Застенчивые кроны

Запрокинул голову, подставляя лицо теплым упругим струям. К сожалению, вода не смывала напряжение, которое отметила Лада. Тут уже вообще вряд ли что могло помочь. Герман, как охотник в предвкушении самого интересного, затаился, напряженно прислушиваясь к происходящему. Все в нем подрагивало и звенело в ожидании, к которому он не был приучен – факт. Гера с детства получал все, что хотел. Но теперь между ним и его целью было столько преград… Будто бы их разделяла полоса препятствий. И лежащая в его кровати женщина являлась одной из таких помех…

Герман вышел из душа, обмотав бедра полотенцем. Чертыхнулся, потому что забыл взять чистое белье. Прошел через комнату к чемодану, который не стал распаковывать, выхватил трусы и трикотажные штаны. Вернулся в ванную одеться. Это выглядело, наверное, глупо, учитывая, что Ладка видела его голым тысячу раз, но по-другому почему-то не мог.

– Гера, что-нибудь случилось? – нерешительно спросила девушка, когда он закончил.

– Ничего. Говорю же, устал.

Он ей скажет. Обязательно скажет. Просто сейчас не время совсем, и, наверное, не место. Завтра Ладка опять укатит в Италию, а он приступит к съемкам. Будет время все хорошенько обдумать. Да и с Давидом не хотелось бы ссориться раньше времени. Им еще не раз работать вместе. А конфликт будет неминуем, если Ладка останется недовольной их расставанием. Значит, все нужно будет сделать красиво. В идеале, было бы неплохо, если бы она сама его бросила. Вот только как этого добиться?

Нет, не то, чтобы Герман не был готов пойти на конфликт с Давидом, если уж очень приспичит! Но и торопиться бить горшки не имело смысла. Бизнес – есть бизнес. И его интересы, в Германовой системе координат, имели не абы какое значение. Долгое время он жил работой, слишком много для него значило то, что он делал, слишком много людей от него зависели. Он не имел права на необдуманные поступки.

Эти мысли преследовали его ночью, и утром следующего дня, когда Герман за завтраком выискивал Дашку глазами.

– Гера, я опоздаю на самолет, если ты выпьешь еще хоть одну чашку кофе… – пожаловалась Лада.

– Да-да… Конечно, поехали… – Мужчина промокнул губы идеально белой салфеткой и неторопливо встал из-за стола. Лада была права. Он заигрался, едва ли не преследуя Дашку. Очевидно, что та была не готова к встрече с ним сегодня. Ей требовалось какое-то время для раздумий. Пространство… И ему тоже не следовало торопиться. Они в любом случае поговорят. И если сейчас – неподходящий момент – черт с ним. Пусть так. В любом случае, все решится на съемках. Он подождет. Даст себе остыть…

Первые дни всегда были самые тяжелые. Утомительные. Да и творчества в этой работе не было, а Герман ненавидел рутину. Делал все, что от него требовалось, и тихо сатанел. Так было всегда, ничего нового он в себе не открыл. Но на этот раз все усложнилось ожиданием… Ожиданием встречи с ней. Никогда бы не подумал, что это будет так тяжело. Сам себе удивлялся, будто бы что-то новое открыл там, где уже не было места открытиям. Перебирал их короткие встречи в памяти. Возвращался на годы назад, и вспоминал… Сам с собой откровенничал. То нерешительно приоткрывая занавесу прошлого, то в страхе возвращая её назад. Будто бы актер с боязнью сцены – выглядывал из-за кулис, и в ужасе зажмуривался, не решаясь выйти в ослепительный свет софитов. Хотя, вроде, и решился уже…

Было страшно. В прошлом осталось много боли, от которой Герман бежал. Тот период… непрекращающаяся агония. Невозможно было выудить из памяти Дашкин образ, не разворошив других мучительных воспоминаний. Да и воспоминания, связанные с ней самой, тоже были далеко не всегда радужными. Он помнил и ее расширенные от наркоты зрачки, и ее дрожащие руки, и засосы по всему телу, которые приходилось гримировать… И свою на это злость, природу которой он тогда не понимал, и даже не пытался анализировать…

– Герман, рельсы смонтированы.

– Хорошо, – кивнул головой. – Все приехали?

– Не все. Нет Игоря и Елены…

– А Дарья?

– Не знаю, она еще не отписывалась.

