Попаданка для дракона

Дверь в купальню не запиралась, мне даже не удалось прикрыть ее до конца. В узкую щель было видно, как Рэй ходит по комнате, раскладывая наши вещи, снимает насквозь промокший китель.

На этом моменте я отпрянула, испугавшись, что он заметит, что я за ним подглядываю. Отошла подальше и начала стягивать с себя грязную одежду. Почистить бы ее, но позже, сначала хочется искупаться самой.

В маленьком помещении было прохладно, несмотря на клубы пара, поднимавшиеся над старой деревянной кадкой. Сквозь криво заколоченное окно просачивался свежий ночной воздух. Он стелился по полу, вынуждая поджимать пальцы и ежиться, забирался по телу выше, мурашками проходился по спине.

Еще раз бросив взгляд на дверь, я забралась в кадку. Постояла пару мгновений, позволяя коже привыкнуть, и опустилась в горячую воду, стараясь не думать о том, что за тонкой перегородкой находится мужчина, при виде которого сердце начинает биться чуть быстрее.

***

Разлеживаться я не стала. Неизвестно, как в этом мире обстоят дела с водой, а нас все-таки двое, и солдату тоже надо погреться после ночной поездки под дождем. Я взяла с медной полочки кусок коричневого мыла, как и все в этой деревне пахнущее дегтем, сначала кое-как намылила спутавшие волосы, потом всю себя. Окатилась и вылезла из кадки, тут же почувствовав, как по ногам тянет прохладой.

В углу на крючке нашлось серое полотенце, такое старое и застиранное, что на просвет были видны разномастные бреши. Доверия оно мне не внушало, но другого варианта не было, поэтому вытерлась, стараясь не думать о том, хорошо ли оно простирано после прежнего постояльца, замотала им волосы и с некоторым сожалением надела грязное платье на чистое тело. После этого вышла в комнату.

Рэй сидел на корточках возле покрытого копотью старого камина и разводил огонь.

– Дымоход забит, так что сильно разжигать не буду, а то угорим, – произнес он, не оборачиваясь.

Я сначала кивнула, во все глаза пялясь на рельефную спину, потом сообразила, что он меня не видит, и едва слышно выдохнула:

– Хорошо.

– Сейчас будет теплее, – он поднялся, отставил в сторону кочергу и развернулся ко мне лицом.

Вот это торс! Я аж забыла о том, что хотела сказать. Все силы уходили на то, чтобы открыто не пялиться.

– Я все. Можешь идти в купальню, – кашлянула, старательно отводя взгляд в сторону.

Его голые плечи, широкая грудь, плоский живот с четко очерченными порожками пресса и сбегающей вниз темной полоской волос, заставляли меня нервничать и дышать чуточку чаще, чем обычно. Хотя вру. Гораздо чаще. Глубже. И с надрывом.

На него хотелось смотреть, жадно лапать взглядом. Его хотелось трогать настолько сильно, что ладони начало колоть, словно иголками.

Ё-мое… Ну нельзя же быть таким… совершенным!

Я поспешила отойти к окну, чтобы Рэй вдруг не догадался о том, какие мысли бродят в моей дурной голове. Мне было жарко. И душно. Колени стали совсем ватными, сердце истошно колотилось где-то в животе.

Не смотреть на него! Не смотреть! Добром такие взгляды точно не кончатся.

Я все-таки обернулась и чуть не завизжала от испуга, потому что мужчина стоял прямо у меня за спиной. Его взгляд пронзительный, острый, как стальной клинок, пробирал до самых костей. Он видел насквозь и меня, и мои жалкие попытки казаться невозмутимой, и дрожащие руки, и шальной блеск глаз.

Воздуха в комнате стало еще меньше.

Уже понимая, что окончательно и бесповоротно пропала, я смотрела на жесткие, по-мужски красивые губы, и понимала, что просто умру, если к ним не прикоснусь.

Его взгляд стал еще темнее.

– Рэй… там вода… остывает, – последняя попытка остановиться.

– Плевать.

Мы одновременно шагнули навстречу друг другу. Его руки по-хозяйски сжали мою талию, придавливая к сильному мужскому телу, а я с блаженным стоном вцепилась в его плечи, подалась вперед, позволяя себя жадно целовать и не менее жадно целуя в ответ.

Дальше все было как в тумане. Платье, которое я только успела надеть, снова оказалось на полу. Старая кровать протестующе заскрипела, когда он буквально швырнул меня на нее и тут же навалился сверху. Его губы, ласкающие кожу.

