Навстречу Закату

– А что я матом ругаюсь, так простите уж. Это чтобы не отпиз…ть себя. Не надавать себе по щам, сука! Писатель хренов! Ага… Еще одно мое заблуждение.

Алекс упал на подушку, лег на бок, повернувшись к половине, на которой спала супруга, и заговорил еле слышным шепотом.

– Это же как получается? Начинаешь что-нибудь делать. В голове твоей создается образ тебя самого. Как ты выглядишь со стороны и все такое… Вживаешься в образ этот. Увлечешься. Потом заиграешься. Начнешь импровизировать, хулиганить, изгаляться, выпендриваться. И не заметишь, как уже наломал дров. Хочешь очнуться, сбросить непридуманные грезы! Ан нет! Все, бл..ть, на самом деле. И исправлению не подлежит. И оно долго тебе еще аукается. И тянется шлейфом через всю твою жизнь. Плод твоей фантазии, в которой ты сам и утонул, сука. Вот я и спрашиваю у самого себя: “Почему ты решил, что имеешь на это право?” А ведь всего-навсего поверил своей выдумке. Чем вообще я занимался всю свою жизнь?

Алекс взял подушку жены и лег на спину, подняв ее над собой.

– Явно не тем, что мне готовила судьба… Не тем, чем должен был заниматься…

Алекс со всей силы прижал подушку к лицу и заорал так, что вздрогнула каждая лебяжья пушинка гипоаллергенного наполнителя. Безудержный поток мата вырвался наружу, как грязевая сель, снося все приличия на своем пути. Если бы подушка могла, то стала бы багрового цвета. Но она только самоотверженно поглощала скабрезные звуковые волны, издаваемые рвущимися связками. Подушка же под головой нагрелась от воспоминаний, которые вспыхнули в разъяренном мозгу нашего героя.

Вот Алекс – курьер. Вот он на базе в окружении других курьеров. Мат льется рекой. Им пропитана вся атмосфера. Из его молекул состоит окружающая среда. Тут нет других слов. Только мат, выражающий самую суть существования этого общества. Потому что, бл…ть, до чего ты докатился, если можешь работать только курьером. И каждое твое действие сопровождается исключительно матом. Совершенно спокойно и безо всяких эмоций.

Вот Алекс берет посылку – Сука

Кладет ее в багажник – Бл..ть

Выходит из машины – Еб..ть-колотить

Звонит в звонок – Пи…да

Вызывает лифт – Нах…й

Выходит на этаж, звонит в дверь, отдает посылку, возвращается к лифту, спускается вниз, садится в машину, едет на следующий адрес – еб… су… ху… пи… нах………………………в ж………………………………по х ……………………………………………….в еб…………………….

И так по кругу, по меньшей мере тридцать пять раз. Именно столько надо доставить посылок, чтобы получить свою зарплату. Мозг отключен. Ты просто тупая груда костей и мышц, которая рулит, звонит, относит и записывает. Все! Все! Все, бл..ть! Больше ничего от тебя не нужно!

– Идите все в…. – рабочий день окончен.

В комнате наступает тишина. Мокрая от криков и слез подушка жены возвращается на свое место. Она в шоке. Она еще долго не сможет говорить. Да и захочет ли вообще. Алекс встает. Его подушка, мокрая от пота, еще хранит отпечаток воспоминаний.

В дверной замок вставляется ключ.

Алекс выходит из комнаты.

Первый поворот ключа.

Алекс идет по коридору.

Второй поворот ключа.

Алекс заходит в ванную.

Входная дверь открывается.

Алекс включает воду и начинает умываться, дабы привести себя хоть в какой-нибудь порядок.

– Пап, я дома!

Сын вернулся домой. Алекс выдыхает. Теперь не так страшно. Спасительное колесо привычных действий начинает вращаться. Алекс вытирает лицо махровым полотенцем, выходит в коридор и успевает заскочить в запущенную круговерть.

– Привет, сынок! Иди мой руки! Я обед пойду греть! Как дела в школе…

Ну, и далее по всем пунктам…

Lacrimosa dies illa. Слезный день

Слезный тот день, в который восстанет из праха осужденный грешный человек.

Так пощади его, Боже, милосердный. Господи Иисусе: даруй ему покой.

Аминь.

