Тайны Острова Санта Круз

Мы пили разбавленную текилу, подслащенную ликером «Комрой» и приправленную соком лайма. Младшие сестрёнки Микоса, улыбаясь, вносили лепешки , острую сальсу с кукурузными чипсами с сыром «начос», жаренное мясо и бобы. Джон, раскрасневшись от выпитой текилы, вышел с Хосе покурить. Сеньора Люпэ заворачивала мясо в лепешку для самой младшей дочки, и, казалось бы, не обращала внимания на наш разговор.

Уже битый час я всей страстью, на которую была способна, рассказывала отцу Микоса о почетной и уважаемой работе яхтенных капитанов в Америке, и доказывала, что ничего плохого из того, что Микос посмотрит мир в юном возрасте, следовать не может. Напротив, – он всегда сможет позже поступить в институт и продолжить обучение, впоследствии став капитаном круизных судов… Может быть, он, поработав на разного типа яхтах, увлечется их дизайном и захочет сам проектировать морские суда? Подошедшие Джон и Хосэ, распространяя вокруг себя горьковатый запах мексиканских сигар, стали горячо меня поддерживать, со знанием дела толкуя о зарплатах и перспективах каждой профессии.

Сеньор Алехандро стал сдаваться под нашим общим напором. Махнув рукой, он сказал Микосу:

– Хорошо, сын. Я вижу, что работу ты выбрал и вправду перспективную, хоть и необычную. Завтра мы обсудим, какие шаги будем далее предпринимать…

– Да что там обсуждать! – вмешался захмелевший Хосэ, – Пусть себе тренируется да экзамен сдает на капитана. Парню уже шестнадцать. Он у тебя через год уже может лицензию получить, да и дело в шляпе!

Мать Микоса бросила быстрый взгляд на мужа. Я её понимала. Несмотря на все радужные перспективы, дело были не таким уж и простым. И лицензия, и экзамен стоили немалых денег. Но самое главное, – парню без тренировок на настоящем судне было не обойтись. Парусные школы стоили безумно дорого, и для самостоятельного вождения яхт необходимо было арендовать судно… Таких денег в семье не было. Если даже мой надувной каяк стоил здесь месячную зарплату рядового мексиканца, то что говорить об аренде яхт… С другой стороны, если Микос постарается и сдаст вступительные экзамены на отлично, то обучение в институте будет бесплатным… Следуя логике вещей, стоило все-таки Микосу обучаться на архитектора. Беда только в том, что мечтал-то он об островах и океанах…

Я вздохнула и решительно сказала:

– Сеньор Алехандро, сеньора Люпэ… Дело в том, что я смогу начать запланированное путешествие через океан только в апреле. Как насчет того, чтобы Микос в это время присмотрел за моей яхтой? Он, конечно, может на ней совершать выходы в море, – я напишу доверенность. Базовые уроки яхтсмена он уже брал, и для многих этого вполне достаточно, чтобы не спеша развивать свою технику судовождения. Завтра я его протестирую на предмет безопасности, но, честно говоря, я и сейчас высокого мнения о его способностях и здравомыслии…

Мать Микоса что-то быстро спросила у Хосэ, и тот ей перевёл. В повисшей тишине сеньора Люпэ громко сдвинула тарелки на столе. Приподнявшись со стула, она благодарно протянула ко мне руки, и мы крепко обнялись. За её спиной Микос что-то лихорадочно высматривал на экране компьютера и шевелил губами. Наконец он обернулся; на его правой щеке, прямо на родимом пятне, одиноко застыла прозрачная слезинка.

–Дюже дякую, пани Дина, – сказал он по-украински, и его серьезное скуластое лицо вдруг расплылось в счастливой улыбке.

Глава одиннадцатая. Храни тебя Тлалок

Поминутно подскакивая на ухабинах и рытвинах, мы медленно ехали в сторону шоссе и высказывали свои гипотезы по поводу преступления. Я вслух прокручивала события годичной давности, пытаясь понять, каким образом ко мне в лодку попали дротики. Я вообще удивлялась, как меня саму никто пока не заподозрил в незаконном хранении запрещенного биологического оружия, и вслух высказала свои соображения по этому поводу:

– Я – русская, значит, сразу на подозрении -это раз. Только я знаю о потайных местах «Флибустьера» – это два. Неужели я до сих пор вне подозрения, господин капитан полиции?