Когда Рада ушла, Герман достал телефон, открыл групповой чат в Viber – новых сообщений от Даши действительно не было. Хотя, та активно участвовала во всех коллективных обсуждениях, для которых и была создана эта группа. Будто бы действуя сам по себе, палец скользнул вверх, открывая прошлые сообщения. Дашкины реплики терялись в сотнях других, но он их методично отыскивал и перечитывал. Вот она скинула фото своего обеда в ответ на жалобу дольщиков о том, что у них столько работы, что некогда пожрать. За это ее шутливо прозвали садисткой. Ну, правда, фото накрытых к обеду фуршетных столов пятизвездочного отеля больше походили на издевательство, чем на попытку поддержать голодающих. Дашка ответила коварно улыбающимся смайликом с рогами. Потом было долгое затишье, и снова фото от Даши – ответ на вопрос костюмеров, не у нее ли серая парка, которая куда-то исчезла. Та написала, что нет, но предложила взамен свою. Её-то она и демонстрировала, сделав селфи. Герман сохранил себе эту фотографию. Не знал, зачем, но сохранил… Дашка была удивительно фотогенична. И красива той красотой, которая абсолютно не нуждалась в каком бы то ни было дополнительном обрамлении. В серой парке, на фоне свинцово-серого, окутанного туманом озера, с растрепанными волосами, сосредоточенно закушенной губой, она выглядела так, что эту фотографию можно было смело отправлять на обложку журнала. Но Дину что-то не устроило, да и Стас влез в разговор. Тогда Даша выслала еще одно фото – на этот раз парка была изумрудно-зеленой. Комментарий к фото гласил о том, что, если им опять что-то не понравится, у нее есть еще штук десять таких курток всех цветов радуги, чем привела художников по костюмам в полнейший экстаз. Далее с Дашкой переписывался локейшн менеджер, уточняя у той, как у местной, какие-то детали по выбранному месту съемок. Телефон пискнул, оповещая о новом сообщении, Герман обновил страницу и увидел заветных три слова «я на месте».

Он бросил все. К чертям… Выскочил из комнаты, оборудованной под кабинет, переступил через действительно смонтированные рельсы. Окунулся в царящий на съемочной площадке хаос. Работа кипела, в преддверии первого съемочного дня. Он бы сам еще недавно извелся в ожидании начала съемок, но теперь акценты сместились. Ничего не замечая на своем пути (он вообще никогда не замечал препятствий между собой и тем, к чему стремился), мужчина споткнулся о скрученный на полу кабель, и едва не упал. Бросил быстрый взгляд на сидящего возле бобины тощего патлатого мужика из числа нанятых на время подсобных рабочих, заметив:

– Из-под ног уберите провода.

Мужик, не глядя, кивнул головой, медленно встал и, похрамывая, пошел делать то, что ему было сказано. Не обращая больше на него никакого внимания, Герман вышел на улицу. Съёмочная группа разместилась неподалеку, на небольшой частной турбазе. Именно туда и лежал его путь.

Дашка едва успела распаковать небольшой чемодан, когда в дверь отрывисто постучали. Что-то тревожное ей почудилось в этом звуке. После той злосчастной записки она вообще беспокоилась по любому поводу. Именно поэтому, уезжая из дома, попросила Костю получше приглядывать за родными. Как она и думала, мужчина прицепился к ее словам, как клещ! Стал пытать, не случилось ли чего, впиваясь в неё цепким взглядом. Даша поспешно заверила друга, что ничего не произошло. Просто волнительно уезжать, оставляя родню. Не привыкла она к такому. Костя, вроде бы, поверил. Собственно, почему бы и нет? Её объяснения выглядели достаточно убедительно, у него не было повода ей не верить.

Даша подошла к двери:

– Кто там?

– Открывай, Сова, Медведь пришел.

Сердце ухнуло куда-то вниз. Рука метнулась к горлу, а вторая – будто бы живя своей жизнью, повернула защелку. Он стоял на пороге. Красивый какой-то совершенно хулиганской красотой, отчаянный и сумасбродный… Дашка не знала, что делать дальше, что спрашивать или говорить, а Герман не оставил ей времени на раздумья. Шагнул вперед, заставив ей отступить, и закрыл за собой дверь.

– Что-то случилось? Ты… ты почему не на площадке? – выдавила из себя, настороженно всматриваясь в его голубые глаза. И тут же отшатнулась. Сделала шаг назад, сама не понимая, что её на это сподвигло. Возможно, какое-то неистовство, вдруг проступившее сквозь привычную невозмутимость Германа. Бездна, рванувшая ей навстречу из его прозрачных глаз. Она не успела ничего осмыслить, обдумать, или хоть как-то подготовиться к тому, что случилось. Он обрушился на нее, как ураган. Оправдывая все её мысли о нем и представления. Соответствуя всем её ожиданиям. Ни больше, ни меньше… Стихия… Неуправляемая, безудержная… Как горная река, или снежная буря.

