Дальше фронта…

Рыков положил на стол небольшой кожаный чехольчик и, распустив завязки, извлек из него дюжину латунных стопочек, аккуратно входивших одна в одну.

– Полюбуйтесь, господа. Подарок от младших чинов пулеметной команды, которой я командовал в Порт-Артуре. Сделано из наших снарядных гильз сорока семи миллиметров. У нас их неизвестно с чьей руки прозвали «заветными», и пили из них только в особенных, торжественных случаях. Сегодня, думаю, повод подходящий…

Вестовой стал расставлять стопочки перед офицерами. Алексеев, заметив на одной из них глубокую царапину, стал вертеть ее в руках, попутно что-то на ухо вполшепота утверждая соседствующему Григорьеву. Вероятно, царапина была принята за след японской пули или осколка, на самом же деле – кто знает, как она образовалась. Климов только молча кивнул. Боровский поднес стопочку к глазам, чему-то довольно про себя хмыкнул и поставил назад. Рыков опустил взгляд: и это – учтем. Он, право слово, совсем не собирался устраивать никаких демонстраций, только разве что придать ужину некоторый «полевой» колорит, безо всяких прочих мыслей. Ну что же, больше сказать нечего, учтем. Похоже, служить с «зампотехом» будет не просто…

Глава 3

На следующий день оказалось, что у капитана Рыкова, при всем прочем изобилии площади, теперь даже не один, а два собственных кабинета: один – на квартире, и еще один – в помещении штаба части. В нем к часу пополудни он и пребывал, причем в крайне скверном расположении духа.

Во-первых, спать пришлось «по-походному» на диване, укрывшись пальто: в квартире не обнаружилось ни одного комплекта постельного белья – с чего бы? Во-вторых, завтракал он едва ли не в сухомятку, согрев на чудом отыскавшейся в кухне спиртовке кипятку и вскрыв пару банок консервов с упаковкой галет. Без такого запаса он давно приучил себя не выезжать вообще никуда, не то, чтобы в полную неизвестность. Этакий «банкет» произошел от того, что при помещении офицерского собрания не оказалось… кухни. То есть кухня-то, возможно, сама по себе и существовала, но без дежурного наряда. Дежурный унтер-офицер вопроса вроде бы даже и не понял, а обращаться к штабс-капитану Климову было не с руки: сие означало бы прямо напроситься на завтрак к нему на квартиру, а такового никак нельзя было себе позволить в видах субординации ни в первый день, ни в последующие. Однако, все это были лишь досадные мелочи.

Знакомство с делами капитан справедливо решил начать с документации по отряду, первым делом со штатного расписания, и далее не продвинулся ни на дюйм. Вот уже третий час смотрел на пару мелованных листов, курил и никак не мог решить – что же делать?

«Штаты» были составлены за подписью некого полковника и утверждены аж генерал-лейтенантом, чьи фамилии в данном случае были не существенны. На бумаге все выглядело вроде бы красиво, лаконично и стройно, однако же было совершенно не понятно, как при такой «росписи» служить и, главное, как в таковых условиях готовить самых что ни есть важных пулеметных спецов, командиров расчетов и наводчиков, которых школа, собственно, и выпускала? И – ведь он уже как бы третий командир в части. Что же, оба предыдущих очевидных несуразностей на замечали, а если и замечали, то – как выпутывались?

По штату в отряде предполагалось иметь 30 отделений. Как в пехоте, по 11 нижних чинов с унтер-офицером, что приближало количество «штыков» к двум стрелковым ротам. Однако же строевых офицеров было всего чуть больше чем на одну. В «излишке» оказывались только один субалтерн и заместитель по технической части, никем кроме десятка оружейных мастеров в чинах от младшего унтер-офицера до фельдфебеля не командующий. Это и был почти что весь постоянный состав школы.

Далее. Отделенными командирами назначались младшие унтер-офицеры и даже ефрейторы, но – из числа обучаемых, то есть состава переменного. В пехоте четыре отделения составляли взвод, и им командовал старший унтер-офицер. Здесь же «учебный взвод» составляло десять – десять! – отделений под командой поручика. По опыту службы Рыков знал, что полуротой поручик может управлять только с помощью ротного фельдфебеля и опытных взводных, никак не иначе. Именно что управлять. А уж как один-единственный поручик, пусть и самый великолепный специалист, мог бы в одиночку чему-либо обучать аж сто двадцать человек – двенадцать полных пулеметных расчетов – было решительно не ясно. Даже если десяток «техников» поделить на трое и придать их повзводно, то все равно на каждого получится по три пулеметных расчета. Но «технари» могут помочь только с обучением в обслуживании оружия, не более. А собственно стрельба? Дальномерное дело? Передвижение по полю боя, выбор позиции и прочая тактика?

