотят, мудрствуя в ответ исключительно из вредности. И впервые мысль закралась, что моя собственная вредность, она у меня не просто так.

Отче же, внимательно глядя на меня, продолжал:

– Солнце не знает правых. Солнце не знает неправых. Солнце светит без цели кого-то согреть. Нашедший себя подобен солнцу.

– Ага, спасибо, – сказала я, кивая. – Очень поучительно. Пошли. Нас заждались твои драконы, поди.

Отец усмехнулся. Показалось, что ему нравится, что не трясусь и не падаю в обморок, а вполне себе храбрюсь даже. Как умею.

Ну а как мне реагировать, если по-человечески со мной общаться он не желает? Не очень-то и хотелось, значит. В конце концов, у каждого своя гордость.

– Водному дракарату никто не бросал вызов, дочь, – сказал Мичио Кинриу, верховный предводитель Огненного дракарата. – Слишком они многочисленны и сильны.

Отец выдержал театральную паузу.

– Предводитель, – говорю, причем глаза папахена при этом нехорошо сверкнули, зацепило, значит, что не отцом назвала. А я покер-фейс и ресничками хлопаю. – Ты же предводитель, а не драматург. Ты к чему это все?

Снисходительно усмехнулся. А взгляд при этом жесткий. Хищный. Почти жестокий.

– Увидев мою дочь на общем собрании в главном Святилище Огненного дракарата, каждый из сильнейших воинов кланов захочет получить ее.

– Ну и что? – спросила я. – И что, что каждый захочет? Получит-то в итоге один.

И перед глазами предстал некто блондинистый. И, боюсь, при этом какая-то глупая улыбка вылезла.

Отец новым взглядом на меня посмотрел. При этом в глазах его мелькнуло сочувствие.

– За честь сражаться за мою дочь в поединке сильнейших каждый клан обязан поддержать меня в противостоянии Водному дракарату, – наконец, снисходительно пояснили мне.

– А, вот оно как, – протянула я. – Так это фарс, значит. С самого начала и до конца. Фарс и политика. Что ж, пусть сражаются. Отчего бы мечами не помахать… или чем там у вас, у драконов, принято. Все равно и ты, и я знаем, что мой дракон выбрал истинную пару. И меня выбрали.

При этом, чувствую, щеки покраснели. А я себя как-то уверенней почувствовала.

Отец на меня посмотрел как-то странно, даже показалось, с жалостью, и ничего не ответил.

– Ты готова? – спросил он. – Или есть еще вопросы?

– Родительское напутствие будет? – спрашиваю, а сама злюсь.

– Сделай всё, что сможешь, – сказал отче. – А в остальном положись на судьбу. Ты, все что могла, сделала, дочь. Смирись. Чем раньше это случится, тем лучше.

– Смиренных дочерей надо было растить в этом мире, – ответила я, и, прежде, чем отец успел снова углубиться в пространственные рассуждения и мудрость, объявила. – Я готова. Кого ждем?

Я ожидала, что мы, как положено, выйдем через дверь, ну, не знаю, спустимся на лифте и пойдем… где там у них это Святилище главное находится? Вместо этого отец шагнул ко мне и взял за руку, как тогда, когда с драконами из другого мира в этот перемещались.

Отец сделал какой-то пас рукой и я часто заморгала, оттого, что голова закружилась.

Отец держал меня крепко, словно ожидал, что меня поведет в сторону.

А я открыла глаза, и пока моргала, временно ослепленная обрушившимся со всех сторон светом, чей-то голос объявил:

– Верховный предводитель Огненного дракарата Мичио Кинриу с дочерью Таши Кинриу.

Зрение вернулось и я еле сдержалась, чтобы не ахнуть.

Мы стояли на возвышении.

В месте, похожем на старинный амфитеатр. Под открытым небом, пронзительно-синим. И белое солнце в самом зените. А вокруг, на полукругом окружающих помост ступенях, стояли драконы. Со светлыми, темными, красными, коричневыми волосами. Коренастые и более вытянутые, разной комплекции и степени рельефности, но неизменно с выразительной мускулатурой, в искрящихся на солнце одеждах, распахнутых на груди, с четкими, словно нарочно выверенными линиями. С разными лицами и глазами, но одинаковыми взглядами. Хищными. Изучающими. Вожделеющими.

И эти вот взгляды, все устремлены на меня.

А еще они не толпой стояли, а на отдалении друг от друга, и я поняла, что это для того, чтобы взлетать было проще. И тут меня осенила догадка: должно быть, они будут биться в воздухе. И сама мысль об этом такая захватывающая и волнительная была, что я чуть было знакомое смуглое лицо не пропустила.