Это было слишком быстро… Или, напротив, медленно? Тысячи противоречивых эмоций. Электричество вверх по позвоночнику. Миллионы импульсов, воспламеняющих кровь. Тринадцать лет она ждала… Этого ли? В ушах звенело, и сердце колотилось так, что, казалось, даже тело Германа, расплющившее её грудь, подпрыгивало от его ударов. Губы жгло…

Сквозь дымку сумасшедшего желания донесся какой-то стук. Даша уловила его краем сознания, но никак не отреагировала. И Герману было не до этого. Не сбавляя темпа, он терзал Дашкины губы, скользил по выпирающим острым лопаткам ладонями, мял одежду. Стук повторился.

– Кого черт принес? – шептал мужчина между поцелуями.

– Не знаю… Нужно открыть…

– К черту их! – рыкнул Гера.

Больше всего Даша хотела с ним согласиться. Но в голове будто бы что-то щелкнуло. Дашка резко отшатнулась. Господи! Ну, почему каждый раз рядом с ним у неё напрочь отказывали тормоза? Что за морок?

– Даш…

– Я открою…

– Дашка! Ну, наконец-то! У тебя, что, живот скрутило?! – затараторила Дина. – Пойдем на обед, я забила тебе место за нашим столиком. Знаешь, какой тут бограш готовят! Мммм. Ой, а ты не заболела? Щеки красные, будто в лихорадке…

– Нет, Дин, все нормально. Только волнуюсь немного по поводу завтрашнего дня.

– Ааа. Ну, так что, пойдем?

– Ты иди, а я догоню. Мне бы еще переодеться хотелось.

– Ну, давай, поторопись! Не то потом остынет все…

Дашка кивнула, закрыла за гостьей дверь, и прислонилась к ней лбом. Она поспешила… Не следовало позволять Герману думать, что она доступная. В прошлом – возможно. Сейчас – нет.

– Даша… – раздалось у самого уха, и тут же его теплые сильные руки легли ей на плечи, а дыхание обожгло затылок.

– Мы слишком спешим, – выдавила сипло. – Не могу! Не хочу… так.

Молчание ей было ответом. И она хотела уже избавиться от прикосновений Германа, когда он, зарывшись носом в пряди её волос, прошептал в ответ:

– Значит, спешить мы не будем…

Глава 19

– Тишина на площадке!

– Ну, с Богом, ребята!

– Мотор!

Вот и началось… Хвала Господу. Первый дубль – и сразу с Дашей. Сцены без нее они будут снимать двумя неделями позже. Когда Дашка вернется домой на празднование своего юбилея. График съемок был специально скорректирован так, чтобы у нее была пара свободных дней. Герман лично утверждал корректировки. Это было условие актрисы…

Камера наезжает на героиню, она вскидывает взгляд и встречается взглядом с героем. Смятение. По сценарию, в её глазах должно появиться смятение. То чувство, которое наполняло его кишки прямо сейчас.

Герман думал о ней постоянно. Думал так часто, что иногда казалось, будто вокруг Дашки вертятся не только его мысли, но и он сам. Все, что его наполняет и делает мужчиной. Абсолютно новое ощущение, которое еще не до конца уложилось в сознании, которому он даже не нашел объяснения, но перед которым, тем не менее, смиренно склонил голову. Подчиняясь. Сдаваясь в плен.

– Снято!

– Давайте на исходные. Даша, продолжай в том же духе. Артем, тебе нужно быть немного более заинтересованным. Ты не был в этом городе пятнадцать лет…

Господи, какие у нее глаза… Ежесекундно, чем бы ни занимался, и какие бы вопросы ни решал – они преследовали его повсюду.

– Мотор!

Съемки первого эпизода не заняли много времени и прошли достаточно успешно. Если все пойдет так хорошо и дальше… если они не выбьются из графика, то съемочный процесс закончится за двенадцать недель. А значит, у него есть двенадцать недель на то, чтобы разобраться со всем происходящим. Всего двенадцать недель… Легко не будет – факт. Даша не собирается так просто сдаваться. Герман понимал это предельно ясно. Как и то, что им действительно не стоило откладывать разговор. Прояснить… Им следовало все прояснить.

