Средь бесконечной череды созвездий. Книга 5.1. Захпур

И складно сидящей на мне форме. И этой единственной (пока единственной) нашивке. И черным берцам, удобно севшим на ногу. И черной шапке, аккуратно смотрящейся на моей голове.

Да, не было пока на рукаве нашито эмблемы училища. Не было и знаков отличия родов войск. И цвет ее был один для всех.

Но была форма!

Все иное появлялось позже. Эмблема – со второго курса. А цветовое различие мундиров – после третьего. Знаки же отличия и вовсе появлялись после выпускных экзаменов.

Но я искренне радовалась и этому. Все же начало пути, положено.

Понятное дело, что до всего остального мне еще надо было дожить. Тем более, что три первых курса легкими не назовешь. Ведь программа шла общая для всех. И пилот должен был прекрасно разбираться в ремонте вверенной ему техники, а бортинженер – уметь пилотировать. А информатик – освоить психологию.

Одним словом, более-менее разделение по специальностям начиналось после «боевой», как ее называли, практики на третьем курсе. И то – относительное. В основном оно начиналось с шестого. Там уже жестко шла чисто специализация.

До этого же момента все хором учились вести допрос, чинить двигатели, разбираться в электронике, летать на всем, что только может летать, работать с генетическим материалом, не забывая и о простейших хирургических операциях типа зашивания ран и выемки пуль из подставившегося под них организма.

Ну и как же в военном заведении да без спаррингов, марш-бросков и прочих занятий по выживанию в различных предложенных начальством условиях? Никак, конечно.

Понятно, что во всем в этом был смысл.

Так, будущий пилот вдруг понимал, что психолог из него выйдет куда лучший, и переходил на другой факультет.

Да и шанс на выживание на войне был больше у того, кто мог заштопать себя и, будучи, например, биологом, все же починить кораблик, доведя его до базы.

Вот только (сущая мелочь) для начала надо было суметь пережить эти три года и «боевую» практику, стоящую особняком. Являющуюся чем-то, типа некоего Рубикона. Между «до» и «теперь».

Но все это было еще впереди.

А пока же я радостно вертелась у зеркала в предбаннике душевой, оглядывая себя со всех сторон и любовно поглаживая ладошками новенькую форму.

– Ну, и долго ты еще вертеться будешь? Дай хоть и остальным взглянуть на себя. – ворчливо произнес за моей спиной грасс, с усмешкой глядя на меня.

– Да ладно, ладно. Все уже, – примирительно отозвалась я, выпархивая из кабинки.

Физиономии моих приятелей тоже выражали удовлетворение. Пусть даже эльфар его и скрывал за маской безразличия. Вот только глазенки-то поблескивали всеми оттенками коричневого!

Одним словом, светясь от счастья, наша компания отправилась в столовую на ужин.

***

После вечерней трапезы у нас выдалась свободная минутка, и мы разошлись кто куда.

Роб засел в информационной. Грасс отправился в тренажерный. Азариэль – в комнату, пообщаться с родней, которая почему-то была в шоке от того, что он принял решение поступать в ЧВЛУ вместо Военной Академии, куда у него было личное приглашение от Лорда Внутреннего Периметра. К тому же с официальным началом учебного года всякая связь с родными прекращалась. Вплоть до конца третьего курса. И всякие форс-мажорные обстоятельства в расчет не принимались. Будь то хоть похороны, хоть свадьбы или еще что… И на порог данного учебного заведения, вплоть до выпускного бала, родню в принципе не пускали. Вот эльфар и спешил уладить с ними все вопросы.

А я пошла побродить по зданию училища.

В нем пока было тихо и почти пусто. Мне же хотелось почувствовать его атмосферу. Отвлечься от насущных переживаний и мыслей. И вообще, посетить картинную галерею, где были выставлены работы его выпускников и преподавателей. Остальное-то все я уже более-менее облазила. Остался только этот аппендикс, находящийся в самом дальнем конце училища.

Не спеша пройдя по полутемному коридору, по его старинным, чуть поскрипывающим под ногами половицам, я на минутку остановилась у одного из огромных венецианских окон и, опершись руками о широкий, деревянный подоконник, с интересом окинула взглядом простирающийся за зданием луг, макушки деревьев темнеющего вдали леса, голубоватый отсвет прожекторов летных ангаров, разбивающий вечерние сумерки.