Изнемогая от предвкушения, я выгнулась навстречу. В венах кипела кровь, отравленная желанием. Хотелось большего. Здесь. Сейчас. С ним. Хотелось до конца. Теряя рассудок и связь с реальностью. Забывая собственное имя. Забывая, кто я, где я. До слез, до нервной тряски.

Я даже не догадывалась, что такое бывает, что можно настолько желать мужчину, сходить с ума и умирать от одной мысли, что если бы не мистическое стечение обстоятельств, мы бы с ним никогда не встретились.

Он внезапно замер, упираясь руками по обе стороны от меня и тяжело дыша:

– Нельзя.

Такое простое слово, но меня от него прострелило насквозь от макушки и до самых пяток.

– Почему? – еле дыша, спросила я.

– Потому что нельзя. – Его голос хрипел, а в глазах полыхало такое пламя, что казалось: приблизься еще немного – и сгоришь дотла.

Рэй через силу убрал руки с моего тела и отодвинулся сначала на край кровати, потом и вовсе встал. Громко выдохнул, раздраженно потер шею и отошел к окну.

Тут же стало холодно и почему-то стыдно. Я увидела себя со стороны. Разобранная, почти что голая, с пылающими щеками, шальным взглядом, припухшими от бесстыдных поцелуев губами.

Мы ведь едва знакомы…

Окончательно смутившись, я прижала к груди колючее одеяло и затравлено огляделась по сторонам в поисках платья. Оно жалкой кучкой валялось возле кровати. Грязное, помятое… как и я сама.

Мужчина даже не обернулся. В отличие от меня, он уже был спокоен. Его дыхание выровнялось, плечи перестали напряженно подрагивать. Он уперся руками в подоконник и равнодушно смотрел в окно, будто меня и не было рядом, будто всего пару мгновений назад не целовал так, что кругом шла голова.

«Потому что нельзя», – гремели в голове его тихие слова.

Нельзя что? Идти на поводу своих желаний? Быть солдатом и проявлять чувства? Целовать попаданок? Что именно нельзя? А может, он не свободен? Может, у него жена и дети, а со мной он просто проявил непростительную слабость?

Стало совсем тошно. В полнейшей тишине я натягивала платье, путалась в подоле, рукавах, завязках. Перед глазами пелена непрошенных слез, и внутри, за ребрами, так больно, что нет сил терпеть.

Мне двадцать три, и я далеко не монахиня. У меня были отношения, но за всю жизнь я ни разу не чувствовала такого. Все мои любовные переживания ограничивались трепетом перед свиданием и робостью первого поцелуя. Я и не догадывалась, что может быть вот так: душа наизнанку, а сердце вскачь. Не верила, что такое бывает на самом деле.

Оказывается, бывает, и почему-то именно с тем, кто умеет так хладнокровно говорить «нельзя».

– Ты меня прости, – бесцветно сказал Рэй, когда я оделась и теперь стояла у него за спиной, не зная, куда деваться от стыда, – я не должен был… случайно вышло…

Случайно вышло…

Случайно обожглась.

– Не хотел тебя обидеть.

– Ты и не обидел.

То, что я чувствовала, было совсем не похоже на обиду. Разочарование, опустошение, необъяснимая тоска. Словно меня лишили чего-то жизненно необходимого и ничего не дали взамен.

– Маш?

Нет меня. Утонула в пучине жалости к себе.

– Маша! – повторил требовательно и шагнул ко мне, намереваясь взять за руку.

Этого я снести не могла и отшатнулась в сторону, как от огня.

***

Мужчина остановился, впившись в меня напряженным сумрачным взглядом, и больше не делал попыток прикоснуться. Только смотрел, и в тусклых дрожащих отблесках огня мне казалось, что его глаза меняли свет. То становились пугающе непроглядными, как горная пропасть, то светлели, как небо после грозы. Ему было не все равно. Слабое утешение.

– Рэй, все в порядке, – голос сорвался на хрип. Мне было очень сложно держать себя в руках, – просто… в голове помутнело. Из-за стресса, наверное. Этот переход. Странные люди, обычаи. Столько всего навалилось, я просто сама не своя… – Хорошее объяснение, логичное, жаль только, что ни черта не помогает справиться с болью в груди. Я выдохнула, сжимая кулаки так сильно, что ногти врезались в кожу: – Уверена, больше такого не повторится…

Рэй ничего не ответил, только взгляд стал еще тяжелее.

Ну что же ты так странно смотришь? Зачем? Я перед тобой как на ладони.