Скажу вам, заглядывая вперед, это будет длинная часть… или глава… или все же часть? В общем, это вы сами в конце решите, «часть» это была или «глава». И то и другое имеет право на существование. Как часть чего-то целого и нечто озаглавленные по-новому. А то, что это будет длинная песня, так вы забудьте. Выкиньте из головы. Как будто я вам не говорил этого… Но не забывайте… А то еще скажете, что я вас не предупреждал…

Но вернемся к нашему герою… Я же прав? Он герой? Не в том смысле, что совершает героические подвиги, а в том, что является главным действующем персонажем… Так в литературе уж повелось – называть таких людей героями. Пусть даже ничего геройского и сверхчеловеческого они и не совершают… Хотя то, что сейчас вытворяет Алекс на наших глазах, в его системе координат сродни героическому поступку.

Семья

Вот Алекс проходит мимо ванной. Там плещется Илюшка. Слышно, как вода тоннами разливается по кафельному полу. Но Илюху за это никто не ругает. Так уж повелось. С детства. Алекс улыбается закрытой двери и заходит на кухню. Жена сидит у раскрытого окна, положив ноги на подоконник. В ее руке белая кружка с… неизвестно с чем. Юля смотрит за горизонт сквозь серо-розовый закат.

– Ты чего грустишь тут? – спрашивает Алекс и подходит к холодильнику.

– Я не грущу… – Юля делает глоток.

– И чего ты «не грустишь» тут… одна, на кухне?

– Просто… чай пью…

– Как раз хотел спросить, чего ты пьешь? – Алекс смотрит в открытый холодильник и понимает, что совсем не собирался его открывать.

– А зачем тогда открыл? – спрашивает себя Алекс.

Из открытой дверцы веет холодок бесцельного действия и неопределенного присутствия. Алекс закрывает холодильник.

– Не нашел, чего искал? – колышут пространство отстраненные звуки.

Алекс пожимает плечами.

– Ничего не искал.

– А если бы искал, то чего? – спрашивает жена, философски вглядываясь в темнеющее небо.

– Чего?.. – задумчиво тянет Алекс и действительно напрягает мозг в поисках ответа. – Хотел бы найти покой от своей глупости и навязчивых мыслей о собственной никчёмности.

– Ну, что ты опять начинаешь? – жена начинает раздражаться.

– Опять завел свою шарманку! – бурчит холодильник и щелкает термостатом.

– Я не начинаю… Я продолжаю! Ничего же не меняется… изо дня в день… – Алекс виновато стоит посреди кухни, изображая самого себя у позорного столба, един в двух качествах. – Пора бы уже что-нибудь сделать.

– Например? – супруга поднимает на Алекса глаза.

В них жалость граничит с раздражением, а сквозь сочувствие просвечивает снисхождение.

Алекс читает это как: «Ну, что ты можешь сделать, бедненький?» и уже готов ответить: «Скоро все это закончится!», и уже собирается открыть рот, но голос сына из ванной перебивает его.

– Мама! Я все! Посушишь меня феном?

– Конечно, сынок! – Юля встает со стула и подходит вплотную к мужу. – Это твое нытье иногда просто выбешивает!

– И меня! – опускает голову Алекс. – Ты даже не представляешь, насколько.

– Ты воспитываешь сына! Ухаживаешь за ним! Готовишь вкусности… Чего тебе не хватает?

– Ты считаешь, это все на что я способен?

– Тебе этого мало? – тон становится жестче.

– Мам! Ты идешь?.. Или папа? Ну, кто-нибудь! – взывает сын к родителям.

– Иду! Тут папа опять самоедством занялся! – супруга выходит из кухни.

– Скажи, пусть мне тоже оставит! – шутит сын.

Включается фен. Алекс, нецензурно выбранив себя за бесхребетное поведение, идет в детскую. Сегодня его очередь читать Илье перед сном.

Алекс ложится, берет книгу про Муми Троллей. Ему нравится ее читать. Она пронизана тоской и одиночеством несмотря на то, что в ней много персонажей, много разговоров и все вечно куда-то ходят… Поведение героев порой не поддается логике Человека Обывателя… Муми Трольская логика. И кто сказал, что это детская книга? Однако, Илье она тоже нравится. Он слушает очень серьезно и задает взрослые вопросы по поводу поступков жителей долины. Ему тоже хочется понять, почему они так себя ведут? Иногда глупо и совсем неадекватно, даже с точки зрения ребенка. А Алексу это как раз и нравится.

– Он бы тоже хотел жить среди нас! – говорит Муми Тролль Снусмумрику.

– Возможно… – отвечает Снусмумрик и уходит в осень.

