Libertas, vale!

Сенатор понимал, что это очередная провокация, но должен был отдать должное смелости и уму своей юной невесты. Она снова и снова вызывала его на словесный бой.

– Процитированные тобой строки явно не предназначены для глаз такой юной и чистой особы, как ты, Элевтерия. Я не буду спрашивать прочла ли ты весь текст «Науки любви» или знаешь только самые скандальные отрывки из него. Мне лишь хочется объяснить, как я понял это произведение, внимательно прочитав его от начала и до конца. Возьмём для примера первую книгу, где Овидий даёт советы мужчинам, как добиться обладания женщиной. Поэт пишет, что для этого все средства хороши, включая обман, щедрые обещания, которые не нужно исполнять, и даже насилие. Для приличного человека эти советы звучат омерзительно, не так ли?

Внимательно слушавшая сенатора девушка кивнула, и он продолжал:

– Я подозреваю, что мать отобрала у тебя книгу до того, как ты прочитала её конец, где Овидий с грустью пишет: «Нынче стыд позабыт – своё лишь каждому любо. Каждый за радость свою платит страданьем других». Мне очень понравились эти прекрасные строки, полные горькой правды, поэтому я выучил их наизусть. В конце первой книги поэт также искренне сожалеет о том, что «дружба и верность у нас нынче пустые слова» и тот, кто надеется на чистую любовь, с таким же успехом может надеяться «мёд из реки зачерпнуть». Прочитав эти грустные строки, понимаешь, что все развратные советы, данные ранее, лишь показывают, насколько глубоко падение и почти необратимо моральное разложение нашего общества. «Наука любви» является одновременно и сатирически злой зарисовкой современных нравов, и нежной элегией об утраченных нравственных идеалах прошлого.

– Значит, ты полностью оправдываешь её появление и популярность? – спросила Элевтерия, испытующе глядя на сенатора.

– Такое произведение, особенно адресованное юношам, как говорится в его официальном заголовке, может быть очень опасным. Вследствие отсутствия опыта молодые люди не смогут воспринимать его как сатиру, а примут всё за чистую монету и будут считать его руководством к действию. Овидий Назон – гениальный, но очень противоречивый поэт. Мне не нравится его желание раздвинуть рамки дозволенного. Его искусство принесло ему много славы и денег. Все преклоняются перед его талантом, поэтому он возомнил себя «звездой» и думает, что правила приличия существуют для всех остальных, но не для него. Я думаю, что, издавая скандальное произведение, он бросил дерзкий вызов обществу для того, чтобы звезда его славы горела ещё ярче. Такое тщеславие предосудительно. Ну, хватит об Овидии. Что ещё ты читаешь, кроме него? – поинтересовался Вар.

– Я люблю читать Записки о галльской войне Цезаря. В этом объемном сочинении есть много интересной информации о землях и народах Галлии и Германии. Я люблю узнавать что-то новое о дальних краях. Кроме того, меня восхищают краткость и ясность стиля божественного Юлия.

– Не может быть! – в свою очередь удивился Вар. – Не могу поверить, чтобы романтичной семнадцатилетней девушке нравился бы скучный, сухой слог сурового военачальника.

– Я такое же исключение из правил, как и ты. Никогда бы не подумала, что кто-то, настолько близкий к императору, который известен своим строгим кодексом морали и нравственности, читает эротические произведения Овидия.

– Ты права. С возрастом император стал чрезмерно щепетильно относится к любовным отношениям. Сейчас даже трудно поверить, что молодой Октавиан был ужасным распутником, – тихо прошептал Публий, наклонившись к уху девушки. Элевтерия невольно вдохнула сладко-пряный аромат майорана и нежно-лимонное благоухание вербены, исходившие от его волос и кожи. Её щёки залились краской, и она опустила глаза, то ли от скандального откровения, то ли от того, что мужчина нескромно вторгся в её личное пространство. Однако он приблизился к ней лишь на короткое мгновение, быстро выпрямившись и отступив на почтительное расстояние.

– Знаешь, это уж слишком! Я думаю, что я просто обязана передать моей матери это крамольное высказывание, которым ты только что осквернил мой слух. Моя мать передаст его своему дяде, которого ты, очевидно, считаешь распутником и лицемером, и нашей свадьбы не будет, а для твоей блестящей карьеры наступит конец.

