Солнечный страж

У меня внезапно вырвался нервный смешок: и что бы тогда произошло? Что бы случилось, если бы время полетело вдвое, вдесятеро быстрее? Я бы быстро состарилась, сгорбилась, и меня вышвырнули бы просить милостыню к местному храму – а там, глядишь, подобрали бы в приют, чтобы я не замёрзла на улице. Чудесная жизнь и возвращение в обитель бога Солнца на этой грешной земле, ничего не скажешь. Всё-таки как некстати мне вздумалось забираться на эту проклятую стену, ведь жила же я как-то все эти месяцы и почти не вспоминала ни о матушке Евраксии, ни о родителях, ни о магическом даре, будь он неладен!

Дар. Что это за дар, если не знаешь, как с ним обращаться? Дай конюшему карту звёздного неба или микроскоп – драгоценные предметы академиков и волшебников, стоящие непомерных денег, – он только удивится и скажет: «Да на что это мне?» А на что мне светлый дар магии? Если бы с его помощью можно было отдраить кастрюли или выпечь хлеба, или сделать так, чтобы у каждого, кто желает развлечься с юной девушкой, вырастали бы козлиные рога и хвост!

Я думала, что неприятности этого утра закончились и можно притулиться с краю одного из пустых столов, плеснув в кружку горячего чая и отломив от вчерашней краюшки ржаного хлеба, но не тут-то было. Кьяра, уже красная и свирепая, налетев на меня вслед за хозяином, больно оттаскала за косу и осыпала оплеухами. Она была очень сильной тёткой, и вырваться из её мускулистых рук, привыкших к неподъёмным чанам с водой и огромным кастрюлям, мне было не под силу. Я только пыталась закрывать лицо, чтобы к вечеру не быть в «неподобающем виде» с фингалом под глазом или ссадиной на щеке.

– … дармоедка проклятущая! – выдохлась она, выпуская меня и решительно направляясь в каморку.

Я закрыла уши, чтобы не слышать ни визга Рамины, ни вновь разгоравшейся ругани. У меня горело лицо и дрожало всё изнутри. Дар. Может быть, я просто вообразила, будто он у меня есть? Я ведь не могу произвести ни огненного шара, чтобы спалить это ненавистное заведение, ни молнии, чтобы засадить её Кьяре прямо в лоб, да так, чтобы у неё перекосило всё лицо и язык отнялся. Навсегда. Как это случилось с Уной.

Тихая Уна размеренно скоблила доски стола тупым лезвием. Она не терпела ни пятнышек, ни малейшего мусора на полу – должно быть, поэтому её никогда не били и не называли дармоедкой. А скорее всего, не срывали на ней злость потому, что Уна была немой. Неинтересно орать на того, кто не заплачет и не запричитает в ответ, это ведь всё равно, что лить вино в серый песок. В войну, семнадцать лет назад, боевая молния какого-то мага задела её лицо, необратимо повредив нервы и лишив дара речи.

Заметив, что я рыдаю под лестницей, она аккуратно отложила нож, вздохнула и подошла ко мне, протянула руки и коснулась моих плеч. Я уткнулась в её фартук и замолчала. Уна гладила меня и тихо гудела себе под нос – этот звук был похож на колыбельную, когда матери укачивают детей, не открывая рта. «Ммм-ммм…» Хороший лекарь из академии наверняка бы мог исцелить её, да вот только где ей было взять денег на лекаря? Она работала за миску похлёбки и соломенную лежанку в задней комнате – мела, чистила, мыла, отскребала.

– Надо отсюда когти драть, – заявила мне Рамина, когда дело наконец дошло до еды и чая. – Бьют тут и холодрыга неимоверная. И это только начало октября, а зимой мы что делать будем?

Насколько я знала, никаких накоплений у моей подружки не было. Если мне удавалось припрятать монету-другую, то Рамина всё до последнего тратила на украшения, помады и краски для лица, духи и прочие девчачьи премудрости. Она «вкладывала в красоту», но клиентов у нас было примерно поровну. Как-то раз мы в шутку измазали мне брови, густо подвели глаза и наложили на губы толстый слой винно-красной мастики – и получилось форменное чучело. Хозяин увидел эти художества и велел немедленно смыть, решив, что так я только распугаю посетителей.

– Куда? – односложно спросила я, проглатывая обжигающий напиток и испытывая облегчение от того, что его жар унимает мою нервную дрожь.

– На юг, куда ж ещё, – пожала плечами она.