Он всегда так делает. Каждый год… И нигде не объясняется, почему. “И это же здорово! – думает про себя Алекс. – Это просто восхитительно как непонятно и здорово!”

Илья с разбегу напрыгивает на отца, так что кровать съезжает в сторону.

– Ага! Попался!

– Попался! – соглашается Алекс и, опустив левую ногу на пол, заталкивает кровать на место.

– О чем ты думал?

– Разве?

– Да! Еще как! Ты так думал, что не услышал, как мама пожелала спокойной ночи! Так о чем?

– О Муми Троллях, – сознается Алекс.

– И чего ты про них думал?

– Ты напал на меня неожиданно и все мысли разбежались. А я не успел ни одну из них запомнить. – Алекс начинает листать книгу. – Так! на чем вы остановились?

– Пап! Там закладка есть… Ну, чего ты?

Это особая закладка – магнитная. Она складывается пополам со звонким щелчком, соединяя несколько страниц. Этих закладок у Илья пять штук и на них нарисованы книжные герои. В том числе и из этой книги. Илья очень дорожит и гордится этими закладками. А еще он просит остановить чтение всякий раз на той строке, на которой закладка заканчивается. И не важно, что мысль или история не закончены. Зато сразу видно, откуда следует продолжать чтение. Поэтому сыну непонятно, зачем спрашивать “на чем вы остановились?”, когда вот же, все видно!

– Это риторический вопрос, сынок! – отвечает Алекс, открывая нужную страницу.

– Что значит «риторический»? – спрашивает Илья и укладывает слегка влажную голову на плечо отцу.

Алекс вдыхает запах жевачки бубль гум. Так пахнет детский шампунь. Так пахла несбыточная мечта Алекса, когда ему было семь лет. Но ему не покупали жевачек. Потому что “неизвестно кто их и из чего делает! быть может, даже грязными руками замешивают…” Так отвечала бабушка маленькому Саше на его просьбу купить “жувачку”. И почему маленькому Саше не покупали жевачек? Наверно, потому же, почему и Алекс не всегда покупает Илье жевательную резинку – сам не знает почему.

– Риторический это вопрос, на который не нужен ответ… и так все понятно!

– Зачем тогда спрашивать, когда и так все понятно? – не отстает Илья.

И Алекс задумывается.

И правда, зачем?

– Быть может, чтобы казаться занятым делом? Типа ты такой деловой и очень умный! Задаешь вопросы и тут же на них отвечаешь! Может, поэтому?

– Интересная теория! – умничает Илья. – Надо будет обдумать на досуге. Ну, давай, читай!

Алекс улыбается тому, как сын старается быть взрослым, употребляя умные слова, глубоко вдыхает запах детства и начинает чтение…

– …телеграмму.

– Что? – вдруг подскакивает Илья.

– Телеграмму, – отвечает Алекс, – я думал, ты уже уснул. Сорок минут уже читаем.

– Ничего я не уснул! Я внимательно слушаю! Так что такое телеграмма?

– Телеграмма это… Не уверен, что такое сейчас вообще существует!

– Это было в прошлом веке? У рыцарей?

– Нет! У рыцарей этого как раз не было… – Алекс пытается сформулировать мысль, но его мозг с трудом возвращается из долины Муми Троллей. – Да, в общем-то еще совсем недавно люди этим пользовались. До мобильных телефонов. Можно сказать, что это такая СМСка, напечатанная на бумаге. Но гораздо сложнее и требующая много усилий и ненужных, по сегодняшним меркам, телодвижений. Чтобы ее отправить, нужно прийти на почту, заполнить бланк с текстом и адресом, отдать девушке-телеграфистке и заплатить две копейки, кажется, за знак. Девушка наберет этот текст на своем телеграфном аппарате, что-то вроде гигантского мобильного телефона, и отправит в другой город. Но послание придет не сразу адресату, потому что нужно иметь такой же гигантский телеграфный аппарат, чтобы получить телеграмму, а они не продавались в магазинах, как сейчас телефоны. В общем, придет послание на почту в твоем районе. Его распечатают на бумажной ленте, наклеят на бланк, и уже почтальон доставит тебе его домой. Если срочную, то через три часа, если обычную, то в течение суток. А еще эти телеграммы смешно выглядели. Убирали предлоги и знаки препинания, сокращали слова – экономили в общем. Потому что надо было выбирать или “жувачку” за пятнадцать копеек, или послание любимому человеку “встречай домодед люблю целую”. Понятно?

