Алиса, Джейн и фисташки

– Кто такой Рудольф? – Бенедикт взглянул на неведомый овал, который продолжал что-то корчить своими ручками. – И что это за место такое непонятное?

– Скажи, ты человек высокопрогрессивных взглядов?

– Никогда об этом не задумывался, – пожал плечами молодой человек.

– Что ж, пора это сделать. Хочу сказать, что высокие технологии не стоят на месте, особенно если они сверхвысокие.

– Ты привела меня сюда, чтобы поведать о высоких технологиях, о которых я, как ты думаешь, ничего не смыслю?

– Об одной разработке – нет, – спокойно говорила Нина, рассевшись, будто в сауне, и попивая странную жидкость в своем странном бокале. – Когда я искала в интернете одну книгу, то случайно обнаружила, что мой электронный ящик пополнился еще одним письмом. Я прочитала это письмо. Один неизвестный никому разработчик, имя которого я пока что открывать тебе не буду, предложил мне приобрести его первое и серьезное творение – робота Рудольфа, который может проанализировать зарождение чувств двух людей уже с первой встречи. Также робот расскажет, как эти чувства будут развиваться в дальнейшем. Если, конечно, вообще будет это развитие. Парочка может сразу же разбежаться. И суть в том, что это самая настоящая беспрецедентная эволюция! Безоговорочная эмпатия робота к человеку и точное прогнозирование его эмоций. Одним словом, «да» или «нет». И никаких «а если бы». Суть в том, что все эти долгие гуляния за ручку, проверки на прочность отношений теперь пройдут стороной. Мы просто сэкономим время и нервные клетки. Мы все будем знать наверняка. Любому захочется избавиться от всего, что может в дальнейшем привести к отчаянию. А я уже вдоволь намучилась в отношениях, как и большинство людей. Я устала от бесконечного вранья и постоянных обещаний. Впрочем, ты ведь тоже не исключение, верно? Представляешь, как мы можем изменить свою жизнь, если из нее уйдет боль разочарования?

– Ох, надо же… А я-то думал, что через боль мы познаем истину, – тихо пробормотал Бенедикт, вспоминая Виолу.

Особенно в его памяти ожил тот момент, когда он перебил хоккейной клюшкой все горшки с флоксами в их съемной квартире, когда узнал об измене. И, возможно, не поругайся он тогда с ней, новая жизнь не позвала бы его исследовать неизведанные горизонты.

– Все это уже в прошлом. Мы станем свободными от ненавистных слез и раскаяний, от шумного хлопанья дверями и битьем тарелок. За нас все решат. Нам скажут, как сразу поступить правильно. Удивительно, правда? Вот я и подумала, что мне пора выходить на новый уровень познания нашего бытия. Правда для этого мне пришлось продать свой автомобиль, но я не жалею. Моя «Нексия» особо мне и не нравилась, если честно. А «Пежо» я позаимствовала на время у своей сестры, пока она в командировке. И поскольку я оказалась первой покупательницей, разработчик презентовал мне этот экспериментальный бункер, где я могу встречаться со своими потенциальными кавалерами в атмосфере полного отчуждения от всего мира.

– И ты будешь проводить надо мной эксперименты, так? – присвистнул Бенедикт.

– Ну, как сказать, почти… Это легко. И это даже не больно, как обычно показывают в фильмах. Тебя никто не будет привязывать к стулу, пытать током или препарировать как лягушку. Нужно всего лишь дотронуться рукой до дисплея моего экспериментального робота. Дотронусь и я. Он все расскажет, будем ли мы с тобой ходить за ручку и улыбаться друг другу, или нет. Он умница.

Робот по-прежнему болтался в воздухе, как неприкаянный. Как же он будет рассказывать о чувствах, если сам неживой? Удивительно, но все, что говорила девушка, речь которой больше напоминала бормотание какого-нибудь киборга, будто колом встала в ушах обескураженного Бенедикта. Что ж, умело этот разработчик «обработал» бедную Нину, подарив ей такой шанс – безошибочно определять любовь. Еще бы, ведь у него товар, который ему необходимо было сбагрить как можно скорее, а у нее – средства, и они уже перетекли прямиком в его загребущий кошелечек.

А что касается высоких технологий, то это, конечно же, хорошо, вот только до тех пор, пока они прочно не засядут в нашем сознании, и мы всецело не станем опираться на них, как немощные опираются на свои костыли.