Ну да. Несколько месяцев назад было то же самое, только «на север». Мол, пограничный город, военный форт, заставы рядом – и защита от всякой швали, вроде разбойников или изгоев, и мужчин хоть отбавляй. Она была права только в одном. Сбежать действительно хотелось, это верно. Но мне было уже восемнадцать, и разум подсказывал, что накануне зимы лучше не пускаться в путешествия по северному краю. Не говоря уже о людях, есть ещё и дикие звери, и лесные эльфы, и разбуженная нечисть.

А ещё есть те, кто был повинен в последнем, те, кто разбудил мёртвых и заставил их бродить по земле, нападая на всё живое. Они называли себя Гильдией призывателей теней, но у церкви есть для таких магов куда более короткое слово – некроманты.

– Не знаю, – сказала я честно.

В прошлый раз на дорогу ушли все мои деньги, а часть пути пришлось всё-таки отработать натурой. Рамина с тех пор всё обещала вернуть свою долю серебром, но где уж ей было сэкономить серебра, когда даже погнутый медяк не задерживался надолго в её карманах! И снова мы, ни до чего не договорившись, помогали на кухне, носились с тарелками и ловили на себе сальные взгляды подвыпивших гостей заведения. И этот день был бы лишь одним из сотни точно таких же, похожих друг на друга, как песчинки в старых часах, дней. И я бы, наверное, начала уже забывать о том чудесном происшествии на стене и знакомстве с Солнечным стражем. Если бы не то, что случилось после заката.

Непроглядные чёрные сумерки спустились на город, и мы с Раминой разожгли все масляные светильники на стенах и подпирающих крышу колоннах таверны. Тихая Уна неторопливо засвечивала свечи на столах, когда дверь вдруг с треском распахнулась и из уличной тьмы в нашу дешёвую харчевню вошли трое господ. Солнечные стражи. Кто-то раскрыл рот от неожиданности, кто-то присвистнул, кто-то даже попытался принять приличествующий вид и перестать жульничать при игре в кости. Хозяин мигом вытянулся по стойке смирно, словно перед ним стоял армейский старшина, и расплылся в натянутой улыбке:

– Доброго вечерочка, господа стражи. Али чего изволите откушать, а то вина поднести или чего ещё погорячее? Похлёбка есть гусиная, картошечка с грибочками с пылу с жару…

– И тебе не хворать, любезный, – ответил первый из стражей, обводя зал напряжённым взглядом.

Он был строен и высок, на поясе его висел великолепный меч в позолоченных ножнах, тёмный чуб лихо завивался надо лбом. Глаза – как талый лёд. Истинный северянин. По правую руку его стояла молодая женщина в мантии из красного сукна, лишь по рукавам отороченной белыми полосами, – огненный маг. А слева… Он. Эдвин Сандберг. Огненно-рыжий, усмехающийся, без доспехов и оружия, да и к чему они лекарю с такой-то охраной. Я хотела метнуться к лестнице, взбежать наверх, но знала точно, что незаметно этого сделать не сумею. Оставалось только стоять не дыша. И смотреть, что будет дальше.

– Нам тут доложили, – сказал чубатый страж, – что ты, хозяин, демонят в клетке держишь, как диковинных зверушек. И за монету показываешь тому, кто пожелает.

У «усатого волка» отвисла челюсть и вид стал ну совершенно растерянный. Таким я его никогда ещё не видела. Кьяра вылетела из кухни, как пробка из бутыли с забродившим вином, и открыла было рот, чтобы выяснить, что творится в зале, но заметила Солнечных стражей и попятилась к стеночке.

– Ка-к-к-ких таких ещё демонят, ваше сиятельство? Сроду никаких демонят в глаза не видел, Господом клянусь! Крысок заморских и верно держим…

– «Сиятельство» своё себе оставь, я не граф, – ответил мужчина. – Предъяви зверушек, а мы сами решим, крыски это или дрянь потусторонняя.

Ещё несколько мгновений в таверне висела звенящая тишина, а потом все заговорили наперебой. Одни галдели: «крысы, крысы, я сам видел», другие готовы были поклясться, что зверьки хотя и безвинны на вид, а глаза у них светятся красным, третьи вообще никаких питомцев в глаза не видывали и требовали участия в грядущем разбирательстве. Суровый страж поморщился и поднял руку:

– А ну, тихо! Не то мой лекарь сейчас вмиг позатыкает всех крикунов «молчанкой».

«А я потом поотрезаю вам глупые языки», – мысленно продолжила я то, что читалось на лице у стража. Крохотными шажочками я продвигалась к столбу, за которым можно было бы спрятаться.