Но в ответ Алекс услышал теплое мерное посапывание на правом плече. Пространное объяснение усыпило мальчишку своим занудством. Алекс, водрузив на законное место магнитную закладку и закрыв книгу, положил ее на тумбочку. Осторожно высвободился из-под вспотевшей детской головы и медленно сел, с трудом сохраняя равновесие. В любой момент сын мог проснуться и попросить не уходить. Операция “Вставание с кровати ребенка” прошла успешно. Почти без скрипов половиц и суставов.

Алекс укрыл сына, выключил свет и вышел в коридор. В их спальне тоже было темно. Только Рыжик нагло спал в лунном пятне рядом с женой. Не своей, конечно, а Алекса, но так вызывающе безапелляционно, словно это была его собственная самка на его личной койке. Скрипнула предательская половица. Услышав угрожающий его здоровью звук, кот, не открывая глаз, спланировал под диван, исполнив мертвую петлю. Алекс замер и обеспокоенно посмотрел на супругу. Нет, она не проснулась. Алекс всегда завидовал ее сверхспособности ко сну. Юля засыпала уже на подлете к подушке и спала так, словно ее выключали из жизни.

Некоторое время наш герой стоял в темноте, раздумывая, что ему делать. Не вообще по жизни, это он уже придумал, а именно в этот конкретный момент этого конкретного вечера. Потом прикрыл обе двери, чтобы не нарушить сон любимых, и пошел на кухню. Налил холодной заварки “четыре ложки на пол-литра”, положил на блюдце инжирного варенья с тремя ягодами и сел боком к столу, закинув ноги на соседний стул.

Так Алексу было удобно и сладко придаваться мечтам или погружаться в воспоминания. Он подхватил ложкой инжиринку, глотая слюну предвкушения, мягко положил ее на язык и принялся катать этот сладкий мягкий шарик по небу. Мечтать не хотелось. О чем мечтать, когда уже все придумано и расписано по пунктам? Поэтому Алекс решительно раскусил ягоду на две части, услышав характерный скрип на зубах, и предался воспоминаниям. Сегодня они посвящались телеграммам.

Алекс получал телеграммы не часто. Поэтому хорошо запомнил две из них… А вот отправлял их тоннами. Всякий раз, когда уезжал в другой город, слал телеграммы чуть ли не каждый день. “Люблю”. “Скучаю”. “Приеду скоро”. “Готовься еду” (эта, кстати пришла как “Готовьте еду”, что в общем-то смысла не меняло, мы же частенько своим любимым говорим: “Так бы и съел тебя!”), ну и подобная любовно-телеграфная лирика.

Была в жизни нашего героя балерина. Они даже собирались пожениться. И вот в преддверии свадьбы умчалась она в трехмесячные гастроли по бескрайним просторам южных регионов нашей тогда еще целой страны. Тут уж Алекс разошелся не на шутку. Телеграммы отправлялись утром и вечером. А иногда и в обед. Совсем не экономичные и отнюдь не односложные. Как минимум четверостишья с пожеланиями доброго утра или сладкого сна. А в обед – приятного аппетита. Причем с сохранением всех знаков препинания, союзов и предлогов. Экономить на проявлениях своей любви Алекс не намеревался. На почте его встречали, как дорогого родственника, за три месяца сделавшего пятилетний план по отправке телеграмм. Но гастроли рано или поздно заканчиваются. Так случилось и на этот раз. Балерина вернулась.

Алекс с неприлично роскошным букетом разноцветных гербер встретил девушку на вокзале. Влюбленные обменялись поцелуями, потом цветами и чемоданами, и направились к машине. Девушка уселась на переднее сидение, Алекс пошел укладывать вещи в багажник. В процессе утрамбовки наш герой заметил краешек плотно сложенной бумажки, который торчал из-под крепления покосившегося колесика. Этот результат женской находчивости служил для выравнивания металлической площадки относительно корпуса чемодана. Умильно улыбнувшись, Алекс извлек дело рук своей любимой и хотел уже садиться за руль и повеселиться над смекалкой балерины, но черт его дернул развернуть это приспособление. И когда он увидел свое любовное послание из двенадцати полосок (пятьдесят четыре знака, между прочим), то почему-то совсем не удивился. Только немного расстроился. И сильно разочаровался. Скомкал телеграфный бланк с результатом излияния своих чувств и спрятал в карман. Пока шел в кабину, поговорил сам с собой: “А что ты хотел? Чтобы она хранила их? Это же всего-навсего бумажка! – Да! Я очень хотел, чтобы она хранила их! – Дурацкий романтик! – Уж какой есть!”