Пока готовили новую сцену, над Дашей суетились стилисты. Она о чем-то переговаривалась с ребятами и пила принесенный ассистентом кофе. Герману нужно было просмотреть отснятые дубли – а он не мог отвести от нее глаз. Смеётся… Так красиво смеется… Дашка творила с ним что-то невероятное. Факт. Его лихорадило… Он был как никогда вдохновлен. Он горел… И заражал своим энтузиазмом всех вокруг. Коллективное обсуждение отснятых дублей вышло очень оживленным.

– Спасибо. Мы сегодня неплохо поработали.

Слова Германа были обращены ко всем членам съемочной группы, но смотрел он исключительно на Дашу. А она отводила взгляд. Так трогательно смущаясь…

После того, как все разошлись, Герману еще предстояло производственное совещание с операторами, а ведь как хотелось, наплевав на все, последовать вслед за Дашкой… Но, нет. Он не мог себе позволить такого. Просто не мог.

Освободился ближе к ночи. Не чувствуя ног от усталости. Съесть бы свой ужин, так уже, наверное, и ресторан закрыт…

– Герман…

Мужчина резко обернулся. Даша стояла в двух шагах от него.

– Ты чего не отдыхаешь? – удивился он.

– Не спится что-то… Вот и брожу.

В животе Германа громко заурчало. Даша растерянно хлопнула глазами:

– Ты так и не поел?

– Нет. Некогда было…

– Я и забыла, в каком бешеном темпе ты работаешь… Так нельзя.

– Иначе не умею.

– Я знаю… Забыла немного, но уже начинаю припоминать. – Дашкин голос упал практически до шепота.

– Что ж… Значит, не я один ударился в воспоминания.

Даша рассмеялась. Горько. Совсем не так, как смеялась до этого в кругу гримеров или ребят-техников:

– Да уж… Воспоминания. Столько лет пыталась забыть это все! Забыть, как страшный сон.

– Расскажешь?

– Сегодня? – Даша сглотнула, гипнотизируя его пристальным взглядом своих сумасшедших глаз.

– Этот вечер ничем не хуже любого другого. Ты ведь сама хотела поговорить… Или я тебя неправильно понял?

– Хотела… Только, знаешь, это совсем невеселый рассказ.

– Не все рассказы веселые, Даша. Не во всех фильмах есть хеппи энд…

– Хорошо… – решилась женщина после секундной заминки. – Только сначала поешь. Не могу смотреть спокойно на голодного мужчину. Это противоестественно.

– Да где ж я тебе ужин раздобуду в такое-то время?

Она знала – где. Уже через несколько минут, сидя в Дашкином номере, Герман уплетал вкуснейший пирог с мясом, из её же запасов, и пил сладкий чай. А она нервничала. Это отчетливо просматривалось в ее торопливых, дерганых движениях, отрывистых жестах и звенящей речи. Дашка даже пальцы закусила. Видимо, так и не избавившись до конца от привычки грызть ногти…

– Не суетись. Сядь…

Даша рухнула на кресло, как будто только и ждала этой команды.

– Если ты все еще хочешь поговорить – начинай сейчас, чтобы поскорее с этим покончить. Или… может быть, я должен первый начать? Обозначить свою позицию?

– Нет. – Даша покачала головой. – Сначала послушай…

Она поёжилась, обхватила себя руками, будто бы ей стало холодно, и отошла к окну. Предельно собранная. Закрытая на все замки и засовы. Непроницаемая, как банковская ячейка… Готовая ко всему.

– Хочу сразу предупредить, что не стану оправдываться за то, что было в моем прошлом, и, тем более, исповедоваться перед тобой. Это… это только мое дело. И раз ты все ещё здесь, подозреваю, что оно тебя не слишком от меня отвернуло…

Герман пожал плечами. Не отвернуло – факт. Скорее, добавило лишних вопросов.

– Ты можешь вообще ничего не объяснять. Это – твой выбор, – заметил он.

– Нет. Не могу… Не хочу, чтобы ты пострадал из-за моих ошибок. Чтобы хоть кто-нибудь пострадал!

– Тогда я тебя внимательно слушаю.

Герман достал сигареты, щелчком выбил из пачки одну, сунул в рот.

Даша облизнула губы. Сделала глубокий вдох. Яростный, жадный… Правду ведь говорят, что перед смертью не надышишься. Но почему-то этот последний глоток воздуха всегда самый необходимый…

– Ты уже знаешь, что я детдомовка. Поэтому не буду рассказывать об этом периоде своей жизни и давить на жалость. К тому, что со мной впоследствии приключилось, это не имеет никакого отношения… Так вот, Люба и Ставр забрали меня из приюта в четырнадцать. В то время я была уже взрослой барышней… Опытной! – с Дашкиных губ снова сорвался смешок, у Германа мороз шёл по коже, когда она так смеялась!

