Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша

– Путь людской через страдания и радости проходит, – мягко Лада молвила друзьям Лесовикам, что в ней не чаяли души, и слово её каждое ловили, чтоб претворять его.

– Вам тоже предстоит через эоны лет в людском обличии ходить, и на пути на этом обратно ходу нет – только лишь вперёд по кручам и откосам страстей людских, чтоб мыслью Краса-ты зажить и в Добромир Явь превратить. Деревьями должны бы вы стоять, а вы наполовину уж превратилися в людей.

– И всё же как страдания понять? – спросили нежные Цветы, что на лужайке вдоль ручья росли и радостью звенели.

– Страдания? – задумалась Богиня. – Вот улетела я, и вам тоска, страдания и боль разлуки, а возвратилась я – и радость к вам явилась.

– А ты от нас не улетай, – иголками прошелестела тихо Ель. – И радостью всегда мы будем жить: ведь радость ты для нас одна.

Лада Ель погладила по хвое.

– Наш Мир – один из многих. И на других Мирах есть у меня друзья, которых также я люблю и которых видеть я хочу.

– И мы хотим там быть! – вскричали дружно все, и даже кто-то на крыльцо само залез – то гриб был боровик, что шляпку набекрень надел, уже готовый штурмовать Миры иные. – Когда ты снова в Небеса надумаешь пойти, то нас с собой возьми!

– Возьму, когда ещё немного подрастёте, – с улыбкой Лада обещала. – В Мире том, что по утрам Звездой ярчайшею горит, одна Любовь царит. Там каждый друг за дружку, один за всех и все за одного, совет там, дружба и любовь. А у нас всё споры и раздоры. Вот, Ель, ты рвёшься ввысь, а малые цветы накрыла тенью, а им же нужен Свет. Ну а вы, Грибы, зачем залезли вы в Цветы? Иль мало сырых вам мхов? Ведь там вольготно вам живётся.

– Да с ними песни петь хотим! – Грибы подняли шум.

– Ну так пойте, коли этого хотите. Но Цветы зачем сминать? Тогда Грибы с Цветами закружили хоровод:

– Лада, Лада – радость наша,

Когда смеёшься Ты – смеёмся мы!

Когда на нас ты смотришь – То Солнце видим мы!

Когда идёшь – То мы идём с Тобой!

Идём – поём! Идём – поём!

И нет конца, и нет конца Пути Добра, которым нас ведёшь!

Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!

Не ахти какою песенка была, но зато от сердца шла, и Небо пело, с Грибами и Цветами, и пели облака, и Солнце Арфу сотворило из лучей, и Ветер весело играл на струнах Арфы той, и славили все Бога Солнца Ра и Ладу заодно.

И Ра вдруг появился, – Солнышко само померкло рядом с ним, и воздух ещё больше зазвенел от радости большой; смеялась Лада, смеялся Ра: сам Мир запел; и песнь ручья вливалась в Океан Любви, что миру Яви сферою была. Явь жаждала Любви, всем бытие даря и радостью кипя.

Лада всем казалась воплощеньем Краса-ты самой; когда она глядела, то две звезды, два солнца в глазах её сияли светом дивным мудрости великой, и в то же время в нём силы твёрдой сталь звенела, и отдалённая гроза в них молнией блистала… да много что её взгляд выражал – он в сердце существа любого проникал, его он вынимал, чтоб ласкою очистить и состраданьем обогреть. Для малых всех существ на Яви Лада Великой Матерью была. А как она ходила! Как будто б над землей плыла, её ногами не касаясь. А волосы её струились солнечным лучом до самых плеч и ниже, фигурой же на тонкую берёзку походила – гибка, изящна, в покое была она подвижна, в движении покой несла. И Ладой-Солнышкой здесь любовались все от мала до велика; в мудрости своей она была красива, а в Краса-те – мудра.

