(Не)реальный

Так, сначала он вымолит свое прощение, а уж потом “и…”. Наверное, потом. Если Макс, конечно, дотерпит.

Перед тяжелой металлической дверью с цифрой “44” Макс с минуту стоял, как перед плахой. А потом позвонил. Если бы он знал, что его ожидает…

37. Милый друг

Аленка проснулась рано, долго валялась, пытаясь уснуть снова, но на душе скребли кошки, поэтому она все-таки встала, и сначала вычистила зубы до скрипа, и как и была – в одной легкой пижаме с шортами выперлась в кухню. Абсолютно не удивилась, застав здесь Артема. Она и не слышала, как он ложился, а это вряд ли бы ему удалось провернуть спокойно. В конце концов, снимал-то Темыч однушку, и да – раскладушка у него нашлась, а вот ходить не как слон он вряд ли научился. Столько лет не умел – и вдруг научился? Это вряд ли, не такой он был человек, чтобы заморачиваться на приобретение навыков сомнительной полезности.

Судя по взъерошенному виду и тому, как Артем залипал на экран КПК – он кодил всю ночь. Ну… Кажется, новая работа действовала на Воронцова положительно. По-крайней мере, Танчики его уже не интересовали. Ну да, он же теперь был карьеронацеленный и все такое прочее. И правильно – Танчики Воронцова в ведущие программисты не выведут.

– Темыч, кофе остался? – Еще вчера вечером банка кофе была почти пустая, и этот гений скорей всего все во время своего ночного порыва кодерского вдохновения пропил весь оставшийся кофейный запас. Не дожидаясь ответа, Аленка потянулась, прихватила банку из-под кофе, поболтала.

Так и есть. Пусто. Жизнь была всесторонней болью.

– В шкафу еще одна есть, – нетерпеливо буркнул Артем, на краткий миг отрываясь от программы, которую проглядывал на предмет косяков.

На горизонте просветлело. Чуточку. Пока Аленка наливала кофе, Артем гипнотизировал взглядом экранчик, а затем сплюнул и отодвинул его от себя. То ли отчаялся найти косяк, то ли решил, что шлифовка на сейчас окончена.

– А мне налить? – нахально поинтересовался он. – Плати за аренду койкоместа натурой, женщина.

– Если б натурой, – фыркнула Аленка, – тебе что, футболки погладить некому?

– А их что, гладить надо? – Артем задрал бровь, насмешливо ухмыляясь, а потом вдруг посерьезнел, и глянул на Аленку пронзительно.

– Ну, ты как?

– Я – нормально, – натянуто улыбнулась Аленка, отворачиваясь и доставая из кухонного шкафчика еще одну чашку для кофе.

Отчасти это было даже правдой. Так вышло. Так вышло, что одиночество Аленка уже не один год как возвела в ритм жизни. Привыкла не думать, привыкла отодвигать чувства на задний план и лить их в свои тексты сотнями тысяч литров, собственно, поэтому и писала. Потому что с трудом могла обойтись без этого. И все-таки давненько ей не было настолько паршиво. Давненько не хотелось забиться под одеялко и рыдать там три дня кряду.

– Врушка, – проницательно вздохнул Воронцов, таки вытащился из-за стола, обнял Аленку за плечи.

Аленка развернулась лицом к Артему, уткнулась лбом в его плечо, прикрыла глаза, пытаясь не реветь, но плечи все-равно норовили дрожать.

– Ну не реви, дурища, – Артем ворчал как добродушный медведь, поглаживая Аленку по затылку, – не реви, непутевая. Все у тебя будет, поняла?

Все-таки он был редкостный болван, но офигительный друг. Увы, и он сейчас все бросил и уехал в Москву, домой Аленке предстояло возвращаться в гордом одиночестве. И от этого было еще хуже. И не хотелось возвращаться совершенно, даже вопреки тому, что вроде как в Москве Аленку уже никто и не держал. Хотя, как это никто? А Темыч? Тот самый Темыч, который повадился ходить в качалку, после побега Вадика, когда к Аленке приставали прокинутые Кислицыным приятели. В драку Артем влезал всего пару раз, но ведь влезал же. Прям идеальный старший брат, только родители были разные.