– Даш…

– Нет-нет! Это ведь самое начало… В самой лайтовой версии… Что же ты слабонервный такой, Герочка?!

Дашкино веселье и показная бравада были наигранными. Он не поверил им ни на секунду! А насмешливое «Герочка» так и вовсе пропустил мимо ушей. Загнанный в угол волк всегда кусается. Он это мог понять.

– Даш…

– Да послушай ты! Я прожила у них пару месяцев, и залетела. Хотела аборт сделать, вот только Люба не позволила. А потом родился Ян, и я, наконец, поняла, ради чего мне жить… И все было неплохо, пока я не попала на съемки.

– Даш…

– Я ужасно боялась, Герман. Так боялась! До регулярных панических атак… До бессонницы… Кажется, в то время я вообще не спала!

– Боязнь сцены?

– Нет! Что ты! Боязнь не справиться. Разочароваться и разочаровать… Я ведь считала себя полным ничтожеством, понимаешь? А тут такой шанс! И… Ты. Да-да, не смотри на меня так… Мне ты виделся каким-то божеством. Или инопланетянином… Я не знала таких мужчин, не думала, что они вообще такими бывают. Как насмешка… Ведь через меня их столько прошло… Но ты был совершенно особенным. Другим. Нереальным. Уверенным в себе и в том, что делаешь… Самодостаточным. Ужасно красивым… Я так хотела произвести на тебя впечатление…

– Ты и произвела.

– Могу себе представить…

– Я говорю на полном серьезе. Ты зацепила меня. Очень. Только, после гибели сына все отошло на второй план.

Даша вздохнула, и прикрыла глаза.

– Ладно… Это сейчас неважно. Дело в другом… Мне угрожают. Или шантажируют, не знаю, как правильнее обозначить то, что происходит…

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Герман. И что-то в его голосе заставило Дашу обратить на себя внимание. Она подняла веки и натолкнулась на цепкий пронизывающий взгляд. В нем что-то неуловимо изменилось… Присущая Герману вальяжность испарилась в мгновение ока. Он стал совершенно другим. Собранным, отстраненным, жестким…

– Даша, не молчи!

Да… Она сама затеяла этот разговор. Поэтому играть в молчанку не имело смысла. Ей просто нужно собраться, и покончить со всем одним махом. Где только силы взять? Где взять эти чертовы силы?

– Когда Керимов подсадил меня на кокаин… Он стал меня использовать в качестве шлюхи для своих дружков. Вадик продавал меня самым отъявленным извращенцам. – Дашка облизала пересохшие губы. – Ничего нового, если честно, для меня не произошло. Малолеткой я продавала себя за кусок хлеба. Так что в этом плане, можно сказать, я даже выросла – доза-то стоила гораздо больше…

Дашкин голос был непривычно тихим и каким-то надломленным. Герман смотрел на неё в упор и слушал, не перебивая. Пытался осознать сказанное, но как-то не получалось. Только злость поднялась внутри. И во рту мерзкий привкус появился… Будто он съел что-то несвежее, или болотной воды хлебнул.

– Эти, с позволения сказать, «свидания» Керимов снимал на камеру. Я не знала, что он это делал! – закричала в отчаянии, но тут же сдулась, прошептав, задыхаясь: – А если бы и знала, то все равно не смогла бы ему помешать… В общем, он меня начал шантажировать этими пленками еще тогда… Чтобы сделать послушнее.

– Почему ты мне не сказала?! – возмутился Герман, и сразу же осознал, что не имел никакого права на эту претензию. И Дашкина иронично вскинутая бровь была лишь тому подтверждением.

– Ты был Богом для меня, помнишь? Мне было ужасно стыдно…

Девочка-девочка… Как же так? Герман отвернулся, якобы в поисках спичек. А на самом деле – просто не хотел, чтобы Даша увидела, как сильно его потряс её рассказ. Как в голову ударила ярость, и жажда мщения. И болезненно дикое сожаление, что он не смог тогда её защитить. Проклятые спички нашлись в ящике стола. Гера подкурил. Втянул в себя горький дым, выдохнул носом.