– Ты, наверное, думаешь, что я слишком беспечная, распущенная…

Боже, что я несу? Мы же взрослые люди, и каждый сам в состоянии решить, где и с кем хочет быть.

– Ерунду не говори. Ничего подобного я не думаю. Просто…

Фраза так и осталась неоконченной. Договорить ему не дал тревожный звук горна и крики, доносившиеся с улицы.

Я не успела опомниться, как Рэй подскочил к окну и распахнул его. В нашу маленькую неуютную комнату тотчас ворвались шум дождя, раскаты грома и снова этот протяжный звук, от которого волосы вставали дыбом. Мне было страшно даже двигаться, а солдат мрачно всматривался в темноту ночи и не спешил объяснять, в чем дело. Он хмурился все сильнее, и мой страх разрастался с неудержимой скоростью.

– Что случилось? Что… – голос снова подвел, оборвавшись на середине фразы.

– Выжлы! Они как-то пробрались в деревню. – Он захлопнул окно, наспех накинул китель, схватил оружие и бросился к выходу: – Сиди тут. Поняла?

– Рэй! – я испуганно бросилась следом. – Не бросай меня!

– Послушай, – он схватил меня за плечи, – я должен идти. Мой долг защищать. Запри дверь и никому не открывай.

– Но… – меня трясло от страха.

– Я вернусь. Обещаю, – он быстро поцеловал меня в лоб и выскочил из комнаты. Уже с лестницы донесся его крик: – Запрись!

Мне хотелось бежать следом, но я понимала, что буду только мешать, поэтому сделала, как он сказал: захлопнула дверь, повернула кривой ключ в скважине и опустила хлипкую задвижку.

Какая слабая защита! Пни посильнее – и вся коробка вылетит вместе с ключами, задвижками, старым косяком.

Я подперла дверь стулом, но выглядело это жалко и нелепою. Тогда, кряхтя от натуги, подвинула к проему тяжелый старый комод. Стало чуточку спокойнее.

На улице все так же бушевала непогода, расчерчивая небо всполохами молнии и заставляя вздрагивать от каждого раската грома. Я представила, как где-то в темноте под проливным дождем Рэй вместе с остальными защищает деревню. И снова стало больно дышать. В этот раз от страха за него.

Пусть с ним все будет хорошо. Пожалуйста. Пусть не со мной, но живой и здоровый – о большем не прошу.

Я обессиленно опустилась на пол, прижалась спиной к стене, обняла колени и стала ждать, тревожно вслушиваясь в звуки за окном. Прошло десять минут, двадцать, час. С каждой утекающей секундой становилось все холоднее внутри, и все четче я понимала, что если мой солдат не вернется – жизнь потеряет смысл.

Вот так просто, быстро и необратимо он стал тем человеком, который необходим мне как воздух, без которого я просто не смогу существовать.

Время шло. Несмотря на тревогу, я начала клевать носом, но когда за дверью раздались незнакомые голоса, сон как ветром сдуло:

– Она должна быть здесь!

Ручка резко опустилась.

– Заперто!

– Ломай давай.

Я только успела закатиться под кровать, как дверь пнули, вышибая замок. Она с грохотом ударилась о комод.

– Там что-то мешает!

– Навались.

Дружный «эх», скрип ножек по деревянному полу, и дверь приоткрылась наполовину. В образовавшуюся щель тут же протиснулся высокий мужчина в темной одежде, следом за ним еще один ростом пониже в дорожном плаще и с мотком веревки на плече.

– Ищи. Здесь где-то.

Коротышка ринулся в купальню, а высокий безошибочно подошел к кровати, под которой я дрожала от страха, забившись в самый угол.

Он резко присел, вздернул край покрывала и заглянул в мое убежище. Синие холодные, как лед, глаза тут же впились в меня мертвой хваткой.

– Здесь она, – крикнул напарнику, а потом потянулся ко мне, – иди-ка сюда, кукла.

Увернуться не удалось. Крепкие мужские пальцы схватили меня за лодыжки и бесцеремонно потащили наружу. Пытаясь бороться, я сильно ударилась затылком о нижнюю перекладину, ободрала ладони в кровь о грубый пол.

– Помо…мммм…

Он грубо зажал мне рот. Я начала извиваться, брыкаться – сопротивлялась, как могла.

– Верткая, зараза, – тяжелая пятерня впилась в волосы, наматывая их на кулак, – дернешься – скальп сдеру.

Для наглядности потянул так, что слезы из глаз брызнули.

