Марс

– Лучше не отходить, – решил я. И стоял, стоял, стоял. А поезд пошел, так не пустив меня внутрь. Я конечно, представлял, что в нем происходит, и краска даже выступила у меня на лице. Очень, очень жаль.

Но на всякий случай я зацепился за ручку, и попытался открыть заднюю дверь. Она пошла внутрь.

Я вздохнул облегченно.

– Ну, парень, у тебя голова работает! – радостно сказал… да, это сказал краснокнижечник.

– Ты ждал меня, и рад, что видишь? – задал я риторический вопрос.

– Ты давай тут не умничай, а сразу получи, – сказал парень, и так махнул ногой, что у меня волосы поднялись дыбом. Не от ужаса, а от ветра.

– Что? – спросил он. – Похоже на Комету Галлея?

– Да-а. Вы где-то учились так бить?

– Нет, просто Дар.

– Дар напрасный, дар случайный – жизнь! зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной ты на казнь осуждена?

– Это вы меня спрашивае-е-ете.

Пространства здесь было немного, но мне удалось ускользнуть и от следующего его маха ногой. Просто я скинул ему под опорную ногу бачок из нержавейки литров на десять. Жаль, что он был пустой, но парень всё равно не смог его перешагнуть, но, к моему удивлению не упал.

Я посмотрел на потолок, и решил бежать. Куда? Дальше в вагон. Если он смог зацепиться ногой за трубу на потолке, то лучше было и не садиться с ним в один поезд. Скорее всего, он долго отрабатывал приемы джиу джитсу. И, следовательно:

– Только бы не оказаться с ним в одной кровати. – Лежа он меня задушит ногой. Почему? Видно – может.

Но дверь из этого кубрика дальше в вагон была закрыта. Мне показалось, что он спустился вообще по стене. В том смысле, что:

– Зачем? – Он мог бы встать в стойку на руках.

– Надо было остаться на откосе, и махнуть этому поезду рукой на полное прощанье. Куда я спешу? По рогам получить? С этой акулой мне не справиться. И знаете почему? Это Немягкий Путь. А наоборот, жесткий.

Неожиданно я увидел руку, которая могла принадлежать, если не толстухе, то весьма приличной даме, похожей на хомяка, но с весьма крутыми бедрами. Так оно и вышло, когда я ухватившись за эту руку, как за спасительный канат, втянулся в другую часть вагона, и был – нет, не повален на пол, как очередная добыча – а просто поставлен, как экспонат для наблюдения.

– Простите, но, что вы на меня так смотрите?

– Это не тот вопрос, который должен был задать, мальчик.

– Хорошо:

– Вы не забыли запереть дверь?

– Что ж, голова у тебя работает. Ты никогда не учился на э-э?

– На э-э? А понял, понял, я так рад что вас встретил в этой опасной обстановке, что могу даже сказать ваш любимый пароль, который я нигде не воровал, а догадался до него сам, и использовал в ваших интересах в маленькой комнате, где стояла японская хроматография. Вы окей?

– Так это были вы?

– Я.

– Весьма сомневаюсь. Скажите, как мы тогда трахались?

– Не скажу.

– Почему?

– Потому что тогда не интересно будет показывать.

– Ну, ладно, уговорил. – И она, как тогда сняла все, но только до пояса.

– Боитесь, что ослепну?

– Боюсь пистолета заряд будет истрачен мимо цели, – грубо ответила она. Это тогда. Сейчас, ожидать другого не приходилось. Люди не меняются. Если они стеснялись тогда – сейчас тоже их раскачать можно только сзади, когда не видно выражения наслаждения на их милом лице.

– Не смотри.

– Почему?

– Стреляй по два патрона с задержками. Так ты не подпустишь их слишком близко.

– Кого, простите?

– Всех желающих.

Я, как и тогда взял ее за хомячьи щеки, и попросил не слишком наклоняться вниз.