Алекс сел за руль.

– Домой?

– Да! Прости, устала от дороги!

Молодой, с раной в сердце, человек молча и сосредоточенно довез девушку до ее дома, помог поднять вещи на третий этаж без лифта, мило попрощался и уехал от своей уже не совсем возлюбленной навсегда.

– Так, по непонятным причинам, не состоялась моя первая свадьба… – проговорил Алекс второй инжиринке и отправил ее в рот. Мигом раскусил ее скрипучее тельце, прожевал с хрустом мелких косточек и запил холодной заваркой.

Что же касается двух полученных телеграмм.

Первую молодой Алекс, тогда еще Сашок или Сашка, получил из города, где жили его родители. И где тогда гостила его беременная первая жена. Она уехала туда два месяца назад, а Санька должен был за неделю закончить проект и приехать в отпуск. Но что-то, как обычно, пошло не так, и воссоединение супругов откладывалось на неопределенный срок.

И вот сидит наш герой, расслабляясь под вечер с бокалом прохладного красного сухого, и слышит стук в дверь. Все с тем же бокалом и со словами: “Кого несет на ночь глядя?” или может что-то пожестче, сейчас Алекс уже не помнил, он идет открывать. На пороге, как в детском стихотворении, с толстой сумкой на ремне, обливаясь потом от летней жары, стоит пожилой мужчина. Он вытирает одной рукой пот со лба, а другой протягивает телеграфный бланк. Наш Санек берет бумагу и пробегает глазами несколько чрезмерно информативных и совершенно скупых на эмоции строк. Не верит своим глазам и читает еще раз. И еще раз. Но тут не выдерживает почтальон.

– Забыл, что у тебя день рождения? – ехидно спрашивает мужчина, заметив вино и намекая на причитающийся ему рубль в благодарность за доставленное поздравление.

– У меня день рождения через два месяца! – глядя в телеграмму, отвечает Санек и под непонимающим взглядом почтальона отпивает прохладного красного сухого. Потом поднимает счастливые глаза на вспотевшего от ожидания посланника и, чеканя каждое слово, непокорным языком произносит:

– У меня сын родился! – и закрывает дверь.

Да, прямо перед носом! Да, не вежливо! Да, не дав рубля!

Но вспоминая сейчас, Алекс простил себя, оправдывая такое поведение состоянием полученного эффекта, жарой и… прочими условиями.

Что же было в телеграмме? Всего три слова – Днем рождения сына.

Вот каждый из участников этой сцены и понял это по-своему.

Теперь о телеграмме номер два. Точнее, о другой телеграмме. Нумерация не имеет значения. Оба этих сообщения остались в памяти на всю жизнь.

Зимний вечер. Первая жена укладывает первого трехлетнего сына в спальне, дав папе прийти в себя после не первого скандала с заказчиком. Алекс переживает на кухне, бессмысленно глядя на капающий кран. Стук в дверь. С известной нам уже фразой: “Кого несет на ночь глядя?” или может что-то пожестче, весь расстроенный, Алекс идет открывать. На пороге все тот же пожилой мужчина…

Поставим нашего героя на паузу и сделаем небольшое отступление-пояснение от лица… От чьего бы лица сделать пояснение? Это было так давно, что из нынешних вещей никто этого и не помнит… Хотя… Гитара! Точно! Это та самая гитара, которую десятилетнему Сашке подарил его дядя Коля.

– Да! Они очень любили друг друга! – перебирает тихонько расстроенными струнами забытая гитара на антресоли. – Души друг в друге не чаяли! Коля был младшим братом мамы Александра. И всем увлечениям, и открытиям в своем детстве Сашка должен быть благодарен дяде Коли. Да что значит “должен был”? Его никто не заставлял! Он беззаветно обожал Колю. И никогда не называл его дядей. Они были друзья. Навечно. Но время идет и люди взрослеют. То же самое и произошло с Сашей и Колей. И если Саше, простите, уже Алексу, стукнуло тридцать, то Коле исполнилось сорок восемь и что-то там надорвалось в его здоровье. Нужно было поменять климат, и Коля уехал со своей семьей в теплые края. Вот, собственно, такие дела!

Гитара замолчала, поскрипывая рассохшейся декой.

Вернемся к вспоминающему Алексу.

На пороге все тот же пожилой мужчина. Протягивает сложенный бланк, разворачивается и уходит.

– Даже рубля не стал ждать! – думает Алекс. – Так я его тогда обидел.

