Северная рапсодия

– Кто сказал? – задал не первый по порядку, но первый пришедший на переполошённый ум вопрос Лейф, пристально глядя в глаза собеседника.

– Дядюшка сказал. Он сказал, что с пустыря придут двое, кто захочет найти переправу, и наказал мне ждать их здесь. То есть вас – тем же простодушным тоном ответил незнакомец, ещё больше сбивая Лейфа с толку. Этот парень как будто совершенно не отдавал себе отчёт в том, как дико звучат его слова, произносимые с такой непринуждённостью.

– Зачем ждать? Что за дядюшка? – начал набирать разгон Лейф, постепенно собираясь с мыслями. Эгиль нахмурился, теперь также прислушиваясь к разговору. Первоначальная растерянность прошла, теперь в Лейфе взыграло любопытство. Оценив ситуацию, он решил, что сейчас они с братом в безопасности – тут много людей, большинство из них ещё не уснули, и два хускарла стоят рядом. Этот парень не будет творить глупостей. Он не выглядит глупым. И не выглядит страшным. Страшной казалась лишь его невозмутимость.

– Мой дядюшка, он живет у реки. Сказал мне ждать вас, а как придёте, отвести к нему, – продолжал в том же духе незнакомец.

– Это ещё зачем нам к нему идти? – в этот раз вопрос задал Эгиль.

– Ты сам-то кто будешь? – в довесок добавил Лейф.

– Я – Камыш. А мой дядюшка – Ондатра. Он паромщик. Сказал отвести вас к нему, чтобы переправить через реку.

Ну и имена. Интересно, у всех шоров они такие… буквальные? Почему-то Лейф сразу решил, что этот странный парень – шор. Его односложные ответы сбивали с толку не меньше, чем его осведомлённость. Большие глаза Камыша казались искренними, но смысл сказанного противоречил здравому смыслу. Слишком много непонятного, слишком… подозрительно всё это выглядело, чтобы быть правдой.

– Далеко живёт твой дядя? Сколько хочет за переправу? – стал задавать более практичные вопросы Эгиль, пока Лейф мучился подозрениями. Передав инициативу разговора брату, Лейф продолжал вслушиваться в беседу, вместе с тем следя за манерой речи Камыша, и тщательно обдумывая сказанные им слова.

– Полдня ходьбы отсюда, ниже по реке. Не знаю, сколько хочет, он мне об этом не говорил.

– Как это «не говорил»? Он что, задаром людей через реку катает? Вспоминай давай, почём. Неохота, знаешь ли, по морозу туда-сюда целый день таскаться, чтобы потом на берегу в цене не сойтись.

– Не знаю, сколько хочет, никогда не спрашивал, – пожал плечами Камыш. Лейф ждал, что парень сейчас начнёт их уговаривать, убеждать, что о цене можно договориться на месте, или что-то в таком духе. Но Камыш не стал.

– Сколько лет твоему дяде? – попробовал с другого берега Эгиль. Старики по некоторым причинам иногда и впрямь занимались благотворительностью, но таких стариков сейчас редко встретишь.

– Не знаю, сколько лет, никогда не спрашивал. Думаю, много, – добавил Камыш, сильно прибавив достоверности своему рассказу.

– Он седой? Борода длинная? – не унимался Эгиль.

– Да, седой. Борода… – Камыш задумался, измеряя рукой воображаемую бороду своего дяди. От подбородка он медленно опустил руку почти до колен. – Вот такая. Длинная.

Эгиль переглянулся с Лейфом, ожидая, что следующий вопрос останется за ним. Выводы делать пока было рано, но примерную картину в голове Лейф себе уже нарисовал – старик Ондатра отправляет племянника в деревню, чтобы тот искал ему здесь пассажиров. Тот, видать, слушает разговоры в таверне, а затем вот так вот подсаживается к людям и предлагает им пройти с ним к переправе. В этом был смысл, однако есть несколько весомых «но». Во-первых, это они подсели к костру, а не он к ним. Он словно их тут поджидал. Во-вторых, если он постоянно так ищет пассажиров, что это за ерунду он тут плетёт про то, что цен не знает? Кроме того, если этот старик – паромщик, то неужели его услугами не пользуются эти самые «шпионы», за которых братьев и принял трактирщик?