А Доброславам, что вились вкруг неё, всё надо было знать: вот как цветок назвать? И надо было объяснять, что, прежде чем цветку названье дать, к цветку душой и сердцем надо притянуться, внимая голосу его. Ведь имя – не просто кличка, пустой набор из звуков, а имя – сущность есть предмета, его энергетическая связь с Источником всего, и потому у каждого явленья иль предмета есть собственное имя во Вселенной, его идея, так сказать, иль основная мысль: «им – я» – себя являю. Имя – сгусток бытия, энергия Начала, которое в том имени Огнём живёт. Знать имя – означало вещью овладеть, энергией её. И потому для человека иль существа иного имя в себе энергию судьбы несло, и связь с глубинной сутью бытия хранило. Без имени вещь не жила.

И вот друзей своих учила Лада, как правильно вещам или явленьям имена давать, чтоб с ними связь создать и подружиться, а для этого своё сознанье надо напрягать и утончать, чтобы вибрацию явления иль вещи уловлять, а потом её в понятье обращать и звуком выражать.

– Секрет тут прост, – в который раз уж объясняла Лада своим старательным друзьям. – Вы полюбите вещь, и дальше всё произойдёт само собой. Ты – этот Мир, а Мир есть ты.

Любить! Как было объяснить словами то, что объяснить нельзя, ведь любовь ни в ком насильно не возбудишь, и надо было сердцем жизнь увидеть в том же камне, и мысль его читать и камень этот понимать. Лада Жизнь любила, и Жизнь её любила, и потому охотно тайны ей все свои дарила, и та ключом их сердца открывала, чтобы всем их щедро раздавать.

Так Лада на Яви и жила, Любовь и Счастье всем даря.

Меж тем уж Третий Круг развития людей пошёл. Материя всё крепче Дух собою обнимала, Мир грубел, и дух на волю рвался. Иные наступали Времена – о них и будет дальше наш рассказ.

Страсть Сатанэля к Кольцу

Кольцо же Сатанэлю в сам дух его вошло. С виду было невзрачное оно: простой кружочек тёмной стали, но Сила в нём жила такая, что мощью чёрной Сатанэля непрерывно наливала, так что тесной Явь теперь ему уже казалась: её песчинкой стал он ощущать; и с тоской неясной Сатанэль на Сатургон теперь глядел – туда ему хотелось всё сильней, как если б дом то был ему родной, – там был источник мощной Силы, готовый в Мир проявленный излиться. И Явь уже ту Силу ощущала, и в ужасе она дрожала.

Всё чаще Сатанэль на Сатургон летал. Зачем? Он сам не знал, но его неистово туда тащила та неведомая Сила, от которой одновременно он изнемогал и которую он страстно так желал. Кольцо же частью было Силы той, что его хмелила: палец чёрною змеёй оно обвило, холод чёрный источая, который дух и сердце леденили и в чернейший Мрак топили. Он это видел даже наяву. Не раз в порыве светлой мысли (то Лада молилась за него) Кольцо пытался снять, но легче было палец оторвать. А там к нему его уж сердце прикипело: Кольцо его обволокло и угождало всем желаниям его и силой злою клокотало, на части сердце разрывало. Все чувства обострилися его: он в Безпредельность взором проникал и мыслью облетал едва ли не любые уголки её. Дальние Миры пред ним вставали, он мог в них мысленно бродить и даже мысленно воздействовать на них: хоть скалы обрушать, хоть горы поднимать, он мог планеты со своей орбиты снять и их местами поменять. А здесь на Яви – жалкой конуре – он что угодно мог творить, хоть вверх тормашками её перевернуть. Легче было бы сказать, чего бы он теперь не мог. Гордыня стала Сатанэля распирать: до него теперь Ра было далеко! Одно лишь мучило его: Ра был Владыкою Вселенского Огня – того, что было сущностью всего, и потому он был непобедим. И Сатанэлю оставалась малость лишь всего – Огнём тем овладеть, и тогда Вселенная стала бы его. Ра не раз ему твердил, что в сердце ключ к Огню лежит, но явно он темнил, от Истины его он уводил, чтоб только самому владеть Огнём, а значит и Вселенной всей.

