Восточный плен. Князь

Мариша Кель

Восточный плен. Князь

Пролог

Константинополь1. Османская империя.

1859 год

Женщина гордо восседала на троне из ярких шелковых подушек. Прекрасная и бледная, точно луна на темном небе, одетая по обычаю здешнего народа во все черное. Истинная уроженка суровых кавказских гор, она являла собой яркий пример красоты черкесских дочерей.

«Красавица!» – было первой мыслью того, кто осмелился бы взглянуть на это восхитительное лицо.

Влад мог видеть только лицо, потому как с головы до ног женщина была облачена в чадру. Чуть распахнувшись у самого горла, черная материя неосторожно приоткрывала взору мужчины ослепительно белую, тонкую линию шеи. Влад невольно сравнил женщину с одной из самых великолепных хищных птиц северных гор.

Небольшая трогательная темная птичка, с ослепительно белой грудкой и полосой вокруг шеи и глаз. Но когда приходилось видеть сапсана в деле… Более безжалостного и быстрого охотника и вообразить было невозможно. Выследив свою жертву с возвышенности, планируя, сокол нападал на нее с воздуха. Буквально ныряя с неимоверной высоты, чтобы оглушить, сапсан молниеносно убивал, ломая жертве шею. Добыча обычно погибала с первого же удара столь мощного противника. Каждый раз всякий, кому удавалось наблюдать подобное зрелище, не оставался равнодушен и испытывал противоречивые чувства. И в моменты передышки меж атаками Влад и его дивизион могли наблюдать за величественным полетом соколов, а то и за их охотой. В этом магическом ритуале жизни и смерти торжествовала сама красота природы. И возможно, им, людям, перенесшим столько страданий, в любой момент готовым расстаться с жизнью, озлобленным, изнывающим от ран и зверской усталости, подобная смерть казалась прекрасным избавлением.

И теперь эта роскошная женщина, восседавшая перед Владом, была подобна смертоносной птице, уже наметившей себе добычу. Он даже смог криво усмехнуться этому своему необъяснимому сравнению. Красавица невольно напоминала непримиримого, свободного сокола-сапсана и при этом была женщиной, так щедро одаренной природной красотой.

Влад смотрел спокойно, даже в какой-то мере сурово, стараясь разгадать ее мысли.

А она, точно замерев, в своем преднамеренном безмолвии не поднимала глаз.

Гневный взгляд невольника беспокоил ее.

Все внутри Сетеней переворачивалось от страха и возбуждения. Тот, кто сидел напротив, даже в оковах не казался беззащитным, ослабленным от побоев и голода рабом!

Тем не менее, отыскав в себе мужество, она наконец подняла голову, но, окинув взглядом лишь обнаженные ноги мужчины, ошеломленно остановила взор на его лодыжках. В тех местах, где с кожей соприкасались оковы, все сплошь имело вид открытой раны. Точно кожа с его ног была содрана живьем.

Сетеней содрогнулась всем телом, но, вернув самообладание, она медленно поднялась с подушек и взглянула прямо в лицо своего раба.

Сразу ей стало понятно, что задушевного разговора не получится. Лицо мужчины выражало лишь ненависть и ярость. Напряженная фигура, каждый мускул его лица говорили о том, что он никогда не признает себя рабом и уж тем более никто не заставит его признать эту женщину своей госпожой.

Сетеней уже наблюдала подобный взгляд пару дней назад, на невольничьем рынке, когда этого раба тащили на помост трое крепких мужчин.

Изумленная толпа взвывала от удовольствия и восхищения всякий раз, когда невольник совершал очередную попытку высвободиться, разметав во все стороны обезумевших от страха охранников.

Его разгоряченное тело с напряженными мышцами дрожало от ярости, точно рык дикого зверя, из груди вырывались злостные проклятья на непонятном для окружающих языке.

Сетеней знала язык невольника. Это и стало определяющим в ее выборе.

– Он русский! – с восхищением промолвила она. – Он мне подходит.

Женщина и не надеялась, что ей могло так повезти. Этого невольника, несомненно, уже должны были выкупить. В мужчине угадывались благородство и принадлежность к высшим сословиям русской аристократии.

Больно было смотреть, как этот несчастный буквально терял голову от унижения и несогласия с происходящим с ним.

– Я покупаю его, Кизляр. – Женщина крепко сжала темнокожую руку своего сопровождающего.

