Лес Воронов

– Куинни, – отозвался тот, – Адам Куинни.

Сердце пробило тяжёлые удары. Третье проявление сна в мире – этот парень.

Оставаясь на том же самом месте, Кларк внимательно огляделась по сторонам. Ученики, что высовывались из школы, быстрым ходом направлялись куда-то к её задней стороне. Людей стало больше. За учениками выбегали учителя. Те, кто стоял возле входа, любопытным шагом брели по их следу. Сильвия переглянулась с Деметрием, и они оба поспешили за всеми.

Огромные толпы стояли на заднем дворе. Все громко переговаривались, некоторые смеялись, другие что-то кричали. Но взгляды практически всех здесь собравшихся были прикованы к небу. Кларк подняла голову и увидела, из-за чего так взбудоражилась эта толпа. На самом краю крыши стояла фигура, та, что разъезжала по коридору на скейте. Девушка вздрогнула, когда рядом громко прокричал ворон и взлетел ввысь. Секунды показались вечностью, когда человек начал поворачиваться спиной. Сначала показалось, что он хотел откинуться с крыши в таком положении, но потом он сделал маленький шаг от края. В ухо Сильвии кто-то облегчённо выдохнул.

Но что-то пошло не так. Смех учеников смешивался с громкими разговорами. Солнечный зайчик, отражённый от экрана чьего-то телефона, поигрался на вышке здания. Ворон поскользнулся на крыше, словно бы ослеплённый, и замахал крыльями. Человек встрепенулся, пытаясь отогнать птицу, и оступился. Тело сорвалось с высоты. Сильвия закрыла лицо, чтобы не видеть, как тело разобьётся о землю, но звук всё выказал без картинки. Криков стало больше, кто-то всхлипывал, а кого-то шумно стошнило.

Но кто-то удосужился произнести:

– Крик упал без крика.

От этих слов внутри текла тяжесть. Злость, ещё не успев проявиться, сменялась специфическим ощущением, незнакомым, будто чужим. Сильвия отняла руки, пытаясь отойти от шока. Она бездумно уходила от происшествия, шла подальше от этого места. Стая воронов, что впереди сидела длинной кучкой, громко прокричав, разлеталась по разные стороны, словно бы уступая дорогу.

Королева. Пробуждение. Смерть. Это четвёртое проявление сна.

Кларк поискала глазами Деметрия. Юноша прятался в тени дерева в одиночестве и не смотрел на тело. Сильвия поспешила к нему. Споткнувшись, она добралась до парня и взяла его за руку. Он вглядывался в девичьи глаза, и в его очах девушка разглядела отражение собственного лица с испуганным взглядом. Она смотрела на него немым вопросом, ощущая себя иссушённой куклой. Усталость ложилась на плечи и макушку и придавливала к земле. Деметрий снял с себя кардиган и накинул его на плечи Кларк.

– Я заберу тебя к себе, – понимающе отозвался Ванберг, огромный ужасный синяк проступал на его лице; и Сильвия не смогла даже выдавить слов благодарности, – Ты не можешь сегодня оставаться одна.

Машина заехала за Деметрием ровно через полчаса. Скорая помощь, полиция – всё гудело в множественности звуков и запахов, а переливающиеся цвета сигналов кружились перед глазами, отчего становилось только хуже. Шофёр даже не посмотрел на девушку, когда она залезала в автомобиль, и Кларк не смогла выдавить вежливое приветствие, казалось, губы сомкнулись навек. Когда водитель безмолвно проложил путь к лесной развилке, девушка не спрашивала о причине выбора столь причудливой дороги. Возможно, передвижение по городской местности могло бы сократить путь, но, может, Деметрию нравилось смотреть на пейзажи леса, а желания юноши шофёр учитывал.

Взгляд водителя казался таким отсутствующим, словно, он заколдованный, кем-то манипулировался. Когда машина въехала в редколесье и достигла тропки, свернув в другую сторону от скамейки, Сильвия перевела взгляд на лес. Сколько бы девушка не находилась в городе, она никогда ещё так далеко не выходила на другую сторону леса. Она только ездила по тропинке и сворачивала на повороте к улице, на которой стояла школа.