– Со-Сония, принеси клетку, – странно высоким голосом выкрикнул хозяин, и у меня едва не подкосились ноги. – Сония!

Как во сне я направилась мимо притихших столов, мимо лениво мерцающего камина в одну из дальних комнат и спустя пару минут вернулась с закутанной в мешковину клеткой. Зверьки уже проснулись и отчаянно требовали еды, стараясь ухватить меня за пальцы сквозь прутья и ткань. Я поставила клетку на пол и никак не могла поднять головы.

Он смотрел на меня – прекрасный Солнечный страж не сводил с меня глаз, и я чувствовала это. Выдержать это не было никаких сил, но так вышло, что за моей спиной уже стояли двое любопытных гостей и закрывали мне путь к отступлению.

Чубатый сдёрнул тряпку с клетки. Лохматые длинноносые крысы взъерошились, как ежи, и принялись ожесточённо шипеть. Огненная волшебница потянула за пальчики своих перчаток, освобождая изящные руки в магических кольцах.

– Говоришь, ты не знаешь, что это такое?

Хозяин в очередной раз потряс головой и пробормотал про экзотических крысок. Женщина тряхнула рукой, и на её ладони взвилось пламя. Любопытные тут же шарахнулись прочь, да и я отстранилась бы тоже, если бы ноги слушались меня. Лекарь не смотрел на клетку со зверьками – он осторожно рассматривал меня, и я кожей чувствовала прикосновение его внимательного взгляда. Волосы, лицо, плечи, обтянутую платьем грудь, сцепленные в замок руки. Я подняла голову, и он тут же поймал мой взгляд, как будто только и ждал этого – что я посмотрю на него. Улыбнулся – странно, даже как-то смущённо. И спросил меня, одним взглядом: «Ты боишься?» «Да, – я опустила глаза и уставилась на беснующихся крыс, – да, я очень боюсь». И тогда он зачем-то обошёл своих коллег и встал рядом со мной, едва заметно задев плечом.

– Это демоны, – пояснил он как будто только мне одной и перехватил руку, приготовившую огонь. – Позволь, я сам, Нора.

– Не можешь без представления, да? – Стражница собрала огонь в кулак, как трепещущий шёлковый платок, стряхнула искры и упёрла руки в боки. – Спалить их, да и все дела! Тьфу, гадость какая!

Не могу сказать, что грызуны были моей слабостью, но я находила этих странных зверушек вполне забавными, особенно когда они мирно спали, обняв лапками носы и развесив большие уши, или устраивали возню из-за кусочка сырого мяса. До этой минуты мне почему-то не приходило в голову, что нормальные крысы едят всё на свете, даже свечи и мыло. А эти – только истекающие кровью мясные кусочки. Но ведь никто не знает, что за обычаи там, за морем, откуда их привезли. Говорят, там люди черны как смоль и поедают собственных младенцев, если те родятся слабыми или надвигается голод.

Эдвин Сандберг присел на корточки перед клеткой и протянул руки, словно пытался снять невидимую паутину. Шептал заклинание, а сам плавно, почти бережно распутывал какие-то узлы в воздухе. Крысы стояли на задних лапках и вместо того, чтобы кидаться на прутья в надежде откусить ему пальцы, раскачивались в такт его движениям. «Усатый волк» Мартин шумно выпускал из ноздрей воздух и отирал со лба капли пота. Кьяра осеняла себя святым знаком, не решаясь подойти к месту действия, её лицо было странно пятнистым.

Наконец раздался хлопок, будто бы порвалась туго натянутая струна, и зверьки начали превращаться, а точнее – возвращать себе первоначальный облик. Они заверещали, повалились на спинки и извивались так, будто их живьём жарили на сковородке. Их шерсть удлинилась, лапы вытянулись, глаза увеличились в несколько раз, и то, что явилось на свет, было настолько неприятным, что зеваки застонали, заохали и принялись плеваться и ругаться. Кое-кто, увидав превращение, решил выпить и закусить в другом месте. Дверь то и дело хлопала, впуская и выпуская людей. Сомнений в том, что твари в клетке оказались демонами, замаскировавшимися под крыс, не осталось.

– Стало быть, инквизицию вызывать надо, дело заводить, – рассудил кто-то трезвый и очень смелый.

