Очерки истории корейского кино (1903–2006)

«Власти надеются, что гражданам будут показываться фильмы здорового, развлекательного характера, с позитивной тематикой.

Хотя это и не запрещается, появление на экранах комедиантов и сатириков должно быть ограничено.

Настоящим запрещаются фильмы о мелкой буржуазии, о богатых и такие, где превозносится личное счастье, запрещается также показывать на экране курящих женщин, жизнь ночных кабаре, фривольное поведение; диалоги должны содержать минимум иностранных слов.

Следует поощрять создание фильмов, изображающих производственные сферы жизни нации, особенно сельскохозяйственную.

Необходимо строго соблюдать правило цензуры сценария, и в случае обнаружения каких-либо отклонений для их исправления текст должен быть переписан»[288].

Приказу подчинились все кинематографисты метрополии и Кореи. В основном, киноиндустрия была сосредоточена на производстве пропагандистских фильмов по заказу военных ведомств. Отказ или открытое неповиновение могло привести к аресту, пыткам и даже к смертной казни.

К 1940 году в Корее уже выросло поколение, для которого независимость Кореи была чем-то абстрактным, неосязаемым, а японское колониальное господство – привычной реальностью. Вероятно, помимо влияния японского кино, корейские кинематографисты находились под впечатлением свободолюбивых американских фильмов, демонстрировавшихся в Сеуле.

О влиянии американского кино на кинематографистов прекрасно написал выдающийся японский режиссер Мансаку Итами (Mansaku Itami, 1900–1946), один из немногих открыто критиковавший некоторых японских политиков. Вполне вероятно, что тесно общавшиеся корейские и японские режиссеры, одинаково ценили значение американского предвоенного кино 1930-х-1940-х годов и были согласны с мнением Мансаку Итами. «В 1940 году, за год до начала войны, он написал эссе об иностранном влиянии в японском кино «Жизнь и образование актрис и актеров кино». Тогда считалось, что американские фильмы оказывают пагубное влияние на японцев, американизм был объявлен источником фривольности и безответственности – обвинение, несостоятельность которого смело доказал Итами. «Первое, что мы усвоили из американских фильмов, был быстрый темп жизни… затем живость и готовность действовать. Наконец, мы научились позитивному, целеустремленному, а порой и воинственному отношению к жизни, научились высоко ценить свое человеческое достоинство и не бояться никого – короче говоря, их здоровой философии выживания в этом мире… Последняя оказала наиболее сильное и благородное влияние на нас… Эта философия была моральной опорой всех главных персонажей в американских повествованиях о любви, и, возможно, она – лучшее качество американского характера».

По справедливому замечанию Тадао Сато, «подобное заявление, несомненно, было смелым в 1940 году, в разгар ультранационалистической кампании. Говоря об опасностях рабского поклонения правящим группировкам Японии, творящим в стране произвол», Мансаку Итами писал: «До тех пор пока хронические пороки нашего общества не будут уничтожены все до одного, здоровая нация не родится. Более того, мне кажется, что именно американские фильмы заставили нас задуматься об укоренившихся у нас обычаях и нравах. В каждом американском фильме мне слышится призыв: «Юноша, будь бесстрашным! Помни о гордости и твердости! Подчиненные, не раболепствуйте!»[289]

Ранние фильмы Чхве Ингю

Корейские кинематографисты были не в состоянии конкурировать с мощной японской киноиндустрией, работавшей на пропаганду милитаризма. Тем более ценно мужество кинематографистов, работавших в 1940-х годах, когда фильмы на корейском языке были своеобразным актом борьбы за независимость страны.

Режиссер Чон Чхангын (Jeon Chang-keun, 1907–1972) посвятил свой фильм «Вдали от счастья» (Miles Away from Happiness, Bok-ji-man-li, 1941) корейцам-лесорубам в Маньчжурии. В суровых условиях герои выживали только благодаря сплоченности и взаимной поддержке. Стойкость и единство корейцев военная цензура оценила как «антияпонское настроение».

После премьеры фильма Чон Чхангын был осужден на сто дней тюремного заключения с жестокими пытками. Ему искалечили пальцы на руках[290]. Но это не сломило режиссера. Он вернулся в кино и освоил актерскую профессию, снявшись позже в главной роли в знаменитом фильме Чхве Ингю «Да здравствует свобода!» (1946).