Вдалеке показалось одинокое строение. Через какое-то время, шофёр направил машину мимо небольшой заброшенной церкви, к ней вела проторенная тропа из города. Если верить бабушкиным историям, то рядом с этим заброшенным строением находилось болото, сейчас уже высохшее, которое раньше было озером, в него когда-то впадала река и вытекала в Тихий океан, и через неё проходил ещё не разрушенный мост. Водитель прокашлялся, и девушка, обратив на него внимание, заметила на салонном зеркальце его странный взгляд, который он бросил на Кларк. Сильвия зажмурила глаза от накатившей усталости. Что-то яркое достигло опущенных век, и Сильвия открыла глаза. Послеполуденное солнце ослепительными вспышками маячило среди крон деревьев.

Что-то как будто изменилось, что-то ощущалось неправильным. Ощущение было таким, будто девушка оказалась в другом городе. Ты ходил по нему и видел знакомые городские очертания, но точно знал, что никогда не бывал здесь.

Тропка закончилась, машина проезжала мимо деревьев, а затем, вдруг, свернула на запад, после на север, и где-то на стыке Южного и Западного лесов шофёр затормозил возле высоких стальных ворот. Они раскрылись, будто живые, позволяя автомобилю забраться во двор. Дом стоял чёрно-матовой неправильной формой с тремя этажами, будто состоящий из множества лишних деталей, но при этом смотрящийся относительно изысканно и аккуратно. После рассматривания дома девушка принялась разглядывать, полный растительности, двор, в центре которого водяными струями игрался фонтан, изливаясь в пруд. Шофёр открыл дверцу Деметрию, тот что-то сказал ему, и отчуждённые глаза водителя моргнули в знак согласия. Юноша позволил Сильвии выйти. Девушка встала на кирпичную дорожку и неуверенно поглядела на дом. Этот особняк больше дома тётушки походил на живое существо, которое не поддавалось сонным чарам. Мало того, дом имел не только мрачный взгляд, но и какое-то неведомое намерение, которое витало в воздухе. Кларк подошла к пруду, пытаясь поймать игривые струи, но они как будто играли в салки. Выливаясь в искусственное озерцо, вода издала громкое шипение, как будто, посмеиваясь. Рядом встал Деметрий. Он окинул водоём угрюмым взглядом, посмотрел на девушку и, взяв девичью руку, молча направился к дому.

Дверь открылась, на пороге показался дворецкий с длинной седой бородой. Он странно поглядел на Сильвию, как будто, не считая служащих и самого Деметрия, первый раз видел людей или словно перед ним предстал не человек, а диковинное существо. На миг во взгляде что-то блеснуло – какая-то искорка азарта, а затем, всё потухло.

Юноша не произнёс ни слова, всё тем же угрюмым взглядом поглядывая на служащего, он лишь крепче стиснул девичью ладонь и повёл по огромному холлу-прихожей. Высоко от чёрного мраморного пола висела старинная и очень большая люстра. Упади она вниз, одной пятой части зала пришлось бы несладко, а помещение казалось исполинским. Они двинулись к Y-образной парадной лестнице из чёрного дерева, на которой лежал тёмный бархат.

Сильвия оглядела первый этаж. Кое-где тёмные стены, никогда не видящие света, будто бы из-за возможной влаги обрели мутный зеленоватый оттенок, словно на них взрастала плесень. Чёрные портьеры, которые, казалось, полны пыли, позволяли одному единственному солнечному лучику проникать в зал. Потолок, заменяющий в доме самые грозные грозовые тучи. Мрачные картины, что писались когда-то тёмными красками. И статуи, обходящиеся без той или иной части тела, покрытые чем-то, что напоминало смолу. Весь дом – будто тень прошлого величия. Точно в прошлом особняк горел-горел и горел, но выжил, а теперь стоял угольком. Дом впитывал в себя ночь и тьму. И от этого выглядел безвкусицей, но что-то цепляло взгляд и не позволяло отводить его, казалось, это что-то конкретное в доме или он весь сам. Может, он внушал страх из-за прячущихся призраков по углам, которые вот-вот должны схватить за ногу и утащить? Тот, кто играл роль дизайнера, наверняка намеревался здесь что-то скрыть, спрятаться в тени или убежать от своих демонов, но он и не догадывался, что эти демоны взялись в доме жить.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, девушка заметила разбегающихся по комнатам, как стайки крыс, служанок. Деметрий продолжил путь по лестнице на третий этаж. По мере приближения к нему, стены делались всё светлее от яркого света, вылезающего диким потоком из высокого витражного окна. Оказавшись наверху, Сильвия передохнула от мрачности интерьера. Дом начисто прогорел всеми оттенками чёрного, но здесь имелось больше окон, из которых лились приятные лучи солнца. Повернув вправо, они углубились в освещённый коридор, и Деметрий зашёл в одну из комнат. Спальня юноши в мыслях Кларк – мечта. Если дом, действительно, заживо превращался в особняк мрака, то над этой его частью злодей сжалился. Комната выглядела так, будто её собирались отдать огню, но передумали. Вся внешняя стена представала из стекла, полностью выказывая картину леса, а мраморный пол покрывался серебристым мехом. Как говорится – в тепле и уюте.