– А там тоже нечто технологичное намешано? – молодой человек недоверчиво взглянул на бокал-початок.

– Нет, всего лишь апельсиновый сок.

Высокотехнологичная дива одарила его своей бескорыстной улыбкой, после чего он глотнул немного сока.

– Хоть что-то настоящее, – сказал Бенедикт, с легким звоном поставив свой бокал на поднос. – Значит, случайный взгляд и сиюминутные прикосновения, поэзия чувств и нескончаемые эмоции, биение сердца – это уже не важно? И по-твоему, теперь роботы должны управлять нашими чувствами?

– Да, ведь нам важен качественный результат. Я знаю, что машина не подведет. Она точная, как часы. А вот людям свойственно выбиваться из колеи, бродить в дебрях неопределенности и распутывать бесконечные клубки ошибок, чтобы потом снова скатать еще.

– И если робот скажет, что я тебе не подхожу, ты не пойдешь со мной в театр на спектакль, к примеру, «Вишневый сад», или на концерт симфонической музыки?

Поджав губы, девушка отрицательно покачала головой.

– И ты будешь отнекиваться от своей симпатии ко мне, если таковая будет, и выпроводишь меня за дверь?

– Да, – заерзала Нина в кувшинке. – Я не хочу ошибаться…

Бенедикт молча достал свой блокнот. Вырвав последнюю страницу с изображением Нины за гуслями, он протянул ее девушке, которая непонимающе взглянула на него, едва рисунок оказался в ее руках.

– Это я? – удивленно прошептала она. – А ты не говорил, что умеешь рисовать. Очень красиво… Меня еще никто вот так не рисовал…

Голос Нины словно потух в этом странном удивлении перед прекрасным.

– Я рад, что тебе понравился мой скромный подарочек. Вот только куда испарилась эта милая и музыкальная девушка за гуслями? Что ж, видимо, я не заметил, как изменились времена, слишком старомоден, – вздохнув, Бенедикт вылез из пластикового цветка, который не казался ему таким уж и удобным. – Ладно, сиди здесь, со своим роботом, а я пойду подышу свежим воздухом. Так какой там фонарик надо повернуть, чтобы выбраться отсюда?

– Любой, – будто пропуская мимо ушей слова Бенедикта, отозвалась Нина. Она до сих пор с трепетом разглядывала рисунок. Когда до девушки дошло осознание того, что Бенедикт уже не сидит в кувшинке, она бросила тревожный взгляд в его сторону: – Ты уходишь? А как же наш эксперимент?

Голос девушки слегка подрагивал, будто ей было жаль этого момента, который в скором времени будет утрачен.

– Провалился, – простодушно улыбнулся молодой человек, поворачивая один из фонариков.

– Но мы ведь даже не попробовали его провести!

– А я говорю, что провалился. И без всякой подсказки твоего умницы Рудольфа.

Напоследок молодой человек добавил:

– Часы, кстати, имеют свойство останавливаться и показывать неправильное время. Так что ничего в этом мире не существует точного.

Нина растерялась. Она хотела что-то ответить, но не смогла подобрать нужных слов. Бенедикт медленно исчезал в потолке этой сумасшедшей комнаты. Может с отлетом следует пока что повременить? Дядя Стефан поймет, ведь сам втянул его в эту историю, а Италия не заскучает без него, поскольку таким ошеломленным взглядом, каким сейчас на него смотрела Нина, Бенедикта не удостаивала еще ни одна девушка. Ни его давняя подружка Кира, с которой у него был роман еще со школы, ни изменщица Виола, ни Кармина, которую он как-то раз повстречал в солнечную субботу на Пьяцца-дель-Плебишито7. Правда, эта дамочка была замужем, в чем она призналась, к счастью, уже на втором свидании.

Ни многие другие.

А вот Нина… что-то в ней такое было… Непонятно, но это притягивало. Вот только выберется ли она из плена своих сверхвысоких технологий на свет или будет дальше искать ответы среди искусственного пространства?