– Слушай, может, ты все-таки мне дашь адресочек своего Ольховского, я пойду ему наваляю за тебя, а? По-братски! – На это предложение Аленка нервно фыркнула, и отстранилась, вытирая слезы и глубоко вдыхая воздух, чтобы побыстрее успокоиться.

– Не надо, – тихо всхлипнула, запрокидывая голову и не давая себе разреветься снова. Объективно, валять Максу было не за что. Не за два эпикфейла с его дочерью подряд. И уж точно не за то, что Аленка в его адрес размечталась. Ничего не обещал? Ничего. Не стоило и рассчитывать.

Воронцов тяжело вздохнул, потому, что явно его намерение ему не давало спокойно спать, а затем снова плюхнулся на стул.

– Тогда налей мне кофе, женщина, – недовольно буркнул он. – И, чур, в него не рыдать! Не люблю кофе по-эфиопски.

– Эксплуататор!

– И рабовладелец, – Артем кивнул, подтверждая Аленкино заявление, и девушка слегка улыбнулась.

От вот такой вот бессмысленной вроде бы болтовни становилось капельку легче. Совсем чуть-чуть, потому, что вообще-то внутри резала вдоль и поперек душу сухая горечь. От одного только упоминания его фамилии, раскатистым эхом внутри будто-то рассыпалась боль.

Макс, Макс, Макс…

Вот как без тебя жить? Дышать, как, скажи? И не хотелось тебя винить, но как же глубоко ты въелся в душу, так что содрал своим: «Не прощу», – кожу вместе с мясом. И все-таки ты дура, помнишь, Ленок? Сколько тебе о том говорили, пока ты собиралась в Москву? Кого ты слушала? Хотела затмения, хотела дать себе шанс на мечту.

– У тебя слипнется от такого количества сахара, – буркнул Артем и вытащил из рук Аленки кружку.

Блин, задумалась.

– А у тебя типа не слипнется? – поинтересовалась Аленка, оглядываясь к Воронцову.

– А я ночью работал, мне можно, – усмехнулся Артем.

– Темыч, почему мы не женаты, а? – рассеянно произнесла Аленка.

Воронцов глянул на неё, саркастично задрав брови.

– Давай допустим, что я тебя сейчас возьму и позову замуж, – вкрадчиво улыбнулся он. – Пойдешь?

Аленка глянула на это взъерошенное чудовище в покосившихся очках, придирчивым взглядом. Нет, он конечно симпатичный, и кодит тоже… Но вот как глянешь в эти глаза, как поймешь что совести у Темыча нет совсем не в том смысле, в котором это может понравиться девушке… А если подумать про секс…

– Да ну на хрен, – Аленка фыркнула, передернула плечами отворачиваясь.

– Вот и нефиг, – нравоучительно буркнул Артем, снова утыкаясь в экран планшета. – Задолбала со своими дурацкими шутками, Ленок, правда.

– Да я сама себя уже ими задолбала, – Аленка вздохнула. – Но что мне, плакать? По-моему, вчера и так было чересчур много слез.

– Да нет, почему, порыдай, это не вредно. Только учти: потоп устроишь – все убытки моих соседей сама оплачивать будешь. А с учетом твоей зарплаты, госпожа провинциалка, проще будет на органы распродаться…

– Нет, ну вы поглядите на этого человека! – Аленка всплеснула руками. – И двух недель в Москве не провел, а уже понты как у истинного ма-а-асквича…

– А чего зря время-то терять?

Этот чудный диалог мог продолжаться практически вечность. Он здорово отвлекал, занимал, отключал мозг от тоскливого щемления в груди. Но тут противной крякалкой взвизгнул звонок. Аленка с Артемом тут же заткнулись и уставились друг на друга.