Огонь и сердце – какая связь меж ними? В толк взять не мог Властитель Яви. Совсем недавно вместо сердца сделал он живой мотор: тик-так, тик-так, тик-так – работает оно, не ведая износа. Но Огня как не было в нём, так и нет – мотор, не более того! Нет, сказку Ра подбросил, что, дескать, в сердце Вселенской Силы находится Источник, которым является Любовь! Но ему без всяких чувств сердечных сил пока хватало на эту самую любовь.

И так, и сяк он бился над Огнём, часами – что часами!? – годами колдовал, к Огню взывая, его он умолял, златые горы обещал, лишь только бы Огонь открыл секрет владенья им. Но было тщетно всё: Огонь молчал иль сам с собою он играл, всё превращая в Краса-ту.

Однажды Голос из Кольца ему с издёвкою сказал:

– Не того и не о том ты просишь. Чтобы Огнём владеть, тебе придётся изменить себе и вечно быть вассалом Ра. Не тот Огонь желаешь ты, ведь есть другой, что Тьмой великою зовётся, и я есть проявленье мощного того огня. Только ум свой навостри и волю обрати к Тёмному тому огню, свой дух ему отдай – и ключ к нему тогда получишь ты, и в Бездне Чёрного огня ты мощь такую обретёшь, какую в Ра ты не найдёшь.

– Но хочу я напрямую доступ к Силе получить!

– И будет это напрямую! Сколько раз тебе твердить, что Я есть Бездны Чёрной Сила, что твоею мощью станет, когда ты Тьме отдашь себя. Без меня же вечно можешь хоть о камень биться, но Огня ты не добудешь, а только он даст власть желанную тебе. Духом ты меня прими, огнь Чёрный призови!

Глас как если б обнаглел, он к духу Сатанэля явно подбирался – и это видел Сатанэль всем тонким зрением своим, и всё чаще себя он средством этой Силы ощущал: сердце и душа как будто сгинули куда, а внутри телесной оболочки – пустота одна зияла – лишь вихри чёрные она крутила и тоскливо выла. И как будто был он жив ещё, и как будто уже не было его: там, где духу быть его, Чёрный Ящер свои кольца вил. Голос из Кольца с силою такой загрохотал, что Сатанэлю дурно стало:

– Мы будем разрушать, не строить, хах-ха-ха-ха!

Глухою ночью при мрачном свете Сатургона Сатанэль дал клятву верности той Силе, что в Кольце его таилась. Впервые он Ра своим Врагом назвал, и после этого от ужаса он без сознания упал, а может, то сама качнулась Явь, тяжести его не выдержав злодейства. Светило Мрака тучами закрылось, а звёзды разом все погасли, и Тьма глухая на три дня накрыла Явь, которую потом с трудом Волхвы и Маги разогнали, людей подняв всех на молитву Ра.

Отныне Властитель Яви жил одною Силой злобной ко всему, что Свет несло, и сокрушал он всё, что форму обретало Краса-ты. Сатанэль же с Силой этой совладать никак не мог и, в безумие впадая, Царство Чёрное своё едва не сокрушил. Тогда, опомнившись слегка, Сатанэль Кольцо просил умерить мощь свою: задыхался дух его. Потом, потом он Силу эту всю в себя вберёт, и будет он её Копьём, нет, будет всё наоборот: Сила станет та Мечом в его железной длани…

– И Краса-те тогда конец настанет! – Глас в сознанье Сатанэля громом мощным громыхнул, на куски его он развалил, и долго рушились они в Бездну Чёрной Пустоты; а Пустота всё чаще грезилась ему – Чёрной Бездной ледяной она вся раскрывалась перед ним. И как-то припомнились слова Владыки Ра, что весь Мир, Вселенная сама, Краса-тою держатся одной, без Краса-ты Вселенная погибнет. И Сатанэль всерьёз вдруг испугался: то где же будет он тогда? Во что он превратится? Об этом он Кольцо немедля вопросил. Злобой ярою давясь, так оно ответило ему:

– Твой Ум мне нужен, и потому ты будешь! Потому от Ра мы поражения терпели, что не было у нас Ума! Ум коварный, хитрый, тонкий – вот что нужно мне!