Он закрывает дверь и раскрывает бланк. Ноги подкашиваются, и Алекс оседает на пол.

Всего два слова, смысл которых настолько прост, что их не надо перечитывать.

“Коля умер”

Две телеграммы. Две истории. Два события. Две точки. Начало и конец. Рождение и смерть. Между ними вся жизнь, но они так рядом. Их разделяет только тонкий официальный бланк.

– Завтра же скажу, что уезжаю! – решает Алекс, доедает третью ягоду инжира, допивает холодную заварку и идет спать.

Пробросим весь следующий день, чтобы не тратить наше время повторением куролесья повторяющихся ежедневно повторов. Пробросим, как при игре в кости, когда все кубики встали на ребро. Пробросим и войдем вместе с Алексом в детскую.

Вот он осторожно открывает дверь. Юля перестают читать (сегодня ее очередь). Алекс медленно подходит к кровати, на которой лежат два его близких человека. Жена и сын. Алекс смотрит на них во все глаза.

– Дурацкое выражение! – думает Алекс. – Но все-таки жаль, что у меня их всего два. Было бы их тысяча, я бы смотрел каждым из них не моргая, стараясь запечатлеть даже самую мельчайшую подробность этой до боли знакомой картины.

Алекс стоит у кровати и смотрит. Просто. Тихо. Не моргая. Он улыбается.

– Он сейчас заплачет! – вздыхает Снорочка.

– Нет… Не думаю! Будет держаться до конца! Уж я-то его знаю! – отвечает Муми Тролль.

Да, книгу про Муми Троллей они читают уже несколько недель. За это время можно хоть немного, но узнать человека. Или так может казаться… Казаться, что ты его знаешь… Что, впрочем, почти одно и тоже. Даже если ты думаешь, что знаешь человека, он всегда может преподнести тебе сюрприз или удивить неожиданным поступком. Вот как сейчас, например.

У Алекса наворачиваются слезы.

– Я же говорила! – восклицает Снорочка.

– Это от того, что я не моргаю! – думает про себя Алекс.

Илья и Юля смотрят на вошедшего папу и мужа. Он очень странный. Прежде он бы поцеловал их перед сном и вышел, но сейчас он стоит и молчит. И ничего не делает, уже целых тридцать секунд. Просто смотрит.

– Да, любимый! Ты чего? – не выдерживает Юля.

– Да, пап, ты чего? – повторяет Илья.

– Мне прислали приглашение на работу! – виновато говорит Алекс и уточняет, не дождавшись реакции. – В другой город.

Сын и супруга удивленно переглядываются.

– Вот это новость! – говорит Илья.

– Почему ты мне раньше не говорил? – настораживается Юля.

– Не хотел говорить раньше времени… Только что пришло подтверждение, – пожав плечами виновато отвечает Алекс.

Юля молчит. Но видно, что в ее подкорке бушуют тектонические процессы. Илья затих в ожидании маминой реакции.

– А реакция может быть самой неожиданной! Уж я-то ее знаю! – прижимает свои маленькие ушки Муми Тролль.

– Ой! – говорит Снорочка, прячась за друга.

Алекс тоже ждет приговора.

– Это же прекрасно, милый! – улыбается супруга, и все вздыхают с облегчением. – Ты давно этого ждал! Наконец-то! Поезжай, даже и не думай! И за нас не переживай! Мы справимся!

– Я еду именно потому, что переживаю за вас! – думает в ответ Алекс. – Именно потому, что от моего присутствия больше вреда, чем пользы. Я как источник заразы… гниения… сглаза какого-то…

– А чего он молчит? – спрашивает Снорочка.

– Переваривает, наверно! Уж я-то знаю…– гордо отвечает Муми Тролль.

– Хвастун и задавака! – кокетничает его подружка.

Алекс моргает, и слезинка, сорвавшись с ресницы, падает на плечо сына.

– Это от лампы! – оправдывается Алекс. – Прямо в глаза бьет! Ты правда не против?

– По-моему, он уже не уверен, хочет ли он уезжать… А? – спрашивает Снорочка. – Чего молчишь, ведь ты его знаешь!

– Вот ты странная! Это же все! Это же навсегда! С этого момента все станет прошлым! – резко отвечает Муми Тролль.

– Я не против! – твердо отвечает супруга.

– Ура! – кричит выжидающий до сих пор окончательного решения Илья. – Папе дали работу!

Илья подскакивает на кровати и прыгает на шею отцу.

– Теперь у меня будет новый телефон? Да, пап?