Минуту. Вот оно.

Лейфа осенило. Кажется, их вновь приняли не за тех людей. Наверняка, этот старик как раз и занимается тем, что перевозит шпионов Тортоннинга на тот берег. То-то этот Камыш говорит так мало и обрывисто, и при этом знает так много – шпион, как пить дать, играет с ними в эти их шпионские игры, а они-то и не поняли.

– Камыш, боюсь тебя расстроить, но, кажется, твой дядя ждёт не нас. Ты ошибся, мы совершенно не знаем, что творится в здешних краях, и ни к Тарлингу, ни к Тортоннингу отношения не имеем, – тихо произнёс Лейф, оборачиваясь в сторону хускарлов.

– Кроме вас никто с пустыря не приходил. Дядюшка не мог ошибиться. – Так же невозмутимо возразил Камыш. Почему он не понимает? Почему настаивает?

Тут Лейфа неожиданно локтём в бок ткнул Эгиль, после чего громко заявил:

– Ну, раз так, дружище, то с рассветом и отправимся. Но, при одном условии – денег потом много не спрашивать. Ты нам стоимость переправы не сказал, идём наобум, так что возражения не принимаются, иначе сами нам будете платить за бесполезно потраченное время.

Камыш только пожал плечами.

– Дядюшка ничего не говорил про деньги. Сказал только отвести вас к нему и что это очень важно.

– Хорошо, хорошо, дружище. Раз важно, значит идём завтра с рассветом. – Эгиль подтянул брата за руку, начав тихо шептать Лейфу на ухо. Его совершенно не заботило, что со стороны это выглядело подозрительно. – Брат, зачем ты его отговариваешь? Ты же сам так беспокоился о том, что переправы может не найтись, а она вот тебе – сама в руки падает.

– Как раз это меня и беспокоит, брат, – фыркнул Лейф. – Это слишком просто. Ни с того ни с сего, среди отребья находится человек, ждавший именно нас, и именно для того, чтобы предложить прокатиться на пароме его «дядюшки». Не чувствуешь подвоха?

– Подозрительно, конечно, но вдруг это лучший, а, того и гляди, единственный шанс для нас убраться отсюда? Вдруг боги решили сделать нам маленький подарок взамен всех тех лишений, что мы пережили за последние две недели?

– Этот маленький подарок слишком похож на бандитскую ловушку для легковерных дуралеев, вроде тебя, брат! – В сердцах бросил Лейф, раздосадованный беспечностью Эгиля.

– Брат, твоя подозрительность может нам боком выйти. Где ещё нам найти переправу, если в этой деревне даже людям ярла никто руку помощи не протянет? Перестань донимать паренька своими домыслами, спугнёшь ещё, – буркнул Эгиль и отодвинулся, сделав вид, что готовится отойти ко сну. Лейф обернулся к Камышу – тот всё так же сидел с безучастным видом и глядел в костёр, изредка вынимая руки из-под плаща, чтобы погреть ладони у огня и растереть задубевшие пальцы.

– Камыш, ты сказал, что твой дядюшка не может ошибиться. Отчего так? Я до сих пор не могу понять, кто он такой и почему ждал именно нас, идущих с пустыря, и ищущих переправу? – предпринял последнюю, отчаянную попытку разобраться в ситуации Лейф, загнанный в тупик собственными размышлениями.

– Мой дядюшка – Ондатра. Я не знаю, почему, он не сказал. Но сказал, что это очень важно.

Похоже, это было абсолютно бесполезно. Ответы на свои вопросы он мог получить только у этого самого дядюшки Ондатры. Только Лейфу почему-то вовсе не хотелось идти за ответами.