– Прошу тебя, не делай этого. Ведь я просто был откровенен с тобой. Когда мы поженимся, я всегда буду искренно делиться с тобой моими мыслями и чувствами. Таким образом мы сможем доверять друг другу и жить душа в душу.

– Конечно, я никому ничего не скажу. Я просто пошутила, Публий! – лукаво улыбнулась девушка. – Честно говоря, когда моя мать сказала мне, что император хочет, чтобы я вышла замуж за сенатора Вара, я с ужасом представила себе скучного мужа-ханжу, который интересуется только политикой и войной. Я очень рада, что ты не такой!

– Спасибо за откровенность, Элевтерия, – с глубоким чувством произнёс счастливый жених, взял её изящную, тонкую руку в свою большую ладонь и с благодарностью пожал. Она вежливо ответила на его пожатие.

VII

Виллмир проснулся после полудня и сразу вспомнил о своём странном сне. «Белые кони в священной роще и ритуальное соитие с прекрасной богиней должны иметь какой-то глубокий сакральный смысл. Но какой? – озадаченно думал германец. – Некоторые моменты сна были настолько явственны, что мне казалось, что всё происходит на самом деле. Особенно отчётливо я чувствовал отчаяние, боль и наслаждение. Насчёт отчаяния и боли всё понятно. Последнее время они не покидают меня. Но откуда взялось наслаждение, да ещё такое интенсивное? Это был ужасный, кощунственный сон, полный непростительных святотатств. Нужно забыть его поскорее и никогда не вспоминать!»

Виллмир вдруг осознал, что очень голоден. Такого сильного чувства голода он не испытывал уже давно. На столике рядом с изголовьем кровати стояло серебряное блюдо с нарезанным хлебом и кусочками холодного мяса. Германец с аппетитом съел всё и запил полным кубком вина. Еда показалась ему очень вкусной, а вино – превосходным. Его левое плечо болело, но не так сильно, как накануне. Скоро у него ещё разболелся желудок, ибо ему не следовало есть так много после долгой голодовки. Но несмотря на физическую боль, он чувствовал необыкновенный душевный подъем. Не успел он разобраться в том, что могло вывести его из тяжёлого депрессивного состояния, как дверь комнаты открылась, и германец увидел крепкую, привлекательную женщину лет тридцати пяти. У неё были прекрасные каштановые волосы, связанные на затылке синей лентой, и добрые серые глаза. В одной руке она держала серебряное блюдо с нарезанным сыром, оливками и свежим хлебом, а в другой – изящную амфору с вином. Быстрыми, ловкими движениями служанка убрала со стола блюдо с крошками и поставила на его место новое. Она также заменила амфору с вином. Незнакомая женщина выполнила эти действия с равнодушным видом, даже не глядя на Виллмира.

– Quod nomen tibi est?20

Германец удивился, услышав свой голос. Он звучал слабо и глухо, но довольно дружелюбно.

– Меня зовут Мия. А тебя?

– Виллмир.

– Мне сказали, что ты ни с кем не разговариваешь и почти ничего не ешь. Очевидно, ни одно из этих утверждений не верно, – сказала Мия, широко улыбаясь, и взглядом указала на пустое блюдо, которое она собиралась относить.

– Сегодня я лучше себя чувствую, и мне захотелось с тобой заговорить. Прости, я не помню, видел ли я тебя здесь раньше или нет. В моей голове был такой густой туман, что нельзя было различить сон от реальности. Я не очень хорошо узнавал, да и не хотел узнавать людей в этом доме. Я только смутно помню твою хозяйку. Когда я в самый первый раз очнулся здесь, она была рядом и назвала своё странное имя. Потом я погрузился в глубокое забытьё, отрешившись от внешнего мира. В моей больной голове витали призраки прошлого и какие-то странные, абсолютно нелепые образы. Одним из них была женщина с невероятной коричневой, почти чёрной кожей. В реальном мире её не могло быть, но она двигалась в этой комнате, говорила со мной и даже прикасалась ко мне. И это лишь самый безобидный из моих кошмаров. Иногда моё сознание просветлялось, и тогда я погружался в мучительные размышления о своей судьбе и хотел только одного – смерти. Но сегодня всё совсем по-другому. Я несколько часов проспал без тревожных видений. Когда я проснулся, никакого тумана в голове не было. Ко мне вернулся аппетит. Меня расположило к себе твоё милое лицо, и я захотел узнать твоё имя.