За Бенедиктом закрывался серый потолок. В одной руке у Нины блестел стакан, пальцы другой беспомощно сжимали тонкую бумагу почти за самый краешек. И почему он не решился пойти на этот эксперимент? Неужели испугался? А вдруг у них что-то получилось бы? Ведь за все это время, пока они ехали в автомобиле и смотрели через телескоп, этот молодой человек смог зажечь в ее сердце маленькую искорку радости. А как он поэтично описывал увиденное, будто рисовал. И Нина, глядя на небо, мысленно представляла это ясное видение, созданное неторопливыми речами Бенедикта.

И откуда он мог предположить, что ей так нравится «Вишневый сад»? Она с удовольствием отправилась бы в театр. Хоть сейчас. Но…

Нина вопросительно взглянула на Рудольфа.

А маленький робот до сих пор мелькал своим разноцветным дисплеем, механически помахивая исчезнувшему гостю ручкой-присоской в знак прощания.

Страницы на ладонях

Где-то неподалеку от маленького городка Безлунный раскинулись живописные ломтики гор. Одни были высокие и укутанные сочной махровой зеленью, а другие – серые и скалистые, с которых можно было легко сорваться в пропасть. Каждое утро и каждый день эти самые горы ласково обнимало жаркое солнце, а облака медленно и монотонно проплывали над ними, будто засыпая на ходу. А внизу плескалось задорное море, чьи волны пытались отчаянно дотянуться до самых верхушек недосягаемых гор и всякий раз терпели поражение.

Была там и серая гора Первоцвет, напоминающая лепесток неведомого цветка, и у подножия этой горы стояла небольшая библиотека. С виду обычное прямоугольное двухэтажное каменное здание с темными вкраплениями. Крыша, покрытая черной черепицей, широкая железная дверь с кольцом посередине вместо ручки, маленькие окошки, наблюдавшие уже более тысячи закатов и рассветов – эта библиотека не выглядела такой уж и лучезарной по сравнению с общим пейзажем.

Ей было более десяти веков, и она повидала уже достаточно за это время. А время, как известно, никого и ничего не щадит. В этой библиотеке хранились древние книги – мемуары философов всего мира, в которых они рассказывали о себе, размышляя о смысле жизни и о многом, что происходило на планете, а может даже и за ее пределами. Какие-то были привезены еще из расцветающей Атлантиды, а другие – дар от представителей загадочных цивилизаций, о которых жители Безлунного и ведать не ведали. О некоторых книгах вообще ничего не было известно.

Читатели редко захаживали сюда, обычно только те, кого интересовала философия, а таких было ничтожно мало. Простым людям были совершенно неинтересно лазать по горам, чтобы забивать себе голову туманными изречениями, ведь куда прозаичнее заняться своими повседневными делами: стиркой, починкой старой прохудившейся одежды или приготовлением пищи в какой-нибудь местной харчевне.

А почему? Наверное, потому что в веке Затерянных дум люди стали меньше размышлять о смысле жизни. Им это было не нужно. Их даже больше не волновала красота огненного заката и пение птиц, они полностью сосредоточились на свершении своих призрачных идей. Кто-то хотел построить башню, которая достигла бы самой Луны, а кто-то мечтал о том, чтобы подчинить своему влиянию непокорное море. Сколько людей, столько и призрачных идей.

Семидесятилетний старик Платон, присматривавший за библиотекой, вел отшельнический образ жизни и редко наведывался в город. Наблюдая за тем, как люди цеплялись за свои призрачные идеи, он всегда возвращался в библиотеку с таким чувством, что свободен от этих идей и был этому бесконечно рад. Правда, он давно хотел написать свои мемуары, но боялся. Боялся, что о них никто не узнает, что его труд окажется напрасным. Но разве тех философов, которые брались за перо, не досаждали подобные чувства? А может, просто Платон был другим? И философия никогда не была до такой степени близка ему? Он был из этого же народа, чуждого философским заповедям.

Платон забрел в эти горы совсем мальчишкой. Сбежал из приюта, где еда была невкусной, воспитатели – строгими и скупыми на похвалу, а старшие мальчики – остры на язык и сильны на кулак. Горы немного испугали Платона своей надменностью, однако он встретил Итана. Поинтересовавшись у мальчугана, кто он и откуда, Итан пожалел его и привел в библиотеку. Здесь он показал книжки, от которых Платон был в таком восторге, что и не описать.

Вот с тех пор Платон и не покидал этих гостеприимных стен. Итан заботился о мальчике, как о родном сыне, оберегал его и учил житейским мудростям. Но в первую очередь, он учил его быть ближе к книжному миру. Со временем библиотека стала родным домом Платона, а книги – единственными друзьями.