– Я сразу понял, что это девка! – с неприкрытой гордостью произнес второй мужик, в котором я узнала того самого стражника, который запустил нас в деревню.

– Хватит болтать! Давай вяжи. Саймон велел тащить ее в сторожку. Если солдат вернется, скажем, что сбежала, дождемся, пока он свалит в свою столицу, и вернем ее обратно.

Я замычала, снова пытаясь вырваться из мерзких лап, но силы были неравны. Пока один держал меня за волосы, зажимая мозолистой ладонью рот, второй проворно стягивал запястья веревкой. Мне удалось его пнуть, когда он наклонился, чтобы связать мне ноги.

– Дрянь, – он отвесил мне хлесткую оплеуху, – ну ничего. Мы тебя потом научим уму-разуму. Будешь знать свое место! Готово.

– Рот ей завяжи! А то начнет визжать. Мало ли этот услышит. Я видел, как он обращается с оружием, и не хочу испытать его на своей шкуре.

Мне удалось вскрикнуть только один раз – когда рука исчезла, а кляп мне в рот еще не успели запихать.

– Заткнись! – меня грубо встряхнули. – Не придет твой солдат. Знаешь, сколько мы нежити выпустили? Одному не справиться. Ты остаешься с нами!

Я не успела опомниться, как здоровяк закинул меня на плечо и быстрым шагом вышел из комнаты.

Внизу, хозяин постоялого двора все так же размерено протирал грязные стаканы. Увидев нас, он довольно крякнул и сказал:

– Давайте-давайте. Тащите. Я служивому скажу, что она сама сбежала. Если хочет, пусть ищет – лес большой.

Я поняла, что помощи мне ждать неоткуда. Здесь все заодно.

Глава 6

Дальше все превратилось в кромешный ад. Меня выволокли из постоялого двора и потащили в темный переулок между соседними домами, потом по размытой улице в самый дальний конец деревни. Я сначала думала, что они собираться запереть меня в пугающе-мрачном каменном доме, похожим на темницу, но вместо этого похитители направились в обход, перелезли через ветхий забор, передавая меня из рук в руки, как не очень ценный трофей, а потом и вовсе свернули к стене, огораживающей поселение.

– Живее давай! – меня встряхнули, как куклу. – Шевелись.

Я не шевелилась. Наоборот, всячески им мешала, то начиная вырываться, то обмякая в чужих лапах и превращаясь в тяжелую и очень неудобную ношу.

– Открывай проход! – скомандовал верзила, перекидывая меня с плеча на плечо.

Второй тут же бросился к стене, между двух внушительных бревен нащупал веревку и потянут на нее, распахивая низкую, совершенно не приметную со стороны калитку.

Так мы оказались за стенами поселения.

– Зараза какая! – пыхтел стражник, когда я умудрилась ухватить за веревку и со всей мочи хлопнуть калиткой.

К сожалению, звук потонул в раскате грома.

– Отцепись! – он сжал мне пальцы так сильно, что из глаз посыпались звезды, и вырвал веревочный конец. – Все, давай дальше!

Меня снова потащили. В этот раз через дорогу к низкому пролеску. Под вспышками молнии в просветы между листвой я видела, как неотвратимо удаляются стены из частокола.

Где-то там остался Рэй, и он не знает, что со мной произошло.

Так страшно мне не было, даже когда столкнулась с разбойниками посреди пустынной дороги.

Вырваться из цепких лап я не могла и сделала единственно, что было в моих силах – постаралась запомнить дорогу. Ориентиры в темноте смешивались, поэтому приходилось полагаться больше на ощущения, чем не глаза. Прямо, сквозь кусты, мимо елки, больно хлестнувшей по щеке. Вниз по склону, направо мимо родника. Резкий запах клоповника. Вверх, по каменистой дороге, поворот, снова елки.

Очередная вспышка молнии выхватила из темноты силуэт неказистой избушки. Меня заволокли внутрь и толкнули на деревянную лавку.

– Сиди здесь с ней! – приказал верзила, зажигая маленькую лампу. – Я обратно. Надо посмотреть, что там солдат делает. Может, его уже сожрали.

– А не проще было его просто по-тихому прирезать? – проворчал стражник, скидывая с себя насквозь промокший плащ.

– Кого? Императорского солдата? Чтобы на его поиски налетели дознаватели?

– Да кому он нужен?!

– Хочешь проверить?

Стражник недовольно сплюнул на пол.