– Ты очень любезен для дикого варвара и неплохо говоришь на латыни, – заметила Мия с ещё более широкой улыбкой, чем раньше. – Позволь мне объяснить тебе всё по порядку. Во-первых, это неудивительно, что ты не помнишь меня, потому что ты видишь меня впервые. Сегодня мой первый день работы в качестве личной служанки госпожи, и она поручила мне заботиться о тебе. Я была в этой комнате утром и принесла еду, но ты в тот момент крепко спал здоровым, спокойным сном. Во-вторых, темнокожая женщина не приснилась тебе. Это рабыня-эфиопка по имени Амира. Она, действительно, была в этой комнате и иногда ухаживала за тобой. Но хозяин приказал удалить её из дома и наказать плетью. Её били сегодня утром во дворе около конюшни на глазах у всех слуг, которых специально собрали посмотреть на её позор. Ах, как она кричала! Хорошо, что это было довольно далеко отсюда, перед главным входом, и твоё окно было закрыто, иначе она тебя точно разбудила бы своими дикими воплями.

– Твой хозяин – очень жестокий человек! – с отвращением и ненавистью произнёс Виллмир.

– Нет, что ты! Совсем нет. Я живу и работаю в этой фамилии уже много лет и должна сказать, что такие наказания, как сегодня, случались очень редко. Наверняка Амира сделала что-то ужасное. Я думаю, что она дерзко оскорбила госпожу грубым словом. Я слышала, что они не очень ладили, а Амира – девушка очень колкая на язык. Ей нравилось задирать других домашних слуг. Меня она называла «длинноносой ехидной», и это ещё довольно милая кличка по сравнению с тем, как она называла других. Квинтилий Вар – справедливый и милостивый хозяин. Он щедро вознаграждает тех, кто верно и добросовестно ему служит. Наш управляющий Актеон был рабом, как и все мы, но хозяин освободил его после долгих лет верной службы, назначив ему щедрое пособие на содержание. Актеон мог бы жить отдельно и иметь своих рабов, но он предпочел остаться с хозяином и даже последовал за ним сюда, на край света, где нет ничего, кроме диких лесов и диких людей. Я так рада, что мы скоро возвращаемся в Рим!

– Вы уезжаете в Рим? Почему?

– Мы возвращаемся в Рим, так как хозяин заканчивает здесь свою службу и будет снова заниматься политическими делами в столице.

– Может быть, ты знаешь, где моя семья и что твой хозяин хочет сделать со мной?

– Это теперь и твой хозяин, Виллмир. Я слышала, что людям, потерявшим личную свободу в зрелом возрасте, труднее примириться с положением раба. Я из Иллирии, где уже почти три года идёт война между римскими войсками и повстанцами. Мне было семь лет, когда я попала к римлянам, так что я не очень много помню из своей прежней жизни. К сожалению, я ничего не могу сообщить тебе о твоей семье, но знаю, что тебя хотят отправить в гладиаторскую школу, когда ты поправишься. Успешные гладиаторы живут в почёте и славе. Они пользуются необыкновенной популярностью у горожан, особенно у женщин. Я видела очень интересное граффити на стене дома в Риме. Оно изображало гладиатора, который, вместо зверей или противников, ловил в свои сети красивых девушек. Я также слышала рассказы о женщинах, которые обмакивали в крови прославленных бойцов свои шпильки или броши и носили их в качестве талисманов. Одним словом, жизнь гладиаторов имеет свои приятные моменты, но обычно это очень короткая жизнь. Как правило, воины песчаной арены не переживают больше десяти боёв.

Узнав об уготованной для него дальнейшей судьбе, Виллмир почувствовал необходимость побыть одному, чтобы поразмыслить. Он резко и отрешённо произнёс:

– Спасибо за еду и за разговор, Мия. Я устал.

Казалось, что служанка совсем не обиделась на его внезапную холодность. По-дружески попрощавшись, она тихо удалилась.

Не оставив германцу времени на размышления, его почти сразу навестил управляющий Актеон. Он вошёл в комнату медленной, степенной походкой, подчеркивавшей важность его персоны. Удобно расположившись в одном из кресел перед ложем раненого, старый грек заговорил энергичным голосом:

– Мия сказала мне, что ты чувствуешь себя лучше, и у вас состоялась небольшая беседа. Я был очень рад этому известию и решил сам поговорить с тобой. Тебя зовут Виллмир, не так ли? И ты уже знаешь, что твой хозяин решил сделать из тебя профессионального гладиатора?