Очевидно: получить хороший «кадр» в таких условиях нельзя. Невозможно, так сказать, технически. И – что же делать?

Легко и просто новые должности занимают только люди, прямо сказать, глупые и недалекие, карьеристы в худшем значении данного слова. При этом о службе не думающие и немного о ней знающие.

На памяти Рыкова о карьеризме или же офицерском честолюбии лучше всего высказался генерал Драгомиров: «Это, господа офицеры, как хер: не иметь его офицеру никак невозможно, но и публично демонстрировать никак нельзя» …

Выходов было ровно три. Первый – оставить все как есть. Обучение в отряде длится шесть месяцев, сейчас оно практически на половине. Присмотреться, поправить кое-что по мелочам, и – пусть все идет как идет. Недостатки у выпускников будут в войсках непременно вскрыты, пойдут рапорта и прочие бумаги, но в ответ им возможно, и не без успеха, выдвигать иные бумаги с объяснением местных трудностей, описанием недостатков присылаемых для обучения нижних чинов, несовершенством учебных программ, рапортовать о предпринятых мерах и так далее. Таковым образом можно не только надолго остаться в должности, но и – ох Рассея-матушка! – прослыть дельным офицером, и даже выслужить следующий чин до срока. Не в первый раз такое будет. Насмотрелись…

Вторым выходом мог стать немедленный отказ от должности и, понятно, столь же немедленное завершение карьеры. Возвращение в первобытное состояние и, без сомнения, отставка по выслуге лет в том же капитанском чине. Иного такого шанса уже не будет. Дальше фронта, то есть теперь опять дальше Кушки, не пошлют, и менее батареи уже не дадут. Но вот стоять эта батарея будет уж точно там, куда Макар телят не гонял, захудалый Осовец раем земным покажется. Так себе перспектива, честно говоря…

Третий выход мог легко привести туда же, куда и второй, хотя и не так быстро: попробовать изменить существующее положение дел. Заранее зная, что от Петра Великого заведено перед начальством «не умствовать». Господа генералы, да и полковники, куда как не любят «умствований» от младших по званию…

Первый выход капитан Рыков для себя даже не рассматривал, а просто учел в числе возможных. Второй был противен характеру и привычкам. Итак?

Итак, первый командир части командовал ею два года и два месяца, вышел в отставку по возрасту. С этим все ясно. Гвардии штабс-капитан Разумовский, прикомандированный к Отряду для прохождения «полковой стажировки», был назначен временно исполняющим обязанности семь месяцев назад, однако же в должности не утвержден, отозван «в распоряжении командования округа». Здесь, судя по всему, тоже все ясно. Необходимый полугодовой «командный ценз» после курсов Стрелковой школы получен, и – «о ревуар». Здесь и сейчас нужно трудно рисковать и «тянуть лямку», так это не для «моментов».

Как ни крути, решение необходимо было принимать… немедленно. Отсрочка что в час, что в неделю не даст ровно ничего…

– Попрошу без чинов, Игорь Николаевич. Ознакомился пока что только со «штатом». Честно говоря… удивлен. Как же ваши поручики без взводных фельдфебелей справляются? На них же все роты и батареи в армии держатся… Прошу, говорите прямо.

– Плохо справляются, по правде говоря. Да и не только это плохо… В любой роте есть десяток нестроевых: кашевары, кухонные рабочие, носильщики. У нас по штату их нет. Совсем. Даже горнист, как видите, у нас один, а барабанщиков – двое, – Климов взял из медного стаканчика обрезанной орудийной гильзы карандаш и указал им в соответствующую графу, – для приготовления пищи и хозяйственных работ приходится отряжать солдат из учебных отделений. Это раз. Для несения караульной службы приходится также отряжать учебные отделения. Это два. При сроке обучения в полгода таковые отвлечения впрок не идут…

– Есть, полагаю, и «три», и «четыре»? – по совести говоря, к тому, что Рыков заметил сам, и этого было уже много, с лихвой.