Кеншин заметил мой взгляд, улыбнулся, обнажив белые зубы, и кивнул. С таким же самоуверенным видом, словно только что расстались.

Я нашла взглядом Исама. И стоило увидеть его, как мир вокруг блондинистого привычно утратил очертания, а внутри ухнуло.

Исам тоже улыбнулся, ободряюще и кивнул. И на этот раз я сказала ему взглядом:

– Я в тебя верю.

Глава 4

Солнце нещадно палит, золотой футляр, что водрузили на мои хрупкие девичьи плечи, весит неизвестно сколько, драконы пялятся в открытую, а у папахена на морде лица такая победная ухмылочка. Увидел, значит, какая на меня реакция у сильнейших драконов кланов, то бишь, женихов, и просиял!

Только вот забыл, что у меня на свою жизнь свои же планы. И с ролью породистой кобылиц в одном из местных гаремов планы эти ну никак не связаны!

– Здесь сильнейшие кланов, – сказал мне папахен, не поворачивая головы. – И каждый из них жаждет получить дочь дракона. С такой поддержкой Водный дракарат не устоит против нас, дочь.

При этих словах папахен руку правую поднял, видимо в приветственном жесте и амфитеатр потряс громогласный рев. На приветствие папика ответили все, все эти разноцветные драконы в сияющих одеждах, и орали еще при этом что-то, глотки-то луженые…

Дождавшись, пока ор стихнет и даже ни разу не поморщившись (а это было непросто), я, тоже к папахену головы не поворачивая, со сладкой улыбочкой произнесла:

– Девичья мечта просто. Я – в красивом платье и целая площадь женихов. А главное, знаешь, что, предводитель? Среди них Исам – сильный, спокойный и уверенный. И я в нем уверена. Что победит.

По дрогнувшим желвакам на щеках отца, что боковым зрением мне видны, поняла, что достала родителя. Особенно ему обидно «предводитель» от меня слышать.

Но, прежде чем он что-то сказать успел, я в точно таком же жесте, как он, левую руку подняла, приветствуя драконов.

И рев потряс стены амфитеатра! И даже, казалось, небеса пронзил! Ревели однозначно, громче и как-то очень слаженно. И все правые руки подняли, отвечая на мое приветствие!

Взглянув на то место, где Исам стоит, увидела, что блондинистый корчится от смеха, но руку в приветственном жесте, как все, поднял.

Я даже растерялась немного – чегойта блондинчик ржет?

Но папенька объяснил.

– Я не приветствовал драконов, дочь, – прошипел он, стиснув зубы, но его голос несмотря на стоящий вокруг гвалт, довольно-таки отчетливо услышала. – Я предложил им биться за свою дочь, вызвал таким образом, на священный поединок!

– Эм, – пробормотала растерянная я. – А я, что, значит? Тоже на священный поединок их всех вызвала?

– Это немыслимо! – продолжал отец, стиснув зубы.

– А со мной они больше согласились, – решила покапризничать я. – Выразительнее.

– Ты сама предложила состязаться за тебя! – прошипел отец. – Неслыханная дерзость!

Я плечами пожала.

– А я предупреждала: покорных дочерей надо было в этом мире воспитывать. Глядишь, была бы сейчас такой же клушей: не то человек, не то джошу.

Искоса на папика взгляд бросила и мысленно ладошки потерла: довела.

Драконы продолжали выжидательно смотреть. Все, кроме Исама серьезные. Я сначала ему тоже улыбнулась, а потом внутри что-то кольнуло. Неприятное. Как-то стыдно за весь этот фарс, за отца-дракона, который единственную дочь практически на торги выставил. И я же его еще поддержала, своим жестом! А еще вспомнила, что ведь действительно, приглашение в Альма-матер Исам так мне и не отдал… и отвела взгляд.

Папахен заговорил.

Глухой, раскатистый голос разнесся над амфитеатром.

– Порой один миг дороже сокровища, – начал он. – И в этот миг, когда все вы со мной, когда мы едины – бесценен. Вместе мы сможем противостоять Водному дракарату, и я, верховный предводитель Огненного дракарата обещаю вам дочь и победу!

Драконы заревели снова, а мне как-то сильно не по себе стало. Скорей бы все это шоу закончилось. Надоело. Тряпки эти золотые надоели. Взгляды… слишком уж выразительные… Тоже. Сейчас бы на пробежку, на спарринг, а лучше обернуться и в синее-синее небо пронзительной золотой стрелой… Скорей бы уж это состязание. Потому как, уверена, чей-то Ледяной дракон победит. И впереди меня ждет Альма-матер (заждалась, поди) и… счастье совместного полета (это изнутри драконица подсказала).