Германец мрачно кивнул.

– Что ты знаешь о гладиаторах, Виллмир? – спросил старый грек тоном экзаменующего учителя.

– Немного, в основном то, что мне сегодня рассказала Мия. Это рабы, которые насмерть сражаются друг с другом или с дикими животными на песчаной арене для развлечения римских граждан. Некоторые из них могут достичь славы и признания, но, как бы то ни было, это опасная и короткая карьера. Обычно бойцы не переживают больше десяти игр.

– Это Мия так считает? Ну, что поделаешь? Женщина, и особенно женщина из кухни, – это не самый надёжный источник информации о гладиаторском ремесле, – заметил Актеон с почти добродушной улыбкой и продолжил. – Цена хорошо обученного гладиатора составляет сотни тысяч сестерциев. Для некоторых это целое состояние. Убивать такого дорогостоящего гладиатора экономически невыгодно, поэтому великий Юлий Цезарь повелел миловать знаменитых гладиаторов, даже если разъяренная толпа требовала их смерти. Более того, приёмный сын Цезаря, великий Октавиан Август (да пошлют ему боги здоровья и долголетия), вообще запретил бойцам сражаться до смертельного исхода, чтобы они продолжали выходить на арену и восхищать зрителей. Я знаю одного прославленного гладиатора, который участвовал в тридцати четырех боях, из которых он выиграл двадцать один, проиграл в четырех боях и девять боев закончил вничью. Сейчас он преспокойно живёт себе на своей собственной вилле недалеко от Рима. Я не сомневаюсь, что ты станешь таким же прославленным гладиатором, друг мой. Досточтимый Квинтилий Вар высказал очень высокое мнение о твоих боевых навыках и способностях, а он повидал очень много воинов на своём веку, поверь мне! В двадцать лет он получил свой первый армейский опыт в должности военного трибуна, и с тех пор почти все его назначения, даже административные, были так или иначе связаны с армией.

– Так сколько же лет Квинтилию Вару? – удивлённо спросил Виллмир, представлявший себе своего кровного врага молодым человеком лет тридцати не больше.

– Пятьдесят пять. Подумать только! Будто ещё вчера он был мальчиком и играл со своими тремя младшими сёстрами в перистиле у фонтана на вилле своего дяди в Тибуре21. «Играл» – это, конечно, не совсем подходящее слово. Девочки надели свои лучшие наряды по случаю какого-то праздника, а маленький Публий брызгал на них мутную воду из фонтана. Его самая младшая сестра Вариллия уже заливалась слезами из-за грязного пятна, расплывавшегося на белоснежной ткани её единственного шёлкового платья. Семья жила тогда довольно бедно, и несчастная Вариллия знала, что другое такое платье она получит очень нескоро. А забияке Публию всё было не по чём. Он начал громко обзывать бедняжку: «Плакса, плакса! Рёва – корова! Если долго будешь плакать, то лягушкой будешь квакать! Пойду найду в грязи лягушку и на твоё шёлковое платье посажу!» «Ужасный мальчишка! – подумал я тогда. – Безотцовщина! Что из него выйдет?!» В возрасте четырёх лет мой бывший господин потерял отца на гражданской войне. К счастью, в результате строгого воспитания матери и дяди из мальчишки-забияки вырос ответственный, трудолюбивый и храбрый молодой человек. Квинтилий Вар очень любит своих сестёр, хотя часто ссорился с ними в детстве. Для каждой из них он организовал успешный брак, а для племянников устроил доходные и перспективные должности…

Заметив явное нетерпение и враждебность на нахмуренном лице германца, пожилой управляющий вспомнил о цели своего визита:

– Прости старика, друг мой! Я всё о прошлом, да о прошлом! Хотя пришёл рассказать тебе о твоём будущем. Ну, хорошо, слушай. Сначала мы планируем отправить тебя в одну из лучших государственных школ для гладиаторов. Ты поедешь до Рима вместе с нами и потом проследуешь дальше на юг по знаменитой дороге Виа Аппия в Кампанию. В древнем городе Капуя находится престижная школа, где ты проведёшь несколько месяцев или даже целый год в зависимости от твоих успехов. Наряду с интенсивными тренировками ты будешь соблюдать особую диету, способствующую росту мышечной массы. Нужно сказать, что твои мускулы были в неплохой форме, когда тебя привезли сюда, но твоя болезнь и бессмысленная голодовка превратили тебя в тень человеческого существа. Я думаю, что ты сейчас и деревянный меч в руках не сможешь удержать. Но ничего, в гладиаторской школе есть хорошие врачи, и о твоём здоровье, как и о твоей физической форме, будут постоянно заботиться. Только после того, как ты успешно закончишь обучение в школе гладиаторов, господин продаст тебя ланисте.