– Почему, я забыла?

– Всё просто: я не достану.

– Угу, я много в жизни потерял, всё потому что ростом мал. Однажды я в одну влюбился! Был молод и красив собой. Когда ее в подвале трахал, лица не видел и не ахал.

– Наоборот, я очень часто вас вспоминал.

– Врешь.

– И знаешь-те почему?

– Почему?

– Я люблю, когда лицо девушки сужается не к низу, а наоборот.

– Как груша?

– Есс.

– Это как раз я.

Но тут она закричала, как будто ее режут.

– Ты не сказал пароль! – она повернулась ко мне, и я опять увидел ее прекрасное лицо жирного поросенка. Нет, нет, хомяка, конечно. Такая красивая. Вы думаете, я вру? Нет. И знаете почему? По крайней мере, очень маловероятно, что это Медуза Горгона, которых я боюсь, как огня.

– Пароль, – сказала она и хотела цапнуть за член, но передумала, так как… ну, вы помните про пистолета заряд. Дама помнила о наслаждении даже в такой ответственный момент.

Я спокойно улыбнулся: пароль мне был хорошо известен.

– Окей, – она тоже улыбнулась.

– Окей, да, или окей, но нет?

– В этом деле все должно быть серьезно. Итак – пароле, милый.

– Пароле, или пароле пе, – опять пошутил я, но тут же схватился за голову. Я его забыл! Как это может быть? Вот доболтался, и теперь всё могло кончится плохо. Тем более, было уже явственно слышно, что кто-то подбирает ключи с той стороны двери. Известно, конечно, кто, но говорить лишний раз про этого голубого мне не хотелось – тип пренеприятнейший. Тем более, вместе с джиу джитсу. И, кажется, это была бразильская система, где вообще душат и делают болевые в партере.

– Партер не люблю, – сказал я.

– Повтори.

– Это не пароль, прости, так, неприятное предположение.

– Ты не можешь повторить пароль? Ты его не знал, и взял меня просто на испуг? Вспоминай, или я тебя не прощу. Никогда.

– Давай хотя бы закончим эти тити-мити, – я приподнял ее бесценно-большие груди. – Не могу на них насмотреться. И знаете…

– Прекрати лицемерить и паясничать одновременно. Пароле пе. Или хотя бы просто пароль, и да: можешь закончить то, что начал давно.

Натренированным финтом я бросил ее на татами лицом вниз.

– Ч-что ты делаешь, паразит?! – завизжала она, как поросенок натюрлих. – Я просила тебя продолжить то, что мы не закончили тогда. – Я остановился.

– Без сомнения, тогда я знал, что это было.

– Ты вообще нарочно притворяешься? Ты и тогда не сказал мне пароль, а только притворился, что в курсе моих устремлений ввысь, и даже под воду.

– А! под воду, вспомнил. Чюрлёнис.

– Я не ослышалась? Ты можешь повторить?

– Алл би бэк.

– Прекрати паясничать, скажи что-нибудь новенькое!

– Остался у меня на память от тебя, портрет, твой портрет работы Пабло Пикассо.

– Всё ты договорился. Теперь тебе придется выбирать между Чюрлёнисом и Пикассо. Ну, что будешь делать? Крути пальцы. Или вообще гадай хоть на кофейной гуще.

– Кстати, я бы кофе принял. Тем более сейчас. Надо ломать экстремальную ситуацию.

Глава 7

– Хорошо, пусть он тебя убьет. – И этот хомячок отрыл дверь.

Я конечно, побежал, тем более, что уже оделся. Голубой за мной. Если бы я еще бежал по-честному, но уже через три вагона понял:

– Бегу, чтобы обмануть его. – Два раза мне удалось стукнуть его закрывающейся дверью. Ему мало. Конечно, если бы стекло разбилось, и голова красно-голубого мэна повисла среди его острых зубцов, но такое огнеупорное стекло к счастью не бьется. Имеется в виду, такое развитие событий решило бы все в мою пользу.