Хозяин громко икнул, и все посмотрели на него, включая расколдованных тварей. Я не могла оторвать от них глаз. Так бывает, когда видишь что-то отвратительное или очень страшное, но почему-то всё равно продолжаешь смотреть, смотреть. Существа были не из мира живых, они словно расплывались, меняли очертания, хотя и длинные щупальца-руки, и согнутые в коленях навыворот тонкие ноги были хорошо различимы. А глаза – будто бы пропасти, чёрные с красным зрачки, впивающиеся прямо в душу. Один из демонят уставился на меня, и я почувствовала, чего бы он хотел. Выпить мою жизнь. Высосать все силы до дна и оставить хрупкую сухую оболочку, какую паук оставляет от мухи или бабочки.

– Господа, – дрожащим голосом начал Мартин, заглушая шепотки и возгласы. – Нельзя ли обойтись без… сами понимаете, без протоколов? Всем святым клянусь – не знали мы!

А потом, пользуясь тем, что я ближе всех стояла к Стражам, хозяин указал на меня пальцем:

– Сония, ну скажи им, что мы не знали! Не губите…

Старший из Солнечных стражей пнул сапогом клетку и отдал распоряжение:

– Тварей спалить, клетку тоже, и всё закопать, – после чего развернулся и широкими шагами направился к выходу.

У меня сжалось всё внутри при мысли, что вот сейчас эти жуткие существа будут метаться, визжать и гореть, а гости трактира – свистеть и улюлюкать. Да, они были опасны, да, за укрытие в доме потусторонних тварей Инквизиция могла и на костёр отправить. Да, они озирались в поисках новых тел, поскольку крысиные шкурки под их ногами уже ни на что не годились, но всё-таки мне не хотелось видеть, как их убивают. Должно быть, порча сумеречного мира уже проникла в меня, потому как я давно не была невинной телом и чистой мыслями. Я думала, что стражница вновь призовёт огонь, но всё произошло моментально. Эдвин что-то шепнул, и белое пламя охватило существ, которые тут же вспыхнули и сгорели, как тончайшие бумажные салфетки. Только седой пепел взвился над клеткой и медленно осел на полу.

– Пошли отсюда, – сказала женщина и потеребила Сандберга за плечо.

– Иди, я догоню, – тихо ответил он, выпрямляясь.

Люди начали расходиться, кто обратно за свой стол, кто на улицу – все обсуждали инцидент, кто с возмущением, кто со скрытым восторгом (будет о чём рассказать знакомым за кружкой пива). Мартин поспешно выволок клетку на задний двор. Кьяра – сама! – замела пол и окропила святой водой все углы трактира. А я неведомо как оказалась на крыльце с глазу на глаз с Солнечным стражем. Поодаль на дороге стояли его спутники и поглядывали на меня с нескрываемой усмешкой. Эдвин всё глядел на меня, будто силился узнать во мне кого-то знакомого по иным мирам или прошлым жизням, он так сосредоточенно рассматривал моё лицо, что даже сдвинул рыжие брови и нахмурился.

– Ты работаешь здесь, да? – проговорил он как-то обречённо, будто сам не хотел верить тому, что видел.

Я кивнула и опустила глаза, несмотря на то, что хотелось смотреть на него ещё и ещё. Но для чего? Он Солнечный страж, выпускник Вестенской Академии, у него наверняка есть небедная семья в Фоллинге и подруга где-нибудь среди знатных девушек, живущих в замке. А может быть, даже жена и дети, огненно-рыжие и синеглазые, как он сам. Всё это не более чем наваждение, и не исключено, что виною ему – те самые демонята. Когда в дом проникает демон, люди начинают и думать, и вести себя по-другому, не как обычно.

– Завтра мы отправимся патрулировать лес, – прошептал он. – Вернёмся, когда выпадет первый снег… Ты только не исчезай. Я найду тебя.

Он как будто чувствовал, что исчезнуть я хочу прямо сейчас, сию же минуту. На крыльцо выскользнула Рамина и, открыв было рот, осеклась и уставилась на Стража. Впрочем, её замешательство длилось пару ударов сердца. Она тут же всё смекнула. Она была просто-таки экспертом насчёт всего, что касалось влечения, а потому тут же подмигнула Стражу и ляпнула:

– Что, понравилась тебе Сония? Так бери, всего-то пять монет в час! – и она расхохоталась, чрезвычайно довольная своей деловитостью.