– Сегодня я принимаю слово всех кланов, – продолжал вещать папахен, и что-то в его интонациях мне каким-то тревожным показалось. Почти угрожающим… – Кроме одного.

Отче замолчал, а у меня ком к горлу подкатил, а в ушах тревожно пульсирует.

– Ледяной клан поддержал в противостоянии Водный дракарат, – сказал папахен, и Исам, который внимательно, как и остальные, слушал, глаза вытаращил, а затем брови нахмурил, словно для него это новость. Папахен же, выдержав паузу, произнес: – Поэтому представитель Ледяного клана не будет биться за принцессу.

Это, как это не будет?! – запульсировало в висках. – Как это?! А остальные будут, значит?! А Исам? Исам – моя истинная пара!

Я переводила недоуменный взгляд с Исама на отца. Один стоял нахмурившись. Второй – как-то победно ухмылялся. И ни тени сожаления на красивом лице!

– Представитель Ледяного клана, Ичиро Исами, ты должен покинуть Святилище, – громовым голосом пророкотал папахен. – Ты не участвуешь в боях.

Я только и могу что ресницами хлопать и дыхание в норму приводить. Это шутка? Этого не может быть! Просто не может! Потому что этого не может быть никогда!

Исам нахмурился. Вместо того, чтобы папахенскому приказу следовать, он спустился вниз по ступеням и пересек площадь, направляясь к помосту, на котором мы стоим.

– Я не понимаю тебя, Мичио Кинриу, – произнес блондин в наступившей тишине. – Ты сам отправил меня за своей дочерью в зеркальный мир, и тогда же принял Слово нашего клана, пообещав, что я удостоюсь чести сражаться за принцессу на священных боях?

Папахен губы поджал.

– Я сказал то, что сказал, Ичиро Исами. Ищи себе невесту в другом дракарате. Я не обещаю тебе дочь в случае победы. Потому что твоей победы не будет. Ты должен покинуть мой дракарат. Отныне ты здесь – нежеланный гость.

– Я не покину твой дракарат без твоей дочери, Мичио Кинриу, – спокойно ответил Исам. – Если надо – я буду биться со всеми драконами разом и с тобой, верховный предводитель.

– Ты не будешь биться с драконами, потому что я, верховный предводитель Огненного дракарата не допускаю тебя к боям! – прогрохотал отец. – Если ты нее покинешь мой дракарат сейчас же, станешь не нежеланным гостем, а пленником!

Исам только руки на груди сложил и взгляд перед папахенским опускать и не думал.

Что, черт подери, происходит?! – хотела спросить я, но не смогла. Рот просто-напросто не открылся. Это что, Исам будет отцовским пленником?! (почему-то в то, что блондинистый дракон пойдет на попятную, мне не верилось)

А я… меня разыграют, как приз и отдадут какому-то из этих напыщенных драконов? Которые даже мой золотой футляр уже глазами до дыр протерли?!

Я снова попыталась вмешаться. Не удалось.

Показалось, что пространство странным образом зазвенело и сгустилось.

– Уходи, Ичиро Исами, – сказал папахен.

– Нет, – ответил Исам.

И тут я поняла, что у них сейчас что-то вроде магического поединка. Хоть я и понятия (в силу молодости своего дракона) не имею, что значит эта хваленая драконья магия, но, готова поспорить, папахен ей сейчас нехило качнул. У меня даже в глазах помутилось и колени подкосились.

И вместе с этим я посчитала, что должна вмешаться. Вон немедленно должна. Потому что роль «молчи женщина, пока джигиты разговаривают» вовсе не для меня! Не для Александры Кинриу, дочери, так его, дракона!

Нет! – почти вырвалось у меня, но при этом ничего не произошло. Я словно застыла золотой статуей рядом с отцом! На какой-то миг словно увидела себя со стороны: величественная, молчаливая… и до противного покорная воле отца!

Нет!! – билась моя воля, словно в клетке, силясь вырваться наружу и заорать, что не собираюсь принимать участие в этом фарсе, в этих чертовых смотринах, в этом нечестном поединке!

И, словно откуда-то издалека, из самых глубин, услышала рев.

– Не смей противостоять мне, дочь, – произнес папахен, не поворачивая головы. – Если не хочешь остаться без дракона.

Я не смогла ничего ответить. Рот не открывался. Я словно превратилась в статую. А дракон внутри все ревел и ревел. И я слушала.