В самый мрачный период в истории Кореи начал свою творческую карьеру один из самых знаменитых режиссеров Республики Корея – Чхве Ингю (Choi In-kyu \ Choi In-gyu, 1911). Он родился в 1911 году в Ёнбёнмен (Yeongbyeon-men) на Севере Кореи в провинции Пёнганбук (Pyeonganbuk-do). После окончания средней школы в Пхеньяне он учился производству фильмов в качестве ассистента режиссера Ли Пхильу (Lee Phil-woo, 1897–1978) – первого кинооператора Кореи и звукорежиссера первого корейского звукового фильма «Сказание о Чхунхян» (Ch'unhyang-jon).

Чхве Ингю принадлежал к тому поколению корейцев, для которого независимость Кореи была древней историей и самой заветной мечтой, а японское колониальное господство – привычной суровой действительностью. Вероятно, как все корейские кинематографисты, Чхве Ингю находился под впечатлением свободолюбивых американских фильмов, демонстрировавшихся в Сеуле.

Чхве Ингю был энергичным, предприимчивым и не бедным молодым человеком. В 1935 году вместе с братом Чхве Вангю (Choi Wan-gyu) он открывает свою киностудию «Корё». Но, возможно, из-за нехватки средств, свой режиссерский дебют – фильм «Граница» (Frontier, Guk-gyeong \ Guggyeong, 1939) он снимает на японской киностудии «Чхуниль» (Chul Il Film Co. \ Chunil).

По аннотации из базы данных корейских фильмов, действие происходит недалеко от сухопутной корейско-китайской границы. Вожак банды контрабандистов Ли Гымрён (Lee Geum-ryong) насильно удерживает свою любовницу Ким Соён (Kim So-yeong), которая мечтает убежать. Один из членов банды контрабандистов – Чонтэк (Jeon-tek) влюблен в Соён. Они вместе убегают от Ли, тот преследует их со своей бандой. Чонтэк отбивается от преследователей и вместе с Соён оказывается за границей.

По информации Ким Хва, попытка режиссера сочетать военно-патриотические настроения с элементами мелодрамы принесла коммерческий успех[291]. К сожалению, фильм не сохранился.

Следующий фильм Чхве Ингю «Плата за обучение» (Tuition, Cy-eoblyo\ Su-eop-ryo, 1940). По титрам фильма, сорежиссер Чхве Ингю – Пэн Ханчун (Bang Han-joon). По базе данных корейских фильмов, сорежиссер Чхве Ингю – Пэк Унхен (Baek Un-haeng, 1906 – )[292].

Фильм основан на реальных событиях. У Суён (U Su-yeong \ Wu Su-yeong, 1929), корреспондент газеты «Гёнсен Ильбо» (Gyeongseong Ilbo), рассказал об ученике четвертого класса из Кванчу, выигравшем денежный приз за свое сочинение. Но режиссеры сняли фильм не о том, как мальчик получает приз, а о нескольких днях из жизни их современника – обычного школьника, живущего в небольшом городке Сувон (Suwon).

Содержание фильма. На уроке учитель-японец нарисовал на школьной доске полуостров Корея и Японский архипелаг. По-японски он объясняет детям-четвероклассникам, что в следующем году они будут учить географию. Дети прекрасно говорят по-японски с учителем, а между собой болтают по-корейски.

Главного героя – ученика четвертого класса, – зовут Ёндаль (Yeong-dal), он живет с бабушкой. Они ждут родителей мальчика, чтобы заплатить за обучение в школе. А еще он мечтает о новой обуви.

В классе Ёндаля. Учитель просит подняться тех, кто забыл или не может заплатить за учебу. Поднимаются несколько человек. Не все корейские дети имели возможность получить среднее школьное образование.

Бабушка Ёндаля слегла от переживаний. А мальчик прогуливает уроки, потому что стыдится, что никак не может заплатить за обучение. К бабушке Ёндаля приходит учитель. Старушка больна и не понимает по-японски. В этот момент к бабушке приходит соседка, сестра одноклассника Ёндаля. Она переводит реплики учителя и бабушки. Учитель сообщает, что Ёндаль не ходит в школу. Бабушка признается, что им нечем заплатить за обучение. Учитель дает деньги бабушке, чтобы мальчик заплатил за обучение.

Но на следующий день Ёндаль встречает хозяина их хибарки, которому бабушка тоже задолжала. Мальчик отдает ему все деньги. В отчаянии бабушка отправляет 11-летнего мальчика к своей сестре за 24 км от их жилья. Мальчик отправляется пешком. Он с интересом путешествует по дорогам и тропинкам. В лесу мальчику становится не по себе и он громко поет какую-то японскую песню, которую выучил в школе.