Джон развеселился:

– Детективов начиталась, да? Во-первых, русские в эти американо-мексиканские дела не лезут, себе дороже. Во-вторых… Впрочем, мне нравится ход твоей мысли…Кто был на «Флибустьере» из малознакомых тебе личностей?

– Хм, – почесала я переносицу, – Ну, репортёры были, я интервью давала для журналов и газет. Так что в принципе интерьер «Флибустьера» видели многие, а я рассказала в интервью о том, как и где я храню столько продуктов и вещей… Дейв в качестве рекламы «ветряк» на него поставил, и мы несколько раз в регате участвовали – от Морро Бэя до Авилы. Ну, конечно, «Флибустьер» получил приз зрительских симпатий, а я получила приз за самую маленькую яхту, участвующую в такого рода гонках. Рекламу «ветряка» до сих пор по телеку крутят, в программах для рыболовов-любителей…

– Да ты – знаменитость, оказывается… – присвистнул Джон

– Ага, в узких кругах. Только это не я, а «Флибустьер». Он у меня фотогеничный…

– Помнишь, кому интервью давала?

– Сережка знает. Он все статьи про «Флибустьера» собирает, ламинирует и на стенку в летней комнате вешает, рядом с картой мира. Говорит, что это у нас «Уголок славы»…

Про то, что зимой «Флибустьер» стоял в гараже у Дейва, я решила пока не рассказывать. Замучают хорошего человека вопросами и подозрениями почём зря… Грунтовая дорога закончилась, и мы наконец-то двинулись по Первому Мексиканскому Хайвею. Невысокие и пологие холмы монотонно сменяли друг дружку. Лишь изредка высокие кактусы, как часовые на посту, охраняли их вершины. Я вдруг вспомнила двух путников с якорной стоянки Кохо и сказала:

– Джон… Наверное, это не важно, но мне сейчас кажется, что за мной могли следить еще с мыса Консепшн. Я там видела двух странных туристов. Мне кажется, что они были мексиканцами… Я точно не знаю…

Джон смешно сморщил нос и прогнусавил:

– Дина, пока всё, что тебе чудится или там кажется оказывается довольно ценной информацией… Я думаю, что на этой волне могу не только благодарность от начальства, но и повышение получить, так что давай, рассказывай…

– Повышение – это хорошо. Только рассказывать нечего, я уже всё рассказала. Двое мужиков с налобными фонариками оказались на холмах около мыса. Я вначале подумала, что они с разбившейся яхты, – ну, там парусная яхты была на берегу, явно выброшена волнами. Я хотела им помощь предложить. Но они не были похожи на потерпевших кораблекрушение. Они стояли на холме и смотрели на меня и «Флибустьера» в бинокль, когда мы шли в сторону острова Сан-Мигель.

– А что там рядом с мысом Консепшн, какие города?

– Так в том-то и дело, что никаких, кроме Ломпока… Там база военная да фермы…

Джон внимательно посмотрел на меня. Тут и до меня дошло, и я ойкнула. Джон спросил в подтверждение:

– Венденберг?

– Ага… Венденберг.

Я виновато покосилась на Джона, но он уже говорил по телефону, сообщая следователям последние данные. Нажав на кнопку громкой связи, он ласково, как к психическому пациенту, снова обратился ко мне:

– Еще что-то помнишь, Дин?

– Щас… Накануне, около девяти утра мы с «Флибустьером» проходили мимо этой базы. Мексиканец или кто-то с похожим акцентом был на лодке в районе этой базы, когда военные начали закрывать какой-то квадрат М для учений. Я его не видела, но слышала по рации. Он не реагировал на их просьбу покинуть квадрат, и военные послали вертолет. Я еще подумала, что он или спит, или не понимает по-английски, или вообще не знаком с правилами. Еще там был американец, который по рации дал свои координаты, чтобы его имели в виду и случайно в него не попали. Я его тоже не видела, только слышала на шестнадцатой частоте. Это всё.

Трубка меня поблагодарила мужским голосом, и Джон, закончив беседу по телефону, объяснил:

– Будут смотреть видеозапись и попробуют вычислить мексиканца. По лодке, по лицу… В мексиканской картотеке полиции пока не нашли никого по тем отпечаткам пальцев, что Марки снял. Может, сейчас нам больше повезёт…

Мы помолчали. Я вновь уставилась в окно. Холмы сменились более живописным предгорным рельефом, стали появляться деревья. Мы спускались в каньон, и мелкий гравий стал то и дело выстреливать из-под колёс. Джон медленно сбросил скорость, и мы аккуратно въехали на небольшой мост перед крутым поворотом.