На этом ночные разговоры у костра и закончились. Что же такого важного может сказать им Ондатра? Снедаемый сомнениями, Лейф ещё долго не мог уснуть, наблюдая за искрами, летящими из пылающих поленьев…

Свадебная лютня 1

Туман на озере стоял непроглядный – едва можно было видеть вёсла лангскипов, плывущих рядом. Зато в тумане было тепло – по-весеннему тепло, и это тепло приятно обволакивало белым саваном всех, кто находился на корабле.

Олаф сидел на корме лангскипа, погрузив пальцы в холодную воду озера, и довольно улыбался, предвкушая грядущие события. Столько всего интересного намечалось – само по себе путешествие в южные земли и возможность увидеть древний замок радовали его, так ещё в конце поездки его ждала встреча со старыми друзьями, которых он не видел годами. И всё это в рамках празднования свадьбы его сестры – намечалась знатная пирушка, наверняка, ярлы других земель свезут во Фрестен свои самые вкусные деликатесы, отборную выпивку и даже разноцветные южные порошки, которые, кажется, назывались «пряности». Может быть, даже будет шоколад – сто лет уж Олаф не ел шоколада, он едва помнил, каков тот на вкус. Олафу и самому было не стыдно показаться перед ярлами – ко двору Финстера он вёз целый лангскип дичи, в основном, оленины, и морской рыбы. А ещё несколько бочонков отборного ячменного пива, хотя едва ли северное пиво сможет конкурировать с южными винами или мьодом Тарлинга.

– Валад, видно что-нибудь? – весело крикнул Олаф в туман перед собой.

– Шутите, отигнир5 Олаф? Боюсь, мы до самого Фрестена будем плыть наощупь, – ответил ворчливый голос с носа лангскипа.

– Ну, ты, главное, о пристань не разбейся, а то кому потом копчёности из озера вылавливать? – попросил Олаф, услышав в ответ неразборчивое бормотание старого херсира6. Злить Валада было любимым развлечением Олафа во время путешествия.

Хлюпанье воды от ударов вёсел, одновременно погружающихся в озеро, и звон капель, падающих с них, выныривающих из-под поверхности, были единственными звуками, сопровождающими их в тумане. Эти звуки успокаивали – они напоминали мерный стук барабанов, отбивающих неспешный такт. Пальцы руки, погружённой в озеро, замерзли – Олаф достал её из воды и тут же положил на шею сидящей перед ним женской фигуры.

– Ай! – пискнула фигура, являвшаяся его сестрой Фридой. – Дурак, холодно же!

Олаф в ответ одарил её широчайшей улыбкой, на какую был способен. Лицо его сестры оставалось таким же напряжённым, каким было ещё с момента их спуска на воду.

– Всё ещё нервничаешь?

– Не нервничаю, всё хорошо.

– Я же вижу, что нервничаешь. Успокойся, переживать не о чем – Вальгард славный малый, мы с ним неплохо сдружились во время похода.

– Откуда тебе знать? Ему было 12 в прошлый раз, когда ты его видел – недовольно буркнула сестра, закрывая рукой шею от новых проделок брата.

– И уже тогда было понятно, что он хороший парнишка. Дядька Финстер засранца бы не воспитал, даже у отца спроси, он подтвердит, – ответил Олаф, стараясь звучать как можно более легкомысленно, чтобы у сестры сложилось впечатление, что это неопровержимая истина, всем известная. Конечно, она нервничала, он это понимал. Всё-таки для девушки свадьба – одно из самых значимых событий в жизни. А когда свадьба происходит вслепую, с незнакомым человеком, по договорённости родителей – это приносит ещё больше беспокойства. Олаф старался поддерживать сестру как мог, но, в конце концов, с её переживаниями способна справиться лишь она сама.