Виллмир совсем не понял конец последней фразы.

– Что? Продаст? Меня? Кому?

– Продаст тебя ланисте за солидную сумму денег. Ланисты – это предприниматели, которые покупают и продают гладиаторов, обменивают и предоставляют их в аренду устроителям игр. В случае убийства гладиатора на арене устроитель игр должен возместить ланисте его стоимость. Это ещё одна причина для того, чтобы не позволять дорогим гладиаторам пасть в бою. Виллмир, поверь мне, для опытного воина риск погибнуть на арене минимальный, а прибыль от ремесла максимальная. Победителям гладиаторских игр вручают щедрые денежные вознаграждения, дарят дома и подносят другие ценные дары. Все полученные призы достаются гладиатору, и ланиста не имеет права присваивать их себе. Ты будешь кумиром толпы, в которой всегда найдутся несколько благородных и соблазнительных поклонниц. У тебя будут могущественные покровители из знатных патрициев, которые будут приглашать тебя на свои роскошные виллы на время званых обедов. У тебя будет много денег, много женщин и ещё больше славы.

– Мне это не нужно. Я хочу вернуть свободу и свою семью. Ты знаешь что-нибудь о судьбе моей семьи?

– Я не знаю ничего. Но можно спросить господина. Может быть, он даже смог бы оказать тебе помощь в поиске твоей семьи после того, как ты завоюешь свою свободу боями на арене. За многократные победы гладиаторам преподносят деревянный «меч свободы» – знак признания их высочайшего боевого искусства и символ освобождения от дальнейшей службы. Представь себе, двадцать успешных боёв, и ты будешь свободен, найдёшь своих близких, выкупишь их на заработанные деньги и будешь жить с ними в собственной роскошной вилле, продолжая работать на арене в качестве тренера или судьи или, если хочешь, можешь устроиться на службу в качестве личного телохранителя одного из состоятельных римлян. А может быть, ты сможешь устроиться на службу к самому императору? Вся личная охрана Цезаря Августа состоит из германцев. Это лучшие воины.

«Я бы устроился к нему на службу только для того, чтобы перерезать ему глотку», – подумал Виллмир.

По злобному выражению лица германца Актеон понял, что несколько последних фраз были лишними, и поспешил исправить свою ошибку, сказав:

– Не сочти за дерзость то, что я перечислил карьерные возможности для тебя, если ты решишь остаться в Риме. Если после обретения свободы, тебе захочется вернуться на родину – это твоё право. Я прошу тебя лишь об одном: перестань убиваться о прошлом и подумай о будущем! У тебя блестящее будущее, Виллмир! Быть прославленным римским гладиатором – это значит быть предметом восхищения тысяч и тысяч людей из разных сословий. В тебя будут влюбляться знатные дамы, поэты будут посвящать тебе свои стихи, твои скульптуры будут украшать виллы и дворцы. Ради славы и всеобщего признания гладиаторами нередко становятся весьма знатные и богатые люди. Они идут в дорогие частные школы гладиаторов и платят за обучение баснословные суммы. Тебе же всё будет предоставлено бесплатно. Используя полученные навыки и природные данные, ты заработаешь кучу денег, получишь свободу, вернёшь семью. Разве ради этого не стоит жить?!