Я думал только об одном:

– Как лучше: драться при ней, или, наоборот, лучше, чтобы она не видела моего поражения.

Ясно, лучше при ней, ибо при ней-то осталась только победа.

И вот она встала предо мной с сигаретой в зубах, но всё равно:

– А во лбу звезда горит.

– Ты не могла куда-нибудь спрятаться? – даже не продышавшись спросил я.

– Где ты был?

– Это не вопрос в сложившейся ситуации.

– Ты опять хочешь сразу перейти к сексу? Я не знаю, где ты был, а душа, чтобы смыть сомнения здесь, кстати, нет.

– Я тебе честно говорю, зря ты разводишь сейчас эту лирику.

– Почему?

– Потому что вот-вот нас могут грохнуть.

– Так ты его не убил?

– Как я мог его убить?

– А зачем ты вообще ходил на охоту?

Я приложил руку ко лбу, как Сократ в гостях у Микеланджело.

– Пожалуйста, не веди себя, как будто ты ничего не понимаешь.

– А что… в том смысле, что еще на тебе не женился? Ты же ж не предлагала. Кажется.

Она посмотрела в окно.

– Вот он идет сюда.

– Уже видно?

– Да, пробирается, как Циклоп среди толпы народа, напролом.

– Я пойду? – спросила она.

– Да, конечно, но я с тобой. И знаешь почему? При тебе я постесняюсь проиграть.

– Хорошо. Я пока почитаю книгу. Или мне помочь тебе?

– Ты можешь читать одним глазом?

– Могу. После праздника Нового Года я читала стихи Бродского, чтобы как-то уснуть в одиночестве:

– Я один, я вышел на подмостки, прислонясь к новому дверному косяку.

– Это не он.

– Не надо меня перебивать. Или ты не слышал, что я читала одним глазом, а другой закрыла, так как он двоился? Ну, хорошо, хорошо, я буду читать одним глазом, а другим свяжусь с Охотой на Ведьм.

– Мы охотимся на ведьм?

– Наоборот.

Мэн был уже рядом и пёр на меня, как танк Тигр, смело, и с однозначной мыслью раздавить меня с налета. Как обычно возникло два варианта:

– Пропустить и бросить в зад зажигательный коктейль имени Клары Цеткин и Розы Люксембург, или нет. Я сразу присел на одну ногу, а другой ударил его чуть ниже колена. Цики не ожидал, полетел и остановился только у заднего прохода. В том смысле, у следующей в том же направлении двери. Как говорится:

– За рога и в стойло. – Но только не его.

Пока он был окумарен первым ударом, я провел бросок с упором стопы в живот. Он шел на меня как тень отца Гамлета, поэтому не сопротивлялся.

– Неудачно лег, – сказал я, – прямо с тобой.

– Это он? – спросила Люда, не отрываясь от интересной книги.

– Посмотри внимательней.

– У меня глаза уже настроены в разные стороны, я и так вижу.

– Прекрати лицемерить и паясничать одновременно, – сказал я, – это он.

– Нет.

– Почему ты тогда боишься посмотреть на него?

– Он не красная рыба перед тортом, чтобы смотреть на него. Видела уже хватит.

Я сел рядом на скамейку.

– Чем он отличается от того, я не понимаю?

– Тот бежал туда, а этот оттуда.

– И это всё? Что ви хотель мне сказать? Это совершенно неподходящий момент для ваших шуток.

– Я останусь с ним.

– Что?!

– Я лучше останусь с ним.

– Но почему?

– Ты с ним не справишься? А он убьет нас обеих.

– Обоих.

– Это почти одно и то же.

– Не думал, что ты такая.

– Какая есть.