Я не слышала его с тех самых пор, как оказалась у отца в дракарате.

Дракон словно замер, затих, напуганный силой вожака клана.

Ему словно сказали, что неповиновение вожаку грозит страшным, и он понял, поверил.

И вот сейчас, наблюдая эту несправедливость, глядя, как у нее отбирают пару, истинную пару, которую она выбрала, драконица обиженно взревела!

Каким-то образом я поняла, что не смогу ничего сделать сама, то есть, будучи в человеческом теле.

Словно в подтверждение моим словам, Исам, спружинив коленями, взвился в воздух, и вот уже в воздухе замер, маша крыльями, Ледяной дракон!

Серебристый! Сияющий! Великолепный! С огромными сними глазами, мощными крыльями, гневно распахнутой пастью!

Увидев свою истинную пару, драконица заревела, оглушая изнутри и рванулась к нему!

А я словно отступила назад, выпуская ее на волю.

Привычный жидкий огонь разлился по венам… Перед глазами встала красная пелена. Рев дракона, который рвался на свободу, навстречу своей истинной паре, оглушал.

А в следующий миг, когда мир взорвался ожидаемой болью, свет перед глазами померк.

Словно со стороны я увидела, как хрупкая фигурка в золотых одеждах, оседает на помост. Как в замедленной съемке подкашиваются колени, глаза закатываются и закрываются, и вот она лежит, неловко вывернув руку.

Рядом стоит отец с перекошенным от злости лицом.

А сверху кружит Ледяной дракон и зовет подругу.

Это было последнее, что я видела.

Навалилась тьма.

Глава 5

Мама… мамочка… мамулечка… как же плохо! Не вынести этого, не вынести! Больно. Голова… раскалывается. И тошнота. Снова и снова сотрясает спазмами, и с каждым спазмом все ярче и ярче вспыхивает боль. Страшная, неистовая…

И кружит, кружит… мутит.

– Мамуль, – шепчу запекшимися губами, но вместо шепота из груди вырывается сип.

Я закашлялась и снова застонала от боли.

Плохо… Что со мной? Я никогда и ничем не болела… Мамуля! Мамулечка…

Чьи-то руки бережно подхватили под голову, под плечи. К губам приложили холодное.

Прохлада.

Как же не хватало прохлады!.. в горле пересохло… Странное ощущение, – одновременно тошнит и хочется пить…

– Пить, – прошептала я и поперхнулась.

В горло потекла тоненькая струйка.

Сглотнула, не ощутив вкуса. Тело снова свело судорогой боли, а пить захотелось еще больше.

– Мама, пить, – прошептала я.

Меня держали бережно и крепко. Снова что-то прохладное прижалось к губам, приоткрывая их. Снова делаю глоток. Это выматывает. Нет сил даже на то, чтобы открыть глаза.

– Еще, – раздался голос, больно резанув слух. Это не мама. – Вы должны выпить еще, принцесса.

Нечеловеческим усилием делаю глоток и в следующий миг тело содрогается, а из горла вырывается хрип. От боли.

– Бедная принцесса, бедная принцесса, – слышится чей-то шепот.

– А ну, брысь отсюда! – резкий возглас пронзает виски болью, заставляет скрючиться.

– Лекарь, как она? – все тот же настойчивый голос.

Почему так громко, неужели непонятно, что он… Она… терзает меня?

– Ничего не могу сказать, – новый голос, мужской, хмурый и такой же сосредоточенный. – Отойдите, госпожа. Я усилю магию.

Легкие, удаляющиеся шаги…

Новая волна боли… Девятым валом! Меня крутит, переворачивает! Режет волной, бьет о дно, тащит по камням!!

– Мама, – хриплю я, прежде, чем потерять сознание.

***

Я пришла в себя от тошноты.

Стоило открыть воспаленные глаза, как голова закружилась еще больше. Показалось, что движутся стены. Желтые, с золотыми иероглифами… Значит, я в своей спальне, во дворце отца. Я думала, после таких мучений умирают.

– Мама, – зову я, зная, что мама не придет. Что она в другом мире. Здесь его называют зеркальным. – Позовите мамочку… Пить…

Надо мной склонилось чье-то лицо. Сначала мир качался, пространство мазалось, было нечетким, а потом смогла разглядеть. Женщина. Даже сейчас, когда я, кажется, умираю, не могу не подметить ее неземной красоты.

Смуглая, иссиня-черные волосы зачесаны назад. В чем-то синем, что очень подходит к ее синим глазам. Огромным и надменным. Но сейчас… кажется, сейчас… в них плещется сострадание.