– Как не быть. Поскольку снабжение комплектами формы через интендантство, вместо получения казенных сумм на их построение, в нашем округе только-только начинается, приходится регулярно снимать с учебы портных и сапожников…

– Это три. А в наряд по кухне офицерского собрания отправляете офицерских денщиков…

– Верно. И только по особым случаям. Что еще немаловажно: мы не имеем возможности никого отрядить в вольные работы. Совсем. Или провалим учебную программу окончательно. На период обучения нижние чины остаются только при своем денежном довольствии в пятьдесят копеек в месяц, то есть почти без денег… Что рвения к учебе им не прибавляет никак…

«Вольные работы» в армии были некоторым образом «притчей во языцех». С одной стороны положение, когда солдатскую команду совершенно официально – до трех месяцев! – отрядить на заработки то ли к помещику в поле, то ли к фабриканту на завод, было хорошо. Треть денег шла в солдатские «артельные суммы» на «приварок», треть распределялась между солдатами, остающимися в части, и треть же получали «работники» на руки. Зарабатывал «служивый» около рубля в день, так что тридцать-тридцать пять копеек были очень и очень существенны не только для рядового, но и надзирающего за работами унтер-офицера. С другой стороны, всяческие махинации со стороны полкового начальства именно с этими суммами цвели, как говорится, «махровым цветом»…

– Четыре. И хватит пока что… Очевидно, что в таких условиях поставить обучение должным образом крайне затруднительно. Скажите, предпринимались ли до сего дня попытки исправить положение?

Лицо штабс-капитана сделалось каменным, и он стал мешать обращение «без чинов» с сугубо уставными ответами.

– Никак нет.

– А у вас, полагаю, есть соображения, как это сделать?

– Так точно. Но… К чему это вам, Владимир Кириллович?

– К тому, что в виду лучшего исполнения своих обязанностей по службе, я вижу необходимость штаты школы изменить. Необходимы крепкие унтера на взводах – в постоянном составе. Без них пропадем. Необходима нестроевая рота для ведения хозяйства и караульной службы. Необходимо развернуть школу по штату полного стрелкового батальона или же составить иной порядок, на основе «Устава пулеметных команд» … И, полагаю, я не вижу еще многого. Тут необходима будет и ваша помощь – чтобы увидеть.

Климов задумчиво покивал головой и долго не отвечал…

– Что же – рискнете? Уж простите за откровенность, выйдете с предложениями в штаб округа? Или же рассчитываете на другие связи?

– Намекаете, что я решил взяться за дело, несообразное с «геометрией погон»?

– Считайте – говорю напрямую.

– Благодарю за откровенность… верите или нет, производство и назначение я именно что «настрелял» из «нагана» в самом прямом смысле. И – «пришелся под руку». И на ту же «руку» более не рассчитываю. Игорь Николаевич, с ваших же слов полагаю сложившееся положение никак не приемлемым. И, несмотря на свой скромный чин, считаю себя по долгу службы обязанным приложить все усилия, чтобы сие положение исправить. Предупреждая ваш не высказанный вопрос: вернуться в Осовец или отправиться в какую-либо иную тьмутаракань… не боюсь. Дальше фронта не пошлют! Сия поговорка уже поневоле превратилась в мой личный девиз, и отступать от него я не намерен. Вот так…

– Что ж… Я готов. Предупреждая теперь не высказанный ваш вопрос: «громов с Олимпа» и я не очень-то опасаюсь. И так же считаю, что на службе надобно в первую очередь делать дело, а не строить карьеру… А мне-то и строить уже нечего: полного капитана под отставку получу и так и этак. Да и досрочной отставки не боюсь, инженеру и на гражданской службе дело найдется. Что же до соображений, они во многом похожи на ваши. Рапорта о положении дел я подавал дважды, и полагаю, что далее вот этого самого стола они не пошли… прошу вас располагать мною, господин капитан! – Климов встал из-за стола и коротко щелкнул каблуками.

– Благодарю, – Рыков встал из-за стола и протянул руку, – буду рад служить вместе с вами!

* * *

– Я вас, Юлий Оттович, прошу принять хозяйственную часть отнюдь не потому, что считаю худшим офицером в отряде, вот здесь поверьте мне на слово. И никакое это для вас не понижение в рангах службы, я бы сказал, что даже совершенно наоборот…

– Не понимаю вас, прошу прощения… – Шмит был, очевидно, серьезно обижен, и новых обязанностей возлагать на себя не хотел.