Я видела, как его губы дрогнули, но он ничего не сказал. В последний раз пронзил меня глазами, резко развернулся на каблуках и пошёл прочь. Я понимала, что он никогда не вернётся, что глупо было скрывать очевидное, что бесцеремонная подруга избавила меня от ужасных мучений – ну как бы я призналась ему в том, кто я есть на самом деле? Когда призналась бы? Когда он зашёл бы в следующий раз и увидел меня на коленях у какого-нибудь пьяного торгаша или офицера? Но всё-таки это было невыносимо. Смотреть, как Солнечные стражи уходят прочь по вымощенной камнем дороге. Их старший, растеряв всю серьёзность, отпускает шуточки, огненная волшебница громко смеётся, и только Эдвин смотрит себе под ноги и раздражённо поводит плечом, когда его пытаются подбодрить. Я закрыла глаза – моё солнце погасло. На меня упала нескончаемая тёмная ночь.

Глава 3

В тот вечер я сказалась больной, хотя было очевидно – ни Мартин, ни Кьяра не поверили мне ни на минуту, заставив уплатить штраф в десять монет за «блаженное безделье», в которое я погрузилась, забившись в свою каморку. У меня не было жара, я не покрылась сыпью, да и руки-ноги были на своих местах, но силы покинули меня: я не могла ни открыть глаз, ни пошевелиться. Я свернулась в тугой клубочек, натянула на нос пропахшее пылью и мышами одеяло и пыталась прислушаться: бьётся ли ещё моё сердце? Жива ли я ещё после того, что случилось со мной? И что, собственно, со мной случилось?

За минувший год много чего произошло, начиная с того памятного дня, когда меня с позором выкинули из вестенского приюта, и заканчивая «Усатым волком» на краю света. Мне пришлось познакомиться с такими чуждыми прежде вещами, как пожирающий нутро голод, отчаянный холод, ночёвки в стоге сена и незнакомцы, готовые отнять человеческую жизнь из-за жалких медяков в кошеле или пары серёжек. Один мальчишка, которого я попросила научить меня драться, после нескольких уроков объявил меня абсолютно безнадёжной. Я не могла ударить живого человека ни кулаком, ни палкой, ни тем более ножом. Каким бы негодяем он ни был – это противоречило моей природе.

Матушка Евраксия любила повторять, что, когда я подрасту и придёт время поступать в академию, мой дар целителя окончательно проснётся. И тогда я уясню себе, что долг любого лекаря – помогать людям, даже если для этого сначала нужно причинить им боль. Промыть раны, вправить кость, вытащить наконечник стрелы… Не знаю. Чем больше неприятностей и боли выпадало мне самой, тем страшнее было представить, что когда-то и я смогу со спокойным сердцем делать больно другим. Со временем у меня должна была нарасти непроницаемая корка. Кожура. Броня. Но прошёл год – и ничего такого не произошло. Я по-прежнему не умела дать сдачи, и даже Кьяра как-то сказала, что меня бесполезно лупить, такое воспитание на меня не действует. Мой характер должен был закаляться, повинуясь суровым обстоятельствам, а он этого не делал. Мне удалось лишь научиться отключать сознание от физического тела, а иначе я бы, наверное, не выжила.

Эдвин Сандберг поступил так, как должен был поступить истинный лекарь: он заглянул в меня, увидел мой недуг и одним взглядом, одним жестом исцелил меня. Да, моя душа, болтавшаяся где-то в междумирье, вдруг вернулась в тело. В то место над грудью, где теперь стояла непереносимая боль. Я прижимала руки к этому месту, чтобы выслушивать удары сердца и потихоньку дышать, но легче не становилось. Быть может, маленькие и хитрые демоны обитали не только в заморских крысках? Может, один из них умудрился проникнуть в меня и поселиться там, а теперь, потревоженный святой магией Солнечного стража, он пытается вырваться наружу? Рвёт меня когтями, вцепился в сердце преострыми клыками, похожими на зазубренные иглы…

Это было очень похоже на правду. Когда была жива матушка Евраксия, она нарочно устраивала в приюте посиделки для девочек-подростков. Мне и моим подружкам было тогда двенадцать-тринадцать лет, и нас, конечно же, больше всего интересовали вопросы любви и появления на свет младенцев. Сидя над рукоделием – кто-то вышивал полотенца или салфетки, кто-то плёл кружево, кто-то вязал к зиме рукавички и носки для сирот помладше, – мы украдкой толкали друг дружку, подбивая задать настоятельнице очередной неудобный вопрос. Я всегда стеснялась и отнекивалась, к моим щекам неизбежно приливала кровь, стоило только начаться рассказу о женских премудростях, но матушка Евраксия никогда не оставляла наше любопытство без ответа. Она неторопливо перебирала цветные нити, прикладывая их к работе, вытягивала одну, продевала в иголку, а затем, вздохнув, начинала рассказ.