«Теперь ты – властитель этой библиотеки, и я прошу тебя, сохрани библиотеку, сохрани книги, передай потомкам», – перед смертью сказал старик своему преемнику, который старался всегда поддерживать в библиотеке порядок.

* * *

Теплым солнечным утром Платон разбирал книги в шкафах. Его длинные волосы цвета пепла были забраны в хвост; на нем была надета красная рубаха, подпоясанная тонким коричневым поясом, и широкие хлопковые штаны. Сами шкафы представляли собой стоявшие друг за другом высокие закрученные деревянные спирали со множеством полок. Они были потертыми и уже пошатывались от старости. В этих шкафах будущий библиотекарь в детстве укрывался всякий раз, когда убегал от Итана, который хотел отругать его за то, что он разбил очередной глиняный горшок с цветами или же втихаря попутал книги на полках. Итан находил его, однако Платон упорно продолжал прятаться здесь, будто это было самое надежное укрытие.

Один шкаф полностью обрамлял широкий ствол неведомого дерева, давным-давно каким-то непонятным образом проросшего сквозь пол, прямо посередине библиотечного зала. Его ветви больше напоминали бесконечные ленты плющей, разросшихся по всему потолку. Они ползли сверху и залезали на маленькие медные светильники в виде кувшинок, а затем опускались вниз, по каменным стенам, обвивая шкафы.

Пухлые книги прятались друг за дружкой, чтобы самим не оказаться в цепких объятьях этого дерева, захватившего почти всю библиотеку изнутри. Обложки этих книг хоть и были старыми, но красивыми: одни – цвета кофейных зерен с темными или светлыми потертостями, другие – цвета пустынных песков с золотыми вставками, третьи – под стать туманному небу или поблекшей зелени.

Разобрав в крайнем шкафу, около окна, Платон переместился к тому, что закручивался вокруг дерева. Он взял в руки одну из книг. Она оказалась очень скользкой и тотчас выпала у него из рук, раскинув по полу свои страницы, готовые в любую секунду стать пылью. Вздохнув, Платон поднял упавшую книгу, собрал ее как следует, а затем, достав из кармана рубахи белую тряпочку, принялся медленно и аккуратно протирать старинное бумажное издание от липкой прозрачной смолы загадочного дерева, которая иногда по капельке падала сверху и пачкала книги, доставляя маленькие неудобства.

В этот момент в библиотеку зашел юноша в длинном коричневом плаще. Его гладкие темные волосы едва касались хлипких плеч. Юноша неторопливыми шагами обошел два шкафа, окинув их любопытствующим взглядом. Платон обернулся, держа в одной руке уже чистую книгу, а в другой – тряпку.

– Надо же, какая у вас здесь тишина необыкновенная! – даже толком не поздоровавшись, заметил юноша, приблизившись к Платону. Краем глаза он пытался разглядеть, что это за книжка такая у седого старика.

– И это радует. В тиши и мыслям спокойнее, – сказал Платон, поставив книгу обратно (он потом займется страничками), тем самым лишив незнакомца возможности «пачкать» ее своим невежественным взглядом.

А как определил библиотекарь, взгляд у него и впрямь был именно невежественным, если не учитывать любопытство.

– Я хочу написать статью о вашей библиотеке, – выпалил незнакомец, разглядывая старика.

Платон даже вскинул брови.

– Как тебя зовут, юноша?

– Зиновий.

– И в каком журнале, Зиновий, появится твоя статья?

– «Библиотечные тайны». Только это не журнал, а очень известная газета. Каждый библиотекарь мечтает о любой, даже самой ничтожной заметке на ее страницах о себе или его библиотеке…

– Что ж, пусть себе мечтают, а вот я и моя библиотека будут ис- ключением, – Платон тихо и тактично оборвал задиристую речь юнца, который уже понял, что ему попросту указывают на дверь.

Худое лицо незнакомца исказилось так, будто его прилюдно оскорбили, и он прочь выбежал из библиотеки, громко хлопнув дверью и даже не попрощавшись.

– И кто здесь устроил такой шум? Я пропустил что-то любопытное? – через какое-то время послышался глухой мужской голос.