Более зажиточная сестра бабушки накормила Ёндаля, а на следующий день отправила его на автобусе с небольшим мешком риса, чтобы он оплатил свое обучение в школе. Во все времена в Корее рис был параллельной валютой.

Вернувшись домой, Ёндаль бежит в школу. Уроки закончились. Учитель один в классе. Ёндаль прибегает и признается учителю, что отдал его деньги владельцу их жилья. Мальчику стыдно, он плачет. Учитель успокаивает его и подает коробочку, которую сделали одноклассники Ёндаля. На коробке написано «Дружба». Учитель рассказывает, что даже работники школы решили откладывать в коробочку деньги. В классе было решено, что в этом месяце коробочку отдадут Ёндалю, чтобы он мог учиться.

Ёндаль возвращается домой и бабушка рассказывает ему, что получила от родителей мальчика посылку и письмо. В письме мальчик находит деньги. Его родители пишут, что приедут на праздники. Бабушка и внук плачут от радости и облегчения. Они открывают посылку. Ёндаль радостно примеряет новую обувь. В финале, во время праздника, нарядный Ёндаль встречает своих родителей.

Режиссер Чхве Ингю подробно показывает будни в школе. Класс, в котором учится главный герой, достаточно большой – два ряда по 12 девочек и 2 ряда по 12 мальчиков. Все мальчики острижены наголо. Все девочки пострижены под «каре».

Дети работают на школьном участке, выращивают огурцы. После уроков группа дежурных моет пол в классе. Чтобы войти в помещение школы, нужно разуться. На спортивной площадке школы утром все ученики делают зарядку.

Хроникально сняты сцены народных гуляний с музыкантами и танцорами в корейских национальных костюмах.

Фильм очень добрый и оптимистичный. Единственный герой-японец – это хороший учитель, который сочувствует бедному мальчику Ёндалю и все время повторяет, что тот может стать лучшим учеником классе. И дети хорошо относятся к доброжелательному учителю-японцу. Вероятно, поэтому фильм «Плата за обучение» был награжден генерал-губернатором Кореи и вызвал шквал суровой критики борцов за национальную независимость.

Трогательный фильм о мальчике, который не может оплатить обучение в школе, пользовался благосклонностью цензуры и имел коммерческий успех. Корейцы гордились бедным, но не унывающим мальчиком, а японцы воспринимали фильм как пропаганду «общих корней» и «равных возможностей» для всех детей.

Фильм «Плата за обучение» был обнаружен в 2013 году в списках Китайского киноархива (China Film Archive). В 2014 году Корейский киноархив (Korean Film Archive) получил прекрасно сохранившуюся копию фильма. В титрах указано, что фильм «Плата за обучение» был удостоен награды генерал-губернатора Кореи.

Следующий фильм Чхве Ингю «Ангелы на улицах» \ «Бездомный ангел» (Angeles on the Streets \ Homeless Angel, Jip-omneun cheonsa, 1941) рассказывал о корейских школьниках, которых учителя агитируют на «добровольное» вступление в японские пограничные войска. Фильм был одобрен цензурой, но корейцы обвинили Чхве Ингю в «продажности».

Это самый знаменитый фильм, снятый Чхве Ингю во «времена оккупации». Фильм был основан на реальной истории детей-сирот, живших в доме состоятельного филантропа Пан Сувона (Bang Soo-won) в приюте «Хянринвон» (Hyangrinwon), в южной провинции Кёнсан (Kyeongsung).

По базе данных корейских фильмов, в фильме «Ангелы на улицах» сестра Мёнча (Myeong-ja) и брат Ёнгиль (Yong-gil) попадают к бандитам и зарабатывают на жизнь попрошайничеством и мелкими кражами. Ёнгиль убегает из банды. Филантроп Пан Сынбин (Bang Seong-bin) заботится о сиротах. Он приводит Ёнгиля к себе домой, где живут другие беспризорники. С помощью своего зятя, доктора Ан Ингю (Ahn In-gyu), Пан Сынбин покупает землю, на которой начинает строить приют для сирот «Хянринвон» (Hyangrinwon).

Доктор Ан случайно встречает Мёнчу. Он спасает девушку от бандитов и берет к себе на работу медсестрой.

Беспризорникам Ёнпалю (Yeong-pal) и Хвасаму (Hwa-sam) не нравится жизнь в приюте и они убегают. Ёнгиль пытается остановить их, падает в реку и тонет. Ёнпаль зовет на помощь доктора Ана и Мёнчу. Ёнгиль спасен. Мёнча и ее брат Ёнгиль нашли друг друга.