А затем пошла дальше, свернув в маленький темный коридор и бросив взгляд на украшенные цветочным орнаментом стены, толкнула низенькую белую дверь, входя в галерею и одновременно щелчком пальцев активируя освещение.

После чего начала осматривать работы.

Так, побродив с полчаса по залу, по сути сделав круг, я остановилась у одной из картин, висевшей рядом с входной дверью. Которую, сцепив руки за спиной в замок и чуть наклонившись вперед, принялась задумчиво изучать.

Мне понравились стиль и манера художника. Да и сам сюжет тоже.

Впрочем, сформулировать свои впечатления о композиции я не успела.

Свет неожиданно чуть потускнел. Дверь слегка скрипнула, приоткрываясь. И, немного наклонившись вперед, поскольку дверная арка высотой не отличалась, в галерею вошел какой-то мужик в форме.

Не изменяя позы, я кинула на него косой взгляд из-за плеча, соображая про себя: кто бы это еще мог интересоваться искусством в сей не ранний час?

Но до конца свой вопрос сформулировать не успела, поскольку, во-первых, с вопросом меня опередили, а во-вторых, меня практически прибил к земле тон, каким был задан вопрос: «А это еще что такое?», – явно адресованный мне.

Впрочем, стоит отметить, что голос вошедший не повышал. И сам вопрос прозвучал едва ли не шепотом. Вот только тон…

Чуть ли не ярость, сквозившая в нем, меня просто обескуражила. Я ему че сделала-то? И когда успела?

Тем не менее тип был в форме, а значит, старше меня по званию.

Поэтому, не спеша распрямившись, я уже совсем было хотела доложиться ему по всей форме, ху из я. Но, подняв на него глаза и встретившись с ним взглядом, просто застыла, от удивления приоткрыв рот.

Где-то на задворках сознания, естественно, возникла мысль о тесноте мира, о проклятой секретности, из-за которой ты даже не знаешь, как выглядит тот же начальник училища. Но это все билось где-то в глубинах мозга.

А на поверхности я испытала удивление, возмущение, злость, страх. И тут же вновь – удивление и злость.

Прямо передо мной стоял уже виденный мною на Кате прилеток. Тот, кто забрал с собой моего отца. Тот, кто направлял мне в лицо дуло автомата.

Впрочем, судя по его вытянувшейся физиономии, он был поражен не меньше моего.

А я, не стесняясь, рассматривала его с ног до головы (теперь-то он был без маски).

Высокий, широкоплечий, статный. С узкими бедрами. Длинноногий. Он смотрел на меня своими удивительными миндалевидными, чуть раскосыми глазищами, включающими в себя все оттенки черного, осененными чернющими, густыми и длинными ресницами.

Смуглая, почти прозрачная кожа была гладко выбрита. Идеальным овалу лица не давали быть лишь чуть выступающие скулы. Тонкий, чуть курносый нос, ноздри которого возмущенно дрогнули, когда я подняла на него глаза, точно не портил картины.

Идеальной формы, вишневого цвета губы с синеватым налетом прилеток кривил в немного нервной усмешке.

Черные корни густых, прямых, средней длины волос хозяина училища резко переходили в насыщенно-красный, обрывающийся на концах антрацитовой тьмой. Притом, это был их природный цвет. Его густые, эбеновые брови грозно сошлись на переносице.

Одним словом, этот зараза был не просто красив, он был еще и харизматичен.

Я узнала его.

А по тому, как он выдохнул или, скорее, прошипел сквозь сжатые зубы, белеющие в сумраке комнаты: «Ты…», – стало понятно, что и он меня тоже узнал.

Его верхняя губа чуть приподнялась, напоминая оскал дикого кота, и не знаю, чем бы продолжился наш диалог, но тут вдруг бочком-бочком в приоткрытую дверь галереи просочился эльфар, сзади которого застыл посеревший от ужаса чоки. Мигом шмыгнув буквально под ноги прилетка, он пулей подлетел ко мне и старательно не глядя на того, крепко схватил меня за руку и шустро поволок мимо замершего и взирающего на эту картину маслом в некотором изумлении начальника училища к выходу со словами, которые скороговоркой бормотал себе под нос:

– Рафика, чего ты тут застряла? Скоро же ведь отбой. Нам пора в кубрик.

Я, честно говоря, перестремалась, представив, что Красноголовый нас в этот-то самый миг и сцапает. Но обошлось.