– Ждешь кого-то?

– Ленок, кого я могу ждать здесь? – Артем красноречиво обвел пальцем кухню. Ну, кухонка была маленькая, квартирка – дешевенькая. На что денег хватило, то и снял.

– Ну, может, какую-нибудь очень непритязательную девушку, – предположила Аленка.

– Да ну, такие не в моем вкусе. – Артем качнул головой. – И вообще, не до девок мне сейчас, у меня испытательный срок не вышел.

К двери по принципу «женщины вперед» первой подошла Аленка. Пока там Темыч поднимал задницу, пока джинсы подтягивал – Аленка успела и в глазок заглянуть и, охренев, даже от двери отпрянуть.

За дверью стоял Ольховский. С букетом каких-то цветочков, каких именно, Аленка не разглядела. И с мрачной рожей.

Первой лихорадочной мыслью было: «Блин, я даже не расчесанная».

Второй: «Эй, а какого хрена?».

В конце концов, он вчера ей все сказал, сам обозначил разрыв, мог и уважить то, что она от него ушла просто так, без истерики, соответствующей бьющейся в душе буре. Аленка сегодня даже телефон не включала, чтобы выдержать и не набрать Макса.

И чего он такой недовольный, спрашивается? И как он вообще Аленку нашел?

– Кто там? – Темыч наконец-то дошел до двери, и Аленка яростно прошипела: «Тс-с-с», – прижимая палец к губам. Она соображала быстро. В конце концов, двадцать первый век на дворе, и пробить по номеру телефона можно кого хочешь. Но, раз пришел, раз искал, напрягался и пробивал – значит, факт разрыва задел и его. Вряд ли Макс стал бы напрягаться с розыском Аленки, если бы ему просто потрахаться было не с кем. Значит – пожалел о расставании. С цветами пришел – значит, пришел мириться. И вряд ли к Артему, да. Макс был самой что ни на есть правильной ориентации, да и не были они с Воронцовым знакомы, не были.

И раз уж Ольховский пришел сам – вот тут коварная мстительная Аленкина сущность радостно взревела. Макс был ревнивый, как Отелло. Как этим не воспользоваться? Хоть бы даже ради того, как вернуть ему его собственную беспощадность в их вчерашнем разрыве. Да, он был мужик, максималист, рубил с плеча и наотмашь. Но блин, и так-то все для него, и ничего не скрывала, все пыталась делать «как надо», без вранья и недоговорок. И не просила ничего, да. Но к «Не прощу» была совершенно не готова. И к разрыву тоже. Так и убежала, даже не попрощавшись с Лизкой, чтобы не травить девчонке душу. И вот оно – дивное явление, с цветочками и выражением лица, чем-то средним между оботрившимся ревнивым самцом и виноватым придурком.

– Раздевайся! – прошипела Аленка и дернула Темыча за подол футболки. Артем охренел так, что аж физиономию перекосило, но… Но кажется, лицо Аленки было красноречивым.

– Кто там? – Шепнул он.

– Он! – Аленка глянула на Темыча пристально. Тот чудом не прыснул, явно оценив Аленкину идею. Быстро схватывал. Недаром – лучший друг.

– Джинсы снимать?

– Не, не надо, но подтягивай их, как будто только что надел.

– Если меня убьют, чтоб на похороны не скупилась, – фыркнул Артем, комкая в руках футболку и не зная, куда её девать.

– Ради твоих похорон точно распродамся на органы. Дай сюда. – Аленка выхватила из рук Артема футболку и нырнула в неё. Футболка долговязого Воронцова была что надо – до середины бедра, даже шорты пижамные скрыла. То, что доктор прописал. Довершая картину «а я только из постели», Аленка взбила пальцами собственные кудряшки, чтобы они казались еще более растрепанными. Звонок крякнул еще раз. Кажется, они с Артемом слишком долго готовились к этому их «спектаклю».