Огромный евнух в изумлении широко раскрыл глаза.

Его лицо полностью прикрывала плотная материя. От этого взгляд казался еще выразительней.

Почтительно, практически с нежностью отстранив руку своей госпожи, он нахмурился, что означало его полное несогласие с ее решением.

Только тогда женщина, оторвав свой взгляд от невольника, обратила его на евнуха.

– Что ты хочешь мне сказать, Кизляр? – с нескрываемым раздражением спросила она.

«Госпожа, он не евнух…» – на языке глухонемых жестами начал было изъясняться Кизляр.

– Неважно, – оборвав его на полужесте, резко вымолвила Сетеней. – Ты его выкупишь.

Огромного телосложения и, на первый взгляд, внушающий страх евнух отрицательно покачал головой.

Сетеней поджала губы, пытаясь сдержать приступ отчаяния.

Этот русский был именно тем человеком, которого она искала три последних месяца. Она с совершенной точностью в одно мгновение поняла, кто был перед ней, и не могла позволить себе вновь упустить его. Все остальное не имело ни малейшего значения.

– Разве ты не видишь, Кизляр, – точно умоляя, произнесла она. – Это он…

Нахмурившись, евнух в недоумении уставился на свою хозяйку, а затем перевел растерянный, точно у ребенка, взгляд на помост.

Более трех месяцев назад они уже встречались с этим мужчиной. По ошибке алчных и не слишком сообразительных наемников именно его, связанного, с берегов России доставили в кандалах к Сетеней.

Как выяснилось, эти идиоты-наемники перепутали нужного Сетеней человека с его другом, тоже русским и тоже князем. Видимо, не соизволив исправить свою оплошность и вернуть ошибочно пленённого на родину, наемники просто перепродали бедолагу.

И теперь Кадын непременно желала его.

Евнух вновь взглянул на госпожу.

«Только скопцам разрешено находиться в стенах гарема», – жестами напомнил он.

– Нет! – возразила Сетеней. – Тебе напомнить, в каком положении мы находимся, Кизляр? Пожалей меня и мою маленькую дочь… Об этом никто не узнает.

Евнух в нерешительности покачал головой, но продолжил попытку вразумить свою госпожу:

«Для Гвашемаш-эфенди мы найдем более подходящего защитника».

– У меня больше нет времени, – обреченно и умоляюще произнесла она в ответ. – Не отказывай мне, Кизляр. Прошу тебя…

Евнух поджал губы и, торопливо размахивая большими руками, поспешил последними доводами заставить усомниться госпожу в своем необдуманном решении.

«Плохо, госпожа. Шрамы на его спине. Его жестоко избивали, значит, он неуправляем. В его глазах горят ярость и испепеляющая ненависть. Я не подпущу его к малышке! Он опасен!»

– Кизляр, вспомни себя много лет назад, вспомни свои чувства, когда тебя, связанного, лишали того, что дала тебе природа, вспомни, как тебя уродовали люди Омира-паши. Что ты чувствовал?!

Сетеней понимала, что ступила на опасный путь, пользуясь запрещенным оружием, но она не могла отступить, так как у нее просто не было другого выбора. Ей нужен был этот русский, только он был способен претворить в жизнь ее план.

– Лишь глупец не будет испытывать таких же чувств, – настойчиво продолжала она, – а глупца мне не надо. Его гнев должен сослужить мне хорошую службу.

Но казалось, все усилия Сетеней тщетны. Убедить евнуха было непросто. Сетеней даже не предполагала, что столкнется с подобным затруднением. Кизляр всегда беспрекословно исполнял ее волю. Готов был отдать жизнь за свою госпожу и не раз уже доказывал Кадын безграничную любовь и преданность. Но теперь он неистово упорствовал в своем отказе.

Тогда женщина ласково провела рукой по лицу евнуха, тщательно скрытого за темной тканью.

– Ты уже не в силах защитить меня, мой верный друг, – с нежностью промолвила она. – Позволь доверить жизнь моей дочери этому человеку. Он силен и более всего желает свободы. Посмотри на него, Кизляр… Посмотри!

Она нежно, но с силой повернула голову евнуха, заставляя взглянуть на помост.

– В его глазах горит желание мести и свободы. Этот человек во что бы то ни стало вернется домой. Он вернется домой и спасет мою дочь…

– Умо-о-о-ля-у-у, б-е-е-риии др-у-ууго-го, – безобразно коверкая звуки, сиплым голосом, теряя уверенность, с трудом прохрипел евнух.