– Эти пленки исчезли из моей жизни вместе с самим Керимовым. Поначалу я вообще не задумывалась об их судьбе. Было не до этого. Меня так кошмарно ломало… – плотину сдержанности прорвала крохотная прозрачная капля. Но вряд ли Дашка заметила, что начала плакать. Она торопливо продолжила свой рассказ. – Понятия не имею, на чем держалась тогда. Ведь я даже жить не хотела. У меня была ужасная депрессия и совсем неутешительный диагноз – биполярное аффективное расстройство. БАР… Может, слышал? Сейчас это модный диагноз среди творческих личностей… – снова кривая улыбка наползла на лицо. И Герману захотелось закричать: «Не надо! Не играй! Хочешь плакать – плачь. Только не играй, когда тебе так невыносимо больно. Не трать на это последние силы… Даша, Дашенька…», а Дашка, между тем, продолжала. – В общем, первые года полтора я просто пыталась выжить… Но со временем все улеглось. И так бы и продолжалось, если бы совсем недавно я не получила вот это…

Дашка прошла через комнату к тумбе, на которой стояла сумка. Пошарила внутри, и достала порядком измятую записку. Она держала её аккуратно за самый край.

– Не хочу добавлять работы криминалистам на случай, если мне в дальнейшем придётся использовать её как вещдок, – пояснила свои действия, слизывая влагу с губ.

– Когда ты это обнаружила? Где это случилось? При каких обстоятельствах? – сыпал вопросами Герман, подойдя к Дашке вплотную. Приковав к себе ее взгляд.

– В тот вечер, когда мы с тобой ужинали в ресторане Марго. Я вошла в номер – и увидела это под дверью.

– Почему ты мне сразу не рассказала?

– Потому что тогда это тебя не касалось.

– Бред…

– Нет, Герман. Тогда нас ничего не связывало. Но ты неминуемо окажешься под ударом, если между нами что-то произойдет…

Глава 20

Дашка была права, отчего ситуация еще сильнее запутывалась. Герман понимал это краем сознания. Просто не мог отрицать очевидные истины, как бы ему того не хотелось. Он слишком долго жил головой, слишком много прилагал усилий, выстраивая свое настоящее, чтобы вот так, запросто, поставить его под удар. Если пленки с компроматом на Дашку действительно существуют… Если они всплывут в разгар работы над фильмом, или, что еще хуже – перед премьерой – это погубит все. Несмотря на то, что он понятия не имел о том, что запечатлено на тех записях, Герман, тем не менее, абсолютно не сомневался в эффекте, который они произведут. Еще бы… Грязная изнанка кинематографа во всей красе. Шикарный информационный повод. Он уже видел кадры ток-шоу и гневные заголовки в прессе…

Затушив сигарету в пепельнице, он снова взглянул на Дашку. Сейчас она мало походила на ту женщину, которую он лицезрел еще пару часов назад на съемочной площадке. Она осунулась лицом, и даже как будто постарела. На ее щеках в тусклом свете гостиничного номера мерцали слезы, и Герман проклинал себя за то, что не может их осушить.… Не может, махнув на все рукой, заявить, что всё сказанное Дашкой не имеет значения. Потому что, мать его так, оно имело… И не только для него. Для почти сотни душ съёмочной группы, для Марго, которая такого удара может не пережить, для продюсеров и спонсоров, которых он лишится, если фильм провалится в прокате из-за скандала…

– Да, ладно… Не нервничай так. Я ведь все понимаю, Герман. Собственно, для этого и рассказала. Ну, чтоб меньше искушения было… Ты понимаешь.

Черт. Как же чертовски стыдно… Стыдно за свое преступное молчание. За невозможность сказать – забей, я прикрою! Он не мог произнести этих слов! Не мог… Как и не мог отказаться от Даши или предложить ей тайную связь, после всего, что о ней узнал. Этой женщине нужно было совсем другое… А не интрижка, скрытая от глаз.

– Я понимаю… И ты совершенно права в том, что нам не стоит сейчас выставлять отношения напоказ.

Даша истерично хмыкнула:

– Конечно.

– Ты не поняла… Я не хочу тебя прятать…

– Да и не получится, Гер. Я сама на это не соглашусь. Не соглашусь… Понимаешь?

– Вот и не прошу…

– Тогда, о чем ты толкуешь?

– Время… Я прошу дать мне немного времени, чтобы со всем разобраться.

– Конечно… – повторила Даша, улыбнулась, и устало осела на кровать. И, вроде бы, она согласилась. Но что-то в её ответе не давало Герману покоя. Он снова подкурил, пристально наблюдая за её бесстрастным лицом.