– А Дейв, это кто? – спросил он неожиданно.

– Мой очень хороший друг. Мы же с ним на Санта-Каталине встречаемся, у него яхта. Он Сережку и Марину с собаками привезет. Может, и Алёша приедет. По крайней мере, я очень на это надеюсь…

– Он тоже – демократ?

– Не знаю…Мы с ним о политике не говорили никогда…

– А о чем вы говорите?

– Ну, о разном…О ветрах, о мечтах. О книжках…

Джон помолчал. Я скинула кроссовки и поджимала под себя ноги, устраиваясь поудобнее. Он взял с заднего сидения одеяло и стал меня укрывать:

– Спи давай. Я весь день дрых после этой текилы, а вечером кофе пил с пирожными. Какие же все-таки вкусные в Мексике пирожные! – Джон пощелкал языком.

– Это верно, – согласилась я, вспомнив воздушные эклеры. Ужасно захотелось сладкого, и я пошарила в пластиковом пакете, который нам сунула в дорогу сеньора Люпэ. Отыскав два слоеных язычка с кремом, я отдала один Джону.

– Дин, – сказал он, роняя масляные крошки на свои фирменные брюки. – А почему бы тебе не остаться в Санта-Барбаре? Переводи себе статьи на пляже, загорай. А на выходных на лошадях поедем. Хочешь – на Санта- Каталине, хочешь – по горам. Там такая красота! Тебе понравиться…

Я покосилась на Джона. Мне хотелось отшутиться, сказав что-нибудь по поводу нашего политического конфронтизма, но не стала. В конце концов, мы стали большими друзьями. Я сказала:

– Спасибо, Джон, но не получится. У меня длинная дорога впереди, и я не знаю, куда она ведет, но уже точно не в Санта-Барбару. И потом, море у вас холодное, а в городе жарко, тесно и дорого…

Я хотела отшутиться, но не получилось. Вышло очень витиевато и неконкретно, словно я была бы не прочь закрутить роман с Джоном, но только не в Санта-Барбаре. Но Джон не обиделся и всё правильно понял, но на всякий случай сказал:

– Эх ты, морской скиталец… Если все же надумаешь осесть тут – всегда пожалуйста. Мой дом для тебя открыт. Ми каса – су каса21. Помни об этом, ладно?

– Буду помнить, – твердо пообещала я и закрыла глаза.

Мне стало немного грустно. Путешествуя, мы оставляем позади себя случайные знакомства и крепкую дружбу, навеки вбирая в себя рассказы о жизни наших попутчиков. Кто знает, – останься я в Санта-Барбаре, и моя жизнь может навеки измениться. Я еще вполне могу обзавестись мужем и даже родить ему парочку крикливых мальчишек или девчонок. Но нет, у меня уже есть семья: мои родители, мои дети и будущие внуки. К тому же меня, словно магнитом, так и тянет в дорогу, всё дальше и дальше, в другие океаны и острова. Мне до внуков столько еще надо успеть: совершить океанское путешествие, посадить фруктовые деревья и построить во дворе дома детскую площадку для малышей. А больше всего на свете меня сейчас тянет возвратиться в Ялту – пусть совсем ненадолго, на месяц или два, но всё же домой. Наверное, даже у самого заядлого морского бродяги обязательно есть порт, который он называет свои домом.