Юноша прошёл к кровати и, сняв с себя галстук и рубашку, скинул это на неё.

– Где твои родители? – тихо произнесла Сильвия.

– Это неважно, – пробормотал Деметрий, сползая с края кровати на мех.

– Важно, ведь твои родители..

– Всего лишь люди, да? – закончил он, распластавшись на мягком покрове.

– В любом случае я тебе не скажу, – добавил Ванберг, принимая позу эмбриона, – Даже если ты решишь защекотать меня до полусмерти. Но лучше загонять иголки под ногти. А ещё лучше, просто не давай мне спать.

Сильвия покачала головой:

– Пойду позову одну из девушек и помогу отнести еды. Тебе нужно поесть, – произнесла она и направилась к двери. Ответом послужило молчание, и она уверенно схватилась за дверную ручку. Дверь, успевшая открыться на жалкие сантиметры, захлопнулась с такой силой, что этот стук вышиб из девушки дух. Она прикусила язык до крови от неожиданности.

– Нельзя, – едва слышно заговорил юноша, опираясь ладонями о дверь, словно там снаружи стоял кровожадный монстр, пытающийся пробраться внутрь, – Тебе нельзя. Я сам всё принесу.

Он посмотрел на девушку и часто заморгал.

– Почему ты не раздеваешься?

– Ты чувствуешь себя неловко.

– Но не здесь. – он снял с Сильвии свой кардиган, затем принялся снимать куртку девушки, – Здесь жарко. Можешь снять рубашку, чтобы не стала мокрой от пота. Ненавижу пот. А я пока схожу за едой.

– Почему бы тебе не попросить одну из служанок? – поинтересовалась девушка.

– Я не доверяю им, – ответил тот и, простояв в напряжении пару секунд, вышел, как будто ему предназначалось пробираться через адское логово.

– А мне, значит, доверяешь? – спросила Кларк, придержав ногой закрывающуюся дверь.

Он стоял в коридоре, молчаливый и не двигающийся, а затем юноша произнёс:

– Уже нет. Но ты единственная, кому я доверяю больше всех во всём мире. И я должен тебя защитить.

На самом деле воздух в комнате казался холодным, а когда Дем ушёл, и вовсе ледяным. Девушка вообразила фантомный ветер, сквозь ткань рубашки она кажется даже ощутила его ледяные щупальца. Надела кардиган и засунула замёрзшие ладони в карманы. Если бы Кларк вышла на улицу, она бы там загорала. Настолько здесь царил холод. Сильвия нахмурилась, подцепив пальцем какую-то маленькую вещицу. Кажется, это упало с руки Деметрия, и он спрятал вещь в карман. Она вытащила её из темницы ткани и пригляделась. Что-то чёрное и длинное, это что-то напоминало..ноготь.

Тепло со всех сторон обвивало окоченевшее тело, чьё-то дыхание щекотало лицо. Деметрий нависал над Сильвией. Он учащенно дышал, а его взгляд казался каким-то безумным. Юноша грубо схватил озябшие плечи, вдавливая пальцы, из-за чего ногти больно впивались в кожу. Она попыталась дёрнуться, но всё тело как будто сковал лёд. Кларк снова попыталась пошевелиться, раз за разом она претерпевала неудачу, ведь даже глаза не желали смыкаться, словно принадлежали кому-то другому. Юноша успел отпрянуть прежде, чем его тело пронзило судорогой. Он стал корчиться, гримаса боли отразилась на его лице. Изо рта выказывались острые зубы, ногти заострялись и удлинялись, кожа менялась, а на голове вылезали два обрубка, похожих на рога. Он менялся и все меньше походил на человека.

Кларк резко изогнула туловище на кровати, ловя ртом воздух. Затуманенный взгляд метался из стороны в сторону. В голове стояла пустая пелена, а боль раскалывала её на сотни осколков, но Сильвия всё ещё не могла отдышаться. Она тонула. Захлёбываясь в чём-то неподвластном пониманию. Вода. Везде вода. Или везде туман и нигде нет воздуха.

