Времена года. О времени и о себе

Вместе с определённым жизненным опытом пришло понимание причин определённых ароматов, исходящих от моих приятельниц, совершеннолетних и не очень, каждый из них говорил сам за себя и выдавал особенности характеров их обладательниц. И до сих пор первозданные инстинкты вынуждают меня оценивать каждого нового знакомого по этому признаку, а к человеку, который не пахнет вообще, отношение долго остаётся настороженным – он, скорее всего, больной, или даже провокатор.

Возможно, именно поэтому дети часто повторяют судьбы своих родителей, что вынуждены расти и взрослеть в ауре определённых ароматов своих родителей, позднее выбирая своих спутников жизни по уже знакомому критерию. Однажды уже в зрелом возрасте я вдруг неожиданно ощутила давно забытый родной запах покойной матери и, охваченная суеверным страхом и паникой, невольно заметалась по квартире, спотыкаясь и озираясь по сторонам, пока не упёрлась в батарею одной из комнат, на которой сохли мои пропитанные потом вещи после лыжной пробежки.

– Нам нечего больше терять, – печально пропел зеркальный двойник под мою фонограмму.

А я вынуждена была согласиться с тем, что слишком поспешила столь категорично осудить своих сверстниц, и что нам уже можно всё, ну или почти всё. И, может быть, я слишком преувеличиваю опасность момента и тороплюсь ставить крест на своей жизни? Но чтобы нести его дальше, понадобится гораздо больше сил и сноровки, чем в молодости.

Как-то одна из моих давних приятельниц, знавшая наизусть все основные молитвы, и не пропускающая ни одной возможности приложиться губами к святым мощам, в ответ на мой отказ совершить неприемлемый для меня поступок и кардинально изменить стиль жизни, поведала мне в назидание притчу о важности этой процедуры, рассказав о том, как два человека по-разному отнеслись к этой священной обязанности. Один из двоих путников на пути к вожделенному раю страдал от непосильной ноши и выпросил у бога крест поменьше. Другой донёс свой тяжёлый до конца, и когда они остановились у глубокого рва, первый не смог его преодолеть, а второй использовал свой крест в качестве моста и благополучно перебрался по нему на другую сторону.

Мне пришлось согласиться с тем, что на фоне рассказчицы я выгляжу очень блекло, и мои жизненные достижения в сравнении с её многочисленными победами скромны и незаметны. Но искр божьих на всех не хватает, и кто, если не такие праведники, как она, помолятся и спасут нас, великих грешников!

– А ты и постишься регулярно? – осмелилась я спросить, невольно обозревая с каждым годом всё более настойчивое стремление её разрастающегося тела вырваться из тесных оков одежды на свободу.

– Нет, да это и необязательно. Главное – чистота души и помыслов.

Я согласно покивала, выслушав эти рекомендации, но в грешной голове вдруг созрела мысль о том, скольких более слабых и немощных эти правоверные своими «крестами» могут вольно или невольно посбивать на своём пути к райской жизни. И так уж однозначно звучат их заученные молитвенные фразы во спасение души, если в каждодневной земной суете им далеко не всегда удаётся устоять перед грешными соблазнами, а между строками очередной просьбы Господу о прощении скрыты тайные намёки на то, чтобы он не торопил встречу с ним, а обеспечил многолетнее и ещё более сытное существование на земле? И если Спаситель вдруг отвернулся и не слышит, посылая праведнику всё новые испытания, чаще всего звучит традиционное «Господи, за что мне всё это?».

Но стоит ли роптать, если все человеческие мучения – следствия осознанного выбора и просить у бога снисхождения, не зная, что он потребует взамен, всегда рискованно. Жизнь в любом случае рано или поздно всё расставляет по своим местам – одних проклинают при жизни, других чтят и славят после смерти, а бывает так, что и то, и другое достаётся одним и тем же. А многократное «Вечная память!» в молитве о всех новопреставленных перед их погребением – для большинства из нас лишь традиционная формальность.