– Я выбрала, – решительно промолвила Сетеней.

И вот теперь ее желание было исполнено – русский невольник стал ее рабом. Как же она могла совершить такую оплошность в первую их встречу и упустить его?!.. Сетеней мысленно списала это на гнев, в то время обуревавший ее. Она ждала, что к ней доставят ее возлюбленного, что так бессовестно обманул, позабыв о своем обещании вернуться. Он позабыл о Сетеней и о своих чувствах к ней, и вместе с его предательством – жизнь рухнула.

Тяжело вздохнув, она попыталась мило улыбнуться мужчине, что лежал у ее ног.

Но ни ласковость ее взгляда, ни взмах длинных ресниц ни на мгновение не умерили ярость пленника. Перед Сетеней по-прежнему был человек, который, имея возможность, не задумываясь, переломил бы ее хорошенькую шейку. Она со всей очевидностью осознавала, что этот русский может в любой момент напасть на нее.

Но Сетеней так же понимала, что этот мужчина, вопреки всему здравому смыслу, должен начать доверять ей, и как можно быстрее. Сама же Сетеней намеревалась доверить ему самое ценное, что имела, – жизнь своей единственной дочери.

– Отпустите его и снимите кандалы, – на турецком приказала она.

Стражники, все как один, посмотрели на нее, точно на умалишенную.

Раздраженно вздохнув, она яростно взглянула в сторону Кизляра.

Лицо ее преданного друга скрывала темная мантия, а по непроницаемому взгляду его черных глаз нельзя было прочесть ни одной мысли. Он молчал, как и всегда.

– Он никуда не денется посреди пустыни, Кизляр, – спокойным тоном произнесла Сетеней.

Молчаливый евнух знаком приказал охране снять с пленника кандалы и удалиться.

Сам же он и не подумал двинуться с места, оставшись стоять, точно безмолвная тень, за спиной своей госпожи.

Четверо стражников исчезли в проеме шатра. Оттуда они могли слышать, что происходит за пологами, но так как они не знали языка, на котором Сетеней собиралась говорить со своим невольником, они не имели возможности понимать услышанное.

Почувствовав облегчение, женщина опустилась на ковер рядом с мужчиной, который, возможно, представлял для нее смертельную опасность.

– Меня зовут Сетеней, – начала она на прекрасном русском. – Как зовут тебя?

Сузив глаза, он смотрел на нее уже без злобы и ненависти, однако не произнес ни слова.

Не спеша, без резких движений, он, пошатываясь, поднялся на ноги, выпрямившись во весь свой внушительный рост.

Сетеней осталась сидеть на прежнем месте. Мужчина уже стоял, а она, казалось, покорно замерла пред ним.

Жестом приказав невольнице поднести воды, Сетеней приняла из ее рук кувшин и только тогда, грациозно поднялась.

Невольник был так высок, что Кадын пришлось привстать на носки, чтобы поднести к его губам воду.

Мужчина склонился и начал жадно глотать.

Сам он не смог бы справиться… Его руки были сплошь покрыты рваными кровавыми ранами.

Он жадно пил, прикрыв глаза, позволяя любопытному взгляду Сетеней разглядывать свое лицо. Гордое, некогда красивое лицо, одна сторона была покрыта грязью и пылью, вторую же полностью искажал уродливый шрам, оставленный сильным ожогом.

Когда мужчина вдоволь напился его взгляд встретился с изучающим взглядом Сетеней.

Женщина молча вглядывалась в глубокие проницательные глаза своего пленника.

«Невероятно, – промелькнула мысль, – как он похож на возлюбленного. На ее Мейвели…»

Воспоминания о том периоде жизни, когда она была безгранично счастлива, причиняли женщине невыносимую боль, и она тут же постаралась прогнать их.

Темные волосы невольника неаккуратными грязными прядями падали ему на лицо и плечи. Поддавшись внезапно возникшему порыву, Сетеней подняла руку и отвела с его лица тяжелые пряди.

Улыбнувшись ему, она пришла к заключению, что лицом этот русский не мог сравниться с ее возлюбленным.

– Вам нечего бояться, – вновь попыталась она начать разговор.

– Бояться? – переспросил Влад. Его низкий раскатистый голос доносился, точно из глубин всей его негодующей сущности. – Это вам стоит меня бояться, Сетеней. Я в два счета сверну вашу хорошенькую шейку, и кастрат не успеет даже охнуть.