– Да кто же ты? – в ужасе в который раз Властитель Яви вопросил.

– Срок придёт, и ты узнаешь, пока же силы ты копи и Ум свой сохрани. Твой Ум – залог победы нашей!

– И всё же… кто ты?

– Я – Тьма Сама! Я – Хаос! Я Чёрной Бездны Огнь!

Должно быть, кто-то Свыше Бездну Сатанэлю показал – то Тьма была без дна – чернее чёрного Дыра, провал в Ничто, в котором Хаос клокотал и Тьму сгущал. Ужас и Тоска оттуда поднимались и остатки сердца болью острой разрывали. И только Краса-та Щитом пред Хаосом вставала, порой трещал и гнулся Щит, но всё же он стоял, на мысли опираяся существ, что в Мире Светлом пребывали. Но иногда, где эти существа к Злу обращались, там Хаос, Ужас, Тьма свободно в Светлый Мир вторгались, и сокрушалась Краса-та. Вставали чёрные дымы, горели чёрные огни, всё обращая в прах, и в Бездне Чёрной исчезали. Бездна яростно ревела: ещё, ещё она хотела Мир Светлый пожирать, в ничто его весь обращать.

Но тут же следовал ответ: вставали крепкие Щиты из светлой Краса-ты, что Боги мыслями ковали, взлетали светлые Мечи, летели стрелы Краса-ты, и Тьма бежала, чтоб снова силы накопить, набег свой новый совершить на Светлые Просторья Краса-ты и пораженье вновь терпеть. Так было безконечно – жестокая Война, которой не было конца. Но стоило во Тьме хотя б искринке вспыхнуть Света, как Тьма рассеиваться начинала, и возгоралась Краса-та, а Хаос снова битву зачинал, вгрызаясь в Краса-ту, как если бы дракон в добычу.

Оружием Сил Света Краса-та была, её таинственный Огонь, Сатанэль же мыслью лучше всех владел, и многие о том твердили: но почему тогда Огонь не слушался его?! При чём здесь сердце, о котором Ра так часто говорил? Оно есть орган чувств – считай, что Хаос, и эти чувства мысль в лохмотья сами превращали и с толку лишь сбивали, и уж стрелой иль молнией Огня не мчались, а просто кувыркались, как если б мыльные то были пузыри.

Сердце!? Разве это не насмешка Ра? Ха! Ему бы только чувствам предаваться и слёзы лить над сломанным цветком. Чувства – дым один, от чувств нет проку никакого. А мысль – Царица Мира есть. Но если мысль – явление Огня, а мыслью он владел – то почему тогда не высекает он Огня? И так, и сяк он у Огня вертелся, формулу его искал. Ра её, конечно, знал, но в тайне сохранял – так Сатанэль с обидой полагал.

– Такой я формулы не знаю, – Ра Сатанэлю отвечал. – Формула Огня есть формула Любви иль той же Краса-ты.

– Но как тогда владеешь ты Огнём? – Сатанэль не отставал.

– Я сердце с ним соединяю, – так Ра ему сказал.

– А как же сердце повязать с Огнём? – Сатанэль едва не закричал.

Владыка Ра в своей манере отвечал:

– Люби, а остальное всё приложится само собой.

И Сатанэль любил, и его любили прекраснейшие Девы бытия, но формула не находилася Огня. Уж все Стихии ему подвластны были, и только лишь Огонь ему не поддавался. «Ну что ж, Огнь из Чёрной Бездны сам свои услуги предложил. Огнём, конечно, этим Краса-ты не сотворишь…»

– Зато им власть свою ты утвердишь! – вмешался Глас в сознанье Сатанэля.

– Но как твоей мне мощью овладеть? Есть формула какая?

– Для этого тебе лишь злобным надо быть.

«Здесь злобным быть, а там любить, – подумал горько Сатанэль. – А лучше что? Любить иль ненавидеть?».

– Лучше жить самим собой.