Как бы то ни было, закономерный жизненный финиш моей «трассы 60» неизбежен и, рисуя в воображении последние дни своей жизни, я уже имею представление о возможных вариантах её окончания. Но каким бы болезненным не был уход из привычного бытия, это, как утешают мудрецы, можно пережить, если учесть, что случается это всего лишь раз. А самый идеальный вариант из всех возможных можно обозначить цитатой из известной советской песни – «если смерти, то мгновенной».

Возможно, идеальный вариант мне не предназначен, и как родителям, предстоит долго мучиться, страдая от продолжительных болезней, а пышнотелые здоровяки, прощаясь с моим уставшим и навсегда уснувшим телом, позлорадствуют:

– Надо же, не пила, не курила, спортом занималась, и не помогло. Как говорится, пока толстый сохнет, худой сдохнет.

Возможно, мне не хватит сил бороться со старостью, и я, как некоторые из моих предков, малодушно струсив, не смогу дождаться её естественного завершения. Но любом случае каждый рискнувший перечить священным заветам поднимается на крышу в надежде не упасть, а взмахнув крылами, улететь на свободу, навсегда покончив со всеми земными проблемами. Но прежде чем расправить крылья, он оглядывается назад.

ЗИМА

1

На лётном поле провожали иностранную делегацию – подогнанный к самолёту трап гостеприимно спускался к ногам отбывающих гостей, музыканты военного оркестра нетерпеливо перебирали в руках инструменты, почётный караул вытянулся в стройную шеренгу, а представитель МИД пожимал на прощание руки иноземных гостей. Грянул оркестр, но члены делегации то ли по неслышной команде, то ли по какому-то внутреннему позыву единогласно отвернулись от него и, проделав определённые манипуляции руками, замерли, что-то неслышно надиктовывая губами. Отгремели гимны, и всё замерло в ожидании погрузки в самолёт, но неожиданно все молящиеся бросились на колени и уронили головы на землю. В дверях самолёта появился удивлённый пилот и, наблюдая эту яркую, неоднократно повторяющуюся церемонию, с беспокойством поглядывал на часы. Наконец, пассажиры заняли свои места, взревели моторы и нетерпеливо закружились пропеллеры, всё сильнее разгоняясь и оглушая окрестности безудержным ликованием в предчувствии долгожданного свидания с небом.

Монотонный гул всё настойчивей давил на уши, и мне пришлось проснуться и прислушаться.

На электронных часах светилась четвёрка с копейками, а разбудивший меня звук принадлежал пропеллеру, вмонтированному в вентиляционную шахту туалета этажом выше. По внутренней поверхности потолка моей спальни загрохотала передвигаемая мебель, послышались громкие голоса новых соседей-мусульман, очередное заочное свидание с которыми стало неизбежным. Видимо, они тоже готовились к намазу, оживлённо обсуждая что-то и, перекрывая неумолкающий грохот вентилятора, низкий женский голос что-то настойчиво внушал собеседнику на чужом для меня языке, пока в ответ ему неожиданно визгливый высокий мужской голос не огрызнулся на понятном мне русском.

– Пошла ты на х… Зае..ла ты меня, – прозвучали знакомые фразы, способные в любой ситуации коротко и ясно выразить всю гамму человеческих чувств.

«Не такие уж вы и правоверные» – подумала я, в очередной раз с облегчением порадовавшись, что в России запрещена свободная продажа оружия, которое я в подобных ситуациях могла бы в состоянии аффекта использовать.

Мой рабочий день в этот раз начинался после обеда, и я планировала провести всё утро в здоровом благодатном сне, но запланированное пробуждение оказалось гораздо более ранним. Стараясь отвлечься от шума, я закуталась с головой в одеяло, но в шесть часов зыбкую дремоту прервал грохот воды, с максимальным напором заполняющей ванну в квартире наверху. Благодаря особенностям проектирования, ванная комната и туалет в нашем доме располагаются рядом со спальней, и теперь этот звук, ударяясь об общую с со смежными помещениями бетонную стену с великолепными акустическими свойствами, безжалостно разбивал мне голову. Пришлось окончательно проснуться, когда во все остальные мелодии пробуждающегося нового дня гармонично вписался звук испускаемых расслабленным в горячей воде телом газов, мощные толчки которых, ударяясь о дно ванны, достигали моих ушей тем же способом. Чтобы окончательно не озвереть и благополучно закончить всё запланированное на день, я поспешила на кухню и заварила более крепкий, чем обычно, кофе, чтобы с удовольствием посмаковать его с любимым горьким шоколадом.