Так я узнала, что истинный брак обязательно должен быть заключён при свете Солнца и дня, а поцелуев, которые жених попытается сорвать задолго до свадьбы, не должен видеть никто. Что переменчивая и загадочная богиня Луны по имени Ниира дарит детей только в определённые дни, причём у каждой женщины они свои. Что девушка, отдавшая невинность без позволения родителей и богов, становится лёгкой добычей для жителей сумрака или междумирья – особой прослойки между мирами живых и мёртвых.

Родители мои погибли на войне, как и почти у всех девочек вестенского приюта, а потому самая смелая и бойкая из нас, Майя Велль, тут же спросила настоятельницу, у кого ей нужно будет просить позволения, когда придёт время выходить замуж. Матушка Евраксия мягко улыбнулась и пообещала, что, если светлые боги позволят ей дожить до того прекрасного дня, когда Майю позовёт замуж достойный молодой человек, она может привести жениха к ней и получить разрешение. Милая матушка. Будь она жива, клянусь, она бы ни за что не допустила того, что случилось с нами! Но она умерла, когда мне исполнилось пятнадцать.

Той зимой в Вестене остановились отряды Инквизиции во главе со своим блистательным генералом, победившим в войне могущественного эльфийского колдуна. Все от мала до велика знали, что силой своей магии эльф подчинял многочисленные отряды нежити, а потому его смерть резко переломила ход войны. И, хотя эльфы долго ещё сопротивлялись и удерживали некоторые пограничные города, мы всё-таки победили. О цене этой победы всегда помнили те, кто потерял родителей, супругов, братьев, детей.

Молодого генерала звали Вольдемар Гвинта, и он, как и все искатели теперь, был магом крови. Об этом не принято говорить вслух, да. Не маг крови, но искатель. Орден Инквизиции был основан им же самим во время ожесточённых боёв с отрядами эльфов и мертвецов. Именно тогда стало понятно, что при помощи стихийной или святой магии проклятых некромантов не одолеть просто потому, что их слишком трудно обнаружить. Чёрного колдуна можно сжечь святым словом, примерно как это сделал Эдвин с маленькими демонами из клетки, но как найти его, защищённого слоями иллюзионных экранов? Как пробиться сквозь отряды солдат к цели, которая окружает себя так называемым «мёртвым полем» и становится невидима для магического сканирования?

До войны у мира живых было две основные силы – регулярная армия и Солнечные стражи. Стражи – воины церкви Ксая, бога Солнца, которых никто в здравом уме не назвал бы инквизицией. Веками они не только были хранителями границ, но и поддерживали порядок в стране, тогда ещё триединой Веллирии. Они были лучшими из лучших выпускниками магических академий и военных школ, и слово, данное стражем – будь то клятва королю или обещание любимой девушке, – держали безукоризненно. Никто не вспомнит случая, чтобы среди Солнечной стражи обнаружился человек нечистый на руку, нетвёрдый характером или трусливый. Если такие недоразумения и случались когда-то на протяжении столетий, то история безжалостно стирала имена недостойных, а имена достойных прославляла и бережно хранила в архивах.

Магия крови в Солнечной страже была под неукоснительным запретом. До того самого дня, когда Вольдемар Гвинта представил Высшему Совету план по уничтожению противника. План, построенный на обнаружении главных сил врага при помощи магии крови. Всё оказалось до смешного просто: в лабораториях Королевского магического университета Сюр-Мао было совершено открытие. Дар некромантии прочно связан с кровью носителя этого дара. Если целительство или заклинание стихий доступны любому одарённому магией смертному и выбор определённой школы зависит лишь от его личных склонностей, предпочтений или принятых в семье традиций, то некроманты получают свой тёмный дар только по наследству. А значит, если планомерно уничтожать этих нечестивых колдунов, оскорбляющих своими действиями и мир живых, и покой усопших, и даже зыбкое междумирье, то со временем их количество приблизится к нулю.

План был одобрен Советом единогласно, и в тот же день было принято решение утвердить Орден Инквизиции, который стал бы преемником Солнечной стражи. Но доблестные Стражи разделились во мнениях. Многие из принёсших клятву магов были не готовы ни при каких обстоятельствах признавать нововведение – магия крови законна, если применяется ради спасения мира живых. Произошёл Раскол, во время которого церковь Ксая и правительство встали на сторону нового Ордена.