Женщина удивленно вскинула идеальные черные брови.

– Ты помнишь меня? – И она в одно движение сняла с головы свою чадру.

Ее темные густые волосы великолепной тяжелой волной упали на плечи и спину.

Некоторое время она наслаждалась смущением, явно выраженным в глазах мужчины, но это продлилось мгновение, затем его лицо снова стало непроницаемым.

– Я так же, как и ты, – тихо произнесла она, – вступила на эту землю рабыней…

– Я в кандалах благодаря тебе, – не дав договорить, перебил невольник. – Именно по твоему приказу меня, полуживого, притащили к берегам Турции.

– Не за тобой, князь, я посылала наемников! – повысила голос женщина.

А затем прибавила, уже мягче:

– Ты же князь Ольденбургский? Я не ошибаюсь?

– Не ошибаешься.

Сетеней вздернула подбородок, и глаза ее вызывающе блеснули:

– Я черкесская княжна из княжеского беснелеевского рода Кануковых.

– Я знаю твоего брата. Черкесского князя Машуку Канукова. Он порядочный и честный человек. Нам не раз приходилось сражаться бок о бок, отбивая нашу землю от проклятого турка. Думаю, он был бы крайне опечален, узнав, что его сестра… Ты наложница какого-нибудь турецкого купца?

Сетеней еще выше вздернула подбородок:

– Я жена младшего брата султана. Я первая Кадын во дворце Топкапы. И если мой муж, не приведи Аллах, станет султаном, я сделаюсь самой могущественной женщиной Стамбула. – Произнесла она все это спокойно с легкой полуулыбкой.

Безусловно, Сетеней была горда тем, что сумела достичь такого положения. Она прошла долгий и сложный путь от рабыни к законной супруге наследника султана. Ее могла ждать горькая участь других женщин – стать просто очередной наложницей в гареме или, еще хуже, продажной женщиной. Но Сетеней была не только неописуема красива, она еще и была непревзойденно умна и хитра. Именно эти качества позволяли ей управлять своим нерадивым супругом.

Младший брат нынешнего правителя Османской империи – Абдул-Азис слыл сущим наказанием. Его умственный уровень был низок, и как человек он был весьма ограничен, что было на руку хитрой Сетеней. Но вместе с тем Абдул-Азис был жесток и имел взрывной характер. Много места в его жизни занимали извращенные наслаждения и распутства. Заняв статус главной Кадын, Сетеней избавила себя от нежелательного разного рода внимания супруга.

Азис имел довольно многочисленный гарем, поэтому Сетеней спокойно существовала и растила дочь, но ровно до тех пор, пока девочка, с возрастом, все более и более не стала походить на белокурого ангела с глазами цвета морской лазури.

Дочь Сетеней как две капли воды была похожа на своего отца, вот только не на Абдул-Азиса. В этом-то и заключалась главная беда Сетеней.

Заметив тень тревоги на лице женщины, Влад нахмурился, медленно окинув ее оценивающим взглядом.

– Что вы хотите? – в более учтивой манере спросил он.

Точно прогнав дурные мысли, женщина тряхнула головой, удивленно взглянув на собеседника:

– У меня есть предложение, которое тебе понравится.

Влад промолчал, ожидая этого самого предложения.

– Если ты примешь его, я дарую тебе то, чего ты желаешь более всего.

Влад продолжил хранить многозначительное молчание.

– Ты хочешь и жаждешь свободы, – улыбнулась Сетеней. – Я помогу тебе.

Ей, безусловно, удалось заинтересовать собеседника, и гнев Влада заметно ослабел.

Но так скоро он не собирался сдаваться.

– Я буду свободен, независимо от того – приму ваше предложение и помощь или же нет.

Опустив голову, Сетеней придвинулась ближе и улыбнулась, тем самым демонстрируя пленнику, что не боится его.

– Если бы ты мог обойтись без моей помощи, то почему же ты до сих пор в невольниках? Почему ты не сбежал? У тебя для этого было, если я не ошибаюсь, где-то месяца три?

Глаза Влада потемнели.

Заметив это, Сетеней протянула руку к его лицу и провела пальцами по уродливому шраму.

Влад вздрогнул под ее нежным прикосновением.

– Откуда у тебя этот шрам? Я не помню, чтобы он был у тебя в нашу первую встречу…

Он оставил ее вопрос без ответа.