Засыпая на пассажирском сидении, я прокручивала в голове недавние события в Сан-Филипе. После нашего знаменательного ужина Джон отправился ночевать к Хосэ. На следующий день, взяв выходной, они вдвоём отправились на экскурсию по местным холмам – разумеется, верхом на лошадях. Мы с Микосом отправились по берегу из Сан- Филипе в соседнюю бухту, где стоял «Флибустьер». Жители деревушки выглядывали из окон и приветливо кивали, узнавая в нас виновников вчерашних событий. С крутого холма спускались козы, растянувшись в линию и ступая вслед друг другу по каменистой осыпи. Дребезжа, раскачивался колокольчик на шее у крупной козы с выменем, полным молока. К девяти часам мы наконец-то добрались до «Флибустьера» и вместе починили отсеки плавучести, залив узкие пеналы жидкой пеной. Волнуясь, Микос выбрал якорь и, подняв парус, направил яхточку к Сан-Филипе. По дороге мы выполнили все базовые элементы судовождения, и я смогла вздохнуть с облегчением: Микос и вправду был настроен очень серьезно. Он мог без ошибки ответить, какие сигналы надо подавать в тумане и при прохождении слепых поворотов судоходного канала, как правильно расходиться с яхтами, рыболовными баркасами и сухогрузами… В Сан-Филипе мы встали на охраняемую стоянку и, заплатив в кассе за полгода, уселись на песке – ждать, когда подъедет Джон. Я косилась на охранника в серой камуфляжной форме с автоматом, всё еще до конца не веря в наличие у него настоящего оружия. В конце концов, это же не военная база… Я морщила лоб, пытаясь вспомнить, как охраняются санатории в Крыму- с автоматами или без? Должно быть, десять лет в Америке заставляют меня ко многому относиться по-другому. Микос расспрашивал меня о Ялте, и я говорила ему, что это – мой дом, куда я всегда буду возвращаться. Он согласно кивал: ему даже странно было подумать, что он может покинуть Мексику насовсем, затерявшись среди островов в чужих странах. Он твердо верил, что, вернувшись назад, он будет окружен жителями города, и они устроят в честь его прибытия фиесту и потребуют подробных рассказов о его путешествиях по океанам. Его совсем не пугал тот факт, что он был первым из своего штата, решившийся стать капитаном. Он говорил:

– Моя мать – из племени Запотеков. Мы верим в бога дождя Тлалока, в Змея-птицу и других богов. Мы просто смотрим на приливы и отливы, на деревья, птиц, землю и животных, и ждем знак. Вот смотри – опять идут козы… Козы петляют по холму, глядя себе под ноги и щипля траву. Бывает, они даже срываются с обрыва, потому что тянутся за более сочным листом у самого края. Иногда козы съедают всю траву, и тогда козы и люди просят Тлалока дать дождя, чтобы склоны холма снова зазеленели. Тогда у коз снова будет молоко, а у людей будет сыр. Но иногда одна или две козы убегают от стада, и пастух их находит на другом склоне холма, – там, где еще много сочной травы… Если стадо так слепо, что боится пройти на другой холм, и лишь одна иди две козы решаются на поиски, – что ж, пастух отпускает этих коз на поиски, а сам ведет за ними стадо. Так лучше для всех: и для коз, и для людей. Иногда люди – как козы… Вот и я пойду первым, и бог Тлалок будет хранить меня, а другие люди потянуться за мной. Бог Тлалока защищает и тебя, ведь ты – часть нашей семьи. Я видел, как мать молилась за тебя утром…

…Джон разбудил меня на границе Мексика-США в Мехикале. Показав паспорта на пограничном контроле, мы поменялись местами, и Джон, по-детски приоткрыв рот, заснул на пассажирском сидении. Шины мерно шуршали по темному асфальту Калифорнии, океан накатывал длинными волнами на берег, и моё сердце радостно пело от предвкушения встречи с моей семьей… Сережка мне сказал, что меня ждет сюрприз! Что ж, посмотрим, что они там мне приготовили!

Пообещав друг другу держать связь, мы с Джоном с сожалением расстались в Лос Анджелесе. Подписав еще одно свидетельское показание, я, наконец, села на теплоход, идущий до острова Санта-Каталина. Даже с причала было видно, что остров словно накрыло небесным колпаком: облако висело прямо над островом, и из него вертикально вниз уходили струи дождя. Теплоход, набирая скорость, приглашал пассажиров посетить бар – ресторан на нижней палубе, но закутанные в штормовки мужчины и женщины все смотрели на тучу и серую стену дождя на фоне безоблачного синего неба.

– Хорошо! – говорили пассажиры, вглядываясь в остров, – Ведь целых полгода не было ни капли! Сразу же все зазеленеет! Трава появится!

– А что, там козы пасутся? – спросила я у грузной улыбчивой женщины, стоящей рядом со мной

– Нет, какие козы! Там бизоны!

– Бизоны?– ошалело переспросила я. – Это большие такие?

– Огромные! – женщина гордо закивала головой, словно это были её собственные бизоны. Её спутник – пожилой мужчина с седой бородой, которого я мысленно окрестила «дед», тоже закивал и улыбнулся, показав плохие зубы.