Закончив свою пламенную речь, старый грек величественно удалился, не ожидая ответа. Его красочное описание жизни элитных гладиаторов воспламенило воображение германца. Как и любой другой из его земляков, он считал, что был рождён для боя. С ранних лет он слышал рассказы о том, что Вотан ищет смелых и сильных воинов, которые после славной смерти на поле боя будут пировать в залах Вальхаллы, пока бог не поведёт их в последнюю решающую битву против сил зла. С детства Виллмира учили использовать фрамею22 в качестве оружия дальнего и ближнего боя, так как это был основной вид вооружения германцев. Мечи были очень дорогими и их было мало, хотя дети могли упражняться с деревянными мечами, что они и делали. С применением копья у Виллмира никогда не было проблем. Он без особых усилий научился в совершенстве владеть им, а вот учебные бои с мечом он сначала всегда проигрывал. Как унизительно было лежать поверженным на земле с приставленной к горлу деревянной рапирой на глазах других юношей и мальчишек! Вождь племени должен быть лучшим воином, то же самое ожидалось и от сына вождя, хотя Виллмир был тогда ещё подростком. Чтобы уберечь репутацию сына, отец взялся тренировать его сам вдали от любопытных глаз.

– Сын, перестань смотреть на мой меч! Смотри на меня, на выражение моего лица, на мои движения, таким образом ты научишься предсказывать мои удары!

– Как я могу не смотреть на твой меч? – скулил побитый Виллмир. – Это толстая палка, от которой у меня на теле появляются больные синяки. Я стараюсь двигаться как можно быстрее, чтобы увернуться от неё или блокировать удар.

– Какая глупость, сын! – воскликнул закалённый в боях вождь, невольно рассмеявшись. – Это не меч тебя бьёт, а я, поэтому ты не должен сводить глаз с меня. Смотри врагу прямо в глаза и думай не о боли, которую получишь, а о той, которую причинишь. Твой страх исчезнет после того, как ты осознаешь свою силу, и поймёшь, что это ты опасность для противника, а не он для тебя.

Постепенно Виллмир стал делать успехи, и когда он снова начал заниматься боевыми тренировками с ровесниками, никто не мог победить его на мечах.

Он хорошо помнил тот день, когда отец вручил ему самый ценный в его жизни подарок.

– Я думаю, сын, что теперь я могу доверить тебе это сокровище, – сказал с гордой улыбкой вождь виру́нов.

Виллмиру тогда было уже шестнадцать, но он обрадовался, как ребёнок, развернув сверток и увидев великолепные кожаные ножны и прекрасную позолоченную рукоятку меча.

Вытащив меч из ножен, юноша восхитился изящным витиеватым узором на сверкающей на солнце поверхности клинка. Этот древний военный трофей из Галлии передавался из поколения в поколение и был с Виллмиром всё время до конца роковой битвы в начале августа, когда он и его воины не смогли отразить атаку римлян.

Совершенное владение оружием всегда вдохновляло молодого вождя виру́нов, и он знал, что нет предела совершенству, поэтому тренировался почти ежедневно. В глубине своего сердца он в первую очередь был воином, и лишь потом отцом семейства и вождём. Самым интересным занятием из всех своих обязанностей по управлению общиной Виллмир считал военную подготовку и постоянное поддержание боевой готовности своего оборонительно-наступательного отряда. Дружина вождя состояла из отборных храбрых воинов, большинство из которых были одновременно заняты в сезонной обработке земель и скотоводстве. Однако некоторые из них, например, ближайшие советники Виллмира Херевиг и Бальдвин, служившие ещё его отцу, занимались исключительно военным делом. Иногда они помогали молодому вождю при распределении пашен и угодий, а также в других важных вопросах по управлению племенем.

Сыновья Херевига и Бальдвина были также освобождены от работы на полях или в ремесленных мастерских. Их главной задачей было сопровождать Виллмира везде и повсюду. Они защищали его жизнь во время вооруженных столкновений, а в мирное время исполняли приговоры, которые вождь выносил на суде. Судить приходилось довольно часто. В основном нужно было разбирать споры и мелкие тяжбы, но иногда и тяжёлые преступления.

Помимо своих судейских обязанностей, Виллмир совместно со жрецом определял время для начала пахоты и жатвы, а также для проведения празднеств в честь богов. Случавшиеся нападения соседних племён и опасность со стороны диких зверей требовали быстрой решительной реакции вождя. При неприятельском нападении нужно было не только отразить атаку, но и укрыть от врага семьи, скот и другое имущество на случай поражения. Иногда требовалось немедленно организовать защиту скота от стаи волков или охоту на волков в качестве превентивной меры. Нередко нужно было оградить плотиной разлившуюся реку или потушить пожар в деревне. Всё это требовало непосредственного участия вождя, авторитет которого распространялся на все сферы будничной жизни. При таком разнообразии деятельности Виллмиру никогда не было скучно. Ему нравилось быть в центре событий и своими решениями определять их ход.