Тот лишь резко выпрямился, скрестив на груди руки и с долей интереса взирая на нас, чуть наклонив голову набок. И, пока эльфар тащил меня мимо него, старательно игнорируя присутствие начальства, задумчиво произнес, ехидно сверкая глазами:

– Надо же, как интересно. А становится все интересней и интересней.

После чего застывший соляным столбом на пороге комнаты чоки, едва мы миновали полковника, вдруг резко ожил. И, быстро прикрывая за нашей компанией дверь, душевно пожелал начальнику училища чуть дрожащим голосом:

– Хорошего вечера, сэр. И удачного осмотра галереи, сэр.

Брови прилетка взлетели вверх.

Молча посмотрев на закрывшуюся за нашей перепуганной компанией дверь, он, задумчиво нахмурившись, пробормотал себе под нос:

– Надо же, какая интересная подобралась компания. – Затем, словно что-то вспомнив, оскалился в недоброй усмешке и почти весело произнес: – И то правда. Сейчас я прекрасно проведу время в обществе моих заместителей. А уж какую скульптурную композицию из них сделаю, любо-дорого будет посмотреть.

И, насвистывая что-то джазовое, стремительно шагнул обратно за порог галереи, аккуратно прикрыв за собой дверь и не забыв погасить свет.

На Захпур опускалась теплая южная ночь.

Глава 4. Вечер

Эльфар тем временем весьма бодро продолжал тащить меня за руку, видимо, в сторону нашего «приюта комедиантов», то есть кубрика.

Картинка, наверное, была та еще, если посмотреть на нее со стороны.

Впереди шустро семенил потомок высокородных эльфаров, таща за руку тощую девчонку, словно козу на поводке. А замыкал наше шествие чоки, молитвенно сложивший перед собой ладони.

Мы быстро миновали коридорчик, ведущий в галерею, но едва сделали зигзаг, выходя из этого Г-образного «аппендикса» на простор, как на повороте столкнулись еще с одним типом в военной форме. Мимо которого эльф в гордом молчании, сопровождаемый таким же «разговорчивым» чоки, закатившим (видимо, в поиске дзена) глаза под потолок, поволок меня дальше, не обращая никакого внимания на замершего в остолбенении от такой вопиющей невежливости мужика в подполковничьем мундире инженерных войск.

Я чуть скосила глаза в попытке рассмотреть, идя на первой крейсерской скорости, того, мимо кого мы сейчас «проплывали» на всех парусах.

И должна сказать, что тип был брутально-харизматичный. Пусть и староват, и не в моем вкусе.

С густой белоснежной шевелюрой. Статный. Чуть выше среднего роста. Загорелый. Со следами ожогов и шрамами на лице. Он был совсем не молод. Но тем не менее все еще привлекателен.

И видимо, тоже шел в галерею.

Никак не ожидая встретить на своем пути нашу дружную и очень целеустремленную тусу.

Тем не менее, видя такое вопиющее нарушение Устава да и просто невежливое поведение молодняка, быстро опомнился и уже набрал в грудь побольше воздуха, судя по всему собираясь высказать свое недоумение по поводу нашего «молчания ягнят». Уже сверкнули льдом голубые глаза. Уже сошлись на переносице густые черные брови. Уже…

Но тут я решила, что должен же быть из нас троих ну хоть кто-то вежливый. И, подняв на него глаза, со всей возможной кротостью пожелала:

– Доброго вечера, сэр.

Мужик шарахнулся от нас к стенке, как черт от ладана. Даже руки с раскрытыми ладонями вверх поднял.

То ли решил сдаться нам в плен, то ли начать креститься, приняв за демонов. (Я такое в фильмах видела. Очень старых, правда. Но и подполковник явно был не молод.)

Его брови взлетели вверх. Рот удивленно приоткрылся. Но слов, типа: «Изыдите, адские отродья», – наша теплая шатия не дождалась, поскольку сзади послышалось насмешливо-язвительное догнавшего нас полковника:

– Какая любопытная компания к нам пожаловала. Правда, Старик?

Услышав это, эльфар так же молча добавил скорости в наше перемещение, развив уже чуть ли не первую космическую.

– Он что, детей ест? Или картины из их выпитой крови пишет, что мы так улепетываем? – громким шепотом поинтересовалась я у замыкающего наше беглое движение чоки, надеясь, что услышит только он.