Ёнгиль, Мёнча и все герои фильма решают бороться против бандитов и на японском языке клянутся в своей преданности Империи под японским национальным флагом.

По сведениям Корейского Киноархива, фильм «Бездомный ангел» был передан Китайским Киноархивом в 2004 году и является одним из немногих сохранившихся фильмов японской колониальной эпохи. По мнению архивариусов, в финале «пропагандистская сцена вставлена, независимо от сюжета, и, таким образом, существенно не влияет на высокий художественный уровень фильма. Среди последних фильмов колониальной эпохи, «Бездомный Ангел»– один из лучших фильмов режиссера Чхве Ингю, самого уважаемого кинорежиссёра того времени»[293].

По материалам Корейского киноархива, с тех пор как были найдены корейские фильмы, созданные в колониальную эпоху, вокруг фильма Чхве Ингю «Бездомный ангел», развернулась дискуссия. Мнения южнокорейских историков кино разделились. Одни назвали фильм Чхве Ингю, с технической точки зрения, как произведение просветительского реализма. Другие посчитали его прояпонским из-за последней сцены, в которой был поднят японский флаг.

Сам режиссер писал в 1948 году: «Моим истинным намерением было через этот фильм выразить протест против японской администрации. После завершения он получил награду генерал-губернатора, а также награду Министерства культуры Токио. Но беспрецедентно, что награда Министерства культуры была отозвана по приказу японского правительства, и после очередной цензуры было вырезано 2000 фунтов фильма»[294].

Кинокритик Ли Ёнча (Lee Yeong-jae) справедливо отметила, что эти слова «можно рассматривать просто как оправдание, сделанное в 1948 году… Как фильм, снятый в знак протеста против японской администрации, мог получить награду генерал-губернатора и награду Министерства культуры?.. Чхве Ингю, возможно, действительно изобразил жалкое состояние молодежи, живущей на улицах, в знак протеста против японских политиков. И, возможно, награда от правительства Японии была справедливой оценкой фильма Чхве. (Он был в ярости, когда награда была отозвана)»[295].

Другой южнокорейский кинокритик Ким Чонвон (Kim Jong-won), заметил, что «история не передает только то, чем мы можем гордиться. Стыд также является частью нашего наследия. Более того, фильмы – это ценный исторический материал с визуальной точки зрения. Фильмы демонстрируют не только коммерческие аспекты, но и повседневную жизнь, язык, обычаи, тенденции и социальные аспекты времени в полной мере. Вот почему киноискусство необходимо ценить и уважать как культурное наследие»[296].

Ли Бёниль и его первый фильм «Весна на Корейском полуострове»

В 1941 году в Корею из Японии возвращается Ли Бёниль (Lee Byung-iI, 1910–1978) и открывает киностудию «Мёнбо» (Myung Bo Film Co.\ Myeongbo Film Studios).

О режиссере Ли Бёниле известно, что он родился в 1910 году на Севере Кореи, в провинции Хамгён (Hamheung, Hamgyeongnam). В 1932 году он уехал в Японию, чтобы продолжить учебу. В Японии, выдержав большой конкурс, Ли Бёниль стал помощником директора крупной японской киностудии «Никацу» (Nikatzu Film Studios).

Вернувшись в Корею, на своей киностудии «Мёнбо» Ли снял фильм «Весна на Корейском полуострове» (Spring of Korean peninsular, Bando-ui bom \ Ban-do-ui bom, 1941)[297], возможно, с финансовой и технической помощью «Никацу». По некоторым данным, это был видовой документальный фильм[298]. По другим источникам, фильм «Весна на Корейском полуострове» – современная версия знаменитой корейской легенды о юной наложнице Чхунхян. По этому фильму можно судить, в каких сложных условиях снимались корейские фильмы в тот период[299].

Художественный фильм «Весна на Корейском полуострове» можно назвать новаторским в корейском кино. Во-первых, фильм Ли Бёниля можно назвать первой корейской «производственной драмой». А во-вторых, фильм очень выделяется на фоне других кинокартин по всем производственным показателям: он снят и смонтирован в лучших традициях американских и японских фильмов тех лет.