– Ну а как же быть тогда с тобой?

– За меня не безпокойся, я стану сущностью твоей.

Сатанэль тут испугался:

– А что же станется тогда со мной?

Как Сатанэлю показалось, Голос криво ухмыльнулся:

– Ты станешь только крепче от неё.

– Так я же в Хаос превращусь!

– Нет, – Голос возразил, – твоей я только стану Силой.

Да, мощь огромная день ото дня вливалась в Сатанэля. И было всё бы хорошо, да только эта Сила его сознание в лохмотья превращала, разум ясности лишала, и как будто хлопья чёрной сажи в сознании кружились, головы его драконьи между собою грызлись, и Сатанэль летать уже не мог, не успевая головы те разнимать. И злоба, злоба страшная на всё и вся его последнего ума лишала. Он ненавидел всё: Свет и Тьму, и Ра, и Хаос, и безобразие, и Краса-ту, и более всего – себя! Сознанье стало у него как скал нагроможденье – остатки мыслей через них продраться не могли, он сам уже в какие-то лохмотья превращался, он идиотом чувствовал себя! Он Голосу так и сказал, на что тот отвечал:

– Мой Господин и Повелитель, ещё немного потерпи и Силу всю мою возьми. Драконом станешь Тьмы, каких доселе не было ещё, и во Вселенной не будет никого тебя сильней!

– Ты хочешь погубить меня? Так и скажи! Уж мочи нет моей терпеть!

– Но Ра чтоб победить…

– Мне не до Ра! Моя была бы целой голова!

С трудом великим Властитель Яви тёмный Глас уговорил, чтобы свой напор тот укротил: не то чтобы летать, но и ходить по Яви Сатанэль уже не мог. Твердь разверзалася под ним, а воздух крылья не держал. Да, Явь ему уже мала была, размахнуться желала бы душа, да было б где, да и души, похоже, не было уже…

Частенько, взобравшись на клыкастую скалу, что в небо упиралась, Сатанэль с великою тоской и злобой на Яви мир глядел, уж задыхаясь в тесноте его, и чёрною яростью на Ра кипел: зачем его Владыка Ра сюда сослал? Уж не от ревности ли дикой испытания какие-то придумал, а сам в Мирах высоких их наслаждается Красой, – он даже поперхнулся тут горькою слюной. Краса-той! Как ненавидел Сатанэль уже одно понятье это, из-за которого он здесь торчит. Как же! Он должен этот Мир в Краса-ту сияющую превратить! Да целой Вечности не хватит, чтоб этот план осуществить. Всю эту Краса-ту он в клочья б разорвал, само понятие её бы растоптал! И всё чаще чудилась ему Дыра, в которую он падал уже не только в снах своих кошмарных, но даже наяву. И тайную любовь свою – прекраснейшую Ур – он яро начал ненавидеть. Когда-нибудь её он схватит и насладится всей её красой, а потом в драконье тело душу он её упрячет и с наслаждением её терзаньям будет он внимать. А Ра пускай её поищет! Вот лихо будет-то ему!

– На кой тебе она? – ворчливо Глас Кольца сказал и острой болью его сознанье резанул: такую моду он завёл – чуть что не по нему, так сразу болью вразумлять. Попробовал бы девицу хоть раз вкусить, так быстро пришлось бы мнение своё сменить.

– Ты наш разрушишь план, – Глас продолжал Кольца ворчать.

– К чёрту и тебя, и весь твой план! Могу себе Хозяином я быть иль вечно должен я кому-то там служить?! Я сам себе Указ, и здесь, на Яви, Я – Властелин!

– Ну-ну, – Глас тяжело сказал и замолчал.

Серебряная Чаша

На Яви Ладе скучать не приходилось: мысли и дела существ премногих крутились вкруг неё, и каждый требовал своё. Солнышко смеялось в Небесах от радости её заботам многим. Её ласкали Небеса, привет передавали от сфер высоких Краса-ты.