Но, судя по долетевшему до нас: «А главное чудовище у них еще и с фантазией», – мои надежды не оправдались.

Чоки задумчиво пошевелил пальцами молитвенно сложенных ладоней. Искоса глянул на меня и вновь возвел очи к потолку (то ли в поисках божественного откровения, то ли перекладины, на которой нам теперь смело можно было вешаться).

***

– Эмм… – нечленораздельно произнес Седой, едва наше молчаливое сообщество шустро скрылось из вида.

– Ничего не говори, – радостно откликнулся хозяин училища, качнувшись с носков на пятки и обратно. А затем дружелюбно сообщил остолбеневшему инженеру: – Пойду, побеседую с заместителями. Узнаю, как они докатились до жизни такой.

Он яростно оскалился. После чего, заложив большие пальцы рук в карманы брюк, весело напевая что-то из попсы, легкой, танцующей походкой двинулся по коридору.

– Ум-нум…– только и смог выдавить из себя подполковник, глядя на прямую, как струна, спину командира, удаляющегося от него прочь.

Бок о бок с ассаном он служил лет шестьсот, но таким разозленным видел его нечасто.

Тяжело вздохнув, инженер пробормотал себе под нос:

– Ну и ладно. Надо же и медикам чем-то заниматься. А то в начале года у них обычно простой бывает.

И не спеша, чуть прихрамывая, направился в жилую зону.

Необходимо было как-то разбираться с этой безбашенной компанией. А то не приведи Господь Сущего, начальник быстро освободится и сам ими займется.

***

– Азариэль, я и не представляла себе, что ты такое хамло! – восхищенно поведала я эльфару, едва за нами закрылась дверь кубрика и он выпустил из своих цепких рук мою ладонь.

Чоки тем временем с совершенно убитым видом плюхнулся на кровать. Эльфар, грустно посмотрев на меня, с не менее похоронной физиономией приземлился рядом с ним.

– Мальчики, я вас обожаю, – сообщила я парням, чтобы как-то их подбодрить.

Те от неожиданности уставились на меня, не понимая, в чем подвох. Пришлось пояснять.

– Если бы не вы, я бы наговорила ему гадостей, – начала я. И, видя, что уныние начинает сменяться вниманием, продолжила развивать интригу: – Это он увез моего отца с Каты.

Этой истории они не знали.

Я вообще им о себе почти ничего не рассказывала. Нет, кое-что из моей биографии они, конечно, знали в общих чертах (мы ведь немало времени проводили вместе), но без подробностей.

Так что парни, забыв о неприятностях, все обратились в слух. Ну, а я им поведала свою историю. Чуть более подробно. И едва успела с нею закруглиться до прихода грасса.

– Прикиньте, играл в дартс со старшекурсниками и выяснил, что, оказывается, начальник училища терпеть не может женщин. Все в шоке от того, что тебя приняли, – радостно сообщил он нам. И тут же осекся, встретив гробовое молчание и увидев мрачные физиономии, смотрящие на него.– Да ладно вам… Вы чего? Все не так страшно… – начал было Агост.

Но был грубо прерван возникшим на пороге подполковником инженерных войск, приказавшим скучающим тоном:

– Вы, трое. Пять нарядов вне очереди. Следуйте за мной.

Голос подполковника был низок и скрипуч.

Не дожидаясь ответа, он, резко развернувшись, шагнул в коридор. Мы, дружно пискнув враз осипшими голосами: «Есть, сэр», – вывалились следом, слегка застряв в дверях и сопровождаемые удивленным взглядом товарища по кубрику.

В конце концов пять нарядов на кухне не самое плохое, что могло с нами случится. Или все еще может?

Эти соображения вихрем пронеслись в моей голове, но делиться ими с парнями я не стала, дабы не гасить в зародыше засветившуюся в их глазах надежду на благополучный исход.

***

Идущий впереди подполковник коротко усмехнулся:

– Дети…

Он даже не представлял себе, как можно будет все устаканить без жертв.

Глава 5. Наряд вне очереди

– Лейтенант, принимайте. У них по пять вне очереди, если ничего больше не добавится, так что они к вам надолго, – очень спокойным тоном, вполне себе оптимистично сообщил подполковник одному из трех поваров, суетящихся на кухне.