– Иду, – гаркнул Воронцов и с явным усилием заставил себя не ржать, шепотом уточняя. – Ты готова?

– Я – да! – Аленка кивнула и нырнула в ванную. Было бы странно, если бы у двери оказались они сразу оба, так что… Тем более что не все «актеры» должны были появиться на «сцене» сразу.

Артем дал себе пять секунд, потом завозился с ключами. Открыл.

– Вам кого?

– Милый, кто там? – Как можно нежнее выдохнула Аленка, «летящей походкой» выходя из ванной. Ох, только бы Макс реально Темыча не убил…

38. Солнечная зараза

«Милый»…

Ну, Солнечная, ну, зараза…

Яростная ревность практически перекрыла Максу дыхание, он чувствовал себя раздраконенным быком, но что-то совершенно точно было не то в этой укуренной сцене. Нет, эмоции – они верили в происходящее, да. Ревность – верила. А вот рассудок, нет, не верил. Рассудок смотрел глазами и находил в картинке изъяны. Например, что футболка на Солнечной хоть и просторная, и да – мужская, но сидела странно. Будто не на голых сиськах. Но мужская. На Солнечной. На его, Макса Солнечной, была надета чужая футболка. И что этой нахальной девице потом откусить за такую измену?

Кстати, в продолжение анализа, парень, торчавший в дверях, которого сейчас Санни нахально обхватывала за талию, хоть и выглядел жутко не выспавшимся, но не таким удовлетворенным, как если бы трахался целую ночь напролет. И вообще, он в тапочках, а не босиком. Это конечно так себе наблюдение, но если бы Макса подняли с постели после хорошей ночи, он бы просто влез в джинсы, а на тапочки бы забил. И не факт, что резинка боксеров из-под джинс бы виднелась. Пусть бы нежданные гости в том случае сказали Максу спасибо, что он ширинку застегнул. В конце концов, их в раннюю рань никто не ждал.

Это все были субъективные мелочи, конечно. Маленькие, за которые цеплялась мысль, которая не давала Максу приступить к немедленному умерщвлению соперника. Ревность пыталась эти доводы оспаривать, выворачивала так и этак. Рассудок же её не особо и слушал, просто твердил, что нет, тут ничего не было, а вот с открыванием двери эти два идиота возились слишком долго. Подозрительно долго.

И что будь все так, как эти двое хотели сейчас показать, наверное, Санни бы сейчас от своего приятеля шарахнулась, выдала бы что-нибудь вроде: «Это не то, о чем ты подумал», и мордашка у неё была бы наверняка страдальческая, а не ехидно-вежливая. Все-таки Макс верил в её слова. Она его любила. И если бы было «по ошибке» или «просто так, для снятия стресса» – характер у ситуации был бы другим.

Придурка на своей дороге Макс просто отпихнул в сторону. Причем довольно аккуратно отпихнул – не дай бог, потом этого же придурка на свадьбу приглашать и вспоминать, что они подрались до сего прекрасного мероприятия. Букет из ирисов, тюльпанов и фиалок тоже пихнул в руки опешившему парню. Кажется, к таким знакам внимания Аленкин приятель не привык. И привыкать ему не стоило, совсем.

– Это не тебе. Это подержать, – буркнул Макс и сгреб Аленку в охапку. Маленькая обидчивая дуреха протестующе запищала. Затрепыхалась. Даже на ногу наступила, пытаясь отпихнуть. Нет уж, Солнечная, не сбежишь, не вырвешься. Сама эта мысль была еретичной, не понятно, как Макс вообще вчера оказался способен на то, чтобы с ней завязать. С этой-то женщиной, ставшей его жизненно необходимой привычкой. Приятной привычкой. Самой приятной на свете.

Господи, какая ж она теплая, и как сердце в груди радостно забухало. Хотелось сжать её сильнее, скользнуть ладонями на задницу, прихватить за неё так, чтоб эта дурында взвизгнула, вцепляясь в плечи Макса еще крепче. Чтобы впредь было не повадно дергать тигра за усы.