– Прошу без чинов, и… по возможности откровенно.

– Извольте. Вы, Владимир Кириллович, предлагаете мне по факту смещение со строевой должности в интендантство…

– Да помилуй бог! Взвод остается за вами, учебные часы – тоже. Просто я заметил, что именно учебных часов у вас по сравнению с остальными менее всех. А штабс-капитан Климов, ежели и далее будет тянуть и этот воз, кроме работы по штабу, надорвется… – Рыков был совершенно искренен, – что ж до «серых погон», то в любом случае они вам и не померещатся! Не посчитаете же вы «тыловиком» Боровского…

– Нет. Штабс-капитан Боровский заведует пулеметами…

– А также мастерскими, станками и инструментом, патронными двуколками, их же запряжками, шанцевым инструментом, запасами телефонного провода и прочим. Ваша задача, Юлий Оттович, будет много сложнее. Ваша задача: сделать так, чтобы тому же Боровскому было вообще чем заведовать.

– Простите, это как?

– Получить в интендантстве все причитающееся на отряд. Желательно – сверх того…

– Как это?

– А я не знаю! Однако же – лично видел. В их инструкциях и циркулярах сам черт не разберется. Это война, поручик, натуральная война: выбить из «суконных» то, что тебе и так положено. И я вас отправляю на передний край, извольте видеть. Есть ли возражения по существу?

– Но как же…

– Учиться воевать. Бить врага его же оружием, знать все циркуляры и параграфы. Нет опыта? Да и у меня его, признаюсь, нет…

Шмит неопределенно хмыкнул что называется, «под усы», по молодости еще, похоже, ни разу не бритые.

– Владимир Кириллович, а не будете ли вы меня… поминать так как неких интендантов в Порт-Артуре?

Рыков окончательно понял, что его порт-артурская «одиссея» отнюдь не тайна для офицеров отряда. Впрочем, полагать что-либо иное было бы вовсе смешно. Отступать стало некуда, оставалось только атаковать:

– Рискните проштрафиться и узнаете. Тамошних субчиков я публично расписал в последних выражениях. Вызова не дождался. Вор там был на воре и вором вора погонял, а тупицы и бездельники наличествующие боеприпасы к передовой не могли вовремя организовать… Юлий Оттович, здесь мне необходим человек, на которого я смогу положиться совершенно. То есть довериться полностью. Нет у меня ни желания, ни, что главное, времени заниматься финансовой и прочей материальной частью.

Посмотрите, каково: тот же Боровский, к примеру, подает мне заявку на две возвратно-боевые пружины к «Максимам». Представим опять же, чисто умозрительно, что на складе у нас в отряде данных пружин нет. Я отсылаю заявку в интендантство, в чаянии удовлетворения ее в двухнедельный срок. Проходят две недели. Я сношусь с интендантством и получаю уверения, что запрос отправлен и решение ожидается, хотя что тут, собственно, решать… проходит еще две недели. В отсутствие необходимых запасных частей и выхода из строя двух действующих пулеметов, мы с начштаба должны перекраивать учебное расписание, сокращать учебные стрельбы и так далее… Улавливаете суть?

– «Не было подковы…»?

– В точку! Армия, как вам известно, «марширует брюхом». Известные нам Карл шведский и Наполеон французский более всего поплатились за неразумную растянутость коммуникаций и отсутствие не только наиболее часто упоминаемых продуктов и фуража, но и просто свинца, ядер и пороха… Короче, Юлий Оттович, согласны?

– Ежели думать в таком виде… Да!

– Благодарю вас. Готов, кстати, открыть и еще одну, немаловажную мне причину, по которой я решил просить о содействии именно вас.

– Какую же?

– Вы честный человек, Юлий Оттович.

– Простите, не понял.

– Просто: данная должность имеет немалые возможности для… скажем так, извлечения некой материальной выгоды, якобы не в ущерб делу… Короче: уверен в том, что со спокойной душою могу доверить вам как отрядный «кошелек», так и свой собственный. И – артельные солдатские копейки. Так-то.

– И из чего же, позвольте осведомиться, вы сделали подобные умозаключения?

– Всего лишь опыт жизни… Но я ведь не ошибся?

– Будьте покойны.