Три мужика тут же прервали свои занятия, повернув головы в его сторону.

Один из них, мощный, широкоплечий, с зеленоватой кожей, квадратной челюстью, большим ртом и маленькими, сапфирового цвета глубоко посаженными глазками, почти утонувшими под пышными, кустистыми бровями темно-русого цвета, вытянулся по струнке, высоко задрав чуть выступающий вперед подбородок, и глубоким басом рявкнул так, что у меня заложило уши:

– Принято, господин подполковник! Есть пристроить их к делу на пять нарядов!

А эльфар с чоки аж присели от такой звуковой атаки.

Глаза инженера чуть сузились, и он, ни слова не говоря, вышел из помещения кухни, оставив нас наедине с тремя поварами, не спеша подходящими к нам (окружающими нас, можно сказать).

Я задумчиво покрутила носом.

Парни были плечистые, здоровые. И в огромных ручищах держали кто что. Один – молоток для отбивания мяса. Другой – нож. Третий – разделочную доску.

И оглядывали нас с ног до головы так, что создавалось впечатление, будто нас прямо вот сейчас мелко нашинкуют как капусту.

– Первокашки, – задумчиво поигрывая молотком, определил один из них.

– И сразу пять вне очереди, – с некоторой долей интереса прокомментировал второй, развлекаясь с тесаком.

– Что же такого вы умудрились натворить? – постукивая разделочной доской себе по предплечью, почти дружелюбно поинтересовался лейтенант, глядя на нас с некоторой долей уважения и недоверия.

Поскольку мои приятели чуть замешкались с ответом, то я вновь решила быть вежливой, выглянув из-за их спин и доброжелательно приветствуя работников кухни:

– Добрый вечер, господа.

Те почему-то от моей приветливости аж отшатнулись. Брови всех троих подскочили вверх, норовя уползти куда-то на макушку.

– Ну, ты можешь больше ничего не объяснять, – задумчиво протянул лейтенант, оглядывая меня с головы до ног. – А вы? – Взгляд его маленьких глазок уперся в моих приятелей.

– Не поприветствовали сначала начальника училища, а потом подполковника, – уныло потупившись, синхронно ответили оба.

–О! А?! Что?! – Общий возглас, вырвавшийся из трех луженых глоток, поведал нам о том, что кухмейстеры впечатлены нашими способностями.

– Это они меня спасали, – вновь подала я голос, проясняя сей щекотливый момент.

Трое подошли к нам, обступив вплотную.

Создавалось впечатление, что они не только пристально оглядывают нас со всех сторон, как невиданных зверушек, но и столь же пристально нас обнюхивают. Только что на зуб не пробуют, как какой-нибудь редкий гриб.

– Похоже, не врут, – сделал вывод один из них, вновь поигрывая ножом и зорко вглядываясь в наши чуть перепуганные, но нераскаявшиеся физиономии.

На кухне повисло молчание, которое прервал лейтенант, задумчиво уточнив сначала у Азариэля:

– Ты же ведь эльфар? – А после согласного кивка того, и у чоки: – А ты – чоки?

Роб тоже согласно кивнул.

Две голубые льдины глаз уперлись в меня, повар чуть призадумался.

– Катанианка, – потупившись, поведала я ему, дабы он не напрягал мозг, определяя мою видовую принадлежность.

– Э-э-э? – не веря своим ушам, протянул кухмейстер.

Остальные же просто замерли, чуть вжав голову в плечи и выставив подбородки вперед. Инструменты в их руках вновь прекратили свое движение.

Лейтенант чуть недоверчиво скосил глаза на только что опрошенных парней.

Эльфар с чоки подтверждающе кивнули.

Каботера замерли, призадумавшись.

Затем старший повар выпрямился, молча постоял пару секунд, уперев руки в боки и не шевелясь, видимо, все еще пребывая в глубоких размышлениях, но уже выйдя из ступора, и наконец произнес:

– Ладно. Вставайте к ленте, будете разбирать грязную посуду.

И мы с готовностью рванули в сторону раздаточного окна. Все-таки какое-никакое, а разрешение ситуации.

Строго говоря, мы тут особо и не были нужны. Все делала автоматика. Но, в особых случаях (типа наряда вне очереди), ее собой заменяли гуманоиды. Кроме того, были и в принципе дежурные по кухне. Дабы курсанты не были беспомощны в форс-мажорных обстоятельствах, а были способны содержать себя и помещение в чистоте. И, конечно же, могли приготовить себе обед, помыть посуду, намыть полы. Если понадобится, то и в ручном режиме, а не только зная, как запустить автоматику.