– Ты была с ним с самого начала? Я так и знал! Какое лицемерие. Я чувствовал, чувствовал, мне надо было остаться с тем хомяком. Тем не менее, я возьму тебя в заложники. А ведь я так мечтал трахнуть тебя по обоюдному согласию. Иди. Давай, давай, книгу в зубы и мелкими перебежками на выход. Будем прыгать с поезда.

– Я не пойду.

– Иди, я сказал.

Мэн так и лежал в проходе, пришлось пройти по нему. Как Жан-Клод Ван Дамм, сделанный из пробирки, я прижал – жаль, что не настоящий Адидас – к его горлу. Народ в вагоне меня не поймет правильно, если я грохну его прямо тут, решил я, и мы вышли в тамбур.

Я видел, что она хочет что-то сказать, но молча связал ей руки и оставил веревку метров пять.

– Ты что-то хочешь сказать?

– Хотя ты не засунул мне ничего в рот, я всё равно говорить ничего не буду. И знаешь почему? Ты уже связал мне руки.

Я попытался открыть дверь, нэт. Они всё так же закрывались автоматически. Это напрасно.

Я подошел к стоп-крану и ласково посмотрел на нее, чтобы не орала. Но тут появились контролеры.

– А, господа гастролеры, – пошутил я. А оказалось, что нет.

– Ваши билеты? – строго и просто спросил один, а потом и другой, потому что я опять пошутил:

– А если у нас нет билетов?

– У вас есть билеты.

– Почему?

– На морде написано.

– Ах так. Тогда извольте, – я вытащил откуда-то два билета. Значится она была уже изначально со мной. Зачем врала?

– Вы не напрасно задумались, молодой человек, – сказал старший из них.

– Догадались в чем дело? – спросил второй.

– Да.

– И?

– Я думал, что поймал дикую рыбу, а оказалось, что это моя жена, не стал бы я покупать билет на электричку совершенно не проверенной в постельном отношении дамочке. Билетов-то два, – я протянул руку, чтобы их забрать.

– Не так быстро, – сказал кто-то из них.

– Ну, начинается! Что-то еще не так-то? Кому еще мы не дали в этом поезде? Кто нас еще не бил?

– Вы не заплатили за голубого мэна, лежащего в проходе.

– Да? А с какой такой стати я должен за него платить? Он мне кто? Друг, брат, этот, как его, есть один тип там у Высоцкого, любитель черной икры, зять? Это конкурент, и уже если в этом мире кто-то обязательно должен за кого-то платить в электричке, пусть, наоборот, платит он за меня.

– Вы сами во всем признались, спасибо, – сказал старший контролер, – подтвердили свою связь в голубым мэном.

– А уж кто из вас должен за кого платить будем разбираться, – сказал второй.

– Фантастика, – сказал я, – вы кто, контролеры билетов или агенты Марса? – Просто так сказал, но один из них даже сдвинул на затылок фуражку:

– Так, так, так, продолжайте.

Далее, мы рвем стоп-кран и прыгаем в воду.

Я схватил стоп-кран, но один из контролеров обхватил Люду за талию, ниже которой руки не могут соскользнуть из-за ее широких бедер, и сказал, что лучше умрет, чем отпустит эту добычу. Второй пытался обойти сцепившуюся парочку, но я рванул ручку, и мы все свалились в одну кучу. Инерция.

Дверь удалось открыть, и я сбросил туда Люду.

– П-почему я первая? – попыталась она изобразить крик ужаса. И смысл был, так как поезд остановился на мосту, а внизу была река. Скорее всего, вода здесь холодная. Но мне прыгнуть не удалось – дверь опять закрылась. Поезд дернулся. Хотя дверь вагона была плотно закрыта, мне показалось, что я услышал крик ее ужаса. И понятно:

– Я думал, она просто повисла над рекой, а на самом деле бежала на веревке рядом с поездом.

– Машинист идиот, зачем он едет? – обратился я к контролерам, и хотел попросить их хотя бы развязать на мне веревку, чтобы девушка не пыталась выполнить невыполнимую задачу: угнаться за паровозом.