Заканчивался первый семестр очередного сложного учебного года, и половину учебного времени студенты традиционно провели на различных бесплатных работах, а кроме обязательного поддержания порядка на своей территории, постоянно обязаны выполнять аналогичные работы на улицах города в любое время года и в любую погоду. Весной они готовили детские лагеря и базы отдыха к летнему сезону, осенью после сбора урожая вскапывали «подшефные» огороды, зимой разгребали снежные сугробы и вполне могли рассчитывать на получение дипломов дворников, если бы такие были предусмотрены.

– Большинству из вас пригодятся эти навыки в будущей профессиональной деятельности, – отшучивалась я в ответ на многочисленные претензии своих подопечных по поводу того, что не для этого они поступали в колледж.

Город традиционно наряжался для встречи нового года, и меня с группой студентов вместо планового урока отправили на улицу для развешивания электрических гирлянд, строго настрого наказав прибыть на место в строго назначенное время, согласованное с администрацией города.

Мороз стоял нешуточный, мы прождали первые пол часа, обмениваясь шутками и новостями, но прошёл уже час, а никто из начальства так и не появился. Студенты успели неоднократно сбегать по разным нуждам в ожидании начала важного практического занятия, я – напрыгаться и набегаться, согреваясь, когда наконец подкатила чёрная блестящая иномарка, из которой вывалился молодой крепыш в облаке свежего перегара. Он открыл багажник, вывалил на снег набор коробок со «снастями», и уселся обратно, собираясь уезжать.

– Покажите, что делать, – ринулась я к нему, понимая, что рано обрадовалась.

– Для этого приедет другой, – отмахнулся он и укатил.

Пришлось проникнуться важностью момента, объективно оценить масштабность численности городского руководства и скрупулезность распределения обязанностей между его членами. Пляски на морозе продолжились, пока не появился очередной дорогой автомобиль и инструктор в обнимку с полуторалитровой бутылью минеральной воды.

– Мы же механики, а не электрики, – принялись возмущаться парни, шаловливое настроение которых уже невольно перерастало в революционное.

– Хороших начальников не бывает, Привыкайте подчиняться, если хотите хоть иногда питаться. Вы, как механики, развесите гирлянды, а электрики потом подключат их. Всем хватит, не переживайте, – торопилась я успокоить их и поскорее закончить дело.

Подготовка к новому году – дело святое, и каждая успешная процедура из её многочисленного набора, судя по всему, планово обмывается организаторами, а мои студенты, освоив ещё одно полезное занятие, заодно познакомились с яркими представителями своих будущих хозяев, чьё сытое существование им скоро до конца жизни предстоит обеспечивать.

2

Мой Дед Мороз давно умер, а я, освобождённая от ожиданий праздничных подарков, спокойно выспалась в очередную новогоднюю ночь и в первый день января вышла прогуляться. На тихом и безлюдном, как после апокалипсиса, дворе я мимоходом спросила у первого встретившегося соседа, почему в такой всегда шумный праздник так непривычно тихо и в доме, и на улице, на что он печально ответил, что дети выросли, и шуметь некому.

Это действительно стало заметно – подрастающее поколение не задерживается в бесперспективном городке и, не успев опериться, покидает его в надежде на лучшее. Когда я осталась в квартире одна, ещё звонче запела внутренняя тишина, и соответственно громче теперь слышится всё, что происходит за её пределами.

Взрослые дети давно покинули родину в поисках реального счастья и могут навещать опустевшее семейное гнездо лишь раз в году во время отпусков, да и то не всегда. И чтобы получить возможность видеться с ними чаще, я отнесла в фотоателье огромную старую кассету с домашними видеозаписями, которую семья когда-то часто просматривала с помощью ставшего раритетным видеомагнитофона. Теперь достаточно открыть в папке видеозаписей компьютера желанный файл, и я возвращаюсь в оцифрованное прошлое, а пустые комнаты, увешанные старыми детскими рисунками и фотографиями, наполняются детским щебетом и хохотом, которые по мере продолжения фильма сменяются басовитыми мужскими диалогами.

Только теперь, прожив рядом с взрослеющими детьми значительную часть своей жизни, возможно понять и оценить все усилия родителей по моему воспитанию и полностью раскаяться во всём, чем я успела их огорчить. И самое большое наказание за это – возможность в полной мере пережить и прочувствовать их обиды на себе. «Вгляжусь в тебя, как в зеркало», и я удивлённо вздрагиваю, узнавая в повадках и мимике своих детей не только самую себя, но даже тех многочисленных родственников, с которыми они встречались очень давно и лишь изредка.

«Как же отвратительно я могла выглядеть! И намного ли стала лучше?» – переоцениваю я заново всё пережитое и с опозданием молю о прощении давно покинувшую меня мать, когда так же, как она когда-то, в порыве уберечь и спасти своих детей нарываюсь на их грубость и холодность. Как сложно бывает родителям, многое пережив и поняв, воздерживаться от назиданий и советов, чтобы лишний раз не раздражать любимое чадо! Многие не любят выслушивать и следовать чужим советам, но в случае потерь и неудач первым делом бросаются на поиски виноватых. Невольно во многом повторив ошибки и просчёты своих родителей, мне остаётся лишь вспоминать свою молодость, которая также не обходилось без конфликтов «отцов и детей», и которых вообще невозможно избежать в любой семье. Будучи ребенком, и многого пока не понимая, я всегда становилась на сторону матери, и однажды отец, не удержавшись, сгоряча бросил мне:

– Ты такая же гордая, как твоя мать.

Тогда моя так называемая гордость была лишь отражением малоопытности и закомплексованности, мешающих более качественному развитию, но отец скорее всего уже предвидел и страшился будущих последствий моего постоянного стремления к самостоятельности и независимости, и однажды решил проверить мою гордыню на прочность. Когда мы в очередной раз приехали всей семьей за лесным урожаем, он разыграл целый спектакль. Наступило время уезжать, и пока все остальные члены семьи возвращались к машине, я где-то замешкалась и, выскочив из леса, увидела лишь широкий зад удаляющегося автомобиля. Моя гордость выдержала и это испытание, а родителям пришлось долго искать меня в лесу.

Наступает момент, когда дети, взрослея, начинают во многом опережать своих родителей и сама пытаются их по-своему воспитывать, но не все родители способны это понять и оценить.

– Подожди, обломает тебя ещё жизнь, – бессильно пасуя перед непреступной стеной неприятия своих отпрысков, резюмируют они свою очередную неудачную воспитательную беседу.

Вряд ли они искренне желают своим чадам, чтобы жизнь их «обламывала», но их взгляд свысока на подрастающее поколение однажды становится лишь смешным и нелепым, и приходит время, когда родители сами могут многому научиться у своих взрослых детей. Новое поколение – всегда новое и совершенно другое, и когда я иногда наблюдаю, как старушка, гуляя по улице, останавливается и с презрением на сморщенном лице, подкреплённым проклятьями, оборачивается вслед проходящей мимо яркой хохочущей юной компании, меня в этой ситуации больше раздражает старушка.

«Бывшая проститутка пытается наставить на путь истинный начинающих наркоманов», – хихикаю я про себя, разглядывая её напудренную физиономию с отвисшими щеками и ярко намалёванными узкими губами.

Неопытность и неведение – это тоже преимущества молодости, обеспечивающие возможность планировать, мечтать и каждый день совершать открытия, и неплохо, если наши дети при этом понимают истинные цели нравоучений взрослых, ведь по сути каждое новое поколение варится в тех же самых заботах и проблемах. Я достигла определенной возрастной черты и знаю теперь, что тоже иногда кажусь молодым смешной и нелепой, а всё, что меня когда-то раздражало в родителях в силу их возраста или необразованности, сейчас только умиляет.

– Ведь я скоро уйду, – хочется уже и мне прокричать своим детям.

Но им уже не до меня – слишком много нужно успеть, пока молод и полон сил, а я тороплюсь высказаться, рискуя своими воспоминаниями и рассуждениями невольно задеть или обидеть ныне живущих героев своих мемуаров.

В пору глубоких революционных преобразований людям для получения максимального набора приятных эмоций достаточно было предложений «поищимся» и «спинку почесать». А поколение двадцать первого века значительно обогнало своих предков в умении не только приспосабливаться к изменчивым жизненным обстоятельствам, но и получать удовольствия от жизни, и удовольствия эти с каждым разом становятся всё более экстремальными.

Мой сын, заядлый рыбак, собрался как-то с друзьями на зимнюю рыбалку на озеро, до которого предстояло ехать несколько часов. Мне, глубоко взрослой даме с богатым жизненным опытом и собственным сложившимся менталитетом, было непонятно, как в тридцатиградусный мороз можно ловить рыбу и зачем, если для этого можно предусмотреть и использовать более благоприятные погодные условия.

Накануне запланированного мероприятия я, обуреваемая воображаемыми страшными картинами, так и не смогла уснуть, пока не отключила будильник на его телефоне, настроенный на раннее утро. Проснувшись, сын не стал устраивать мне скандалов, а просто объяснил, что на рыбалку он всё равно поедет, только теперь это путь без приятелей, которые давно уже отправились туда на собственном автомобиле, окажется для него гораздо сложнее и продолжительнее, чем предполагалось.

Так моя материнская забота оказалась не только излишней, но и навредила, а ещё и навела на грустные размышления о том, о скольких более опасных приключениях я ещё не знаю и о скольких предстоящих так и не узнаю, не в состоянии предостеречь, проконтролировать, и тем более спасти, если понадобится. А просматривая в другой раз видеоролик, снятый сыном, о том, как он под ураганным ветром и снегом добирался до вершины Эльбруса, а потом ночевал там в маленькой одноместной палатке, сносимой ветром, я в ужасе содрогалась и смогла успокоить себя только тем, что всё обошлось благополучно, и всё это уже в прошлом.

– Толку-то от этих разговоров, – раздражённо обсуждала со мной приятельница подготовку к очередной пресс-конференции российского президента.

И поведала мне печальную историю о том, как несколько лет назад написала ему жалобу о том, что её высококвалифицированные дети с высшим экономическим образованием уже давно живут на нищенское пособие по безработице. Письмо, как и полагается, спустилось по всем промежуточным инстанциям на местную биржу труда, куда и вызвали несчастных соискателей, чтобы опять сообщить им о том, что работы в городе для них нет.

– Если уж мои дети не востребованы, то какое же ..овно работает? – эмоционально подытожила свой рассказ подруга.

Мне было очевидно, что после такого выпада матери её детям станет жить ещё сложнее, но я промолчала, лишь грустно покивав головой.

Всю жизнь приходится рассчитывать оптимальный баланс между излишней навязанной заботой и спокойным созерцанием самостоятельной жизни своего чада, которая каждую минуту может стать опасной. И где та самая золотая середина, придерживаясь которой можно вовремя спохватиться и поддержать его, не раздражая, от необдуманного рискованного поступка?

3

В соседних квартирах тоже вырастают и разъезжаются дети, старики переезжают в квартиры поменьше, сдавая или продавая опустевшее жилье, и миграция в большом доме стала явлением постоянным. Но каждый новый хозяин традиционно начинает с ремонта квартиры, перестраивая её соответственно своим вкусам, поэтому пение перфораторов и стук молотков также стали привычными, но никак не более приятными. А самые несведущие получают лишь очень отдалённое представление о неприступных заграничных странах по качеству современных работ, которые теперь принято называть сокращённо евроремонтом.

С домом, в который в непростые девяностые переехала наша молодая семья, пришлось долго притираться, и со многим мириться. Он вырос далеко не в самом экологически благоприятном районе – вблизи промышленной зоны на краю глубокого оврага, рядом с оживлённой автомобильной трассой. Многоквартирный крупнопанельный дом срочно достраивали во времена, когда вектор общественного российского развития резко изменился, и на смену так и не построенному коммунизму торопился уже опробованный когда-то капитализм. Государственное жилищное строительство постепенно сворачивалось, а его качество считалось гораздо менее приоритетным, чем количество и сроки сдачи в эксплуатацию.

У каждой мышки – своя норка: одни рождаются с норкой, в которой готов побывать любой и каждый, другие готовы на всё ради очередной новой норки, а третьим приходится теперь всю жизнь горбатиться, чтобы наконец на склоне лет окончательно расплатиться за свои личные десять квадратных метров и успокоенным умереть в ней. Наша молодая семья успела бесплатно получить квартиру от государства, а моя мать, руководствуясь благими намерениями и богатым опытом беготни по этажам, без лишней шумихи и согласования с нами оправилась с подарком к председателю профкома, распределяющего квартиры в новостройках, и выпросила для нас квартиру на «блатном» этаже. Но в новом доме работал лифт, что принципиально меняло ситуацию, зато я со временем смогла оценить преимущества жизни на самом верхнем этаже, когда сверху никто не стучит по голове и не заливает водой, а иногда и мочой, и слышно лишь ворчание голубей под крышей.

Квартира оказалась просторной с двумя вместительными кладовыми и огромной лоджией, но так как находилась в средней части дома, использовалась в качестве склада строительных материалов и встретила новосёлов далеко не в лучшем виде. Линолеум был залит краской, шпатлевкой, местами порван, и пришлось изрядно поползать по всей квартире, чтобы его отчистить и подлатать, а обои наклеивались лишь условно. Уровни, откосы и другие регулировочные инструменты при строительстве, похоже, не использовались, а стыковые бетонные плиты, набегающие друг на друга, обеспечили потолкам в комнатах с кривыми углами и покатыми полами рифлёную холмистую поверхность.

Деревянные рамы окон и дверей, грубо обструганные при подгонке и чуть подкрашенные жидкой краской, царапали руки заусенцами и гвоздями. Все дверные и оконные проёмы были утеплены натуральным войлоком, и многие годы пришлось сражаться с молью всеми известными способами, но на лестничных площадках она чувствовала себя безнаказанно и быстро размножалась, покрывая серыми коврами стены и потолки. Пока войлок пожирался, борьба с молью была малоэффективна, и не все шерстяные вещи своевременно удалось спасти. Об образовавшихся пустотах в оконных проемах после исчезновения войлочного утеплителя и окончании одной из коммунальных войн с насекомыми можно было судить по сквознякам, которые теперь беспрепятственно загуляли по комнатам.

В доме хватало и другой живности – благодаря протяжённым вентиляционным шахтам и мусоропроводам в нём быстро размножались тараканы и крысы. Вентиляционные окна заклеивались марлей, сеткой, но насекомые находили множество других каналов для своего передвижения внутри построенного наспех дома. Мусор вовремя не вывозился, и сбрасываемый по мусоропроводу, заполняя бак, вываливался наружу прямо к входной двери подъезда. В этой куче зародилась и быстро развивалась другая жизнь, и дорогу прохожим перебегали огромные хвостатые твари с наглыми физиономиями.

Я в ужасе просыпалась по ночам от шороха и царапанья крыс, пробирающихся по лабиринтам межблочных пространств и трубам мусоропроводов. Стенания жителей наконец всё-таки достигли санитаров, в соответствие с рекомендациями которых крышки мусоропроводов на всех этажах заварили, а во дворе подальше от дома установили обычные мусорные контейнеры. Несмотря на высокую приспособляемость, тараканы исчезли сами по мере обустройства жителями дома своих квартир с использованием современных материалов, в соседстве с которыми даже не все люди уживаются без ущерба для своего здоровья.

Со временем нефтяные запасы глубоких недр были максимально опорожнены с образованием огромных полых трещин, на что земля закономерно отреагировала, и город стали сотрясать регулярные подземные толчки. Наш большой муравейник, кое-как слепленный на окраине города и открытый всем ветрам, мог в любой момент сложиться как карточный домик и превратиться в груду бетонных осколков. А я вместе с остальными соседями испуганно вздрагивала, неожиданно услышав перезвон пластиковых висюлек на люстрах или стук боковой стенки раскладного стола-книжки.