– Я тебя за это так свяжу, что пикнуть не сможешь, зараза такая… – шепнул Макс так, чтобы услышала сейчас только Аленка. И не только свяжет. Нужно придумать что-нибудь жестокое, изощренное… Хотя, самый жестокий вариант – связать и не трахать пару часов кряду был жесток в первую очередь к самому Максу. Он не выдержал бы.

– Ольховский, ты охренел? – возмущенно поинтересовалась девушка, но губы у нее все равно тихонечко улыбались. – Приперся тут, как ни в чем не бывало....

– Я охренел?!

Вот реально, это Аленка сейчас Макса спрашивала, охренел ли он? А она сама? Что она, блин, устроила? Нет, ей весело, наверняка чувствует себя отомщенной, но Максу первые секунд пятнадцать было совсем не весело.

В том, что эта разводка была идеей Солнечной, Макс даже не сомневался. Развела его на ревность, дурища, и ведь получилось, почти получилось. Сыграла еще и его собственная паранойя. И судя по всему, Санни о ней догадалась. Зараза. И не жалко ей было своего дружка, а?

– Я без тебя не могу, – выдохнул Макс, жадно стискивая Аленку в своих руках. – Не могу без тебя ни секундочки, слышишь, Сан?

– А я могу!

Обиделась. Сильно обиделась, видно по глазам. Губу прикусывала раздраженно, но… Господи, глазищи-то были довольные, чертовски довольные. Вроде и злилась, но все-равно – не могла хранить абсолютную неприступность. Ох, знала бы, как Максу хотелось её сейчас целовать, но он не смел. Блин, не смел, как пятнадцатилетний робеющий и провинившийся балбес. Даже на объятия бы не осмелился, если бы не эта смешная разводка.

– Ну не ври мне, Солнечная, – усмехнулся Макс. Она обмирала от всякого его слова. Его искренняя теплая девочка. Сердитая, нахохлившаяся, напряженная, но все равно в её глазах он видел радость.

– А вот буду. – Аленка нахмурилась. – У нас с тобой все. Сам сказал. И вообще у меня уже Артем. Вот. Иди на фиг, Ольховский!

Макс покосился на вышеназванного Артема. Тот стоял, рассматривая букет со всех сторон, явно не зная, чем занять глаза, и пытаясь не смотреть, как на его глазах тискают девушку. Ох, Санни, ну видно же, что тут не собираются как-то возмущаться происходящим. Хотя, может, парень просто жить хотел? Ну, там, видел, что Макс его прикопает, и заранее трепещал… Ну, хотя вряд ли, весовая категория была приблизительно одна, хоть Макс и был прокачаннее.

– Ну, раз такое дело… – Макс усмехнулся, – хорошо, Солнечная, давай сообразим на троих. Так и быть. Я виноват, согласен на уступки. Считай, договорились.

Как он и ожидал, офигели оба.

– Так, Ленок, – деловито произнес Артем, осторожно опуская букетик на тумбочку. – Я так понимаю, вышвыривать его не надо?

– Я, может, еще не решила, – недовольно буркнула Солнечная. Не очень-то убедительно.

– Значит, нет, – Артем тоже Солнечной не поверил, вздохнул, посмотрел на часы. – Тогда я пожалуй вам мешать не буду. Поеду на работу, сдам проект. Надеюсь, что после обеда вы уже помиритесь и натрахаетесь. Я, конечно, буду смертельно тосковать от одиночества, но так и быть, как-нибудь переживу разлуку. И чтоб кровать у меня стояла, как стоит, понятно? Она в реестр арендованного имущества входит.

Приятель у Солнечной был отличный. Максу прям понравилась его сообразительность. И ведь свалил же! Свалил, оставив Аленку с Максом наедине. Золото, а не парень. Ладно, с ним дружить можно. Партия одобряет.