– Откинется сам – хорошо. Так и скажем – выжлы напали, а с нас взятки гладки. А нет – ну пусть валит на все четыре стороны. Так что сиди тут. Сторожи эту, – мужчина кивнул на меня, как на предмет мебели, – лапы не распускай! Узнаю, что притронулся – руки с корнем вырву! Понял?

– Да понял, вали уже!

Верзила ушел, оставив меня наедине с подлым охранником.

– Ну что, красивая, личико-то покажи, а то не успел рассмотреть… – он подошел ко мне, бесцеремонно ухватил за подбородок, вынуждая поднять голову.

Я дернулась, пытаясь вырваться, а когда не вышло, вперилась в него взглядом, полным ненависти.

– О какая! С норовом. Ничего. У нас тут мигом перевоспитаешься. Знаешь, какие были характерные? Огонь просто. Посидели пару дней в яме без еды – и все, как шелковые стали… Жаль, что кончились…

Я не хотела знать, что стало с бедными женщинами, вряд ли эти сведения помогут обрести спокойствие духа, хорошее настроение и прежнюю веру в людей.

– Жаль, обещал тебя не трогать, – он с сомнением смотрел на шнуровку на груди, – хм, может, по-быстрому? Я буду нежным, а ты никому не скажешь?

Я замычала, очень жалея, что рот заткнут. Мне было что сказать этому «милому» человеку.

– Скажешь, – разочарованно протянут он, – по глазам вижу, что проболтаешься. А зря. Я бы не обидел…

Снова протестующе замычала.

– Ну и дура, – бросил зло и отошел к умывальнику. Взял жестяной ковш, снял кружку с ведра, – черт. Вода кончилась. Сиди тихо, сейчас принесу.

Мой тюремщик взял ведро и направился к выходу, ничуть не сомневаясь в том, что буду сидеть тихо-мирно и ждать его возвращения. Я проводила его злым взглядом и, едва захлопнулась дверь, принялась ковырять веревки.

Узлы были какими-то хитрыми и очень прочными. Мне не удавалось ослабить их ни на миллиметр, сколько бы ни дергала. Осознав, что попросту теряю время, я бросила это бесполезное занятие и принялась осматриваться в поисках того, что могло помочь. В углу топор – хорошее оружие, но до него еще добраться надо, что со спутанными руками и ногами не так-то просто. Тесак на полке – тоже далеко. Что-нибудь бы поближе…

Ножницы! Ржавые, здоровенные, как садовый секатор, с кривыми кольцами-ручками. Валяются под покосившимся столом. Если доползу и смогу перепилить веревки…

Я бросила быстрый взгляд на дверь, скатилась с лавочки на пол и поползла, проклиная верёвки, которые больно впивались в кожу, платье, которое замедляло движения, и вообще весь этот мир. Почему меня занесло именно сюда?! Неужели нет мест поприятнее?!

К счастью, мужик не спешил. Поэтому мне удалось добраться до стола и начать пилить путы на руках. Кромка ножниц была совсем ржавая, истертая посередине и безнадежно тупая. Мне приходилось давить изо всех сил, чтобы прорезать волокна. Они пушились, нехотя поддавались, рвались. Но очень медленно.

Когда с улицы сквозь дождь послышались шаги и скрип ведерной ручки, я чуть не завизжала от отчаяния. Веревка еще и наполовину не была разрезана.

Уже понимая, что безнадёжно опаздываю, я начала с остервенением дергать руками, царапая кожу на запястьях. Пожалуйста. Пожалуйста! Пожалуйста!

Внезапно снаружи раздался грохот падающего ведра, звук борьбы и крик:

– Ах ты, скотина!

Рэй! Он нашел меня!

Снова борьба, хрип, ругань и, наконец, все затихло. Я уткнулась лбом в деревянный пол и чуть не зарыдала от облегчения.

***

– Рэй! – промычала сквозь кляп, и снова гроза погасила мой сдавленный голос. Да что ты будешь делать! – Рэй!

Бесполезно. Не докричишься. Ладно, сейчас сам появится и в очередной раз спасет несчастную попаданку.

Однако время шло, а в дом так никто и не входил.

Сначала я думала, что он занимается похитителем: связывает, прячет где-нибудь в кустах вялое тело. Затем всполошилась – а вдруг это его связывают? А потом… потом я услышала странный звук, очень похожий на жадное чавканье голодного животного.

– Р… – чуть не закричала, но в последний момент осеклась.

Внутренний голос настойчиво твердил: молчи, дура, молчи.

