Солнечный страж

Мария Фир

Солнечный страж

Глава 1

Я родилась на равнинах Вестена среди бескрайних полей и нескончаемых тёплых ветров. Быть может, поэтому так тяжело привыкнуть к высоким каменным стенам? Здесь, у северной границы Предела, в последнем человеческом оплоте с древним названием Ольден, стены на каждом шагу.

Перво-наперво, сама крепость окружена двойным кольцом плотно подогнанных друг к другу камней, следом идут лабиринты улиц, угрюмые серые дома с неприветливо захлопнутыми ставнями. Тёмные и холодные, с острыми углами крыш, они нехотя жмутся друг к другу, как чужие люди, которых опасность заставляет сбиваться вместе, и они, скрипнув зубами и покрепче прижав к груди самое ценное, всё-таки держатся рядом.

Между домами частенько нет даже проходов – ни одной лишней щели, чтобы спрятаться. По вечерам на город ложится магический голубой свет фонарей, и каждая из главных каменных улиц превращается в ловушку: даже крохотная летучая мышка или мотылек не пролетят незамеченными! Надо ли говорить, что незваного гостя заметят здесь прежде, чем он успеет оглядеться? Должно быть, по этой самой причине даже местные не слишком-то любят прогуливаться после захода солнца.

Рамина утверждала, что здесь безопасно, и я поверила ей. Сейчас, когда мой взгляд в отчаянии скользит по безучастным стенам и намертво запертым воротам, я не чувствую себя в безопасности. Скорее – в клетке. В глубоком каменном мешке, из которого видны только несущиеся в недостижимой выси осенние облака и чёрточки стремительных птиц.

Прошлой ночью мне снилось, будто я стою, запрокинув голову вверх, и окошко неба вдруг становится меньше, меньше, словно невидимые пальцы затягивают верёвку на горловине мешка. У моих хозяев живут в сетчатом садке два причудливых хвостатых зверька из-за моря: дни напролёт они спят, а по ночам устраивают такую возню и писк, что приходится закутывать клетку рогожей, чтобы экзотические крысята не распугали весь народ в таверне. И всякий раз, когда я делаю это, зверьки встают на задние лапки и с сожалением смотрят, как их лишают возможности глядеть на окружающий мир.

Проснувшись, я решила во что бы то ни стало сегодня – именно сегодня – взобраться на стену и посмотреть на мир снаружи.

Я знала, что делать и к кому идти. Несколько недель я приглядывалась к лейтенанту ольденской охраны по имени Вильгельм и наконец решилась. Этот кряжистый широкоплечий человек с копной соломенных волос и короткими щетинистыми усами был суров на вид, но мягок изнутри. Такие, как я, имеют возможность разглядеть кое-что, спрятанное за внешней неприступностью. Такие, как я, слышат множество случайно оброненных или произнесённых во сне слов. Такие, как я, знают о людях гораздо больше, чем они сами пожелали бы рассказать о себе. Замкнутые северяне, улыбчивые и загорелые жители равнин, хитрые торговцы с юга и властные волшебники с запада – мало кто задумывается о языке жестов и тела, когда доходит до отдыха.

Я вздохнула и решительно направилась к служебной лестнице у северной стены, возле которой топтался продрогший лейтенант.

– Эй, сюда нельзя, красотка. – Рука в тёмно-синей перчатке предостерегающе вскинулась.

– Доброго дня, Вильгельм, – я учтиво поклонилась, как это делали девицы из магических академий и служанки в домах знатных господ. На мгновение мужчина нахмурил лохматые светлые брови, а потом расхохотался, узнав меня.

– Сония, ну надо же! А я было подумал, что какой-то академичке приспичило ловить ветер на стене, – и он хлопнул меня по спине с такой силой, что у меня перехватило дыхание.

Длинная юбка, позаимствованная у Рамины, и вязаная кофта с капюшоном сделали своё дело. Меня приняли за волшебницу. Эх, если бы… Впрочем, я тут же вцепилась в его предположение:

– А что, ученикам академий разрешают взбираться на стену?

Охранник почесал висок, насмешливо глядя на меня:

– Ну разрешают, а тебе какая печаль?

Я вскинула подбородок и посмотрела на него, снизу вверх, как можно проникновеннее:

– Давай представим, что я всё-таки академичка, а? Пожалуйста?

Он вновь притворно нахмурился и оттеснил меня от перил лестницы, за которые я невзначай схватилась.