По лестнице, сплетенной из прочных веревок, со второго этажа медленно спускался старик в белой рубахе и больших шароварах. Старик был примерно одного возраста с Платоном. В одной руке он держал высокий медный стакан с ажурными узорами. Около месяца назад Платон встретил этого человека неподалеку от библиотеки. У него был жалкий вид: уставшее лицо, черные с проседью волосы всклочены, руки в грязи и все исцарапаны, темный плащ изодран, а шляпа на голове покрыта толстым слоем дорожной пыли; за плечами – холщовый мешок, который путник поддерживал одной рукой.

Кто он? Откуда прибыл и куда направлялся? Но ясно было одно: незнакомец явно прошел длинный и непростой путь и теперь ему требовался отдых. Платон помнил доброту Итана, к тому же теперь сам готов был помочь нуждавшемуся. Он пригласил его в свою книжную обитель. Там измученный путник помылся в деревянной кадке в узенькой ванной комнатке. Платон дал ему свою одежду и накормил вкусным и сытным ужином.

Незнакомец, которого, как оказалось, звали Агап, расположился за маленьким столиком у окна, среди книг, и с наслаждением уплетал жареную баранину с овощами, приготовленную Платоном. Кулинарии Итан тоже учил Платона, так что Платон всегда мог похвастаться своими умениями. Библиотекарь сидел напротив и внимательно слушал своего гостя.

Агап рассказал, что он – колдун и уже много лет служил колдовскому обществу «Злата пыль» в Золотом городе. Как и все остальные колдуны, он захватывал золотые рудники и обращал золото в золотую пыль. Но эта была не такая уж и простая пыль. Она принимала любые очертания, будь то силуэт человека или животного, извивалась по земле, будто змея, и парила в воздухе, словно птица. Колдовское общество продавало это чудо колдунам из других городов, а они творили из него все, что им заблагорассудится, используя в различных целях. Кому-то был нужен молчаливый и безотказный помощник, а кому-то и тайный шпион.

Вот только со временем такая однообразная служба стала надоедать колдуну. Золото уже щипало глаза, и он захотел свободы. Агап в любой момент мог бы покинуть Золотой город, вот только в таком случае колдовская сила отбиралась, и колдун переставал быть колдуном. И тогда Агап решил по-тихому сбежать. Не хотелось ему расставаться со своими способностями. Отыскав еще один рудник, колдун набил свой мешок золотой рудой столько, сколько смог бы унести, и пустился в бега.

За ним началась погоня. Хитрый воришка решил использовать награбленное золото для своих личных целей, предлагая его понемногу случайным людям, чтобы они помогли ему укрыться и покинуть Золотой город. Он даже подкупил капитана парохода, на котором добрался до Безлунного и бродил здесь, в горах, думая, куда ему податься, пока не встретил Платона.

Таким образом в библиотеке на одного жильца стало больше. В этом месте Агап чувствовал себя весьма вольготно. Добродушный Платон особо не обременял своего гостя заботами, так что Агап изредка смахивал пыль с книжных полок и поливал чудо-дерево, а большую часть времени спокойно читал книжки и пытался превратить обычные булыжники в золото, правда пока безрезультатно. Пусть ему и надоел этот драгоценный металл, однако колдун понимал, что он еще может ему пригодиться, как пригодился во время побега. Вот только покидать горы Агап боялся. Свобода дороже любопытства.

– Да ничего особенного, – отмахнулся Платон. – Какой-то малец по имени Зиновий изъявил желание написать статью о моей библиотеке.

Затем старик перешел к следующему шкафу. Здесь он принялся основательно переставлять книги по алфавиту. После недавних поисков мемуаров одного из философов Атлантиды, Юпитера Цикория, Платону пришлось учинить вот такой небольшой беспорядок.

– Как интересно, – немного отстраненно произнес колдун и встал около окна, безмятежно попивая свой утренний чай с базиликом. Вся эта беготня с книжками была ему неинтересна. Разве мир перевернется оттого, что эти книжки не будут стоять буковка к буковке?

– Где и когда мы будем читать сие произведеньице? – продолжал Агап, наблюдая, как за окном порхали птицы в лучах утреннего солнца.