Нас этой работой было не удивить, на Лагатерре мы дежурили на кухне частенько (пусть на повара и нападал нервный тик, как только он меня там наблюдал).

Так что мы споро принялись за дело.

Эльфар сметал остатки пищи с тарелок, я ставила их в посудомоечный комплекс, а чоки туда же ставил стаканы и раскладывал столовые приборы.

Одним словом, все действия нами были отработаны и выверены до автоматизма. Поэтому с разбором посуды после крайней смены ужинающих мы справились быстро.

А когда оглянулись, чтобы узнать, что нам еще сделать, то с удивлением обнаружили стоящих неподалеку от нас, практически в шеренгу, трех поваров, скрестивших на груди руки и внимательно за нами наблюдающих.

Мы тоже, переглянувшись, вопросительно воззрились на них.

– Не, а че? Что-то не так делаем? Или в чем дело?

– А ты точно эльфар? – наконец с недоверием в голосе спросил один из них, обращаясь к Азариэлю.

– Да, – искренне ответил тот.

Мы с чоки синхронно уставились на товарища, усиленно соображая, как его можно было принять за кого-то еще?

Выразить свое недоумение по этому поводу, правда, не успели. В разговор вмешался третий повар, заметив:

– У вас, я смотрю, все отработано.

– Так мы учились в одном классе, – отозвался чоки, предвосхищая возможный вопрос.

– Я-я-ясно, – протянул лейтенант и неожиданно то ли спросил, то ли предложил: – Есть хотите?

Мы дружно кивнули. Кто ж от такого откажется? Рот тут же наполнился слюной, а желудок тихонько уркнул в предвкушении возможности подкрепиться.

– Ну, пойдемте, накормим. – Лейтенант мотнул головой в сторону небольшого стола, стоящего в углу. А затем, направляясь к нему, чуть обернувшись, бросил через плечо: – Заодно и расскажете, как сюда попали и как умудрились провиниться?

На меня он избегал смотреть, обращаясь в основном к парням. А я и не возражала, исподволь оглядывая и помещение, и его работников.

Парни были как на подбор. Высокие, мощные, плечистые. Почти квадратные. Вот только вместо жирка там были сплошные мускулы. Чуть вытянутые физиономии, чуть заостренные подбородки, мощные челюсти. Огромные ручищи. С острыми, выпускающимися как у кошки когтями. Ровные, острые зубы. Были они похожи на светофор, вот только вместо желтого, там бы горел синий. Все имели густые, кустистые брови и маленькие, глубоко посаженные глазки. Кроме цвета кожи, данная компания различалась еще и цветом волос.

Вот зеленокожий был русым. Синекожий – медно-рыжим. Краснокожий – брюнетом.

Все были коротко подстрижены и гладко выбриты. Все аккуратны, подтянуты. Так что поварское облачение сидело на них, как парадный мундир.

Короче говоря, на этой кухне, по крайне мере в этой смене, работали лица, относящиеся исключительно к расе каботера. А в других пока не знаю. Это мы позже увидим, ведь мы здесь надолго.

Я с чувством отхлебнула ароматный компот, пододвинутый мне зеленой ручищей, в которой стакан просто терялся.

***

– Дежурной медбригаде явиться к кабинету начальника училища в полном составе, – бесстрастно произнес по внутренней связи металлический голос, едва нога инженера коснулась первой ступени неширокой деревянной лестницы черного хода, ведущей к кабинету все того же начальника.

«О, быстро же он с замами разобрался. Я едва успел детишек на кухню пристроить, а они уже готовы», – пожилой инженер глубоко вздохнул.

За столетия работы бок о бок с полковником он ко многому привык.

Знал, что тот никогда не повышал голоса, не переходил на личности, не опускался до оскорблений или брани. Разбирал ситуацию коротко, жестко и по существу. Но так, что после этих совещаний их участникам порой требовалась медицинская помощь.

Открыв неприметную дверь, подполковник шагнул в широкий коридор, где нос к носу столкнулся с начальником санблока, с хмурым видом возвращающимся к себе обратно.

В ответ на вопросительный взгляд инженера, док, коротко дернув плечом, сообщил: