Полная версия
Такая разная любовь
– Маруся, уделите мне пару минут? Вас ведь Маруся зовут, верно?
– Да, Маруся.
– Значит, я не ошибся, – Вячеслав улыбнулся, а у Маруси сперло дыхание от его улыбки, и в голове билась единственная мысль: "Боже, какой он красивый!"
– Вам разрешено присесть за столик к клиенту? Или Вас за это накажут? – продолжал Вячеслав, – Если накажут, то давайте не будем экспериментировать.
– Ну, как накажут? Выговор вынесут и могут штраф выписать, если, конечно, кто-нибудь расскажет.
– Нет, штраф нам не нужен! – Вячеслав улыбнулся, – Нам надо поговорить.
– Поговорить? О чем? Я позволила себе лишнего?
– Что? Вы о чем? – Вячеслав смотрел удивленно, – Нет, с Вашей стороны ничего лишнего не было. Тамара Григорьевна говорила, что Вы ищете работу по специальности. Я прав?
– Да, – Маруся кивнула.
– Вот и хорошо. Вы сегодня до которого часа работаете? Или, может быть, завтра с утра удобнее будет?
– Завтра. Только не с утра, а в 12, если можно. У меня завтра утром только две лекции в институте будут.
– Хорошо. Значит, завтра в 12 я Вас жду в офисе нашей компании. Возьмите мою визитку, – Вячеслав положил визитку на стол, – внизу на посту охраны я предупрежу, что Вы придете. Как Ваше полное имя?
– Мария Кузнецова.
– Тогда до завтра, Мария Кузнецова! – он опять ей улыбнулся.
Вячеслав выпил кофе в два глотка и, подхватив свой костыль, стал вставать. Видно, сделал неловкое движение и сморщился непроизвольно, ругнувшись, затем медленно выдохнул и снова вдохнул. Маруся знала эту технику дыхания. Так же дышал брат, когда боль простреливала от неловкого движения. Маруся, по привычке, начала считать шепотом до десяти:
– Один, два, три, четыре, …. десять. Выдох. Один, два, три, четыре, …., вдох.
Вячеслав удивленно на нее покосился, но не перебил, а послушно дышал, не оборвав девушку и дав ей досчитать до десяти.
– Маруся, благодарю Вас. Я в норме. До завтра.
– Да, до завтра.
Вячеслав ушел, а Маруся потом весь вечер корила себя за то, что не согласилась встретиться с ним сегодня же. Может, они даже потом посидели бы где-нибудь в кафе. Нет, не у них в кафе, конечно. Да здесь и закрыто было бы. Они работают только до 5-ти вечера. Это кафе сделало ставку на обеды и завтраки работающих в соседних офисах. Им ужины ни к чему.
Хотя, стоп! Если она будет работать у Вячеслава, а точнее НА Вячеслава, то о каком "посидели бы где-нибудь в кафе" может идти речь? Он будет ее шефом, она – его подчиненной. Все. Замкнутый круг!
Вячеслав, в отличие от своего друга Сергея, не производил впечатления любителя заводить служебные романы. Маруся, в силу своей симпатии к мужчине, не могла сделать первый шаг.
Мария Кузнецова или Маруся, как называли девушку все свои, приехала в этот город учиться. Приехала из маленького провинциального городка, где все друг друга знали и здоровались по утрам, выходя на улицу. Где можно было позвонить в любую дверь и попросить ложку соли, спички или пару луковиц. Там все были не просто соседями, живущими в одном подъезде. Там все были если не друзьями, то близко знакомыми.
Семья Маруси была, по нынешним меркам, почти многодетной. Почти, потому что у Маруси было три старших брата, но к тому моменту, когда родилась Маруся, самому младшему из братьев было уже 14 лет, а самому старшему 18. Между всеми ее братьями была разница в два года. Маруся родилась, а самого старшего из братьев, Николая, через год забрали в армию. Когда пришло время уходить в армию самому младшему из братьев, Ивану, Марусе было уже 5 лет. Провожая его в армию, Маруся ревела, кажется, громче всех.
– Маруська, не реви так! – одернула ее соседка бабка Нюра, – Беду накличешь!
Кто именно из них накликал ту беду, Маруся или сама бабка Нюра, неизвестно, но Иван вернулся из армии раньше на три месяца инвалидом-колясочником. Кто-то из его сослуживцев, получив письмо от своей девушки и узнав, что она ему изменила, устроил стрельбу по своим сослуживцам. Так как в этот момент он стоял в карауле, то стрелял не холостыми патронами. Последней очередью тот парень застрелился сам.
Брата зацепило одной из шальных пуль, выпущенных стрелком. Иван Кузнецов оказался самым тяжело раненым из случайных, попавших под этот обстрел, солдат. Солдату, который устроил стрельбу, было уже все равно, а Иван вернулся домой с военной пенсией, медицинским обслуживанием в больницах и санаториях армии и с полностью обездвиженными ногами.
Семья Кузнецовых жила в своем доме на окраине городка, и Маруся помнит, как брат лежал и часами смотрел в окно, за которым пели птицы и цвели сады. Никого из своих друзей Иван не хотел видеть, но они все равно приходили, на то они и друзья, верно? А больше всех Иван не хотел видеть Ирку – девушку, которая провожала его в армию.
Брат вообще мог нормально общаться только с Марусей. Она, будучи ребенком, не понимала того, что брат теперь инвалид, и продолжала любить его также сильно, как и раньше. Для нее Иван, по-прежнему, оставался ее самым любимым братиком. Ну и что такого, что он на инвалидной коляске теперь передвигается? Любить-то это его ей не мешает.
Маруся больше всех радовалась приезду Ивана домой. Она, будучи еще ребенком, не видела того, как переглядывались взрослые, отводя глаза, как плакала ночами мама, и как почернел лицом отец. Маруся просто радовалась тому, что любимый брат теперь всегда дома, всегда с ней. Радовалась, потому что в силу возраста не понимала истинной причины его постоянного нахождения дома. Маруся любила своего брата такого, какой он есть. Любила, а не жалела, как все остальные.
Именно эта безусловная любовь младшей сестренки и примирила Ивана с жизнью. Родители, конечно, переживали за него, и Иван это знал. Мать рыдала ночами, отец ходил чернее тучи. А еще Иван точно знал, что родители боятся оставлять его одного. Боятся, что он что-нибудь сделает с собой. Это, само собой, не говорилось открыто, но читалось в приторно веселом голосе мамы, когда она говорила с ним, в наигранно жизнерадостных словах братьев и в пристальном внимании отца.
Только одна Маруся вела себя так, будто ничего с ним не случилось. Девочка, конечно, что-то чувствовала, но сама не понимала, что именно, а потому вопросов не задавала и не говорила с братом приторно-заискивающими интонациями.
Именно мама заметила однажды ночью, что сын не ворочается в постели, а просто мирно спит. И спит он под покрывалом. Иван спал, раскинув, как когда-то в детстве, руки, а рядом с ним, завернутая в его одеяло, как в кокон, спала Маруся. Днем ранее дочка слегла с высокой температурой, и весь день температура у дочки не спадала. Вечером она забылась больным сном и металась полночи по подушке, а под утро уснула. Мама, выдохнув, уснула в кресле у дочери. А утром Маруся нашлась в кровати брата.
– Мам, ты иди на работу, знаю ведь, что у тебя там аврал, как всегда. Я сам с Маруськой побуду! Я справлюсь, мам! – сказал тогда Иван матери.
И мать, решив, что пусть лучше ее осудят за то, что она оставила больную дочь на своего сына – инвалида, ушла в тот день на работу. Ушла, потому что поняла, что Ивану необходимо чувствовать себя нужным, способным позаботиться о ком-нибудь еще, кроме себя.
В тот день ее сын Иван сделал первый шаг на пути к жизни. Да, в инвалидной коляске и с обездвиженными ногами, но к жизни!
Пришлось родителям устраивать в доме ремонт и прорубать в стене между спальнями Ивана и Маруси дверь. Обустраивать две спальни так, чтобы эти двое могли спать в поле зрения друг друга. В противном случае Маруся, послушная и некапризная до этого времени девочка, спать отказывалась. Она должна засыпать, видя и слыша брата. Только так и никак иначе!
Именно Иван учил Марусю читать, заплетал ей косички и делал смешные хвостики, играл с ней в куклы и во все другие девчачьи игры. Он же лечил ее, когда она простужалась и заболевала.
Потом, когда Маруся повзрослела, брат учил ее, как общаться с мальчиками, выслушивал все ее горести и вытирал слезы из-за первой неразделенной любви. К тому времени Иван уже научился водить автомобиль со специальным управлением на руле и сам отвозил их с подружкой на танцы в клуб. Сам же потом и забирал их оттуда в строго оговоренное время. Если подруги, не приведи господи, не выходили из клуба вовремя, то Иван заезжал на своей коляске в клуб. Охранники на входе его знали, как знали и то, что он не тусить к ним приехал, а за сестрой. Они даже, как потом случайно узнала Маруся, рассказывали Ивану, с кем она танцевала и целовалась. Если, конечно, такое случалось.
Именно Иван настоял на том, чтобы Маруся поступила учиться в институт.
– Ну и что такого, что твой институт в другом городе! – убеждал Иван сестренку. – Не в другой же стране, и не за тысячу километров – будешь приезжать на все каникулы. Не успеешь соскучиться, как надо будет ехать домой!
Но Маруся не могла уехать, оставив брата одного. И родители были не в счет. Маруся, присмотревшись к медсестрам в больнице, куда раз в полгода Иван ложился на восстановительное лечение, подошла к одной из них и спросила:
– Вас ведь Анастасией зовут?
– Да, – растерялась девушка.
– Вам нравится мой брат? – задала свой вопрос Маруся решительно, а увидев, как девушка покраснела, поняла, что не ошиблась.
Анастасия была худенькой девушкой с невыразительной внешностью. Именно таких, как она, называют серыми мышками. Главным достоинством Анастасии, на первый взгляд, была русая коса до пояса да зеленые глаза. Но косу на работе надо было убирать под шапочку, а красивые глаза надо было еще рассмотреть под этой самой шапочкой.
Маруся не просто так подошла именно к Анастасии. Она видела, как девушка смущается, заходя в палату к ее брату. Маруся даже понаблюдала за ней самой и ее работой в больнице, а потому видела, что с другими больными Анастасия весело шутит и даже принимает их ухаживания в виде цветов и шоколада. Впрочем, и то, и другое всегда уходит на сестринский пост, там же и остается – это Маруся тоже видела, и это ей понравилось. Значит, девушка не пустышка и не флиртует с пациентами ради подарков. И только почему-то в палате Ивана девушку будто подменяют на пороге – она становится стеснительной и молчаливой.
Не дождавшись от Анастасии хоть какого-то ответа и не услышав, нравится ли ей Иван, Маруся, все-таки, пригласила девушку в кафе, и там, сидя за столиком, все ей рассказала о своем брате. Нет, не так! О своем самом лучшем и все понимающем брате.
– Вы не подумайте, он все-все может делать по дому сам! Он даже машину сам водит! – горячилась Маруся, расхваливая брата. – И живет он не только на свою пенсию. Иван выучился на программиста и работает из дома. Да, живет он с нашими родителями. Я тоже там жила, но через месяц уезжаю поступать, и Иван останется совсем один. Родители работают, их целыми днями нет, но они у нас хорошие, они Вам понравятся, а дом у нас большой.
– Маруся, я согласна! – остановила поток ее речи Анастасия и добавила, глядя в стол:
– Да, мне нравится Ваш брат. Только, кажется, я ему совсем не нравлюсь.
– Если Вы сейчас о том, что он Вам не оказывает знаки внимания, так это не считается! Он у нас вообще мало с кем из чужих общается, а тем более с противоположным полом. Считает, что он – инвалид, а потому зачем нормальным людям такой человек в их окружении. Но он не инвалид! – Маруся поняла, что ее сейчас опять понесет, и она замолчала, потом шумно выдохнула и произнесла:
– Вы когда теперь дежурите?
– Завтра в ночь, – последовал ответ.
– Отлично! – обрадовалась Маруся, – Завтра соседа Ивана по палате выписывают, и, кажется, никого пока не кладут. Новых тяжелых больных у вас в отделении тоже нет?
– Нет, – согласилась Анастасия машинально.
– Ну и отлично! – обрадовалась Маруся. – Тогда до завтра! Не буду больше Вас задерживать. Устали ведь, да? Хотите, я вас до дома довезу? У меня своя машина есть! Мне на окончание школы подарили! А правила меня Иван заставлял выучить.
– Мне неудобно Вас просить, – смутилась девушка.
– Ерунда! Мне практика нужна, а Вам на машине быстрее будет. Поехали! – скомандовала Маруся.
Вот так Маруся и стала купидоном для своего любимого братика. Анастасия понравилась их родителям, и сейчас у Анастасии и Ивана уже подрастает сынишка, Марусин самый младший племянник.
Глава 6
Олеся сидела в своей машине в 25-ти километрах от города и смотрела на панель управления. Смотрела и не верила собственным глазам: там упрямо горел значок, указывающий на то, что у нее в баке нет бензина. Нет, в смысле, совсем нет. Ни капли! Такого просто не могло быть. Она, конечно, не автомеханик от слова “совсем”, да и колесо поменять не смогла бы, но уж за количеством топлива она следила. Чтобы не заглохнуть черт знает где, да еще и на ночь глядя!
Как она дала уговорить себя Сержу на эту авантюру? Почему-то сейчас, сидя пусть и в своей машине, но за городом в 11 вечера, ей стало страшно. Термометр показывал, что на улице температура резко упала до -25 градусов по Цельсию.
– Але! Сержик, миленький, забери меня отсюда, а? – она все-таки набрала его.
– Олеся, детка, мы же договаривались, что сегодня ты мне не звонишь! – Серж только что не рычал в трубку, на заднем фоне играла музыка и слышались пьяные голоса.
– У меня бензин кончился, а на улице минус 25!
– Правильно, закончился! – хохотнул Серж. – Закончился, потому что я его слил!
– Ты слил? Серж, ты ненормальный? Ты на улицу-то выходил сегодня? Ты хоть знаешь, какой сейчас мороз? – Олеся поняла, что злится. – Быстро приехал и забрал меня отсюда! Гад! Сводник! Я уже 15 минут сижу в своей заглохшей машине, и здесь не проехала ни одна машина! Этот твой Славик где вообще? Может, с ним случилось что-то? Может, у него самого машина заглохла, и он в городе решил остаться?
– Спокойно, детка, Славка скоро появится, я его привычки хорошо знаю. Поверь, с минуты на минуту он будет. И не ори на меня, а признай, что я прав! Хотя, ладно, так уж и быть, позвоню, узнаю, где он. Прекрати истерику, я сказал! Я действовал в рамках твоей легенды.
– Серж, ты хоть понимаешь, как мне страшно? – Олеся всхлипнула.
– А ты хоть понимаешь, что Славка не из тех людей, кто поверит только твоим словам? – отрезал Серж. Сочувствия в его голосе не было. – Скажи ты ему про забившийся фильтр, и он обязательно полезет под капот твоей машины, чтобы проверить, попробовать завести твою машину и признать, наконец, что она на самом деле не заводится. Не прокатила бы наша с тобой легенда с фильтром, уж ты мне поверь. Детка, я Славку знаю, он – тот еще зануда. Одного твоего слова, что твоя машинка не едет, ему бы точно не хватило. А так – смело покажешь, что бак пустой. Ну, забыла девочка машинку заправить. С кем не бывает? Все, не кричи на меня, и считай, что новенький айфон уже у тебя.
– Идиот! – Олеся выдохнула обреченно, сил кричать уже не было, но тут увидела свет фар в зеркале заднего вида, а потому свернула разговор словами:
– Все! Едет!
Олеся вылезла из машины и, встав строго перед багажником своей машины, замахала руками в варежках. Незаметной она точно сейчас не была: на ее машине мигали огни, на новеньких дутых сапожках были светоотражающие полосы, спасибо сдвинутым на безопасности европейцам и их требованиям. Сама она прыгала и махала руками, не боясь показаться смешной. Фары на приближающемся автомобиле сменили дальний свет на ближний – верный признак того, что ее увидели. К Олесе подкатил заветный джип красного цвета.
– Ну, ты гляди! Снегурочка! Как есть – Снегурочка! – раздалось из салона подъехавшего автомобиля.
– Ага, с тусовки возвращалась, и мой олень сдох! – поддержала Олеся шутливый тон. – В смысле, бензин кончился. Не подбросите до города, добрый волшебник?
– Вот так меня еще точно никто не называл! – хохотнул тот, кто сидел за рулем, – Залезай, Снегурочка, в ногах, да на таком морозе, правды нет. Решим сейчас твою проблемку!
Олеся послушно залезла в теплый салон автомобиля, а парень за рулем вытащил телефон и, ткнув пару раз в экран, кого-то набрал:
– Сиплый, ты где?
Ответа Сиплого Олеся не услышала, а водитель продолжил:
– Значит, слушай сюда. На 25-м километре стоит легковушка без топлива. Стопари моргают, не пропустишь.
– Снегурочка, у тебя дизель или бензин?
– Бензин, – выдохнула Олеся.
– Сиплый, тут бензин. Надо заправить машинку и пригнать ко мне домой. Да, сегодня. Я в курсе, что сегодня пятница! Значит, возьми того, кто еще трезвый! Через час чтобы машина стояла у меня во дворе!
Что отвечал тот, кого назвали Сиплым, Олеся не слышала, а сидящего за рулем и слышала, и успела рассмотреть. Увиденное ей не то чтобы совсем не понравилось, но она только сейчас поняла, что этот качок с татуированными кистями не может быть Вячеславом. Это ж надо было так лохануться со страху и сесть в машину не к тому!
– Ну что, Снегурочка, поехали?
– Куда? – Олеся взялась за ручку двери, собираясь выйти из машины незнакомца, в которую села по ошибке, приняв его за другого.
Кто мог знать, что тут будет проезжать другой такой же джип и тоже красного цвета? Да что ж за ерунда-то?
– Не боись! Солдат ребенка не обидит! – хохотнул парень, – Меня, кстати, Гариком зовут, а тебя?
– Олеся.
– Да? – парень окинул ее взглядом, – Ну, пусть будет Олеся!
– Тебе паспорт, что ли, показать, Гарик? – завелась вдруг она, – И никуда я с тобой не поеду!
– Это почему же? – парень откровенно веселился. – Боишься?
– А ты у нас белый и пушистый заяц, чтоб тебя не бояться, да?
– Ну, ты уж определись, кто я: заяц или волшебник! Раньше надо было бояться, когда в машину к незнакомому мужику садилась, Олеся! – вновь хохотнул Гарик. – Да не бойся ты, сказал же, что не обижу!
– А машина? Так и будет стоять на обочине? А если ее угонят? – забеспокоилась о своей машине девушка.
– Не угонят. Не успеют! Слышала же, что через час пригонят твою красотку к моему дому. Не веришь?
Олеся, услышав это, только хмыкнула.
– Спорим?
– Да очень надо мне с тобой спорить! Я тебя вижу в первый и, надеюсь, в последний раз!