– ..на меня, – чей-то отстранённый голос звал.

Пелена сгущалась, стоило голосу исчезнуть. Она залезала во все щели и заполняла их.

– Смотри на меня, – голос звал, но Кларк продолжала тонуть, – Посмотри. Я здесь. Не умирай. Пожалуйста.

А затем, всё прекратилось. Стало очень легко. Пелена отступала, и Сильвия подступала к ней.

– ..умираешь. Пожалуйста.

– Нет, – хотела произнести Кларк, но вышла сплошная тишина. Сильвия подняла руки и не увидела их. Она стала ничем.

Глаза широко распахнулись. Сильвия запрокинула голову и втянула грудью воздух. Руки онемели, а голова трещала от невыносимой боли, как будто кто-то долбил череп камнем, и через дырки терзал мозг крючками. Она попыталась встать, но Деметрий крепко держал девушку за запястья. Она еле сдержалась, чтобы не вывернуть содержимое желудка на кровать. Поняв намёк, юноша убрал дрожащие руки. Сильвия скатилась на пол и прижалась разгорячённым лбом к ледяному полу, пытаясь унять тошноту.

– Ты з-задыхалась, – судорожно изрёк Ванберг; сквозь заслезившиеся глаза стало видно, как он раскачивался на кровати, зажав в пальцах локоны волос, – А потом перестала дышать. И умерла. Ты была мертва несколько секунд.

***

Весь побледневший и уставший, Деметрий стоял возле стеклянной стены и наблюдал, как две служанки кропотливо носились вокруг девушки. Кларк, поблагодарив их, смотрела в ответ на юношу. Волосы неприятными гусеницами липли к лицу, но жар спал, а тошнота оставила только неприятный осадок.

Разглядывая профиль Ванберга, она только сейчас заметила огромный лиловый синяк на его лице.

– Это я тебя так? – осведомилась девушка, пытаясь улыбнуться.

– И от тебя здесь тоже есть, – ответил он и отвернулся к стене, – Извини, тебе нельзя здесь больше оставаться. Ты отделалась самым меньшим из того, что с тобой могло произойти. Зря я тебя привёл, я не думал, что так будет. Думал, если ты будешь здесь, всё будет хорошо. Зачем ты вообще легла спать до моего прихода?

Она смотрела, поражённая его изменениями, которыми он мог подвергаться во снах. Голова всё ещё пульсировала. Сильвия сомкнула веки.

– Тебя долго не было, – прошептала девушка, не уверенная в том, что парень мог услышать.

Где заканчивается реальность и начинается кошмар? Может, сны и кошмары – это самая что ни на есть обыкновенная действительность, а что тогда жизнь после сна? А самое главное, когда ждать исполнения этого кошмара в мире?

Шофёр Деметрия довёз Сильвию до лесной тропки и остановил напротив одинокой скамейки.

– Вы не знаете, когда приедут родители Деметрия? – спросила Кларк.

Водитель даже не посмотрел в сторону вопрошающей, он молча выгрузил велосипед и сразу же уехал, без слов. Он никогда не произносил ни звука, если не считать того покашливания, отчего даже казалось, что водитель не имел языка. Но девушке он казался послушной и созданной марионеткой. Шофёр выглядел странно, он то ли старичок, то ли крепкий мужчина. Или никакой – самое правильное слово, которое смогло описать его.

Путь до дома предстоял недолгий. Где-то на середине начался дождь. Она невольно залюбовалась пейзажами древ, вдыхая запах мокрой древесины, свежей травы и чистый воздух, из-за чего не сразу заметила постороннее движение. Какая-то тёмная фигура, находившаяся в глубине леса, мелькала среди стволов. Кларк, словно под гипнозом, остановила велосипед. Остановившись следом, фигура неотрывно наблюдала за девушкой, стоя высокой тенью за деревом. Сильвия щурилась в ту сторону. Дождь превратился в ливень. По мокрой земле и лужам словно бы полз шёпот. В нос ударил новый запах, одновременно знакомый и неизвестный, приятный и отвратительный, лёгкий и тяжёлый. Очень громко прокричала ворона, и Сильвия вышла из оцепенения. Помотав головой, она оглядела таинственную часть леса, фигуры там не оказалось.