Содержание фильма. Ли Ёнгиль (Lee Youngil) работает в съемочной группе фильма «Чхунхян». Богач Хан (Han) прекращает финансировать киногруппу. Расстроенный режиссер Хэ Хун (Heo Hoon) сообщает об этом Ли Ёнгилю. Тот обещает найти деньги. Исполнительница роли Чхунхян, Анна, отказывается сниматься. Ли Ёнгиль приводит свою знакомую Чонхи (Jeong-hee), которая мечтает стать актрисой. Чонхи изображает Чхунхян. Знакомый Ёнгиля сообщает, что деньги, выданные на съемки фильма, требуют обратно. Ли заболевает. Его навещает Чонхи. Они мечтают вместе поехать в Токио. Но Ли арестовывают за долги. В полицейском участке Ли узнает что за него вернула деньги Анна. Ли сильно кашляет. Режиссер и вся группа ищут Ли Ёнгиля. А он лежит в больнице, о нем заботится Анна. Из газеты Ли и Анна узнают, что в Сеуле открылась новая киностудия «Кинокомпания полуострова» (Bando Film Company) и съемки фильма «Чхунхян» закончены.

Ли Ёнгиль с Анной приходят на премьеру фильма. Чонхи становится плохо, ее увозят в больницу. Ли узнает, что Чонхи любит его. Он признается Чонхи, что своей жизнью и свободой обязан Анне. Несчастная Анна поступает очень благородно. Она просит Чонхи: «Я не смогла заслужить его любовь… Позаботься о нем». Анна прощается с Ли по-японски и, сгорбившись, уходит. В финале Ли Ёнгиль с Чонхи уезжают в Токио. Их провожает режиссер со всей съемочной группой.

Возможно, Ли Бёниль рассказал реальную историю о себе и о своих коллегах. Недаром фамилия и имя главного героя Ли Ёнгиля (Lee Youngil) созвучны с фамилией и именем режиссера. Вполне возможно, именно так постоянно мучились от нехватки финансирования все кинематографисты Кореи.

В фильме много оригинальных режиссерских решений. Впервые в корейском кино во время действия фильма стирается грань между вымыслом (действием фильма) и реальностью: камера отъезжает и мы видим декорации с точки зрения съемочной группы. Впервые зрители видят декорации сверху и коллективный портрет членов съемочной группы. Под «документ» сняты длинные очереди на премьеру фильма «Чхунхян», с ограждениями и полицейскими.

По фильму можно судить о премьерных показах фильмов в то время. Мы видим большой кинотеатр с высокой точки, вероятно, с балкона или галерки. Звонок. Открывается тяжелый занавес. На сцене оркестр с европейскими инструментами. Дирижер кланяется публике. К микрофону выходит Чонхи. Она поет по-японски и по-корейски. Песня закончилась. Занавес опустился.

Также фильм «Весна на Корейском полуострове» сохранил для потомков панорамы старого Сеула – домики на сопках с черепичными крышами, новые высотные здания, павильон в парке, широкая улица с трамваями.

Название фильма «Весна на Корейском полуострове», вероятно, было изменено цензурой. В фильме герои-корейцы между собой часто говорят по-японски. Японские титры появляются (справа) только тогда, когда герои говорят по-корейски.

Какова была прокатная судьба фильма «Весна на Корейском полуострове» не известно. К сожалению, дебют Ли Бёниля совпал с трагическими историческими и политическими событиями, когда всем было не до кино. Возможно поэтому в 1948-1950-х годах Ли Бёниль эмигрировал в США и преподавал в Калифорнийском университете (UCLA)[300]. По другим источникам, в 1949 году Ли Бёниль учился в Университете Южной Калифорнии (University of Southern California \ USC)[301], возможно, в Школе кинематографических искусств. В начале 1950-х годов режиссер Ли Бёниль был в Японии, когда узнал о войне в Корее.

Последние годы японской оккупации (1942–1945 гг.)

1942–1945 годы – самые мрачные годы в истории Кореи. Среди всех видов «использования корейских людских ресурсов» особой жестокостью отличалось создание так называемых «подразделений несгибаемых» (чонсиндэ) по указу от 23 августа 1944 г., которые комплектовались из корейских женщин и девушек в возрасте от 12 до 40 лет. Формально труд женщин, набранных по этому указу, мог использоваться и на оборонных заводах. Однако большинство из них отправляли в японскую армию. Днем девушки и женщины работали поварами, прачками, медсестрами или даже подносчицами боеприпасов, а по ночам должны были исполнять обязанности «женщин-успокоительниц» (вианбу). В среднем, на каждую «женщину-успокоительницу» приходилось по 29 солдат, а в конце Тихоокеанской войны число солдат могло доходить до сотни. Считается, что в японскую армию было привлечено от 140 до 180 тыс. корейских женщин»[302].