Меня затрясло, забило крупной дрожью, по спине липкими щупальцами прошелся ужас. Глубинный, пробирающий до самых костей, такой, что хочется забыть обо всем и бежать сломя голову, не разбирая дороги.

В чувство меня привел очередной раскат грома. Треснуло над самым домишкой, так что окна затряслись.

Я вздрогнула, выныривая из паники, зажмурилась крепко-крепко, собирая воедино остатки здравого смысла и самообладания. Нельзя сдаваться. Никак нельзя.

Переводя запуганный взгляд то на дверь, то на ножницы, принялась снова пилить веревки. От усердия на лбу выступил пот. Дышать едва получалось, сердце трепетало так, что его бой сливался в сплошной гул.

Когда с легким щелчком треснуло последнее волокно веревки, у меня из глаз покатились слезы облегчения. Несколькими осторожными движениями я размяла затекшие запястья, восстанавливая потерянную чувствительность. Сорвала кляп, облизала саднящие губы и тихо выдохнула, сдерживая всхлип.

Оставалась веревка, стягивающая ноги. Я, наконец, могла до нее дотянуться и попробовать развязать, но, увы, и на ней был такой узел, что пальцы обломаешь, пытаясь распутать. Тогда я взяла ножницы, с трудом приноровила их к плотно затянутым путам и со всей мочи нажала на тугие ручки.

Раздался металлический скрежет. Настолько громкий и пронзительный, что чавканье на улице затихло.

Мамочка моя…

Я начала истерично дергать надрезанную веревку, а на крыльце уже раздавались неровные шаркающие шаги.

Руки тряслись все сильнее, в ушах нарастал шум. Казалось, еще мгновение – и я просто свалюсь на пол в глубоком обмороке или начну смеяться, как сумасшедшая. Эта ночь точно добавит мне много седых волос… если я ее переживу.

А-а-а-а, давай же! Давай!

Я билась, как бешенная, царапала, не жалея ногтей, и веревка поддавалась, но очень медленно, а на пороге уже маячила страшная тень.

Когда в избушку боком протиснулся человек, я замерла, уставившись на него во все глаза. Вернее, на нее.

Это была женщина. В грязном рваном платье, с всклокоченным колтуном на голове, неестественно скрюченными пальцами и кожей такого странного цвета, что не встретишь у здоровых людей – бледная, с зеленоватым отливом.

Она стояла ко мне спиной, шумно втягивая воздух и по-птичьи отрывисто наклоняя голову, то на один бок, то на другой. Не сводя с нее напряженного взгляда, я тихо взяла с пола ножницы. Перехватила их поудобнее правой рукой, левой – продолжила растягивать веревку на лодыжках. Оставалось совсем чуть-чуть.

Выжла – а в том, что это именно она, сомнений не было – покачнулась из стороны в сторону и начала оборачиваться.

Теперь я могла рассмотреть не только ее перекошенную спину, но и впалую грудь, выглядывающую сквозь прореху в платье, шею с натянутыми жилами, будто подведенными темной краской, опущенный подбородок, с которого капала… кровь.

И глаза. Болотисто-зеленого цвета, мутные, блеклые, без зрачка.

Ее пустой взгляд остановился на мне. Она замерла, словно пытаясь понять, кто перед ней, снова жадно втянула воздух ввалившимися ноздрями и с утробным рычанием двинулась на меня, а я не могла вскочить и убежать, потому что ноги все еще были связаны.

Я дернула из последних сил, едва сдерживая мучительный хрип. Чудовище приближалось.

Рванула еще раз, задыхаясь от отчаяния.

Глаза болотного цвета все ближе.

Еще рывок. Веревка не выдерживает, рвется, отлетая в сторону, а выжла бросается на меня, целясь прямо в лицо. Я едва успеваю выставить перед собой ножницы. Они с мерзким звуком входят ей под ребра. Тут же раздается стон, визг, рычание – все это одновременно, отзываясь миллионами мурашек по спине.

Я оттолкнула ее в сторону и вскочила на ноги, с трудом увернувшись от скрюченных пальцев. Она не умерла, не потеряла сознание, а продолжала шипеть и двигаться. Я не увидела ни капли крови, только вокруг ножниц, торчащих в ее теле, расползалось бурое пятно. В доме запахло чем-то отвратительно-горьким.

Не дожидаясь, пока выжла поднимется, я метнулась к стене, сорвала с крюка топорик, потом прихватила со стола лампу и бросилась прочь из дома.

– Твою мать! – пропищала, оказавшись на улице.