На это женщина равнодушно повела плечами и продолжила:

– Я знаю, что ты благородного происхождения, знаю, что стремишься домой, к своей семье… И ты мне очень подходишь.

Если угодно, я прошу тебя о помощи. Какое ужасное стечение обстоятельств привело тебя ко мне, – как бы вслух рассуждала она. – Я не хотела причинить тебе зла, но так уж вышло… И теперь я вынуждена просить тебя о помощи.

Говорят, что у вас – у русских – принято считать долги своих друзей своими долгами. Это так?

Сетеней выжидающе посмотрела в глаза собеседника, неотрывно следящие за ней.

– Так, – был его ответ.

– Я спасла жизнь твоему другу, и чем же он отплатил мне? Оставил меня одну в этой стране… Я слышала, он обвенчался с какой-то русской молодой княжной?

Влад промолчал.

Его прелестная дочь Кити была виновницей всех бед этой непостижимой женщины. Она была разгневана, точно дикая кошка, и очень опасна. Влад мысленно поклялся первым же делом по возвращении домой хорошенько взгреть своего любвеобильного друга. Черт его подери с его смазливой физиономией и с его этим Соловьем.

Князь Щербатский, при всей своей великолепной внешности, имел еще и необычайно богатый и красивый голос, за что и получил прозвище Титулованного Соловья. Буквально все женщины по двум берегам Черного моря сходили по нему с ума. И дочь Влада, Кити, не оказалась исключением.

Разгневанная черкешенка, решив отомстить возлюбленному за предательство, послала по его душу наемников. Вот только вместо нужного ей князя к берегам Константинополя доставили его – Влада.

И немудрено… Именно Влад предложил другу эту идею с переодеванием. В одинаковых костюмах сладкоголосого Соловья мужчин действительно сложно было отличить. Так и произошло… И теперь Владу предстояло вновь выручать своего товарища, ценой собственной свободы и жизни.

– Ты примешь мое предложение, князь? – Ласковый голос черкешенки вывел Влада из размышлений.

Подозрительно прищурившись, он опустился на ковер, вытянув ноги:

– Я хочу знать, в чем будет заключаться моя помощь вам.

Чуть помедлив с ответом, Сетеней что-то произнесла на турецком, и в то же мгновение суетливые невольницы раскинули перед мужчиной скатерть, уставив ее всевозможными яствами.

Пустой желудок Влада тут же громко отозвался на этот добрый жест хозяйки.

– Поешь, – протянув белоснежную руку, как бы приглашая мужчину к столу, произнесла она.

Последние двое суток Владу не давали даже воды, не то чтобы кто-то намеревался его покормить. Его не пришлось долго упрашивать. Он тут же впился зубами в румяный, еще горячий лаваш и, точно оголодавший зверь, оторвав кусок, стал тщательно пережевывать.

Утолив первый животный голод, он смутился и, отряхнув крошки, застрявшие в его бороде, исподлобья взглянул на свою благодетельницу.

– Прошу меня извинить, мои манеры оставляют желать лучшего…

Сетеней понимающе кивнула и придвинулась ближе. Она руками оторвала крыло только что поджаренной голубятины и без аккуратностей и церемоний откусила довольно большой кусок. Светлые струйки мясного сока побежали по ее рукам и подбородку; улыбнувшись, она не стала отирать лицо, а продолжила есть.

Влад тут же последовал ее примеру.

Наконец, наевшись вдоволь, он принял из рук вошедшей невольницы фужер, до краев наполненный красным вином.

Сетеней отказалась, жестом отослав рабыню.

– Итак, – продолжила она разговор, – я предлагаю тебе свободу.

– Что я должен буду сделать для этой свободы?

Сетеней глубоко вздохнула и промолвила:

– Когда будешь уходить, ты должен будешь взять с собой мою дочь.

– Это все? – удивился Влад.

Женщина заломила тонкие белые руки:

– Нет. Я хочу твоего слова – что бы ни произошло, ты не оставишь ее.

Глаза Сетеней в один миг наполнились слезами, точно бездонные колодцы.

– Я не могу доверять никому в этом мире. Поэтому я выбрала тебя. Цена твоей свободы – это цена жизни моей дочери. Тебе это кажется довольно непонятным и глупым, но…

Женщина умолкла. Казалось, она в эту самую минуту принимала для себя очень важное решение. Пристально взглянув на Влада, как бы пыталась определить, могла ли позволить себе быть с ним откровенной до конца?..