С 1942 г. в корейских школах было введено обязательное военное обучение, а с 1943 г. (как и в Японии) в армию стали призывать студентов и учащихся школ. Многие корейцы отказывались от службы в армии и «добровольно» отправлялись в шахты и рудники. В 1944 г. в Корее была установлена всеобщая воинская повинность и мобилизация населения в японскую армию[303].

Тадао Сато вспоминает, что японские фильмы, демонстрировавшиеся по всей Корее, «сослужили свою службу, затронув тему геройской смерти на поле битвы, в рамках «национальной политики», и создали уникальную японскую систему кинопропаганды, показав войну как разновидность тренировки духа. Сцены тренировок занимали важное место во многих военных фильмах».

Эти воспоминания дают ясное представление о том, что переживали тысячи японских и корейских парней призывного возраста в те годы: «Полудокументальные кадры тренировок пилотов произвели на меня такое впечатление, что несколько лет спустя я поступил в Кадетскую военно-воздушную школу. Однако реальность совершенно отличалась от того, что зритель видел на экране, и каждый день был полон жестокими наказаниями. Мы подвергались бесконечным пыткам гимнастическими упражнениями и унизительными ударами по лицу; сержанты постоянно били нас линейками и веревками, нередко просто для собственного удовольствия. Эти пытки вызывали странную реакцию у учеников. Сперва они гордо ворчали про себя: «Вам, сволочам, меня не сломать!» Но позже они превращались в настоящих мазохистов… В фильмах же не показывалась жестокость таких тренировок, как и те зверские методы, которыми добивались подчинения… существует миф, что японские солдаты сражались с патриотическим фанатизмом, поскольку действительная деградация людей во время войны изображается в весьма немногих фильмах»[304].

В 1942 году фильмы на корейском языке были запрещены колониальными властями, что привело к закрытию немногочисленных киностудий с корейским капиталом[305]. Многие деятели кино эмигрировали в Маньчжурию. Всего несколько фильмов было снято во второй половине 40-х годов, в основном на 16 мм пленке[306]. В Корее, в основном, продолжили работать японские киностудии, избежавшие принудительного закрытия и переориентированные «на обслуживание военных нужд»[307].

В последние годы японской оккупации некоторые корейские кинематографисты могли остаться в профессии только сотрудничая с японскими колониальными властями[308]. Режиссер Хан Хёнмо убедил Чхве Ингю снять прояпонскую трилогию: «Дети солнца» (Children of the Sun, 1944) о желании корейцев стать японцами; «Любовный обет» (Vow of Love, 1945) о любви кореянки к японскому колонизатору и «Сыны Неба» (Sons of the Sky, 1945) о кампании по агитации молодых корейцев в воздушные силы японской армии. К сведению, эта кампания японских колонизаторов не имела в Корее успеха.

В 1940–1945 годах в Корее, так же как и в Японии, выпускались исключительно прояпонские военно-пропагандистские фильмы, воспевавшие воинственный «японский дух». Председатель Киноархива Кореи (Korean Film Archive) Ю Хёин (Yi Hyo-in) нашел в Китае прояпонские фильмы, снятые в Корее. Это «Военный поезд» (Gunyong-yeolcha (1938, 66 min.) режиссера Со Гванчжэ, «Бездомный ангел» (Jip-omneun cheonsa (1941, 73 min.) режиссера Чхве Ингю, «Доброволец» (Jiwonbyeong (1941, 56 min.) режиссера Ан Сокёна и мелодрама «Ёхва» (Eohwa (1939, 52 min.) режиссера Ан Чхольёна о дочери бедного рыбака, утонувшего в море.

Кадры из этих фильмов были использованы японской пропагандой, как документальные (фрагменты представлены в японских киноархивах), по тридцать минут в 1945 г., а один документальный фильм (1938) содержит 12 минут. Все четыре фильма считались самой старой коллекцией[309].

В 1944–1945 годах все в Корее понимали, что Вторая мировая война подходит к концу. Карательные мероприятия японских колонизаторов все более ужесточались. В корейском обществе уже не осталось патриотов, готовых возглавить движение за независимость. И только корейское патриотическое движение за рубежом, по-прежнему, отличалось достаточной активностью. В конце 1930-х – начале 1940-х гг. зарубежное корейское движение за независимость, так же как и в предыдущее десятилетие, имело свои центры в Китае, США и СССР.