Далее, появляется ли голубой мэн?

Да он открыл дверь, протер глаза, как будто только проснулся, и двумя ударами уложил обоих контролеров.

– Таперь уходим, – сказал он, и оттянул дверь. – Прыгай, – нет, этого не сказал, хотя я был уверен, что больше-то и сказать нечего. Голубой мэн обхватил меня за талию, как я часто мечтал хватать Люду, бежавшую в это время рядом с нами. И он выпрыгнул головой вперед, кувырком с последующим переворотом. Я понял, что он пытается долететь до края моста, и попасть при этом между фермами. Если нет – травм не избежать. Если да, то Люда – по логике – должна прежде чем отправиться за нами в воду, взлететь вверх. Одна надежда:

– Она не успеет понять, что с ней происходит. – Но она поняла, поэтому на бегу подняла валявшуюся на земле острую железку, и перепилила веревку. Мы остались одни.

Я в дурном сне не мечтал даже остаться с ним опять один на один. Цики отпустил меня в воздухе, и я ушел как можно ниже на дно. В том смысле, что зацепился там за корягу. Пусть думает, что я остался на поезде. Чё-то я даже не мог придумать, зачем мне встречаться с ним еще раз.

И вот передо мной необитаемый остров, в вокруг никого.

– Это как раз то, о чем мы так долго мечтали, – сказал я и поплыл к острову по-индейски – кролем. Но скоро понял:

– Слишком быстро – не доплыву.

– Держись за меня и доплывем.

– Что? – и тут передо мной появился мяч.

Кто-то бросил мне мяч. Я посмотрел вверх на небо. И мы поплыли. Помощь его была неоценима, потому что берег не приближался, а наоборот, удалялся.

– Оптический обман.

– Ясно.

Но обычно так не бывает, мы успеваем забыть, как всё было, и остров постепенно приближается, а сейчас он удалялся, потому что я не мог забыть прошлого. И так продолжалось до тех пор, пока расстояние между нами не сократилось до одиннадцатиметрового удара.

– Только бы попасть.

– Я попаду. И знаешь почему? Я буду бить в Девятку.

– Нельзя бить одиннадцатиметровые Под Перекладину. В Девятку, тем более. Потому что глаза разбегаются, и мяч летит мимо. Просто надо обмануть вратаря. Всё нормально, удалось причалить, но пути на этом скалистом берегу не было. Я попытался зацепиться за камень, и выпустил мяч. Но тут же сорвался. И что самое удивительное, никак не мог всплыть на поверхность. Как будто никогда и не умел плавать. Можно подумать, что и на велосипеде я уже не умею ездить.

– Что-то уж очень глубоко, – решил я, – это не река, а море какое-то.

Удивительно, но надо мной опять появился мяч. Как он мог спуститься под воду – не знаю. Я обнял его обеими руками и прижал к щеке.

– Их либе дих.

– Да, да, конечно, я тоже.

С этой стороны на остров не было нормально входа, но с другой можно было залезть. Хотя тоже не подарок. Я посмотрел вверх. Наверное, не доброшу, жаль было оставлять мяч в воде. Тем не менее, бросил, и мяч не упал вниз, а зацепился на уступчике. Я бросил его опять, и на этот раз мяч исчез.

– Ну, значит и я докарабкаюсь до верха. – Но тут же чуть не свалился обратно в воду. Левая рука лежала на камнях, а правой я махал по воздуху, как будто старался оттолкнуться от него, но она же и тянула меня вниз. Левая пересилила – она берущая, и хотя пальцам не за что было ухватиться, она прижалась к острову и притянула его к себе. Не к себе, точнее, а ко мне.

Внутри остова была вода, а около нее пляж.

– Как бассейн, – сказал я, и после долгих поисков нашел путь вниз. И что характерно:

– Мяч плавал в воде.