– А кто сказал, что оно вообще будет? Зачем, чтобы мою библиотеку мусолили без повода? О ней знают только те, кому это положено знать. Здесь хранятся древние книги, которые нельзя давать в руки совершенно посторонним людям, далеким от философии и устройстве нашей Вселенной. Посмотри на них, да они могут рассыпаться сию же секунду от одного лишь касания. Я хочу сохранить это богатое наследие, а не выставлять его напоказ, будто какие-нибудь любопытные экспонаты.

– Право твое, – сделав глоток, колдун перестал разглядывать птичек и окинул библиотеку скучающим взглядом.

Ему так и не удалось понять, для чего она вообще существует, если за все это время, которое он проводил в ее стенах, никто сюда ни разу и не пришел. Кому нужны все эти книжки? Может, только одному Платону, раз он так за них радеет? Но благо, что в этой библиотеке колдун мог наслаждаться долгожданным и вполне заслуженным покоем, поэтому существовать она определенно должна была.

Улыбнувшись, Агап вновь посмотрел в окно. Его лицо вдруг посерело от испуга.

* * *

Ночью Платон проснулся от какого-то непонятного запаха. Его нос всегда был чувствителен к разным запахам, и в этот раз не было никаких исключений. Пахло дымом. Испуганный, он тотчас накинул поверх своей ночной пижамы белый плащ и выбежал из своей маленькой комнатки в соседнюю. Укрывшись одеялом по самые щеки, в кровати безмятежно почивал Агап. Растормошив колдуна, Платон побежал по ступенькам вниз.

Темную библиотечную залу покрыло кроваво-красное огненное полотно. Пылающие шкафы, обугленные ошметки книжных обложек, изнывающий от огня ствол дерева, падающие на пол с каким-то воющим треском потемневшие ветви-плющи – все это так и стояло ночным кошмаром в глазах обескураженного Платона. От увиденного у него перехватило дыхание и задрожали руки, а сам он чуть было не потерял сознание, как в этот момент кто-то быстро схватил его за рукав и потащил за собой.

Платон пришел в себя, стоя на горе и чувствуя свежий прохладный морской ветерок, все же «приправленный» запахом чудовищного пожара. Рядом с ним был Агап. Он держал в руках черную шляпу, которой размахивал из стороны в сторону, дабы отогнать этот ужасный запах дыма. В этой шляпе колдун покинул Золотой город и обрел свободу, поэтому он не мог позволить ей сгореть и захватил с собой. Агап хоть и не казался настолько подавленным и растерянным, как Платон, однако в его глазах можно было уловить блики беспокойства. Библиотекарь ринулся было в сторону горящего здания, как колдун тотчас перегородил ему путь:

– Не смей! Я тебя туда не пущу! Ты сгоришь заживо!

– Пусти! Это моя библиотека! Я должен спасти книги! Я должен, долже… – кричал Платон, тяжело дыша и отчаянно вырываясь из рук колдуна, которые молниеносно сдавили его плечи.

Таким образом колдун пытался утихомирить бедного старика, чтобы он в безрассудной панике не рванул на верную гибель. Взглянув на море, старик начал что-то бормотать про воду, про то, что ни должны потушить пожар. А затем прохрипел:

– Что ты меня держишь, будто неразумного ребенка? Убери руки, я никуда не сдвинусь с места. Дай мне хотя бы взглянуть…

Колдун освободил его плечи и отошел в сторону. Он сделал все возможное, дабы обезопасить жизнь библиотекаря, и теперь она была в безопасности. Платон со страхом взглянул перед собой. Он увидел темное и безмолвное каменное здание, с достоинством и без малейшего ропота принявшее свою печальную судьбу. Огонь завладел этим зданием от камня до камня, и уже из всех окон, даже на втором этаже, вылезали коварные языки пламени, праздновавшие свою яркую победу в ночной темноте.

Это здание было когда-то домом Платона. Оно было библиотекой. А теперь оно стало призраком. Еще каких-то несколько часов назад библиотекарь задувал свечу и ложился в свою постель с улыбкой на лице и ясными планами на грядущий день. Вот только им не суждено было сбыться. Теперь он не сможет больше вытирать липкую смолу с книжек и переставлять их по алфавиту. А еще Платон задумал изготовить новые шкафы. У него даже были зарисовки, над которыми библиотекарь работал в последнее время.

Как же так? Он разочаровал Итана, который доверил ему библиотеку – достояние целых эпох. А теперь оно погибло. И Платон ничего не смог с этим поделать. Он испугался огня. Разве он имел на это право?