Через полтора часа мы подходили к причалу острова. Дождь почти перестал, и в небе повисла яркая радуга. Ослепленная её разноцветьем, я не стразу заметила крутобокий корабль, стремительно приближающийся к нам. Темно-красные паруса, поддерживаемые деревянным гафельным вооружением, просвечивали под солнцем. Это был кеч, – один из тех, «под старину», что смотрятся как большие корабли из прошлых веков. Кеч подошёл так близко, что можно было различить бронзовые иллюминаторы кают. Несколько человек на палубе стали приветственно махать руками. Их радостные крики перемешивались с собачьим лаем. Грузная улыбчивая женщина со своим спутником оживленно замахали руками. Какие милые, веселые люди, – подумала я и тоже помахала рукой в сторону корабля. Раздался трубный сигнал противотуманного горна. Я застыла с поднятой рукой. Снова и снова трубил горн. Красавец-кеч гордо рассекал океанскую волну под стакселем, кливером, топселем, гафом и бизанью, а на его борту приплясывала и улюлюкала вся моя веселая семейка! Алёша и Сережка с Мариной взяли в плотное кольцо моих родителей и показывали на них руками! Мама и папа – здесь? Так вот о каком сюрпризе говорил Сережка! Мои родители, какие-то совсем низенькие по сравнению со своими внуками, держались за поручни и что-то приветственно кричали. Альма и Мишка радостно носились по палубе и путались у всех под ногами. На капитанском мостике за старинным штурвалом стоял Дейв, а за его спиной крутились лопасти двух ветряных установок…

На борту нашего теплохода пассажиры схватились за фотоаппараты и камеры. «Дуль-си-не-я», – по-слогам прочитала грузная улыбчивая женщина, а дед удовлетворенно покрякивал: «Ты смотри! На всех парусах!» Я, не в силах отвести глаза от палубы корабля, всё махала и махала «Дульсинее» рукой, счастливо смеясь.

Эпилог

Прошло два года. За это время многое успело измениться. Джон, к примеру, все-таки получил своё повышение по службе. Он, к счастью, и не думал дуться по поводу того, что я отказалась от его недвусмысленного предложения погостить у него в Санта-Барбаре. Мы все же остались добрыми друзьями и неоднократно дружной компанией катались на его лошадях. Он рассказывал нам о том, как продвигается следствие по делу краденых дротиков. Как оказалось, эксперт Марки был прав: «Флибустьер» был поставлен на трейлер в Санта-Барбаре, закрыт брезентом «от солнца» и доставлен в Мексику через пограничный город Мехикали. Это дело картель провернула в основном при помощи пары мексиканцев, работающих уборщиками на военной базе, и их коррумпированного американского начальства. Оружие было положено в «Флибустьер» еще в Авиле, когда я была в больнице из-за ножевого ранения. Именно тогда прошла реклама ветряков и были опубликованы интервью с моими обещания совершить путешествие в Мексику во время ежегодной международной парусного регаты из Сан-Диего в мексиканский порт Кабо Сан Лукас. Видимо, кому-то в голову пришла гениальная мысль таким образом транспортировать дротики, – яхты во время международной регаты никто никогда не проверяет. Да вот только я снова попала в больницу с осложнением, и моё участие в регате не состоялось. Сам же «Флибустьер» с миллионным грузом, спрятанный в гараже Дейва, вообще, очевидно, исчез с поля зрения контрабандистов… Могу себе представить, что они пережили, когда через год «Флибустьер», как ни в чем не бывало, начал свое похождение на юг… Штормовая погода, очевидно, помешала контрабандистам вернуть свой груз в районе мыса Консепшн или на пустынном острове Сан-Мигель. Страшно представить, чем могло бы всё закончиться, если бы они добрались до меня тогда на Сан-Мигеле, – мои шансы на выживание в ледяных водах безлюдного острова были бы равны нулю…

«Флибустьер», совершив почетный круг по Тихому океану через Маркизкие острова, встретился с «Дульсинеей» у Панамского канала. Впереди нас лежали заманчивые Карибские острова. Там мы планировали встретить моих сыновей, а также семью Игоря, которая летела из заснеженной Москвы на свою яхту «Звезда Востока»… Микос закончил курсы капитанов и успешно нанимался на работу на американские яхты, – на «Флибустьере» он научился отлично и тонко настраивать паруса, избегая тратить драгоценный бензин и выжимая из парусов последний полуузел. По привычке жалея и большие суда, он отсиживался в бухтах при противном ветре, легко набирая упущенное время при попутном ветре в любое время суток. Его полюбили за бережное отношение как к экипажу, так и яхтам, которые, в не зависимости от их размера и формы, он ласково называл «красавицами». Он получал отличные рекомендации и со временем стал капитаном дальнего плаванья, ежегодно совершая путешествия к островам и архипелагам Тихого океана. Меня по-прежнему манило Черное море, и его заветные бухты и заливы были исследованы мною в составе байдарочной флотилии… Впрочем, это – совершенно отдельная, черноморская, история…