– Послушай, я на службе. Если уж тебе так не терпится, то дождись четверга и тогда поиграем во что захочешь. Договорились?

Конечно, что ещё он мог сказать – мне. С такими, как я, вообще редко разговаривают по делу. Мог бы ухватить за косу, дёрнуть посильнее и наговорить грубостей. Уж чего, а тумаков от северян получить можно запросто, причём совершенно бесплатно. В Пределе люди не церемонятся с чужаками, и уж тем более с чужачками с равнин. Если только это не маги, конечно. Маги после войны и Раскола – на вес золота, особенно целители. Даже самоучки, не говоря уж об уважаемых всеми выпускниках академий.

– А если я докажу, что владею волшебством? – не обращая внимания на сарказм воина, спросила я упрямо.

Вильгельму надоело, он сделал недвусмысленный жест, означавший, что мне следует убираться, пока он совсем не рассердился. Я прикусила губы и помотала головой. Капюшон окончательно сполз с затылка, и коса выскользнула наружу, приглашающе легла на плечо, мол, дёргай и смейся. Лестница была всего в двух шагах – чугунной скрученной лентой она вздымалась над моей головой, как спасительный трос, брошенный утопающему. Лейтенант охраны проследил мой взгляд.

– Да ничего там нет интересного, бес тебя забери! Пустырь, сосны да ёлки. В первый раз вижу, чтобы девку из таверны интересовал пост наблюдения. Белены объелась, что ли?!

– Может, и белены.

Мне пришлось основательно сконцентрироваться, чтобы вспомнить позабытую за два года формулу и призвать белое пламя. Призрачный светлый огонь окутал мои ладони и заставил воина отшатнуться в изумлении.

– Пустишь на стену?

– Ну, – он обескураженно смотрел, как я изо всех сил поддерживаю ускользающее, стекающее по пальцам пламя. Мне казалось, будто внутри моих рук вспыхнула кровь, настолько горячо обжигала приведённая в движение магическая сила. – Ну ладно, будь по-твоему.

Я облегчённо выдохнула и прижала ладони к груди. То ли от того, что заклинание удалось, то ли от предстоящего подъёма на стену моё сердце билось в сумасшедшем ритме. Вильгельм велел обождать его и нырнул в неприметную дверь, что скрывалась в нише неподалёку от лестницы. Мне оставалось только ждать и смотреть вверх – на кромку тщательно обточенных камней, которая была лишь немногим темнее пасмурного неба.

На одной из сторожевых башен восседала огромная взъерошенная ворона. Время от времени она оглядывала внутренний двор и пронзительно орала: кррра, кррра, мол, совсем с ума сошли, жалкие людишки, вместо того чтобы сидеть в тепле у каминов, шастаете по улицам!

– Накинь, – скомандовал лейтенант, протягивая мне белую с красным мантию из лучшей во всём свете шерсти.

– Это… чьё?

Я недоверчиво приняла одежду из рук Вильгельма. Позолоченные пуговицы на алой планке сияли так, что можно было забыть, насколько пасмурным и холодным выдался первый день октября. Мантия Солнечного стража. И вот так, запросто, девке из таверны – «накинь»?

– А тебе какая разница? – проворчал охранник. – Сказано, значит одевайся.

Добавив что-то про вышестоящее начальство и сдобрив высказывание приглушённой бранью себе под нос, он подтолкнул меня к лестнице, и мы начали подниматься. Ступени были решётчатыми, подёрнутыми пылью ржавчины, а перила, напротив, блестели. Было видно, что по ним часто скользили руками, а особо лихие молодцы скатывались и на бедре по широкой спирали, протирая казённые штаны. Первые несколько метров я преодолела с лёгкостью, но после глянула вниз – и дыхание перехватило. Вильгельм придержал меня за плечо, увидев моё замешательство, и усмехнулся:

– Дальше пойдёшь или налазалась?

Ноги дальше не шли, голова кружилась. Мы, дети равнин, испытываем врождённый страх высоты, что служит у других народностей прекрасным поводом для шуток и подколок. Я неловко вцепилась в холодный поручень, сжала зубы и заставила себя сделать шаг. За ним ещё один и ещё. Другой рукой я придерживала тёплую и слишком длинную мантию, опасаясь наступить на её белый с красной оторочкой край и испачкать башмаками. Да, я думала именно так – испачкать. Мысль о том, что я могла бы ещё и споткнуться, не приходила мне в голову. Внутри всё дрожало от страха высоты и ожидания: что если там, на стене, я попросту потеряю сознание, так и не увидев обещанных сосен и ёлок? Десятая ступенька, двадцатая… Внезапно налетевший ветер ударил мне в лицо и заставил поднять голову. Лестница закончилась небольшой квадратной площадкой, с которой мой провожатый спрыгнул раньше и, подхватив меня под мышки, поставил на ноги.

– Ну, гляди, – Вильгельм обвёл рукой широкую стену, соединявшую две сторожевые башни, и указал вперёд – туда, где редким и нестройным частоколом начинался Ничейный лес. Он сказал что-то ещё, но за новыми порывами ледяного, пронизывающего ветра я не разобрала его слов, только последние. – К краю не подходи, не хватало проблем с тобой.

А потом он ушёл, скрылся в полукруглой двери одной из башен и оставил меня созерцать открывшиеся виды. Разве не этого я хотела?

Разве не ветер, выдувший из моей непокрытой головы последние частицы разума, принёс с собой нежданные, сумасшедшие мысли? Я осторожно приподняла колючий воротник и прижала его к щекам. От чужой мантии еле заметно пахло топлёной еловой смолой и дымом костра. Улыбнувшись, я расправила плечи и вспомнила недавнее прикосновение к источнику магии у меня внутри. Я – чистокровный маг по рождению, а сейчас ещё и Солнечный страж. На пять, на десять минут. Мне вдруг стало непривычно радостно внутри, когда я подумала о том, что меня могут увидеть горожане, задрав голову и посмотрев на стену. Увидеть и шепнуть друг другу: «Стражи в городе». Это добрый знак, он означает, что в округе всё хорошо и никакой угрозы не ожидается.

Но… В этом промёрзшем каменном мешке только приезжие имеют привычку задирать голову. Местные всегда смотрят прямо перед собой или же себе под ноги, надеясь, верно, найти однажды бриллиант под носками собственных сапог.

Верхушки деревьев раскачивались в такт ветряным волнам, а я никак не могла раскрыть глаза пошире и рассмотреть, куда ведёт почти невидимая, петляющая меж стройных стволов дорога. Вдали как будто мерещилась причудливая постройка – не то арка, не то мост, соединяющий цветастый смешанный лес справа с непроходимой хвойной тайгой, конца и краю которой было не видать. По тёмному, кое-где украшенному пучками жухлой травы полю, которое отделяло замок Ольдена от Ничейного леса, бодро трусила северная остроухая лисица. Время от времени она останавливалась, водила чёрным носом и смотрела в сторону города. Я помахала ей рукой. Лиса недоверчиво встряхнулась и принялась вынюхивать что-то под ногами – должно быть, учуяла мышиную нору.

– Как дежурство? На границе всё спокойно? – окликнул меня незнакомый голос, и я вздрогнула. Голос был звонким и сильным.

Лейтенант возвращался ко мне, да не один, а в компании высокого молодого стража, который и выкрикнул эти вопросы, весело смеясь. Его волосы были взъерошенными на затылке и рыжими, как весеннее степное солнце, что вспыхивает на лепестках маков. Я моментально поняла, чью одежду позаимствовал Вильгельм, потому что мужчина был одет лишь в форменные брюки и плотно сидящий на крепких плечах вязаный свитер с воротником под горлышко. Белый. Цвета Солнечной стражи – белый и красный, они символизируют светлую магию и кровь, которую хранители границ проливают, чтобы защитить мир живых. Их узнают издалека, им распахивают ворота и предлагают стол и кров безвозмездно. Даже на Севере. Люди знают, какой ценой досталась нам свобода после второй магической войны и Раскола. Стражи знают, какой ценой удаётся её сохранить.

Я поклонилась, пробормотав невнятное приветствие как раз в тот момент, когда мужчины приблизились, и незнакомец смерил меня взглядом лучистых голубых глаз:

– Тебе идёт, пожалуй, хотя размерчик не твой. – Это он, конечно же, о мантии.

Моя рука немедленно потянулась к единственной застёгнутой пуговице у горла, мне стало невыносимо чувство того, что я ни на секунду не заслужила права даже прикасаться к освящённой одежде воина Солнца. Он остановил меня и спросил у Вильгельма, кто я такая и по какому случаю приехала в Ольден. Настал миг моего падения – сейчас, сейчас лейтенант охраны откроет рот и произнесёт пару небрежных слов, которые низвергнут меня с волшебной стены и припечатают к бренной земле намертво. «А, так, шлюха из местной таверны». Или «девка». Или выберет словцо покрепче, чтобы уж никаких сомнений точно не осталось – самое место мне внизу.

– Это Сония, – Вильгельм махнул рукой и посмотрел в сторону, пряча смущённый взгляд, – просто знакомая.

Солнечный страж кивнул, без раздумий принимая ответ, и сказал:

– Я Эдвин Сандберг, родом из Фоллинге.

Насколько я знала, они называли место, где родились, но не где живут сейчас. Солнечные стражи принадлежат не месту, но всему живому миру.

– Фоллинге? Это ведь всего в тридцати милях от Вестена! – невольно вырвалось у меня.

– А я знаю, что ты из Вестена, – заявил Эдвин, подходя к самому краю. – Городские девчонки всегда смотрят на деревенских парней свысока. Даже если при этом мило улыбаются.

Это я-то смотрю свысока? Или же это волшебный эффект мантии, в которую я кутаюсь, – придавать человеку уверенности в себе? Страж небрежно обернулся, как будто стоял не на осыпающейся каменистой кромке древней стены, а посреди базарной площади:

– Забралась посмотреть на нашу заставу?

– На самом деле – нет, – тихо ответила я. – А где она?

– Во-о-он там, – он бесцеремонно ухватил меня за рукав и пододвинул к себе, вытягивая руку вперёд. – Мост видишь? Это и есть застава. А дальше к северу уж никаких людских приютов нет, если не считать землянки да стоянки.

– Значит, мне не показалось, – прошептала я, разглядев на этот раз не только арку, но и шпиль наблюдательной вышки, и мерцающий бело-золотым огнём флаг с изображением алого Солнца.

Интересно, в каком отряде он служит? Я знала только, что в Стражу охотнее всего принимают мистиков и магов огня: первым удаётся незаметно выслеживать врагов, начиная от прытких маленьких лесных эльфов с отравленными стрелами и заканчивая беспокойной нежитью, вторым – убивать так, чтобы у врага, живого или мёртвого, не оставалось шансов на возвращение. В том, что Эдвин Сандберг маг, я ни на мгновение не усомнилась: его дар чувствовался на расстоянии нескольких шагов. К тому же воины редко когда расстаются с любимым оружием, а у него не было при себе даже заткнутого за голенище ножа. Я почему-то знала это наверняка.

– Дай угадаю, – сказал он, впервые заглянув мне в лицо. – Вестенская Академия, Медицинский факультет, первый курс?

Я молча смотрела в его смеющиеся глаза, не в силах даже вымолвить «нет». Что мне надо было сказать? Нет, я не целительница и никогда не поступала в академию… Дешёвая девчонка из придорожного трактира, которую «коллега по цеху» притащила в северный город на заработки. Можно обмануть человека или эльфа, но мага обмануть без подготовки трудно. Он ведь точно так же чуял мой дар, как и я его. И я не ответила, а он пожал плечами и отступился, пояснив:

– Да я просто сам его оканчивал пять лет назад. И с выпускного сразу пошёл служить.

Выходит, он лекарь. Про себя я тут же прикинула, что он старше меня примерно на десять лет. Пять лет на службу и пять – на обучение в академии. Получается, если он поступил туда в моём возрасте, то ему должно быть двадцать шесть – двадцать семь лет. Странно, он показался мне моложе, быть может, потому, что всё время улыбался.

За этими подсчётами я словно забыла о существовании Вильгельма и о том, где нахожусь. Оторвалась от земли и мысленно летела над миром, что лежал сейчас передо мной, – меня бил в лицо ветер, но холода не чувствовалось, только воздух, только беспрерывное, нежно-цветастое одеяло осени внизу, коричнево-зелёное и туманно-серое. Ворона, наблюдавшая за нашей троицей с карниза башни, негромко кррракнула и лениво спланировала вниз. Почти сразу за этим раздался гулкий, дрожащий бой церковных часов, возвещающих о середине дня. Моё сердце упало, я опомнилась и спохватилась. Торопливо вернула солнечную мантию растерянному Эдвину и поспешила назад к лестнице, чуть не забыв поблагодарить Вильгельма.

– Увидимся в конце недели! – шепнул он мне в спину, и я готова была зажать уши, чтобы не слышать того, что скажет Солнечный страж. А я чувствовала, что он не промолчит.

– Эй, где тебя искать? – крикнул Эдвин Сандберг, перегнувшись через перила.

– Не ищи меня, – одними губами ответила я, не оборачиваясь. – Пожалуйста, не ищи меня!

***

Таверна «Усатый волк» встретила меня привычным гомоном горожан, пришедших на обед, и разъярённым воплем Кьяры, старшей кухарки. Ко мне она направлялась, засучив рукава и крепко сжав в кулаки красные от свёклы руки:

– Где тебя носит, тварь эдакая?! Я сказала, чтоб после полудня ни шагу за порог!

Я прошмыгнула в кухню, где среди дымящихся кастрюль и шкворчащих сковородок прыгал шеф-повар, он же «усатый волк», он же единоличный и полноправный владелец нашего развесёлого заведения. Рамина сверкнула чёрными глазами и немедленно швырнула в меня недочищенной картофелиной. Я увернулась. Уж что-что, а уворачиваться от летящих в меня предметов я умела с детства. Овощ врезался в пышную юбку Кьяры и посадил на неё мокрое пятно. Женщина схватила меня за локоть и ударила по лицу, оставив на щеке красный свекольный след, после чего оттолкнула прочь и, тяжело дыша, затопала к Рамине.

– Эй, девочки, девочки, прекратите сейчас же! – запротестовал хозяин, размахивая поварёшкой. – Вы опрокинете кастрюлю и обваритесь, а вам ещё работать!

Да, подумала я, усаживаясь на лавку рядом с подружкой и оглядывая корзины с нечищеными овощами. Нам ещё работать до заката, а затем – приводить себя в порядок и снова работать до рассвета… Кормить гостей, ублажать гостей. Щека пылала, но слёз почему-то не было, будто ударили не меня, а какую-то пустую оболочку, по случайности оказавшуюся в распоряжении моей души.

Так было в самом начале, когда меня вытолкали из церковного приюта в большой мир и я не могла поверить в то, что происходит с моим телом. Внешнее и внутреннее, казалось, не имели никаких точек соприкосновения. Потом я перестала думать об этом, мне было попросту некогда. Я должна была заботиться о том, чтобы моё смертное обличье находилось в порядке, не умирало от голода и жажды, не подхватывало случайную хворь, не зарастало волосами или, не приведи Господь, прыщами. Свои мысли я затолкала куда-то на самое дно сознания. Туда, где ещё раньше до этого был спрятан мой некстати полученный по наследству магический дар.

Солнечный страж прикоснулся ко мне – не руками, не глазами и не голосом. Он всколыхнул во мне всё, что уже давно пряталось под семью замками и не должно было показываться на белый свет. Так бывает, когда в распахнутые зрачки попадает яркое солнце – больно, и потом мучительно мешается чёрное пятно. От солнца, но слепое, мешающее пятно, которое никак не удаётся сморгнуть. Моя жизнь – это самое пятно, всё, что происходит со мной уже больше года, – одно чернильное, невыводимое пятно. Нож соскользнул по пальцу, и я порезалась. Мои руки дрожали. Рамина толкнула меня в бок и указала на капающую в котелок кровь:

– Ты заснула, что ли?

Я вскочила, умылась из кувшина, перевязала палец и взялась за работу – на этот раз спокойно. Меня здесь не было. Я стояла у сторожевой башни в мантии Солнечного стража, и ветер трепал мои распущенные волосы. Спустилась ночь, и моё, ставшее теперь абсолютно чужим, тело оказалось в цепких и жадных руках какого-то купца, затем – в мозолистых ладонях солдата, а затем Рамина лежала взлохмаченной головой на моих коленях и говорила, говорила что-то, пока мы обе не провалились в сон. И даже во сне я не вернулась в город, чернеющий под высокой стеной. Я шла из Ольдена прочь по запорошенной снегом тропинке, а впереди бежала серебристая остроухая лиса и заливисто лаяла.

Глава 2

Несколько дней после всех этих событий я словно отсутствовала в мире живых. Были это проделки моей девичьей фантазии или недоразвитого дара, но время и люди будто бы проплывали мимо меня, как жухлые листья в сточной канаве, а я с замиранием сердца снова и снова проживала те несколько счастливых минут, проведённых на городской стене. С того дня угрюмые пейзажи Ольдена стали для меня совсем невыносимы.