– Слушай, а ты чего такая бОрзая, Олеся? Я тебе помогаю, проблему твою решаю, а ты мне тут дерзишь. Не хорошо так! Не вежливо. Высажу тебя сейчас у твоего сдохшего оленя, позвоню своему корешу, чтоб он не приезжал, и кукуй себе дальше, Снегурочка. У тебя, вообще-то, в машине кнопка вызова эвакуатора должна быть, если ты не в курсе. А ты тут прыгаешь, руками размахиваешь, глупую пустышку из себя изображаешь. На подставу, знаешь ли, смахивает! – Гарик резко нагнулся в сторону Олеси и навис над ней, буквально вынудив ее вжаться в сиденье, – Меня ждала, Снегурочка? Ты лучше давай, сама колись! Я ведь все равно правду узнаю, хуже будет, если соврала.
На Олесю пахнуло дорогим и приятным мужским парфюмом. Ей нравились такие ароматы на мужчинах: терпкие, сильные и очень дорогие – она это точно знала. А еще от незнакомца пахло вишневым дымом сигарет. В сочетании с его парфюмом получился уникальный и сногсшибательный аромат, который ему шел. Но только сейчас, оказавшись прижатой к спинке сиденья, она испугалась по-настоящему, испугалась до дрожи в коленях и вспотевших ладоней. Олесе стало страшно так, как не было страшно еще никогда: она же полностью в его власти! Совершенно одна в лесу, на безлюдной трассе за городом, в машине с незнакомым мужиком с какими-то бандитскими замашками. Кто такой этот Гарик? Что у него в голове? Отвези он сейчас ее подальше в лес, и ее труп найдут только весной. Это в лучшем случае.
– Да не тебя я ждала! – выдохнула Олеся ему в лицо, а получилось, что в губы. Взгляд мужика сверлил, проникая, казалось, в мозг: – Мой друг попросил его друга соблазнить. Живет он в 5 километрах отсюда и ездит на таком же красном джипе, как у тебя, вот я и перепутала. А бензин у меня, честное слово, закончился: Серж, идиот, мне его для наглядности специально слил, а я не знала.
Олеся и сама не поняла, как получилось, что она, произнося это, расплакалась.
– Ладно, ладно, чего ты! – Гарик отодвинулся и уже спокойнее произнес:
– Знаю я этого твоего друга на красном джипе. Мы с ним в одном поселке живем. Только он же инвалид, вроде.
– Да не инвалид он, временно это у него. Операцию сделает и нормальным будет. А то, что он с палочкой ходит, так от этого мужиком-то он быть не перестает! Это Серж так говорил, – поспешно добавила Олеся, увидев удивленно-насмешливое выражение на лице Гарика.
– Так ты лярва, что ли? – Гарик усмехнулся.
– Да дура я! – Олеся всхлипнула и достала бумажную салфетку из кармана. – Я тут в лесу ночью на морозе одна, а он там в тепле развлекается!
– А Сержу этому твоему зачем надо было тебя под своего друга подкладывать? – прищурился Гарик.
– Сказал, что Славик этот из-за своей проблемы с ногой совсем одичал, – она опять всхлипнула, слезы никак не желали останавливаться, – ну, и…
Олеся замолчала, осознав то, как сейчас будет выглядеть в глазах этого Гарика, когда сознается ему в том, что повелась на новенький айфон от Сержа в подарок за соблазнение его друга и на возможную перспективу других подарков, только уже от самого Славика. Серж намекнул, что его друг не жадный. Сейчас она за это проклинала сама себя последними словами. Ну точно дура!
– Давай, договаривай, чего уж там! – хмыкнул Гарик, – Серж твой тебе что-то за это обещал, ага?
Олеся в ответ кивнула и опять расплакалась. Пожалуй, так стыдно ей еще не было. Что ж за ерунда-то с ней творится, что ее так проняло, и она тут сидит и честно все рассказывает незнакомому мужику с замашками бандита.