А скоро появилась и Люда.

– Загораешь? – спросила она, и бросила туфли на песок прямо рядом с моей мордой.

– Ты здесь?

– Не знаю даже, что ответить тебе на это приветствие, – ответила дама.

При виде ее тела с тонкой талией и широкой жопой я терял почему-то присутствие духа.

– Покажи мне Мельницу.

– С-сколько раз?

– Три.

– Три, – повторил я. – Мало. Боюсь, что на трех не смогу остановиться. Тем более, я не один.

– Интерес-сно. С кем?

– Мяч, вон плавает в озере.

– Это мой мяч! – крикнула она, и прыгнула в воду. Я за ней. А точнее, хотел раньше нее забрать мяч.

И вот, о чем мы так долго мечтали, произошло, а именно секс по системе Коллонтай и Щепкиной-Куперник вместе взятых. Это были:

– Я, он, она и Люда. – Много? И самое главное было хорошо, как в сказке: кто-то за репку, а остальные:

– В очередь, сукины дети, в очередь.

Мяч плавал в воде, она держалась за мяч, а я уж был только последним. Как мышь.

Наконец, все, кроме воды выбрались на берег. Но так как сил было мало, и мы могли отползти недалеко – вода появились в ямке между нами.

– Мне понравилось, – сказал я, – можно бы и повторить.

– Я готова повторять это до бесконечности, – сказала она.

– Тогда в чем дело?

– Здесь это невозможно. Сейчас небо закроется.

– Почему? – не понял я, но почему-то нервно начал стучать по лежащим рядом карманам брюк в поисках сигары.

– Это Марс.

– Почему сразу Марс, я не понимаю?

– А я не понимаю, почему не наоборот, – ответила Люда. – Ты откуда здесь взялся? Ты здесь в экспедиции.

– Надолго?

– На всю оставшуюся жизнь. Теперь ты понял, что это Марс?

– Нет.

– Ну, сейчас увидишь. Сколько солнц ты видишь?

– Одно.

– Точно? А вот сейчас будет три Луны. И мало того, мы станем простыми скелетами. И знаешь почему?

– Почему? На Марсе мясо не держится на костях?

– Да, но главное, что оно здесь просто не нужно. Нашим сознанием заправляют Вины.

Солнце заменили три Луны.

– Ну, чё, при Луне будешь?

– Это уже не Луна, а целая компания подсматривающих за нами личностей. Я не могу. Тем более, если мы скелеты, как мы будем это делать? Нужны хоть какие-то прокладки.

– О чем ты говоришь, здесь так не делается. Вины всё делают за нас.

– А потом?

– А потом мы получаем Распечатку.

– В виде все тех же элементарных удовольствий? Я не вижу смысла заниматься таким сексом. Почему они не могли придумать, что-нибудь более интересное.

– Почему нет, есть, – сказала Люда. – Ты можешь сохранить Распечатку в своих Документах, или даже прямо на Рабочем Столе, и…

– И пользоваться Записью в любое время? Это ново. Это хорошо. А то у меня бывает просто нет уже сил мечтать о тебе, а здесь: раз, два и мы опять вместе. Но так можно дотрахаться до полного изнеможения. Это с одной стороны, а с другой ты можешь быстро надоесть мне хуже горькой редьки.

– Не выдумывай, не выдумывай – если ты меня любишь, то любишь навсегда. И знаешь почему? При желании ты всегда можешь представить меня Афродитой.

– В каком смысле?

– Ты видел хоть когда-нибудь картины Пикассо?

– Да. Более чем, я некоторые из них даже вожу с собой.

– Ну, вот на место ее головы поставь мою. Это не трудно сделать. А потом сохрани, как меня.

– В каком смысле?

– Что ты заладил одно и то же: в каком смысле, в каком смысле? В каком хочешь:

– Белый низ – черный верх, и наоборот, черный низ – белый верх.