До полудня нам позволялось отсыпаться и отдыхать, но обычно я успевала подняться пораньше, закутаться потеплее и пройтись до базара или посмотреть на чинно прогуливающихся после завтрака господ из графского замка. Сейчас я не хотела и носа показывать наружу. Не из-за холода: я опасалась встретить на улице Эдвина Сандберга. В таверне одни гомонили о том, что лорд Эральд принимает у себя не кого-нибудь, а самого предводителя Солнечной стражи в сопровождении элитного отряда. Другие, основательно приняв на грудь, горячо рассуждали о том, что в Ольдене ожидают прибытия Инквизиции, третьи утверждали, что сам лорд намерен выбраться на Север и лично осмотреть Ничейные земли.

Я давно убедилась в том, что людям совершенно всё равно, о чём чесать языками. У них всё заслуживает внимания: и попавшая в тарелку муха, и соседская жена, и красные демонята, которых и в природе-то, наверное, не существует. Удивительно, но именно этим загадочным демонятам я и оказалась обязана своим следующим приключением.

Однажды утром хозяин поднялся не с той ноги. Не успев позавтракать, он вломился в нашу с Раминой каморку и бесцеремонно сдёрнул с нас единственное одеяло. К рассвету угли в камине общей залы, которая находилась за стенкой, окончательно остыли, и всё тепло, что нам удавалось удерживать, было заключено под тонким слоем дырявой шерсти, в которую мы кутались.

Лишив нас одним ловким движением последнего тепла, «усатый волк» принялся надрывно орать, раздувая свои пушистые усы и топорща коротко остриженную бороду. Я сжалась в комочек, натянула на согнутые колени спальную сорочку и спрятала лицо, оставив лишь щёлочку для глаз. Рамина бесстыдно развалилась поперёк кровати и подпёрла кулаком подбородок, другой рукой поглаживая себя по обнажённой груди.

– … как деревянные! – донеслось до меня, как будто из иного мира.

Надо признаться, когда на меня орут, я не могу разобрать ни слов, ни смысла – всё сливается в единый неразборчивый поток.

– … шевелить задницами, разнося тарелки! Улыбаться! Стрелять глазами! А не подпирать стену кухни и не сидеть на бочке под лестницей!

Крик хозяина остывал, переходя в сварливое ворчание. Метод Рамины всегда срабатывал безотказно – хозяин попросту не мог оторвать взгляда от её проворных пальчиков, скользящих по нежной коже сверху вниз. Она, конечно, в сравнении со мной была красоткой: чёрные брови и чуть раскосые лукавые глаза, копна густых каштановых волос, тончайшая бронзовая кожа. Её словно задумали хитрые и охочие до людских слабостей демоны древности – смешали между собой крови трёх континентов и нескольких рас, чтобы создать девушку, которая будет по нраву любому мужчине.

У меня во внешности и крови ничего подобного не было. Серые глаза, курносый нос, волосы цвета сухой соломы – такими были женщины Вестена с незапамятных времён. Матушка Евраксия, прежняя настоятельница приюта, в который меня определили после рождения, рассказывала, что моя мать в юности была светловолосой, весёлой и неугомонной девчонкой. В детстве она пела в церковном хоре, что не мешало ей, впрочем, лазать по деревьям и тайком от взрослых практиковаться в огненных заклинаниях. Мой отец, напротив, был сдержан и немногословен, в Академии сразу же прослыл нелюдимом и букой, но, когда годом позднее пришла война, первым из студентов вызвался в солдаты. А второй, кто сделал шаг вперёд, едва объявили сбор добровольцев, была моя мама.

Отряд боевых магов, куда их определили, продержался почти целый год, после чего был полностью уничтожен эльфийской армией. Но мама успела оставить в этом мире меня, и добрые люди из рук в руки умудрились переправить младенца нескольких дней от роду в лоно Вестенской церкви.

Хозяин, тяжело дыша, удовлетворялся Раминой, пока я украдкой натягивала тёплые чулки и рубашку, трясясь от озноба и омерзения. Подруга покусывала губы и притворно стонала. Я не желала всего этого ни видеть, ни слышать. Мне хотелось, чтобы это гадкое утро поскорее закончилось, а за ним закончился день и самое ненавистное моё время – вечер и ночь. Чтобы колесо времени раскрутилось изо всех сил, замелькало спицами, как крутятся колёса роскошной повозки, в которой лорд Эральд выезжает на большой тракт осмотреть близлежащие деревни и поля. Если бы только это было возможно! Если бы дни замелькали мимо меня с ослепительной скоростью и я перестала бы с содроганием влачить эти жалкие часы отдыха, когда таверна была ещё закрыта, дожидаясь горячего грохота кухни и вечерних клиентов!