– Ну вот, а вы давеча в собрании, кажется, жаловались на скуку в армейской службе…

– Какая уж тут теперь с вами скука…

Кроме Шмита других кандидатур не было вовсе. Взвод пока что «потянет» и старший унтер, хотя бы отчасти. Не назначать же «на тыл» уж совершенно «зеленых» Алексеева или Григорьева, полная несуразность получится. Рыков еще до разговора ознакомился с личным делом поручика и только присвистнул. И было отчего.

Юлий Генрих Максимилиан барон фон Шмит фон Зее цу Зербиц родом был из губернии Лифляндской, где и закончил с отличием гимназию в Риге, а после чего направил свои стопы в Санкт-Петербургский университет на факультет… филологии. Закончив два курса, он, очевидно, решил круто изменить судьбу и поступил… вольноопределяющимся в только что сформированный 1-й Финляндский артиллерийский дивизион. Где спустя год и выдержал экзамен на чин подпоручика. Как могла филология помочь там, где требуется математика – бог весть. Полковое начальство, подивившись этакому курьезу, решило благоразумно сплавить его от греха подальше: артиллерия штука серьезная, а то, не дай бог, нафантазирует этот «молодой Вертер» при практической стрельбе что-нибудь этакое… С ущербом для материальной части и прочим непотребством. Но и «зажимать таланты» не следовало, отчего барон оказался в Петроградской Стрелковой школе, где и обучился владеть пулеметами всех известных на тот момент систем. И эта школа была закончена с отличием, что давало право вольного выбора полка для дальнейшего прохождения службы. Отсутствие значка школы объяснялось, видимо, его простой потерей, заказать же копию «фон, фон и прочие цу» просто вовремя не озаботился… Офицеры Управления кадров под Аркой Главного штаба пришли в тихий трепет: а ну как вздумается отличнику учебы выбрать один из полков Петербургского округа, да еще и гвардию? Вот будет подарочек кому-то из полковых командиров, с которыми имеется ближайшее знакомство… С этого Писарева лифляндского разливу сдастся и с пулеметом вместо гусиного пера неожиданную фантасмагорию сочинить… В рассуждении кадровых офицеров два курса филологического факультета были несмываемым клеймом.

Обошлось. Свеже произведенный за успехи в учебе и отличную стрельбу поручик выбрал по живости души Кавказский округ, составив теперь головную боль тамошнему «кадру»… На Кавказе ко многому относятся проще и легче – уж больно к тому располагают местные романтические красоты. Как раз в это время и организовывалась «сухумская пулеметная». И поручик Шмит оказался для нее как бы даже незаменим – со всеми наилучшими аттестациями с предыдущих мест службы… Он окреп и возмужал, жаль вот только, что некий романтический флер в глазах, сразу же отмеченный капитаном Рыковым – увы! – никуда не делся.

Однако же выхода, повторял себе Рыков, не было. Ожидать того, что прямо завтра ему пришлют опытного «тыловика», не стоило никак. Не стоило того же ждать и в течение нескольких, как минимум, месяцев, да и то, что пришлют кого-то дельного – еще бабушка надвое сказала. Предложи ему самому «отдать» того же Климова или Боровского – сам бы встал стеною, уж больно хороши «спецы», самому нужны до зарезу… Так что оставалось надеяться, что здоровая немецкая основа, соприкоснувшись с суровой реальностью, возьмет верх, и все наладится. Так или иначе…

* * *

– Разрешите войти, ваше высокоблагородие?

– Входи.

Вошел, очевидно, давеча обещанный Климовым денщик.

– Господин капитан! Рядовой Курносов! Представляюсь по случаю назначения к вам в денщики! – фраза далась стрелку непросто, хотя и была явственно отрепетирована.

– Вольно. Проходи. Как зовут?

– Всеволод, Петров сын! – рядовой опять вытянулся «во фрунт». Получалось у него это так себе, на троечку.

– Не тянись, Петров сын, сказано же тебе – вольно.

– Слушаюсь! – снова глухо бухнули каблуки солдатских сапог.

– Сказано же, перестань тянуться. На всякий чих, как говориться, не наздравствуешься. Не по службе я для тебя Владимир Кириллович, ясно?

– Так точно.

– Уже лучше. Откуда сам?