Гарик, увидев, что она согласно кивнула на его предположение, припечатал:
– Ну, точно дура, если, конечно, не лярва! Да и Серж этот твой – мудак еще тот! Такую девушку другу отдавать. Ну что, поехали ко мне? Камин разожжем, горячего вина организуем, за жизнь покалякаем?
– Поехали! – вздохнула Олеся и пристегнулась ремнем.
– Вот! Другое ж дело! – обрадовался Гарик и тронул машину с места.
В поселок, в котором жил и он сам, и Славик, они въехали через несколько минут.
– Вон тот дом у речки в конце улицы и есть дом твоего Славика, – кивнул Гарик в сторону одноэтажного, но от этого не менее пафосного дома из стекла и бетона, – я могу к нему тебя отвезти, если хочешь.
– Не надо к нему. Я не знаю, зачем это надо Сержу, но мне точно больше не надо, – Олеся вздохнула.
– А это правильный подход! За это и будет наш первый тост! – обрадовался Гарик и въехал в открывшиеся ворота.
Глава 7
Олеся, увидев дом Гарика, замерла: дом был огромным. Этот дом хотелось назвать "Усадьба". С высоким полукруглым крыльцом, с лестницами, идущими полукругом к входной двери с двух сторон, с перилами из белого камня и белыми, из такого же камня, колоннами на крыльце.
– Ого! – вырвалось у нее само.
– Нравится? – горделиво спросил Гарик.
– Шикарно живешь! Может, я лучше сразу домой уеду, пока не узнала тебя поближе и не влюбилась? – попыталась пошутить Олеся.
– А может, я уже в тебя влюбился и не отпущу? – услышала она в ответ.
Внутри это был уже не дом, а почти музей: мраморные полы, резная мебель с позолотой, много зеркал. В центре холла росло высокое дерево в кадке. Если подумать, то сюда просилась статуя кого-то обнаженного. Олеся даже не удивилась бы, если бы это был сам Гарик, а тут вдруг дерево.
– Неожиданно! – кивнула она на дерево.
– Ну, не себя же с фиговым листочком на причиндалах мне сюда ставить! – хохотнул Гарик, – Хотя дизайнер и настаивал.
Олеся рассмеялась своей догадке и внимательнее посмотрела на Гарика. Парень снял куртку и оказался под ней больше, мощнее, что ли, и гораздо старше. Сейчас она бы дала ему столько же лет, сколько и Сержу.
– Проходи, не стесняйся. Ты есть хочешь?
При этих словах Олеся почувствовала, что голодна. Стресс, что ли, так на нее влияет, или этот странный Гарик. Но да, она хотела есть, и сейчас не отказалась бы от чего-нибудь сладкого, хотя это было совсем не про нее. На ночь глядя и сладкое? А фигура?
– Хочу! – призналась она, – И есть хочу, и шоколада хочу.
– Горького? – покосился Гарик на девушку.
– Нет. Терпеть его не могу. Молочного, а еще лучше – шоколадный торт.
– Детка, ты меня удивляешь! А как же калории и фигура? Не боишься испортить?
– Ну, ты же поможешь мне их сжечь сегодня, да? – Олеся не была наивной дурочкой и уже поняла, чем закончится их сегодняшнее знакомство, а точнее, где. Очень уж откровенными взглядами Гарик ее облизывал.
– Умная девочка! Люблю таких! Пошли, – Гарик, взяв ее за руку, повел вглубь дома.
Олеся уже приготовилась, что ее сразу же в спальню поведут. Нет, ну а что? Они уже оба озвучили свои мысли и желания, ломаться и строить из себя недотрогу сейчас было уже поздно, да и глупо. Этот Гарик и так уже все про нее понял. Осталось только еще больше облажаться и наивную дуру перед ним в спальне разыграть. Но привел Гарик ее не в спальню, а в столовую. Привел, держа за руку. Ладонь у него была большая и крепкая, с мозолями и сбитыми костяшками. И, кстати, Олесе очень понравилось, что ее, как маленькую девочку, ведут за ручку.