Помимо Доброславов она летала к Сурам – воителям могучим, чтоб изменить слегка их нрав суровый и к сердцу обратить и чтоб дела у них решались по справедливости, Добром. Учила строить жизнь, любовь к друг другу в основу положив, и многому ещё, что магией теперь зовём – наукой о природных силах, – и как владеть собой и жить в согласье с Миром.

Но Доброславам главное вниманье уделяла – Перворождённым на Яви, которым о том же говорила и тому же, собственно, учила: одной лишь мыслью или словом предметы создавать, явленья Краса-тою наделять. Доброславы с радостью учились у неё: ей буквально в рот глядели – так слушали её.

В те времена словами энергия звалась, в которых помимо силы смысл большой хранился. Ведь и этот Мир когда-то создавался звучаньем Слова – Силы, и эта Сила во всех явлениях на Яви жила, звучала и творила – то Краса-ты с Любовью вибрация была, и надо было вибрацию ту уловить и в слово претворить, затем же слово превратить в явление иль вещь, которые ты волею своею пожелал. В понятиях Добра и Краса-ты растила Лада сознанье Доброславов – неугомонных малышей, что следом бегали за ней. Ещё учила их летать и никого не обижать. Вся учёба на Природе шла, среди цветов и трав, гор и холмов, у речки иль у озера под Солнцем, а иногда под ласковым мерцаньем звёзд.

Случалось, гномы подходили. За поясами часто топоры у них бывали: по просьбе Гор сокровища их Гномы охраняли от слуг Хозяина планеты, любителя большого самоцветов, и часто с ними воевали, и оттого суровы были гномьи лица. Но Ладу гномы искренне любили, драгие камни ей порою приносили и мудрости учились у неё, в молчании почтительном Волшебнице внимая.

А вот эльфы с эльвами едва ль не целый день и даже ночь толпились вокруг и около прекрасной Лады. Она их петь учила, а те и к танцам пристрастились – они совсем как дети были – порождения людей, их мыслей, которые из хаоса стихий родили образы существ прекрасных – и эти образы в материю здесь облеклись, явив существ крылатых. Они гнездились на деревьях и в цветах и беззаботны были, как может ветер беззаботным быть: веселились и резвились, смеялись, пели и шутили – вот так вот жили.

Да, время то прекрасным было: материя тогда была пластична и легка, и мысль свободно в её одежды облекалась; всё мыслило вокруг и даже камни; Звёзды лучами проливали дождь мыслей золотых, серебряных и звонких на Явь и всех существ на ней. Любовь ответно к Небу радугой вставала, сияя Красатой из мыслей чистых, светлых, приглашая Небо сойти с высот на Явь и здесь повеселиться среди лугов, холмов, лесов под звон ручьёв немолчных. А Солнце наверху страдало, не в силах пост покинуть свой. Оно оберегало Явь от холода и мрака космических пространств, а привет планете слало улыбкой светлою своей. И всюду мысль летала Создателя Миров – и там, и там она сверкала ярчайшей Краса-той, что сверху Светлой Радугой спускалась на Явь из Глубины Предвечной, которой и названья нет.

Однажды Лада наблюдала, как Владыка Ра Молотом из чистых мыслей Краса-ту ковал, а Горнилом Ему Любовь служила, что жизнь всему давала. И Явь той Краса-те внимала и благодатно принимала, своих энергий молодых напор смирив, – и Светило над планетой восходило, потоком заливая Красаты долины, горы, небеса; в воде искринками сверкала Краса-та, – и ею Радуга сияла в Небесах, – всё пело и звенело, и славило Творца, что силою Любви сей Мир создал и всех на ней живущих ею наделял. В частице каждой бытия та Краса-та жила, причиной и пружиной, и целью бытия, рождение имея от Светлого Огня, и каждая частица, спирально восходя, должна была стать воплощеньем Краса-ты – и силы не было сильнее Краса-ты, которая любовью Ра горела.

Лада тоже любовью к Краса-те жила и отовсюду её на Явь несла, здесь воплощая в цветы, деревья, травы и все свои труды.