– Продолжай, – настойчиво произнес Влад. – Твои тайны умрут вместе со мной. Можешь быть в этом уверена. Даю слово.

– Я знаю, что твоему слову можно доверять, князь, – кивнула Сетеней.

Немного помолчав, она продолжила:

– Все не так просто, как кажется… Мой муж уже давно подозревает, что Гвашемаш – не его дочь.

Сетеней взглянула на собеседника, ожидая осуждения или чего-то еще в его взгляде, но, не увидев ровным счетом никакой реакции, продолжила:

– Девочка еще слишком мала, но очень скоро ее внешность станет неопровержимым доказательством того, что Абдул-Азис не ее отец. Полагаю, вам не нужно разъяснять, какая участь в этой стране ожидает незаконнорожденное дитя?

Казалось, произнеся это, женщина испытала почти физическую боль.

– С тех пор, как муж заподозрил неладное, меня отлучили от дочери и я редко вижусь с ней. На малышку уже было совершено два покушения… А теперь меня нет рядом, и я не могу ее защитить. Для одинокого ребенка жизнь в гареме слишком опасна. Тем более для моего ребенка…

– Ты хочешь, чтобы я выкрал ее?

Уголки рта женщины растянулись в горькой усмешке:

– Если бы это было возможно… Ты войдешь в стены Топкапы как евнух…

– Что?! – воскликнул мужчина. – Этому не бывать!

Все это время сидевший тихо молчаливый евнух разразился безобразным смехом.

Если бы его огромная фигура не подрагивала, сотрясаясь, а глаза не блестели, Влад счел бы, что верзила задыхается.

– Если вы считаете, что я в обмен на свою свободу решу походить на него, – Влад кивнул на Кизляра, – то вы глубоко заблуждаетесь. Я отвергаю ваше великодушное предложение. Суждено мне умереть или вернуться домой, в любом случае предпочту остаться мужчиной.

– Ты только сделаешь вид, – поспешила развеять опасения Влада женщина. – Никто, кроме Кизляра и меня, не будет об этом знать. Ты сойдешь в гареме за своего… – Будто это было проще простого, так легко рассуждала черкешенка. – Тебя приставят к моей дочери… Разумеется, прежде ты должен будешь завоевать доверие Абдул-Азиса. А когда настанет время, я устрою все так, что ты сможешь забрать Гвашемаш оттуда.

Вместе вы сможете быстро и безопасно покинуть дворец Топкапы и Стамбул.

– Всего-то?! – едко заметил Влад. – Твой муж примет меня с распростертыми объятиями и как почетного гостя введет меня в свою святая святых?! Даже я знаю, – вдруг нервно рассмеявшись, заметил он, – что до тех пор, пока мужчина остается мужчиной в полном смысле этого слова, его на пушечный выстрел не подпустят к стенам гарема.

– Ты, безусловно, прав, – согласилась Сетеней. – Но об этом не беспокойся, Кизляр самолично проведет оскопление.

Влад вскинул брови.

– Точнее, лжеоскопление, – тут же исправилась черкешенка. – Все будет устроено так, будто тебя сделали евнухом по всем правилам, прям во дворце.

Влад с совершеннейшей серьезностью уставился на евнуха:

– Ему можно доверять?

Даже не взглянув в сторону своего охранника, Сетеней произнесла по-турецки:

– Открой лицо, Кизляр.

Евнух в ту же минуту покорно откинул с лица темную ткань.

То, что увидел Влад, заставило его поежиться, и весь сытный обед, тотчас же запросился наружу.

Лицо темнокожего мужчины походило на один сплошной шрам. Не было видно ни губ, ни носа, точно все сравняла то ли страшная болезнь, то ли беспощадное пламя.

– Бог мой, – выдохнул Влад. – Это кто его так?

– Когда мы с твоим другом пытались бежать с судна Омира-паши, Кизляр помогал нам. Вот так он был наказан. Некоторым удалось избежать подобного наказания. Твой друг прыгнул за борт, вслед за моей сестрой…

Влад тотчас же припомнил историю, что рассказывал о своих скитаниях Щербатский.

Долгое время ему не давала покоя девушка, младшая сестра Сетеней, что сгинула в пучине морских волн. Щербатский так и не смог простить себе ее смерть.