Пока Сильвия добиралась до Саллэн Стрит, странным образом появилось и не исчезало ощущение того, что что-то принялось наблюдать за передвижением "Квазимодо" и его хозяйки. Что-то наступало. Это подсказывало напряжение, витающее в воздухе. Птицы стали замолкать или исчезать, одних только воронов становилось больше или они просто делались более заметными, словно падальщики, слетающиеся и ожидающие чего-то страшного и смертельного, но город не оживал, а деревья не пробуждались. Что-то сплетало Хиддланд в мрачную сеть неизвестного происхождения, переплетая все дома и людей в единый кокон. Кокон, в котором что-то происходило и не существовало выхода.

2. Новое знакомство

2.1 Рюк

Мне часто кажется, что не люди пасут стада, а стада гоняют людей, – настолько первые свободнее.

Генри Дэвид Торо. Уолден, или Жизнь в лесу

Этот город – прибежище настоящих монстров, пахнущий гнилью мерзких душ, в котором порочные человеческие куски мяса жили бок о бок со своими внутренними демонами, а всех ангелов решили отправить на костёр уничтожения. Хиддланд спал, и стоило переступить его порог, как сонный мрак и паралич равнодушия сковывали всё тело, и огромные усилия растрачивались на то, чтобы не попасть в эту ловушку, как другие, что действуют подобно зомби или всего лишь притворяются, от чего становилось ещё больше отвратно.

Дождь смывал грязь с естества людей, стекая помоями и впитываясь в земли городка, и становилось очевидно, что его опухолью считались жители, такие с виду чистые и доброжелательные, а причина болезни скрывалась даже от самых порочных глаз. Здешняя странная природа сотворяла из Хиддланда дерьмо, на которое, как мухи, были охочи люди. Этот город опутывал своих жителей невидимыми зловонными корнями, и те становились подобием марионеток. И получалось так, что с виду люди как бы жили: учились, работали, заводили семьи, любили и умирали. Но как будто во сне. Всё, что делал любой человек, оказывалось следствием игры с марионеткой. Точно из хиддландских жителей высасывали волю и обращали в часть города. Они существовали в своём мирке, в своей атмосфере и туристов воспринимали в штыки, точно боялись, что чужаки потревожат город и помешают его спокойствию. Бывало так, что иностранец, во время не убравшийся из Хиддланда, увязал в этом болоте на всю жизнь. Здесь всё было другим, даже лес и звери. Здесь ты менялся. Это произошло и с индейцами-тлинкитами в тысяча девятьсот шестидесятом году, которые встретили белых переселенцев агрессивно. Но когда они не смогли противостоять цивилизованным нациям, тлинкиты ушли на восток в дикий лес и уже там их что-то исказило, из людей превратило в монстров. Спустя семнадцать лет они напали на мирных хиддландских жителей ночью и некоторых из них жестоко убили. В качестве трофея обезумевшие индейцы забирали глаза своих жертв. На утро жители города решились на самосуд. И те, кто осмелился отправиться в восточный лес, отыскали индейское поселение и увидели только сожжённые человеческие останки. Та ужасная пора повлияла на создание городской легенды. Якобы эти тлинкиты, которые проповедовали анимизм11, пробудили в здешних местах тёмную природную силу, и теперь эта сила забирала души живых существ. Событие в тысяча девятьсот семьдесят седьмом году положило начало ксенофобии12, а также усложнённой расовой ненависти по отношению к приезжим азиатам. Местных азиатцев люди сторонились, не принимали, как личность, бывали даже случаи жестоких убийств на вонючих улицах, куда более-менее порядочный хиддландский человек не сунулся бы, а туристов так и вовсе чуть ли не выгоняли пинками. Объяснить это можно так: у хиддландцев отключался мозг, когда они видели человека монголоидной расы, что-то побуждало жителей ненавидеть и бояться их. Они и сами не знали, за что ненавидят, просто в их головах сидел, чёрт знает откуда взявшийся, обезумевший таракан-параноик, и всякий раз, когда он видел признаки азиатской национальности, у него срывало крышу. Но время проходило, соседей монголоидной расы становилось всё меньше в Хиддланде, пока их не остались единицы, и жители похоронили ненависть, думая что она уже бесполезна. Местные азиаты, скольких можно пересчитать по пальцам только одной руки, жили тихо и неприметно, боялись белых и чёрных, больше, конечно, белых, поэтому выходили на улицу только по необходимости. Жители забывали о них, не замечая их, даже если они шастали по улицам, и вспоминали всякий раз, когда в поле их зрения попадали тотемные столбы тлинкитов, расставленные по городу, как напоминание. Тогда память вскрывала черепные гроба и вытаскивала из гниющего серого вещества ненависть.