Солнечная слегка обиделась на своего друга за его «мужскую солидарность», это было видно. И без него часть боевого запала у неё все-таки пропала. Ушла в кухню, встала у окна, уставившись на дымящие раскатистыми клубами трубы ТЭЦ.

Некоторое время Макс смотрел на хрупкий девичий силуэт на фоне окна. Картинка была прекрасная, хоть прямо сейчас фотографируй. Но картинка это одно, а женщина – явно обиженная, тоскующая – совсем другое.

Обнимать Солнечную – особый вид удовольствия. Макс на самом деле любил это делать. Любил её согревать, и греться самостоятельно, прогреваться до глубины души, пропитываться её теплом. Вот и сейчас – вроде ничего сексуального не было в том, чтобы просто сжать пальцы на локтях девушки, и опустить ей на плечо свой подбородок. А в душе все аж щемило.

Аленка раздраженно дернула плечом.

– Отстань, Ольховский, – тихо буркнула она. – Изыди. Не трави мне душу.

Ну, вот как у неё язык поворачивается говорить такие вещи вообще? Как ему от неё уйти, как отстать? Блин, ну никого же в жизни Макса не было теплее, искреннее, открытее. И никто к нему так не относился, как она. Все больше смотрели как на кошелек на ножках, а Аленка вроде и не в курсе, что вообще есть такой ракурс.

– Ален, прости меня, пожалуйста, – умоляюще произнес Макс. Вот и все… На самом деле – эти слова говорить было не так и сложно. Если знаешь, в каком месте накосячил, признавать свою ошибку легче легкого. Проблема в том, что осознавать-то как раз никто и не любит. Только бы простила, на самом деле. Вот в это верилось гораздо хуже. Даже при том, что он видел, что Аленке очень хочется его простить.

– Ну, прощу, допустим, – болезненно фыркнула Аленка. – Но послезавтра мне вообще-то уезжать. И что мне, по-новой от тебя отдираться? Я не мазохистка. Больше одного раза я такой стресс вряд ли выдержу.

– Сан, я тебя не пущу, – серьезно заметил Макс. – Никуда я тебя не пущу. Вот как хочешь. Но нет.

– Интересно. – Аленка развернулась к нему лицом, чуть отклоняясь, и глядя Максу в лицо. – И как кто я тебе тут останусь? Как девочка для секса и няня на полставки?

– Оставайся как моя любимая женщина. – Макс слегка улыбнулся.

На самом деле сказать нужно было другое. Но блин, это «другое» совершенно не стоило говорить хрен пойми где, и хрен пойми как. Точно не на тесной кухонке квартирки в Мытищах. Санни не должна была впоследствии вспоминать этот момент вот так. Ну и опять же… Нужно было сначала вскрыться, еще бы понять, как это сделать так, чтобы Аленка Максу ничего не открутила за его цирк.

Аленка глядела на Макса с пару минут. Молчала, покусывая губу. Отвернулась к окну снова, тяжело вздохнула.

– Ты останешься, Ален?

– Макс, почему я? – внезапно поинтересовалась Аленка. – Ну, вот серьезно, почему я? Я не понимаю.

– А почему не ты, Солнечная?

Вопрос был за гранью, конечно. Вот эта вот дивная, смешная, теплая и запредельно искренняя девица в себе сомневается?

Пожала плечами, не очень-то торопясь отвечать. Ну ладно, придется обходиться без её пояснений.

– Милая моя, – терпеливо повторил Макс, припоминая волшебную фразу о том, что путь к сердцу девушки лежит через уши. – Я люблю тебя. Не знаю уж, почему я должен любить не тебя, но никого другого мне не надо. Так ты меня простишь? Останешься?

И снова промолчала. Затем – тихонько подалась назад, прижимаясь к груди Макса, запрокидывая ему на плечо голову.

– Интересно, в какой вселенной я могу тебе сказать «нет»? – пробормотала она, переплетаясь с Максом пальцами.

Ох, Санни… Ну прекрати. Ну, просто, как тебя после этих заявлений не хотеть и не любить? Как можно не хотеть и не любить свою женщину?