– Он так говорит, потому что они с Финстером друзья, конечно, он ничего плохого про его сына не скажет, – упорствовала Фрида. «Ладно, пусть себе ворчит, если ей так хочется», – Олаф махнул рукой, и снова погрузился в приятные раздумья о грядущем празднестве.

– Хо! – раздался сдержанный возглас Валада. Вслед за ним схожие удивлённые или довольные возгласы один за другим стали издавать гребцы. Наконец, наступил черёд и Олафа издать подобный выклик – туман внезапно расступился.

Вот он, Фрестен. Последняя на севере цитадель, возведённая гномами. Внезапно возникшая перед ними сразу после тумана, она навалилась на них, словно горный утёс, вынырнувший из воды. Олаф уже видел её раньше, четыре года назад, но он заезжал в озёрную крепость со стороны суши, а с воды видел её впервые. И с этой стороны стены Фрестена казались вдвое выше.

– Высоченные! – восхищённо протянула Фрида, вытаращив глаза на каменные башни и бастионы, коих нигде на севере больше не увидишь. Кладка камней была настолько плотно подогнана, что швы практически исчезали от взгляда наблюдателя. С парапетов крепостных стен на них пристально смотрели суровыми глазами каменные соколы, охранявшие жителей замка и его хозяев. Один только внешний вид этой крепости нагонял мысли о несокрушимости его владельцев.

– Это ты ещё изнутри его не видела, – заметил Олаф, довольно улыбаясь, глядя на бурную реакцию сестры.

– Его, правда, гномы построили? – спросила Фрида, смотря на Олафа сверкающими глазами.

– Правда. Хотя, у некоторых жителей замка есть своя история на этот счёт, в которой гномы не упоминаются.

– Расскажи, – попросила она. Ну, как сестре откажешь, когда она просит с такими широко раскрытыми глазами?

– Ладно, тогда слушай. Кстати, мне её сам Вальгард рассказал! – отметил Олаф, вспоминая подробности древней сказки рода Финстер. – Ещё в те далекие времена, когда в Филнъяре не было варангов, а всем севером владели шоры, племя Детей сокола, жившее на Соколиной горе, было вынуждено покинуть свои земли из-за многочисленных прибывающих с юга враждебных племён. Вождь Детей Сокола, Гутрикс Соколиное гнездо, или как-то так…

– Какое смешное прозвище, – хохотнула Фрида, – это из-за его причёски?

– Ты вот только при Финстерах такую ерунду не ляпни, дура – отчитал сестру Олаф, отчего та только ещё больше расхохоталась, видимо, потому что он сам улыбался во весь рот. – Так, и я тут вообще-то рассказываю…

– Прости, прости, продолжай, пожалуйста, очень интересно! – заявила Фрида, сделав над собой усилие, чтобы сдержать смех.

– Так вот, Гутрикс Соколиное Гнездо обязался дать своему племени новую родину. Он обратился к древним богам севера, имена которых давно позабыты, и те дали ему крылья, дабы он спустился с Соколиной горы и нашёл землю, которая стала бы домом его людям. Он наказал своему племени покинуть гору, отправиться через Волчье озеро на север, а там уже он найдёт их и укажет соплеменникам, где они обретут свой дом. С этими словами он распрощался с Детьми Сокола и бесстрашно спрыгнул со скалы, отправившись в полёт. Но не успел он пролететь и нескольких метров, как вслед ему устремилась стрела, пущенная коварным завистником Гутрикса – … Эм, я забыл как того звали. В общем, он был кем-то, вроде первого охотника, хорошо стрелял, и поэтому попал Гутриксу прямо в…

– Брат, вот ты своим кривым пересказом всё впечатление испортил. Плохой из тебя сказитель, – подтрунила над ним сестра, наигранно вздыхая. Вот ведь егоза.