– С-под Рязани…

Земляк капитана Саня Курносов фамилию свою внешне оправдывал полностью. Рыжий, курносый, конопатый, из тех, о ком говорят «неладно скроен, да крепко сшит». Даже суровая армейская муштра в учебной роте запасного полка не смогла отучить его от неистребимой повадки ходить чуть вразвалочку и даже немного косолапить.

Сын простого малоземельного крестьянина, с грехом пополам умевший до армии читать и писать благодаря урокам сельского дьячка, он был умен и сметлив от природы, живо тянулся к знаниям и легко успевал по словесности, благодаря чему и был направлен в пулеметчики. Должности денщика он не обрадовался, до того втайне мечтая получить унтерские «лычки» и остаться на сверхсрочную – оружейным мастером. Там подучиться еще и, что называется, «выйти в люди». Да и «сверчком» при «оружейке» – чем не жизнь? Денежное содержание от тридцати рублей и ажно до пятидесяти у фельдфебеля, еще и на всем готовом! Да и с такой ученостью точно нигде не пропадешь. А в денщиках – как-то оно еще сложится? Обратно в родную деревню парню уже не хотелось совсем…

Однако, службу при капитане, в Сенином разумении, следовало исполнять исправно: такому грех не послужить. В учебном отряде два унтера были «маньчжурцы», лично капитана до того, правда, не видевшие, но слышавшие много, и только хорошее. «Солдатский телеграф» врать не станет.

Развернувшись как можно четче, Сеня отправился на кухню – обживаться. Незаметно вздохнув, он уже решил про себя, что с обучением все как-нибудь да устроится: хозяйство у капитана холостяцкое, много времени отнять не должно. Да и сам, навроде бы, по виду совсем не «дракон» …

Ожидания стали оправдываться уже через час.

– Так. Что у тебя сейчас должно быть в расписании занятий?

– Словесность.

Рыков про себя чертыхнулся. Учебный план нужно было исправлять как можно скорее. Совсем отставить «словесность», то есть изучение уставов, нельзя, попросту не дадут, но сократить часы – вполне возможно. Здесь – понимать нужно! – никак не учебная полковая рота, где строевая да уставы первое дело…

– Так, это наверстаешь. Вот что: в моем разумении ты прежде всего солдат, остальное потом. Даю сегодняшний вечер и день завтра: здесь все в квартире вымыть, вычистить и приготовить для проживания. Имею в виду постельное белье, посуду и прочее. К тому некоторый запас продуктов. В еде я прост, могу питаться и от котла, но, признаюсь, без чаю по вечерам и утреннего кофе обходиться не люблю. Если в чем и ошибешься, не беда. Деньги в бумажнике, в бауле. Поедешь в город за продуктами и прочим, казенную двуколку по делам вне службы никогда не брать, только вольного извозчика. Платить в меру. С этим ясно?

– Так точно!

– Хорошо. С послезавтрашнего по техническим дисциплинам занимаешься со всеми как раньше. И строевую подтяни, это уж как хочешь, хоть круглый день строевым ходи. Взамен словесности будет свободное время по хозяйству. Понял?

– Так точно!

– Кстати, если что не по душе, неволить не буду. Ну как?

– Рад стараться, и охота есть служить, ваше высокоблагородие!

– Устав ты, по крайней мере, знаешь. Ну, посмотрим… Приступай. – капитан вышел.

Сеня остался в полном недоумении. Мало того, что все так чудесно хорошо устроилось. Он просто не мог прийти в себя оттого, что ему так просто и буднично доверили деньги. Бумажник лежал в бауле с самого верха, и оказалось там не менее трехсот рублей, сумма для деревенского паренька не то чтобы огромная, а совершенно невообразимая. Ранее он и в руках-то больше «синенькой» не держал… Тем не менее было совершенно ясно, что отчет будет потребен строжайший. Сеня решил первым делом не поскупиться и купить блокнотик, такой же, как видел у старшего унтера Щепкина. Простой, и в карман помещается, и даже с чехольчиком под карандаш.

Глава 4

За несколько дней некоторым образом «войдя в должность» на новом месте службы, Рыков решил привести в порядок и оставшиеся личные дела, в первую очередь финансовые. При всей своей нелюбви к посещению штабов любого уровня, далее откладывать поездку было бы непозволительно, да и неразумно. Поэтому поутру он сразу же облачился в «обыкновенную вне строя» форму и, наскоро позавтракав, отправился в город.