Конец

Калифорния, США – Баха Калифония, Мексика

Август-декабрь 2013

Словарь морских терминов, встречающихся в книге

Бак – передняя (носовая) часть палубы.

Бакштаг – курс парусного судна, при котором ветер дует сзади и сбоку, под углом около 140° от носа корабля.

Бизань (парус) – обычно косой парус на задней мачте (бизань-мачте)

Бум – рангоутное дерево для растягивания нижней шкаторины паруса внизу мачты. Может крепиться передним концом к мачте (например, для грота или гафеля), или заходить передним концом за мачту (например, люгерный парус).

Ватерлиния – линия на борту судна, показывающая, где по проекту должна быть вода, когда судно находится на плаву. Незагруженное судно обычно сидит выше ватерлинии, перегруженное – ниже (глубже в воде).

Гафельный парус (гафель) – косой парус в форму неправильной трапеции, растянутый сверху реем, снизу, как правило, бумом. Передняя шкаторина крепится к мачте. Сверху гафеля иногда ставится топсель (как правило, на отдельной топ-мачте).

Геннакер – большой ассиметричный парус, по форме между спинакером (парашютом) и генуей. Ставиться при легком попутном ветре на курсе бакштаг.

Генуя – косой передний парус, который заходит далеко за мачту, иногда перекрывая половину грота. Ставиться при легком и среднем ветре.

Грот – как правило, основной треугольный парус, крепящеся передней шкаториной к мачте, а нижней шкаториной – к буму

Кеч –двухмачтовое парусное судно, у которого передняя мачта (грот-мачта) намного выше задней мачты (бизань-мачты)

Кливер – передний косой парус (ближе к мачте, чем стаксель)

Кокпит – открытое место для обзора и управления яхтой, обычно со значительным углублением в палубе для удобного положения ног и местом для сидения, а также с достаточной глубиной для того, чтобы встать в полный рост, не задевая бум (паруса). Может быть в корме и (или) в центре, но обычно рядом со штурвалом или румпелем. На супер маленьких яхтах типа капсулы кокпит отсутствует, и обзор и управление осуществляется из кабины. Таким образом, шкипер всегда в сухости и тепле. Кокпит «Флибустьера» не имеет логического основания, за исключением придания «яхтенного» вида маленькой лодке и необходимость быть «снаружи, на природе».

Лавировка – идти против ветра зигзагами

Лаг – борт. Идти лагом к волне – принимать волны бортом, – очень некомфортное, а, главное, опасное для лодки положение.

Линь – веревка

Люгер (люгерный парус) – косой, в форме неправильной трапеции, парус. В отличии от гафеля, передняя шкаторина люгера заходит за мачту. В зависимости от типа люгера, может крепиться к мачте при помощи ряда коротких линьков или висеть свободно; может быть плоским парусом с поперечными жесткими «латами» наподобие китайской джонки или иметь «пузо».

Марина – охраняемое место для стоянки судов; как правило, с обеспечением водой, электричеством, душевыми и туалетными кабинками, а также услугами яхтенного сервиса и небольшими магазинами.

Найтовать – привязывать

Осадка – наибольшая глубина подводной части судна, измеренная от ватерлинии вертикально вниз

Рангоут – совокупность мачт, реев, бушприта и т.д. для установки парусов. Как правило, выполняется из дерева (редко в настоящее время), алюминия и композитных материалов высоких технологий.

Реек (ярд) – косое рангоутное дерево для растягивания и поддержания верхнего косого конца люгера, гафеля и подобных парусов.

Румпель – горизонтальное подвижное дерево, крепящиеся к перу руля для управления лодкой или яхтой. На судах более десяти метров длиной обычно не используется, – вместо румпеля устанавливается рулевое колесо- штурвал- с гидравлическим управлением.

Скег – плавник на дне лодки на придания продольной жесткости, что помогает лодке двигаться под углом к течению и ветру