– Как помню, так и рассказываю, нечего жаловаться. Как приплывём, можешь у жениха своего спросить подлинную версию. В общем, тот охотник попал Гутриксу в спину, но Соколиное гнездо не рухнул вниз, а продолжил свой полёт, будучи смертельно раненным. Правда, далеко он не улетел – буквально, долетел до озера под горой, там дух и испустил. Дети Гутрикса, тем временем, поймали охотника, жестоко того наказали, а затем пошли искать тело отца, чтобы исполнить его волю – построить для племени новый дом. И когда нашли его прямо на берегу, то так и порешили, что будут теперь жить у озера, и никакие южные племена их отсюда не выселят, а потому построили огромную крепость Фрестен. Кажется, с шорского это как раз означает «Соколиное гнездо».

– Грустная какая-то история. И непонятная. Звучит так, как будто эту крепость строили шоры. Но сейчас же в ней живут Финстеры, а они ведь маглахи, так же как и мы.

Ишь, ты, какая прозорливая. А ведь Олаф даже не обратил на эту нестыковку внимания, когда легенду о Гутриксе рассказывали ему самому.

– Да вся эта история – сказка, да и только. Очевидно же, что её строители – гномы, шоры и близко ничего похожего соорудить не смогли бы.

– Отигнир Олаф, извиняюсь, что перебиваю, мы скоро причалим! – крикнул с носа Валад, вразвалку приближаясь к детям ярла по шаткой палубе, минуя стройные ряды гребцов.

– Да я и сам вижу, – хмыкнул Олаф, оглядывая береговую линию. Каменное основание замка уходило под воду – искусство строительства, выходившее за рамки понимания Олафа, однако в этом месте крепость Финстеров словно вырастала из глади озера. Со стороны воды в замок вёл лишь один вход – небольшие ворота, от которых вниз вели обтёсанные каменные ступени к площадке у озера. Это и была замковая пристань – весьма скромных размеров, по любым меркам. Олаф сомневался, что все три их лангскипа смогут причалить одновременно. Городская же пристань располагалась чуть дальше и была в разы больше. Да что там, в разы – в десятки раз больше, Фрестен славился самым крупным портовым городом севера, и у его причалов сновали сотни кораблей – от худых рыбацких лодок до огромных боевых драккаров7.

Из ворот замка уже выходили люди – кто-то намеревался их встретить. Несколько хускарлов рассыпались по лестнице, а за их спинами прошмыгнул силуэт в богатом пёстром одеянии – видимо, как раз тот, кому было поручено встречать важных гостей у пристани. Олаф с важным видом прошагал к носу корабля, на полпути встретившись с Валадом.

– Места маловато, непросто будет разгружаться, отигнир. Я вот думаю, боком вставать, или лучше носом, чтобы не занимать много места? – вслух рассуждал Валад. Боги, до чего же нудный старикашка. Он действительно думал, что такая чепуха его волнует?

– Возлагаю решение этого важнейшего вопроса на твои плечи, херсир. Уверен, я могу полностью на тебя рассчитывать, – произнёс Олаф с напускной важностью. Валад, похоже, издёвки даже не заметил.

– Наверное, лучше все-таки боком, так разгружать будет легче, надо только заранее убрать вёсла, и…

– Слушай, просто доставь нас побыстрее на сушу, а разгрузкой занимайся сам как хочешь. Мне нужно поскорее увидеться с Финстером и другими ярлами.

Проворчав что-то в ответ, херсир начал размахивать руками и отдавать гребцам приказы. Олаф отошёл от него, поближе к середине корабля, положив руки на пояс. Он внимательно разглядывал человека на пристани в пёстром наряде, ожидающего их приближения. Тот носил голубой камзол с гербовым бурым соколом Финстеров на груди, а под ним виднелась ярко-красная рубаха с оторочкой. Олаф с уверенностью мог сказать, что не видел раньше этого человека.

– Ахой, отигнир Росби! Добро пожаловать во Фрестен! – крикнул человек с берега, одновременно показывая жестами херсиру, куда им причаливать.

– Милость старейшины в твой дом, незнакомец, – отозвался Олаф, лишь слегка кивнув головой. – А где Леофин или Вальгард?