Глава 8

– В смысле разделить тело на сколько частей, на три: голова, большие титьки, и от талии до колен?

– Да, – поймал я ее на нелогичном ответе.

– А маленькие ножки, любимое кушанье Александра Пушкина?

– Тебе нравятся мои ножки? Поцелуй хотя бы одну сейчас.

– Я вижу только скелет.

– Не ври. Вины доставляют тебе иллюзорную информацию, что на них полным-полно мяса. Погрызи мясо на моих ногах.

– Ну ладно.

– Ай! Ты похож на волка. Полижи их сначала.

– Я лучше погрызу твои кости, можно?

– Грызи, что теперь с тобой делать. На Марсе всё можно. Ай, ты что так кусаешься?

– Больно?

– Очень.

– Я просто проверял достаточно ли проникло сюда садо-мазо.

– А нельзя как-нибудь обойтись без этого?

– Если дело дошло до скелетов, скорее всего нельзя.

– Но я не взяла с собой книгу про Униженных и Оскорбленных. Как ее? Толи Виолетта, толи Лизавета.

– Жюстина.

– Да? Я не читала. И знаешь почему? Жан Жак Руссо мне посоветовал не делать этого.

– Значит ты не Афро? Я ведь подумал, что ты Афро.

– А кто это?

– Скорее всего, ты марсианка, и не знаешь, кто это.

– Знаешь, что, уйди отсюда, скройся с моих глаз.

И я направился к берегу, бросив не глядя, через плечо:

– Ты не Афродита.

– Я тебя сейчас утоплю, – хотел я услышать в ответ. Но так и нырнул, не обернувшись. И она не пришла. Я поплыл на другую сторону. Другая сторона всегда чем-то отличается. И здесь неожиданно наступила ночь. Когда погасли две Луны я даже не заметил. А третья была едва видна на краю неба.

Я испугался толпы с лопатами на плечах, и побежал вдоль высокого забора. Оказывается, здесь что-то добывали. Не противотанковую траншею шли они рыть. Это было ясно.

Наконец через дыру я вышел из огражденной территории.

– Туалет, – обрадовался я, и зашел. Он был уже далеко не новый. В хорошую половину успел зайти человек, пришедший после меня. А в этой я, когда вставал вляпался во что-то, похожее на говно, но без того специфического запаха, которым оно обладает.

Справа была маленькая пристройка, где грелись трое. Вероятно, они ждали, когда принесут чай, чтобы заварить чифир.

Они молча смотрели, как я счищал грязь с ботинка и мыл его, а потом заодно и другой.

– Придется убрать за собой, – сказал один.

– Конечно, – ответил я. Хотя что, собственно, тут убирать? Все смыла вода.

– И помой посуду, да, – сказал хмурый парень, который сидел один напротив других двоих. Они были в темно-синих куртках, похожих на те, которые выдают бесплатно, или привозят сразу всем в колхоз.

– Убирать посуду я не буду.

– Уберешь, – спокойно и хмуро сказал тот же гусь. А другие тоже его поддержали:

– Убирай, убирай.

– Почему я должен убирать за вами? – спросил я.

– А кто будет убирать?

– Ты мыл на нашей кухне ботинки, офаршмачил всё здесь.

– Я не знал, что это кухня.

– Смотреть надо.

– Уберешь, придешь в котлован, мы дадим тебе еще работу, – сказал, выходя последним главный из них, а один из двоих вернулся и толкнул меня ногой в плечо. Я как раз сидел на корточках, и зашнуровывал ботинок.

Он ушел, а я подумал, что надо было провести ему бросок через бедро с захватом. Жаль поздно додумался.

Но неожиданно вошел другой, и тоже без разговоров хотел толкнуть меня ногой в плечо, но я успел встать, зацепил его ногу, уложил на пол, и провел болевой на эту ногу. Чтобы не орал, длинный рукав его куртки засунул в рот. Мыслей: