Дальше фронта…

На улице было жарко. Начало мая, а поди же ты… На небольшой тенистой площадке перед полковыми воротами стояла коляска, которую в отряде давно уже прозвали «разъездной». На облучке, как всегда, дремал один из двух кучеров; сегодня это был Заута, двоюродный брат Важи. По словам Климова, эта пара братьев-извозчиков «прописались» дежурить здесь по утрам и по вечерам давно, еще при прежнем полку.

Рыкова всегда поражало умение извозчиков во всяких географических широтах «спиной» чувствовать приближение пассажира и тут же просыпаться, всем своим видом являя искреннюю радость и готовность мчать тут же хоть на край света. За достойную плату, конечно.

– Господин капитан, уважаемый!.. Очень счастлив…

– Гони в гарнизонный штаб, – перебил его Рыков, – с ветерком!

* * *

Стрелковое дело – а пулеметное особенно – капитан любил и знал практически в совершенстве, был «призовым» стрелком из всех видов оружия: винтовки, револьвера, пулемета.

Окружные стрельбы совпали с визитом в Варшаву Великого Князя Константина, шефа Константиновского артиллерийского училища и Генерал-инспектора Военно-учебных заведений. Офицеры в первом туре стреляли из личных «наганов», мишень ростовая, на двадцать пять метров, три серии по три выстрела. После первого тура Рыков неожиданно для себя был приглашен под «великокняжеский» тент.

– Ваше высокопревосходительство! Штабс-капитан Рыков по вашему приказанию явился!

– Здравствуйте, господин штабс-капитан. Меня поразил ваш результат: одна девятка, остальное «в яблочко». К тому же стойка, из которой вы стреляете… не вполне соответствует утвержденным наставлениям. Что это?

– Виноват, ваше высокопревосходительство!

– Я не сказал, что вы виноваты, просто объяснитесь.

– Ваше высокопревосходительство, я так привык. В бою нет времени вставать к противнику боком, расставлять ноги и заводить руку за спину. Просто поднимаешь револьвер и бьешь.

– Понятно. За что «золотое оружие»?

– За Порт-Артур.

– Ясно. Постойте, – у великого князя была великолепная память, да и Рыков был, все-таки, в армии, в свое время, фигурой не только несколько одиозной, но и довольно известной, – вы получили «Георгия» за дело на Высокой? Поручик пулеметной команды и штыковая атака?

– Так точно. Благодарю…

– Пустое. Тогда об этом деле писали все столичные газеты. Какой полк представляете сейчас?

– Гарнизон крепости Осовец.

– Гм… «Станислав», «Анна» в двух степенях, «Георгий», «золотое оружие» и четыре нашивки… Состоите на должности?

– Заместитель командира мортирного дивизиона.

– Вот как? Давайте отойдем в сторону, и вы честно признаетесь мне, как офицер офицеру, за какие грехи вас, прошу прощения, законопатили в этакую дыру…

– В этом нет надобности. По службе грехов за собой не знаю. Особых вне строя – также. Мои слова нетрудно проверить, – Рыков уже почувствовал, что «поймал фарт за фост».

– Хорошо. Каким оружием владеете еще?

– Любым стрелковым. Исключая «автоматическую винтовку» Маузера и пулемет «Льюис». Холодным оружием, эспадроном и шашкой, владею посредственно.

– То стреляете из всего, кроме новинок трех последних лет. Понятно… Можете продемонстрировать?

– Так точно. Однако смею заметить, что в стрельбе из пулемета за последние семь лет практики не имел.

В револьверном тире снова затрещали выстрелы.

– Идите, штабс-капитан. Желаю удачи. Демонстрацию отложим… до окончания соревнований. Я подумаю, что можно для вас сделать…

Результатом стрельбы Рыкова стала его абсолютная победа в обеих дисциплинах – «офицерской» стрельбе из «нагана» и «мосинки». Никогда еще на варшавском стрельбище не вручали двух наградных золотых часов одному офицеру. Подлинным же триумфом Рыкова стала следующая фраза Великого Князя:

– Отлично, искренне поздравляю. Кстати, не согласитесь ли вы одними часами обменяться со мною? Полагаю, господин капитан, двое одинаковых часов вам не нужно…

Разговор был не приватный, в присутствии свиты, и поэтому, поневоле улыбаясь поневоле едва ли не до ушей и протягивая часы в обмен, Рыков счел должным напомнить:

– Я «штабс» …

– Уже нет. По моему приказу снеслись по телефонной связи с вашей частью и установили, что срок к производству вы «переходили» уже более чем, и препятствий к оному не имеется. Комендант крепости дал вам самую блестящую характеристику. Поздравляю вас капитаном!

Счастью не было предела… Такая удача выпадала раз в жизни и далеко не всем, как говорится в армии, сумел «поймать звезду фуражкой».

Пока Рыков предавался воспоминаниям, коляска весело катила по набережной мимо пальм, шелковиц и прочей экзотики вроде абрикосовых деревьев, произраставших прямо на улице. Вот и центральная площадь. Приехали.

* * *

Из здания штаба капитан Рыков вышел только через почти что четыре часа сильно утомленным бумажной волокитой, однако же в превосходнейшем расположении духа. Причиной тому, к чему тут скрывать, был новый размер его жалованья. Ежели всего две недели назад он получал в год не более чем 1200 рублей на круг, то теперь только собственно жалование капитана на «усиленном» окладе составило с «пулеметной» надбавкой 1450, плюс 360 «столовых», плюс 480 «добавочных» и 342 «к должности». И еще 10 процентов сверху на все неких загадочных «отдаленных».

Две тысячи восемьсот девяносто пять рублей и двугривенный в придачу… 2895! Квартира «от казны», «строевая» лошадь и фураж для нее… Деньги для недавнего «штабса» просто невообразимые: две тысячи восемьсот девяносто пять… Одно только было не ясно, за что же следует надбавка в десять процентов в краю пальм и вольно растущих абрикосов? Подобное было бы понятно уместно в северных гарнизонах, но здесь? По вероятности, виной очевидной несуразности был очередной изгиб отечественной бюрократии: вот ставки жалования в средней полосе, при смещении же по широте координатной сетки полагается надбавка, а уж куда происходит перемещение, вниз или вверх по карте, то решительно никого не волнует, право…

От размышлений Рыкова оторвал знакомый уже голос:

– Господин капитан?

Он обернулся. Перед ним стоял поручик Лебедев.

– Здравствуйте, поручик.

– Здравствуйте. Не помешал?

– Никоим образом. Я, видите ли, пребываю в некоторой задумчивости по поводу прихотливых особенностей нашей бюрократии… Некоторым образом удивлен «северной» надбавкой к жалованью на юге.

– А, «малярийные» …

– Что-с?

– «Малярийные», у нас эти суммы так называют. Видите ли, господин капитан, климат здесь хорош только в узкой прибрежной полосе, далее к горам болота и, естественно, всяческие лихорадки. А от удивления бюрократией я знаю прекрасное средство.

– И какое же?

– Патентованное! Год службы при штабе – и как рукой снимет!

– Отменно. Однако же, полагаю, мне было бы довольно и трех месяцев. Прописанная же вами доза меня просто убьет…

– Верю. Несомненно, верю. Ваши дела улажены?

– Совершенно. А что?

– В штабе полуторачасовой перерыв на обед…

– Отлично. Не составите ли компанию? И попрошу без чинов. Владимир Кириллович.

– Борис Андреевич. Куда прикажете вас проводить? Согласен на роль местного Вергилия.

– Какой из ресторанов здесь вы полагаете наиболее приличным?

– Полагаю, «Ориенталь». Это почти на набережной. Пройдемте, у нас в Сухуме все почти там, вся европейская цивилизация, так сказать.

– Однако я не подумал сразу, успеем ли за полтора часа…

– Идемте. Открою вам страшную тайну нашего гарнизона. Сегодня пятница, так? А по пятницам у нас в штабе в некотором роде «сокращенный день». В общем, если нет ничего срочного, почти все свободны уже с обеда… Только – тсс! – возможно, в городе еще не все об этом знают… Обещаете? – Лебедев весело рассмеялся.

– Слово! – поддержал Рыков шутливый тон поручика. Во-первых, было прекрасное настроение, а во-вторых, что более существенно, совершенно не стоило, памятуя многое, ни в каком виде портить отношения со «штабным». К тому же этот, похоже, был не из худших, по крайней мере, с чувством юмора. В-третьих, необходимо было приобщаться к местным реалиям жизненного существования, и в этом вопросе именно такой «Вергилий» был как нельзя более к месту.

«Ориенталь» оказался заведением вполне европейского «покроя», не хуже многих петербургских и московских. Впрочем, к сугубым знатокам Рыков себя не относил – маловато было практики для сравнительного опыта, знаете ли… К тому же провинциальные столь же пышно названные «Метрополи» и всяческие «Эльдорадо» на поверку оказывались ужасающими дешевыми «обжорками», где садиться за столик попросту страшно ввиду почти неизбежного желудочного или алкогольного отравления местными яствами и напитками.

Давно было взято за правило: как только видишь на вывеске что-нибудь особо звонкое, так шагай мимо на приличной скорости, а в заведение под скромной вывеской «Кабакъ» можно заглянуть вполне смело, по крайней мере, не отравят…

В высоком и просторном зале оказалось всего довольно в меру – лепнины, «позолоты», бронзы и картин. К тому же было заметно, что помещение некоторым образом делилось между сословием дворянским и купеческим, среди последнего было много и местных. Нет, боже сохрани, никаких бархатных шнуров или тому подобного. Просто как бы само собою получалось, что «мундирные» располагались от входа в основном справа, а прочие занимали столики слева…

Сделав эти нехитрые наблюдения, Рыков вслед за своим провожатым решительно шагнул в зал. Такова уж была привычка, всегда и везде предварительно осматривать «поле боя».

К вошедшим офицерам метнулся официант характерно среднерусской внешности, как положено – во фрачной паре. Показалось, что поручик здесь частый гость, это, по крайней мере, свидетельствовало обращение к нему по имени-отчеству:

– Борис Андреевич, рады-с… Господин капитан, прошу-с…

Рыков удивленно поднял бровь, но промолчал: по некоему неписаному правилу приветствовать следовало в первую очередь старшего по званию, адъютантский аксельбант тут совершенно не в счет. Что же, по всей видимости, поручик весьма «имеет вес»…

Свободных столиков было довольно много, но официант быстрым уверенным шагом двинулся к совершенно определенному, в дальнем углу у окна, около разлапистой пальмы в здоровенной кадке. Рыков на мгновение задумался, можно ли назвать пальму «разлапистой» как елку, у пальмы вроде бы листья, а потом решил не мудрствовать лукаво, пусть будет как подумалось, нечего тут, не в Царскосельском лицее.

Приняв головные уборы и шашки – гардеробная по теплому времени была закрыта – обряженный во фрак молодец снабдил офицеров тесненной кожи папками меню, отдельно положил карту вин и отошел, деликатно застыв в некотором отдалении; не мозоля глаза, однако и на виду. Чувствовалась определенная «школа», да и фрак на нем сидел не совсем уж как на корове седло. Окинув взглядом зал, капитан отметил, что и прочие официанты имеют наружность исключительно славянскую. Вроде бы и не странно для города, где русских и местных почти поровну, но…

– Что будем заказывать, Владимир Кириллович?

– На ваш вкус. Признаюсь, в еде я совершеннейший плебей, – заглянув мельком в правую колонку меню, Рыков понял, что все весьма доступно, особенно с сегодняшнего дня, – прошу принять мое приглашение…

– Благодарю, искренне благодарю, но спешу отказаться. Не обижайтесь, Владимир Кириллович, но у нас тут это не в обычае. Не могу принять вашего любезного приглашения также как сын о-очень богатого отца. Счет – пополам, согласны?

– Принято. А вас тут, похоже, знают?

– Не без того. По мне так здесь едва ли не единственное приличное место в здешней обозримости, где досуг можно провести весьма комильфотно. По вечерам в конце недели тут собирается, как говорится, здешнее «общество», бывают часто даже семьями, и с девицами на выданье. Хромцов, владелец ресторации, давно пытается сторговать соседний участок и снести тамошние халупы ввиду расширения дела, но там какие-то сложности, даже не в цене. У нас тут Азия совершенная, иному нищему сколько не плати, свое подворье не продаст, родовое оно, видите ли, гонор у него…

Тут Лебедев махнул рукой официанту и отвлекся сделать заказ, а Рыков подумал, что тот отчего-то глубоко осведомлен о сложностях ресторатора. Впрочем, виной тому знакомство, родство или обычаи губернских городков, где все про всех знают, наверняка не сказать. А может быть, и вправду – родство, хоть и весьма дальнее. Было у Лебедева что-то неистребимо-купеческое в облике и манерах, тщательно залакированное образованием и внешним лоском, но всё же, всё же… Если и потомственный, то втором поколении дворянин, не более. С другой стороны, ежели во втором, так непременно сын миллионщика, другим потомственное дворянство не жалуют, зачем же такому под погоны? Загадка, право. Ну да ничего, времени впереди много, небось, прояснится.

Непонятных себе людей капитан Рыков не любил. Ну, не то, чтобы не любил заведомо всех и сразу, но резонно опасался – чего от такого ждать? То ли в возможных сложностях жизни неожиданно протянут руку помощи, то ли при первой же возможности пнут с размаху под копчик. Поневоле вспомнился Алеша Шкуро, добрый товарищ по Маньчжурии. Вот уж кто душа нараспашку, прост и понятен как медный пятак, душу за товарища продаст и от пули грудью прикроет… Капитану гордиться перед «купцами» особою древностью рода, по его мнению, было сложно: счет столбовых дворян Рыковых по «Гербовнику» шел всего-то с 1623-го года. Дядюшка, заветный фантазер, возводил родословную историю то к некому варяжскому эрлу, то к ляшскому воеводе Рыку, служившему еще Иоанну Васильевичу. К первой версии, впрочем, не было ровно никаких бумаг, а от намеков на родство с поляками дружно отмахивалась вся родня, упаси боже от таких родственничков…

– Ну вот, с обязанностями «хозяина» я частично справился, теперь всецело ваш. Одобряете ли выбор?

– Отменно, – занятый собственными мыслями, Рыков совершенно не следил за тем, что в ближайшем времени им предстояло съесть и выпить, но не признаваться же в этом? Будет верная обида.

– Владимир Кириллович, я бы хоте попросить вас… Вы у нас человек новый, и вокруг для вас все ново, а то и непривычно. Не стесняйтесь, спрашивайте. Да и о себе уж расскажите что-нибудь, а то вызовет меня с утречка в понедельник наш «царь, бог и воинский начальник» и начнет пытать да спрашивать, что да как, а я ему – «не могу знать»?

Откровенность Лебедева даже слегка оглушила. Право, ну нельзя же так. Того и гляди, впрямую объявит, что приглашение господина капитана на обед принято в видах полной «рекогносцировки» его личности по прямому приказу непосредственного начальства… Словно прочитав его мысли, поручик изрек:

– Владимир Кириллович, беседовать с вами фон Бреве мне не поручал… да я вот у «старика» служу уже третий год, в неминуемых расспросах головой ручаюсь. Выручайте, а то быть мне словесно биту и в опале недели на две, будет дуться букой… А ведь еще и «маменька» наша, генеральша свет Аглая Генриховна присутствует, от нее я и двумя неделями отлучения от целования ручки не отделаюсь…

Принесли аперитив в виде полубутылки хереса и перемену холодных закусок, что дало некоторое время собраться с мыслями, уж слишком неожиданно пришлась адъютантская откровенность.

– Ух, умеете, оказывается, вы озадачить, Борис Андреевич… Давайте в двух словах: протекция у В. К. моя случайная, что называется, «под руку», за меткость на стрельбах. Оттуда же и анекдот о часах. Великокняжеские ношу по большим праздникам, уж больно дороги, да и реликвия, так сказать. Поеду в отпуск, так и вообще дома, в Снигиревке, оставлю. Там у маменьки в сундуке много чего, от дареной сабли Василия Голицына… Да и сам сундук – раритет времен Смуты, ежели не более ранних. Что ж еще?

Рыков поднял высокий бокал с хересом и продолжил:

– Оружие и награды за японскую, оттуда же и репутация…

– Некоторого лихого словесного виртуоза… Поручик «Дальше фронта»…

– Что? Впрочем, вполне верно.

– Нет, так вас прозвали в войсках. Не слышали? Верю, за такое можно и к барьеру.

– За что же к барьеру, помилуйте? Любимейшее мое выражение. Девиз жизни, так сказать. Итак, будет что генеральше доложить?

– Пожалуй. У нее, кстати, через три недели день ангела. Непременно ждите приглашения. Вы теперь как бы принадлежите к некому избранному кругу. В силу должности и заслуг.

– И каков же этот круг?

– Исключительно офицеры, старшие местные чиновники и семья князя К*, проживающая рядом, в родовом имении. Другим инородцам, как и лицам купеческого сословия, туда ходу нет. «Генеральша», свет урожденная фон Тарле, дама строгих традиций. Сам генерал с купцами первого разбора общается, да и, между нами, дела ведет. Но – строго на нейтральных плацдармах, хотя бы и здесь… А вот и форель…

Блюда на стол подавались французской кухни, к которой капитан относился весьма прохладно, поручик же кушал с видимым удовольствием, даже некоторым деланным на вид наслаждением.

– Я вижу, столичный этикет здесь выдержан во многом, но не во всем.

– Где же вы видите нарушения?

– Судя по петербургским ресторациям, клиента необходимо томить в ожидании как минимум минут двадцать только до закусок, подав на стол исключительно сельтерскую воду и пепельницу, что только подчеркивает высокий статус заведения…

– Далековато отсюда до столиц… Как видите, тут полным-полно туземцев, а они наших тонкостях не разбираются вовсе, как и в перемене блюд. Согласно их обычаю, для важного гостя на стол должно быть подано немедленно все и сразу. А то возможно все, вплоть до стрельбы, и не только в потолок… Обратите внимание, официанты здесь все исключительно русские. А почему? Туземец непременно обсчитает или одно из заказанных блюд не подаст, деньги же за него возьмет и отправит в собственный карман. Препятствовать этому невозможно, равно как и бороться с природными стихиями.

Рыкова слегка удивило, что в речи поручика уже не в первый раз прозвучало слово «туземец», и так не вполне корректное, но еще и произносимое в самом пренебрежительном оттенке. Официально жители Империи не славянского происхождения именовались «инородцами», но и это слово в быту во всех совершенно слоях общества старались не употреблять, справедливо опасаясь возможных конфронтаций.

Да и не видел поручик настоящей «Азии». Маньчжурия – вот где азиаты самые натуральные. И обликом, и манерами, и обычаями. Здесь же овеянная легендами Колхида и остатки древних греческих городов…

– И что же, все таковы? Местный извозчик, признаюсь, отчаянной шельмой мне вовсе не показался.

– Извозчики, Владимир Кириллович, по-моему, так везде одинаковы. Они и лояльны-то вовсе не к нам, а к содержимому наших кошельков. Как и содержатели гостиниц, ресторанов и прочих постоялых дворов да шинков.

– Верно. Очень меткое наблюдение. Имел множество поводов к сравнению.

– А местное население в массе своей нас совершенно не любит, оттого и пользуется любым поводом как-либо уязвить «уруса». Обвесить, обсчитать, а то и обворовать, здесь такое за грех не почитают. А уж если обсчитают и обворуют нас с вами, то есть офицеров, так это уже едва ли не подвиг, законный повод для гордости. Бывал я, кстати, в Курляндии, так и там то же самое.

Рыков на некоторое время перестал есть и потянулся рукой к графинчику с водкой. Официант обозначил фигурой некое движение, но был остановлен коротким жестом.

– И чем же мы местным не угодили?

– А ничем не угодили. Мы здесь потому только, что турок они любят еще меньше. Всего-то. Мы – Империя, без нас было бы тут вовсе средневековье, кровная месть и разбойники в горах. И сейчас есть, но мы-то сильно баловать не даем… А они так сотни лет жили и далее жить желают.

Рыков немного удивился: поручик намного моложе его самого, с видимыми внешне повадками жуира, а вот, поди же ты, мыслит глубоко и интересно.

– Вы, Владимир Кириллович, как понимаю, повидали весьма более моего. Скажите, что, не так?

– Я, видите ли, ранее об этом не задумывался… Однако… Бывал и в Княжестве Финляндском. Картина, пожалуй, та же. Не любят нас, за исключением того тонкого слоя дворянства, что обучалось в русских гимназиях и университетах, и состоит на русской же службе. И те не то, чтобы любят, просто практично понимают, что лучше быть полковником имперской армии нежели сиятельным герцогом некой земельки, которую и на карте-то не сыщешь, а военные действия с таким же соседом в виде перестрелки возможно вести, не поднимаясь из-за обеденного стола… Ярчайший пример тому – полковник Маннергейм. То, что он швед, а не финляндец, дела, в общем-то, не меняет. Решительно не понимаю, чего не хватает тем же финнам: собственная администрация, суды и таможня, куда служить русские и православные не допускаются…

– Прибавьте к тому существенные ограничения для православных купцов и заводчиков…

– Есть еще и это? Не знал.

– Именно так. Местные купцы имеют огромные преференции. И, главное для нас, людей военных: инородцы губерний прибалтийских и кавказских воинской повинности в основном не подлежат, а если и служат, то только на собственной территории в составе национальных полков, только добровольно. И много мы их видим? Все налоговые поступления в Княжестве Финляндском остаются там же, и из этих сумм они вполне официально выплачивают в казну «откупные» за своих рекрутов.