– Владыки Финстеры ждали вас с нетерпением, но неожиданный туман на озере лишил их возможности вовремя встретить отигнира лично. Моя имя – Трюгви, лагман8 Фрестена, я отведу вас с невестой отигнира в специально уготованные покои. С ярлом и его сыном вы сможете встретиться в верхних чертогах. Прошу за мной.

Олаф помог сестре сойти на берег, дождался высадки десятка своих хускарлов, и вместе с ними и Фридой отправился вслед за Трюгви. С лагманом он не заговорил, вместо разговоров они с сестрой рассматривали внутреннее убранство замка. Финстеры хорошо подготовились к празднику – повсюду развесили разноцветные ленточки, а также гирлянды из разномастных перьев – диковинное украшение, характерное только для Фрестена. Эти гирлянды обильно покрывали внутренние участки крепостных стен, заслоняя причудливые орнаменты и немногочисленные изваяния, вроде каменных птиц, подпирающих своды арок или декоративные колонны. Фрида не уставала диву даваться, хотя и вела себя несколько более сдержанно в присутствии лагмана. Олаф уже бывал здесь раньше и восхищался архитектурой в меньшей степени, однако, на него обстановка также действовала вдохновляюще. Как и ожидалось, путешествие началось замечательно, и впереди их ждало только хорошее.

Спустя несколько арочных пролётов и узких замковых улочек, компания дошла до ворот твердыни Фрестена. Здесь Олаф и встретил первого из своих старых друзей:

– Кого я вижу! Вот уж кого не ожидал встретить караулящим ворота! Неужто привратник во Фрестене получает больше, чем ярл в Фолкмаре? – улыбаясь во весь рот, как это умел делать только Олаф, произнёс он, приближаясь к высокой фигуре у ворот. Пред ним предстал могучий витязь в полном боевом облачении – сжимающий копьё одной рукой и гербовый щит другой, этот здоровяк выглядел грозно, даже по меркам варангов. Каштановая борода, длиной по грудь, не отличалась пышностью, но выглядела опрятной и ухоженной, украшенная несколькими кольцами и узелками. Голову венчал украшенный маглашский шлем с личиной, бармицей и длинной переносицей, однако, даже такая переносица не могла целиком спрятать под собой выдающийся нос витязя. Длинная кольчуга с голубым сюрко поверх неё и роскошным гербовым соколом на груди, помимо прочего, выделялась кожаными наручами с расписным узором и воротом, расшитым серебром. Олаф в своём кожаном жилете на его фоне выглядел сущим бондом9.

– Шёл ка бы ты лесом-полем, олень. Можешь оставить здесь свою сестру и катиться на все четыре стороны, – прогремел караульный, также улыбаясь Олафу, хотя это было не так-то просто – разглядеть из-за густых усов, почти скрывавших под собой губы.

– Полно тебе, Локвелл, мог бы быть и полюбезнее со мной при сестре, а то стоишь тут, страху нагоняешь, – ответил Олаф, распахивая караульному дружеские объятия. Витязь воткнул в землю копьё рядом с собой, чтобы похлопать Олафа по спине в ответ.

– Давно не виделись, дружище.

– Давненько, Олаф. Как война закончилась, так, считай, и не встречались. Чего в гости не заезжал?

– После войны был такой бардак, увяз во внутренних делах. Да ещё и отец захворал, так что было не до поездок.

– Да уж, беда. Как его здоровье? Держится старина?

– Пока держится, но на свадьбу дочери сам, как видишь, не смог приехать. Я вместо него.

– Беда, беда. Стареем, куда деваться. Но Леофин держится бодро, сейчас сам увидишь.

– Холлард, всё-таки как тебя угораздило оказаться на службе у Финстера? До сих пор не пойму. У вас какие-то разногласия с братом в Фолкмаре?