Явь Лада духом всем любила. Она огонь любви дарила камню мшистому, что размышлял в глубокой тишине, и яркому цветку, что лишь на краткий миг расцвёл огнём небесной Краса-ты, и букашке малой, что карабкалась по пню, и озеру, и речке, и ручью, который радостно журчал среди камней и трав, чтоб всех собою напоить, но больше всех конечно же любила тех, в ком разума

Огонь горел – то были Доброславы, Суры, Эльфы, Эльвы, Ундины, Гномы и Лесовики, и всех существ не счесть, что за нею толпами ходили, каждый шаг её буквально сторожили. И частенько Лада, силой пользуясь Кольца, что Ра ей подарил, невидимкою бродила по милым ей долинам и холмам, чтобы под звон серебряных ручьёв подумать обо всём. Стелились травы ей под ноги, их оплетая ласкою своей, а цветы ей ароматы нежные свои дарили. Лада всё больше в Явь влюблялась: такую молодую, строптивую, игривую, которая бурлила силами своими (им не было конца). Яви ничего не стоило в избытке мощи вулкан взорвать, с тучей чёрной гром-молнию прислать, то вихрем в небеса взлететь и там в каком-то дивном танце закружиться, то росной тишиной разлечься на лугах. Резвилась Явь совсем как маленький ребёнок, не зная меры силам всем своим. Ну как же Ладе было не влюбиться?

Ладе славно было здесь средь золота и зелени лесов высоких, что вознесли вершины к самым небесам. Она любила летать меж тех вершин и сесть на крепкий сук, чтобы оттуда любоваться сияньем разноцветья красок, и духом всем своим дышала, в себя вбирая Краса-ту, которая горела в восходах и закатах, скользя по Яви солнечным лучом, звенела и искрилась тихим родником, иль в озерце плескалась средь лесов; а то серебряные петли вила реки большой, срываясь гулким водопадом со скалы крутой, чтобы потом вольготно расплескаться среди долин, лугов и в море синее вливаться средь пенных берегов. И всюду Краса-ту глаз Лады находил, которой она мыслила, дышала и жила, сама являясь воплощением её. Краса-та в глазах её огнями дальних звёзд блистала, а внешность Лады описать я не берусь, ведь каждый видел в ней лишь то, что видеть мог: одни – глаза, другой улыбку отмечал, а третий – гибкую фигуру сродни березке молодой, четвёртый её сердечность примечал, а пятый просто млел, в лучах её любви купаясь, не в силах описать Волшебной Девы Краса-ты. А голос у неё как ключ серебряный звенел, беря начало в звёзд лучах. В ней простота и глубина соединились вместе. Она была из Мира Яви и в то же время Звездою Дальнею сверкала алмазной Краса-ты. Словом, для всех она Богиней дивною была, и краше не было на Яви никого.

Ладу любили малый и большой, деревья, камни, озёра и ручьи: деревья ей тень давали в знойный день, листья ей новости лесные все шептали, камни ей под ноги мостились, чтобы шагалось ей легко, озёра Ладе купаться предлагали, русалки в хороводы зазывали, ручьи наперебой спешили ей жажду утолить, а ветер неслышно Деву целовал в губ розовые лепестки – всем прикоснуться к ней хотелось и слово доброе сказать, ведь она, как Солнышко, лила свою любовь на всё и вся – и мир любовью отвечал на ласки все её.

Так Лада стала Матерью всем тем, кто полюбил её и к ней тянулся, как к солнцу тянется росток.

Владыка Ра доволен был успехами Богини Лады.

Однажды Лада, Ур и Ра сидели на холме, где Камень Звёздный Адамант сиял огнями. Утро ласково плескалось в солнечных лучах над тихою долиной и прогоняло сон. Туман спешил укрыться в оврагах и кустах; в восторге птицы пели, Богам хвалу творя; а ветер сонно кедрам ветви шевелил, потягивался и зевал, не зная, куда направиться ему и где проказы учинить иль поиграться с кем. Пока он думал и вздыхал, ворочаясь в ветвях, хвоинки просыпал на трёх Богов, которые неспешно общались меж собой.