– И слава Богу. Не желаете же вы, Борис Андреевич, научить хотя бы местных абреков современному воинскому искусству и пулеметному делу, а потом выпустить обратно в горы?

Лебедев коротко хохотнул:

– Отнюдь.

– Так что по мне пусть их. Я в недавнюю свою бытность и без них хлебнул шилом патоки. Половина мордвы и башкирцев – по-русски ни бельмеса. Но вернемся к нашим баранам…

– В смысле прикажете подавать?

– Что-с?

– Владимир Кириллович, запамятовали? Я ко второй перемене заказывал шашлык на ребрышках. Бараний, конечно.

– Простите великодушно. Да, можно и подавать. А насчет баранов – просто французское выражение, мой бывший полковой командир бил им через слово, вот и прилипло…

– Понятно. Представляете, будучи в отпуску в Смоленске, никак не мог втолковать в тамошнем храме желудка, первейшем по разбору, что шашлык есть блюдо из баранины, мне же предлагались на выбор говяжий и… свиной!

– Занятно. Так что же местные?

– Нас терпят, Владимир Кириллович, не более того. Я тут наблюдаю некоторый парадокс: по отдельности они могут быть внешне вполне лояльны и даже, до некоторой степени, приятны в общении, но стоит им собраться толпою… толпа здесь это более двух… Одна надежда – на Кавказе народностей столько, что в случае чего они с большей охотой будут сводить счеты между собою, нежели с нами.

– Под случаем вы подразумеваете?..

– Войну. В случае нашего отступления на большую глубину начнется такое…

– Да уж, могу себе представить.

– Простите, но пока что вряд ли. В горах и тени нашей власти нет, живут, как и сотню лет назад, сами по себе. Та же Чечня до сих пор отнюдь не «замиренный» край, как бы нам того не хотелось. Угон тех же бараньих стад, – Лебедев указал вилкой на тарелку с шашлыком, – регулярное и любимейшее занятие местных джигитов. Причем угонять стараются в основном у казаков, нежели у других соседей.

– Что же, казачки сдачи не дают? Никак не поверю. Служил с амурцами, народ дерзкий и решительный. Не думаю, чтоб и терские обсевки в поле.

– Дают, да еще как. Но тут тонкость. Угони чечен пяток баранов, скажем, у лезгина, так тот до той поры не остановится, пока не сведет счет, по его мнению, вчистую. То есть вернет себе те же пять баранов и прихватит еще что-нибудь в качестве компенсации моральной. Чечен с таким расчетом не согласится никак только потому, что «цифирь» сводил не он. Дело затянется, а если кто из них пострадает лично, то вполне может получится кровная месть. Невыгодно это, знаете ли. Горцы все, даром что джигиты, торгаши при этом отменные. А казачки что? Причешут разок со всего маху, да и оставят в покое по широте русской души…

– Да уж… Хотите сказать, что воскресни сейчас Михаил Юрьевич, ничего нового он бы для себя не увидел?

– Именно. В массе своей горцы языка нашего не знают и знать не хотят, обычаи и уклад жизни не уважают, к своим же требуют всяческого почтения. Законы соблюдают исключительно из-под палки и нарушают где только можно с небывалой азартностью. О вероисповедании вопрос отельный, его и в разговоре касаться рискованно.

– Грустная картина, не находите?

– Именно нахожу. Но оттого-то у нас на Кавказе много больше войск, нежели в той же Маньчжурии. И едва не половина штыков направлена в сторону гор, так сказать. Там уважают силу, а более ничего.

– Не все же настолько плохо…

– Все не настолько плохо, все еще хуже, чем вы думаете. Служба при штабе, видите ли, дает, в некотором роде, широчайший обзор и… время для анализа. В горах кавказских есть занятный обычай: раз лет этак в десять-двадцать появляется некий новоявленный имам навроде приснопамятного Шамиля. Таковой субъект непременно цепляет на первую попавшуюся палку зеленую тряпку и усиленно начинает строить некое мусульманское государство от Черного моря до Каспийского. Никак не менее, прочие размеры их решительно не устраивают. В последний раз, насколько я в курсе, подобная оказия происходила здесь в девяносто пятом, хотя и закончилась совершеннейшим пшиком, так что… Ждем-с. С тем учетом, что турки, как всегда, будут питать единоверцев деньгами и оружием.