– Слушай, я правильно помню, что в этом доме есть кровать? – вкрадчиво поинтересовался Макс. Хотя, честно говоря, даже если бы он помнил неправильно – кровать, в конце концов, была не обязательна…

39. Привяжи меня к себе

Как так вышло? Как так вышло, что виноват был Макс, а наказывали сейчас Аленку? Что это была за странная магия, после совершения которой Аленка оказалась крайней?

Хотя ладно, это не была странная магия, это был просто последний день в Москве.

Завтра Аленка уезжала разбираться с увольнением, решать кучу мелких проблем, доводить маму до кондрашки, отбиваться от санитаров из желтого дома и очень надеялась, что через две недели, когда она вернется – Макс никуда не исчезнет и не передумает. Он-то, по крайней мере, кажется, ужасно хотел, чтобы Аленка передумала. Чтобы вернулась к нему. Он даже отвез Лизку к бабушке, и пообещал Аленке, что сегодняшний день она запомнит надолго.

Наверное, кто-то бы счел, что Аленка Макса простила слишком быстро, но… Честно говоря, она и прочувствовать его потерю особо не успела. Он пришел слишком быстро, практически мгновенно, все, что успела Аленка, так это проплакать один вечер, а ранним утром пятницы Макс и заявился.

Сколько поцелуев было сказано, как самозабвенно они трахались – на подоконнике в кухне Артема, на его столе, в его душе и таки да – на его кровати. Темыч ворчал и возмущался, что столько секса в его квартире прошло мимо него, и что надо было остаться и «хоть посмотреть», а Аленка лишь хохотала, и пила чай из оранжевой кружки, сидя у Макса на коленях. Было очень укуренно сидеть в одних трусах и Максовой клетчатой рубашке на вышеупомянутых коленях Ольховского и – на кухне у Темыча. Ну, а кто виноват, что они не успели тогда сбежать до его прихода. Заняты были. Очень заняты. Впрочем, Артем разглядывал Макса и Аленку с практически братским умилением, правда, в какой-то момент они и выходили на балкон «покурить», хотя не курили оба… Но вышли, в общем-то, удовлетворенные друг другом, без фингалов и прочей хрени.

Сегодня не было никаких лент. Будто грубоватый джут сильнее отражал, как сильно Макс не хочет с Аленкой расставаться. Так, по крайней мере, сказал сам Макс.

Было в процессе обвязки что-то успокаивающее, практически медитативное. Был Макс, спокойный, улыбающийся, и веревка, ложащаяся на тело. Много веревки. Кроме веревки на Аленке ничего и не было.

И, наверное, это должно было беспокоить, но – Аленка вообще простила себе все, что была должна.

Они не разговаривали. Сейчас это было не нужно. Сейчас Аленка и так была в центре мира Макса, а он говорил ей все, что хотел сказать. Глазами, одними лишь своими жадными глазами, которые он от Аленки практически не отводил.

Описать узор веревки на теле Аленка бы даже не смогла. Она сидела на кровати, на коленях, сведя руки за спиной, перекрестив их там. Запястья вместе держали несколько петель, фиксация была вроде и свободная, но в то же время не очень. Гриву Аленкиных волос Макс разобрал на пряди, вплел в них кусочки веревок, и, опутав пальцы девушки плотной паутиной веревки – связал с ними волосы. Теперь приходилось чуть запрокидывать голову, хотя Аленка все-таки позволяла себе эту слабенькую боль от натянутых прядей. Это было остренько.

От прикосновения к телу веревки, шершавой и мягкой, по коже бежали мурашки. И Макс добавлял – то потянет веревку повыше, заставляя её проскользнуть по телу и вызвать новую стайку мурашек от соприкосновения нежной кожи и грубоватого джута. То выкрутит пальцами соски, выбивая из груди Аленки слабый стон. То пробежится пальцами по губам – легким, порхающим, дразнящим движением.