Холлард улыбнулся, запрокинув голову – очевидно, он ждал этого вопроса:

– Олаф, после смерти конунга смутные времена настали. Ярлы без верховенства стали вероломнее, кому-то уже не сидится в собственных границах. Берсы особенно обнаглели – налёты на наши земли не прекращаются, уже было несколько стычек. Если так и дальше пойдёт, новой войны не избежать. В такие дни нам, маглахам, надо держаться вместе. Финстер печётся об этом больше всех, как видишь – собирает вокруг себя союзников. Меня позвал к себе на должность херсира, твоему отцу предложил сосватать дочь его сыну, а остальных ярлов позвал на свадьбу, чтобы договориться о поддержке, с кем получится. Отсюда я могу следить за ситуацией, и, кроме того, помогать брату от имени Финстера. Так что, не удивляйся – наверное, сейчас для меня должность херсира у старого друга – лучшее место. Возможно, и для тебя тоже, Олаф?

– Ну, нет, Холлард, тут ты перегнул. Не слишком ли мрачные речи для такого праздничного дня? Я не собираюсь задерживаться во Фрестене – погуляем недельку, да поплыву я домой, в Фонтолане много дел, а я ведь отигнир. Сейчас, покуда отец хвор, все ярловы заботы на моих плечах.

– Отсидеться у себя в ярлстве не получится, Олаф, как ни старайся. Это всех нас касается, всего Филнъяра. Поговори с братом, когда встретишься с ним, он тебе ситуацию получше обрисует. Проходи, поздоровайся с Финстером, – угрюмо буркнул Холлард. Вот уж умеют Локвеллы попортить настроение. Олаф кисло улыбнулся старому другу, покивал согласно, и побрёл внутрь, сопровождаемый свитой и Трюгви.

– Это твой друг с войны, Олаф? – спросила Фрида, когда они оставили бородатого часового за спиной, шагая по коридору замка.

– Да, это брат нашего соседа, ярла Хадвара Локвелла. Они оба воевали вместе со мной и отцом против конунга. Весёлые были ребята, я проводил с ними большую часть времени. Похоже, с того времени многое изменилось. Эй, Трюгви, у всех во Фрестене тот же настрой, что и у Холларда? Финстер готовится к войне?

– Ярл делает всё возможное, чтобы её избежать, – осторожно ответил лагман, вышагивая чуть впереди них, тем самым показывая дорогу в тронный зал. – Свадьба вашей сестры в определённой мере может этому поспособствовать. Или, по крайней мере, оттянуть её начало.

– Каким это образом? Я не понимаю, лагман, кто наши враги? Берсы? Ульфинги? Гаркары? Кто? – потребовал ответа Олаф, вонзив суровый взгляд в Трюгви.

– Это… сложный вопрос, отигнир Росби. Лучше спросите об этом у самого ярла – всё так же осторожно отвечал лагман, прибавляя шагу. Сестра выглядела обеспокоенной. Ещё бы, на её свадьбе, судя по всему, будут обсуждать грядущие военные действия. Какой девушке такое понравилось бы?

– Кого вообще позвали на праздник? И кто пообещал приехать? На это ты мне можешь ответить?

– Мы отправили приглашение практически всему Филнъяру, отигнир, кроме, разве что Хъяндерссенов.

– Да плевать на этих пиратов. Кто откликнулся?

– Точно приедут ярлы Локвелл и Хантерли, отигнир, также мы очень ждём ульфингов – ярла Тарлинга и Вулфхарта. Насчёт Берроуза у нас большие сомнения, как и насчёт обоих гаркаров – Тортоннинга и Гримхаммера. Шоров мы тоже не ждём, – сознался Трюгви.

Итого, шесть семейств из одиннадцати будут присутствовать на пире. Больше половины Филнъяра – этого должно быть достаточно, чтобы избежать войны. Боги милосердные, как за четыре года до такого дошло? Они ведь воевали против конунга на восточных равнинах, чтобы на севере воцарился мир. А теперь выходит, война ползёт на их родные земли?