Хиддланд – грязная кошмарная свалка. Вонючие лужи прошипели в знак протеста, как бы посылая прочь отсюда. Рюк поморщился и издал шипение в ответ. Стайка воронов взлетела над головой и приземлилась возле одной из этих отвратительных луж. Парень злобно оскалился, вороны в этом городке – практически единственная светлая радость. Одна из птиц склонила голову набок и, растопырив крылья, громко крикнула на, стоящего под дождём, юношу. Парень хмыкнул и поспешил к небольшой закусочной, каких миллионы в мире. Зайдя в помещение, он спрятал волосы под куртку, чтобы не мешались. Зал пах затхлостью человеческого варварства и плесенью долго вынашивающего застоя. Официант и администратор проводили вошедшего усталым и любопытным взглядом – вечно измученные бедолаги и постоянно вынужденные рабы своих или чужих правил, без взгляда на жизнь, созвучной с их любимым делом, а если они и вовсе не имели таких дел, то их даже не было жаль. Парень ответил им мрачным выражением лица, намекая, чтобы не приставали. Он оглядел зал и, увидев молодую парочку, зашагал к их столику.

– Привет местному народцу, – произнёс юноша, доставая телефон из влажного кармана и вальяжно присаживаясь на сидение, – Я смотрю, у вас тут мясо. А вы спрашивали себя, как животные страдают на скотобойнях? – он включил видеозапись и повернул экран в их сторону, – О, вы ведь знали, они же там лишаются жизни, чтобы вам едой угодить. Вот посмотрите на эту жестокость над животными. И вы видите лишь малую часть.

Девушка, закрыв рот ладошкой, вскочила и убежала, а её напарник встал и раздражённо попросил позвать охрану. Парень поднялся следом, смотря на то, как в зал ворвался плотный мужик, по телосложению напоминающий бочку. Юноша достал бумажник и, высвободив наружу долларовые купюры, раскинул деньги фейерверком.

– Вам же они так нужны. Радуйтесь кровавым бумажкам в своих карманах. Или вы не знали, что они всегда были кровавыми?

Парень дёрнулся, когда охранник схватил плечо, и, скинув его тяжёлую руку, ударил человека по лицу. Мужчина в тот же миг вытащил из-за пояса электрошокер, и когда он коснулся оголённой шеи, юноша провалился во тьму.

Три глухие стены давили смехотворным пространством и ещё одно заграждение – самое главное, из решётки, за которой стояла мнимая свобода – вот она, протягивает руки, но не может дотянуться, потому что на самое дела ей плевать. Не существовало разницы, свобода здесь или свобода где-то там.

Тощий работник в форме открыл клетку, то ли приглашая к выходу, то ли желая впустить фальшиво беспокойную свободу. Парень вышел и убрался из этого коридора, полного нетерпения и усталости, что он когда-то навидался за всё своё существование. В следующем коридоре другой работник разговаривал с высоким стариком с аккуратно уложенными волосами и бородой, седыми нитями свисающими вниз по телу. Строгий костюм сидел на дедуле, как влитой, блеклость ткани объяснялась или наличием пыли, в которую и на которую одевался костюм, вечно висящий в гардеробе и использующийся по принуждению, или огромным количеством мела, если бы этот старик мог быть профессором, любящим до фанатизма свою работу. Дед оглядел парня быстрым взглядом и, развернувшись, пошёл к выходу. Юноша рассмотрел наряд старика – аккуратный и без единой дырочки, значит, моль пока ещё не добралась до костюма.

– С тобой всегда было тяжело, – произнёс дед бодрым звонким голосом, что не вписывался в его возраст, – Но это сверх моего терпения.

Парень скривился:

– Я должен сказать, что больше не имею права заходить в подобные заведения, чтобы показать кому-то суровую правду?

– Нет, – взмахнул рукой старик, чуть не заехав по юношескому носу, – Я не про это. Бить человека – вот про что.

– Я защищался. Ты прекрасно осведомлён о моей реакции и моём инстинкте самозащиты.

Старик то и дело кряхтел и поправлял штаны.

– По словам очевидцев тебя просто схватили за руку.

– Чёрт возьми, у него был электрошокер. Пошёл бы лучше читать нотации этому пухлому кинг-конгу.