Хочу почувствовать любовь

3

Наступила зима. Гай любил наблюдать, как кружится снег, как искрятся замороженные стёкла окон. Скоро люди понесут в свои дома ёлки. Их хвойный запах он тоже очень любил. Иногда Гаю даже удавалось собрать смолы, из которой он потом делал обереги, и развешивал их у себя на антресоли.

Вот и сейчас за окном вьюжило. Гай сидел на краю кухонного подвесного шкафа и следил за суетливым танцем снежинок. Вдруг его спину обдало холодом. Он поёжился и огляделся по сторонам. Всё было на своих местах, форточка закрыта, из воздуховода сквозило, но не настолько сильно. В поисках источника холода домовой перебрался на карниз (может, всё-таки форточка?). В этот же самый момент, громко цокая когтями по полу, из комнаты в коридор выскочила Матильда. Кошка остановилась ровно напротив входной двери, широко расставила свои худые лапы и утробно зарычала, предвещая раздавшийся в квартире буквально через секунду звук дверного звонка. Пока постоялица шла к двери, кошачий рык становился всё сильнее, переходя в вой.

– Матильда, ты не в себе? – удивлённо спросила девушка, щёлкая замком. – Добрый вечер, Гордей, проходите.

В дверном проёме появился мужчина. Гай крепче вцепился в карнизную трубу, чтобы не упасть от удивления. Вошедший был значительно выше хозяйки, но не это привлекло внимание домового: гость не отбрасывал тени. Точнее, она не стелилась как полагается по полу, а окутывала мужчину чёрным туманом, который время был в движении, словно ощупывала тело. Складывалось впечатление, что не тень принадлежит человеку, а его тело принадлежит тени. Именно она и была источником холода. «Неужели ты тоже это видишь, Мотя?» – спросил Гай, но ответа не получил. Матильда продолжала бесновать, пытаясь вцепиться мужчине когтями в ногу. Гость лишь снисходительно разулыбался, наблюдая за странными манипуляции кошки, словно его это забавляло и не доставляло никаких неудобств.

– Ну всё, хватит!

С этими словами хозяйка схватила кошку под живот, кинула в открытую ванную комнату и резко захлопнула дверь, не позволяя животному выбраться наружу. К злобному мяуканью добавился звук царапающих по дереву когтей.

– Извините, Гордей. – постоялица явно чувствовала перед визитёром неловкость за поведение своей кошки. – Я не знаю, что с ней случилось.

– Не стоит извиняться, – ответил мужчина. Теперь его улыбка стала заискивающей, – кошки меня не переваривают.

Гай заметил, что при всём подобии улыбки на губах и небрежности в словах гостя, его глаза оставались бездушными, холодными, как и “пришедший” с ним чёрный туман. На этом странности не закончились: прежде чем войти в комнату, Гордей пристально посмотрел именно в тот угол кухни, в котором болтался на карнизе домовой.

Гаю стало необъяснимо жутко. Он бросился к старцу Митрофану, хотя толком не мог сформулировать, как станет объяснять старцу, что именно его смутило в госте. Добираться через воздуховод кухни в соседнюю квартиру было значительно дольше, чем из комнаты (там находилась коробка с проводкой, которая соединяла две квартиры напрямую). Через кухонный воздушный короб Гаю сначала пришлось выползти в общий коридор, затем через захламлённую каморку, которую кто-то из жильцов считал своей кладовкой. Дальше нужно было забраться в воздуховод другого стояка и только потом получалось попасть в квартиру наставника. Воздушка кладовки не чистилась с момента заселения дома, поэтому Гай появился перед старцем, ревностно относящимся к чистоте, весь перемазанный жирной пылью и паутиной.

– С чего тебе таким замухрышкой в гости ходить? – вместо приветствия спросил Митрофан, пристально рассматривая ученика.

– Гость у нас странный, – ответил Гай, часто моргая (паутина кусками свисала с его бровей, застилая глаза), – первый раз такого вижу.

– Странный, говоришь… – Старец не поднял ученика на смех, не посчитал его сомнения пустыми. Задумался, разгладил бороду. – Не тот ли это гость, от которого твоей постоялице поберечься надо?

Наставник притко для своего почтенного возраста двинулся к распределительной коробке, но Гай его остановил:

– Так нельзя идти, видит он нас.

Митрофан остановился, недоверчиво посмотрел на ученика:

– Что с квартирой твоей творится в последнее время? Почему тебя все видят? Или от страха мерещится тебе?

Гай попытался было объяснить, оправдаться, но старец лишь рукой махнул, мол, не стоит время терять. И снова, теперь вдвоём, шли они долгим путём, через кладовую. Гай измазался ещё больше, зато наставник, хоть и не отставал он ученика своего нерадивого, был абсолютно чист.

В квартире Гая к появлению домовых стояла тишина. «Я пойду, осмотрюсь», – показал жестами Гай, оставив старца ждать на навесных шкафах кухни. Сначала он заглянул в ванную: кошка лежала на боку с закрытыми глазами и слабо виляла хвостом из стороны в сторону. Затем Гай отправился в комнату: странного гостя уже не было, а постоялица по своему обыкновенияю сидела перед ноутбуком и быстро щёлкала кнопками клавиатуры.

– Ну, где твой гость? – спросил старец, как только Гай показался на кухне.

– Нет его… – Гай был удручён тем, что не может доказать свою правоту перед наставником. Видя, что Митрофан собирается уходить, Гай схватил его за руку: – Пойдём к кошке. Она его тоже видела.

Митрофан вздохнул, но в ванную вслед за учеником пошёл. Матильда всё так же лежала с закрытыми глазами.

– Эй, – тихо позвал Гай, не зная, может ли он трогать животное или нет. Кошка не реагировала.

– Погоди. – Старец склонился над Мотей, положил одну ладонь ей на лоб, другую на грудь. – Без сил она. Пусть отдыхает. – Митрофан погладил кошку между ушей. Кажется, нетипичное состояние медиума заставило старца поверить Гаю. – А ты рассказывай, всё подробно, что у вас здесь приключилось.

Откашлявшись, Гай начал свой рассказ: про внезапный холод, как бесновалась кошка, про человека и странную живую тень.

– Глаза у него не живые, чёрные. Словно две дыры, а не глаза. Видел он меня… – резюмировал он свою речь

Митрофан, обдумывая сказанное, хмурил брови и теребил бороду.

«Он – зло».

Гай услышал слабый певучий голос в своей голове, посмотрел на старца, и тот кивком показал, что тоже слышит.

«Сказал, что мне бесполезно бороться, не справлюсь я. Смеялся надо мной. Ему Саша нужна. Зачем – не знаю. Приворот, который на себя взяла, тоже его рук дело. Не человек это…»

Голос Матильды стих так же внезапно, как и появился. Гай обеспокоенно топтался возле неё, не зная, надо ли что-то делать, в то время как наставник, насупив густые брови, о чём-то размышлял. Гай запутался ещё больше. Что это всё значит? Саша – это о постоялице? Вопросы в голове лишь множились, но он не осмеливался озвучить их.

– Подумать мне надо до завтра, до утра, – сказал наставник через несколько минут. – А ты за животным присмотри. Хуже ей станет – зови меня не мешкая.

С этими словами старец отправился к себе. Гай остался один на один с Мотей. Помня наказ Митрофана, боялся оставить её одну, ходил вокруг кошки кругами, вспоминая разные заговоры. Изредка гладил её между ушами, запомнив, как делал наставник. Когда в ванной неожиданно зажёгся свет, Гай успел спрятаться за тумбу под раковиной, и, выглянув одним глазом, стал наблюдать. Хозяйка присела перед Матильдой на корточки, погладила, бережно взяла её на руки и унесла в комнату. Гаю пришлось дожидаться, пока постоялица уснёт, и только тогда он вышел из ванной, крадучись пробрался в комнату и просидел рядом с храброй кошкой всю ночь, поглаживая её между ушей. Мотя спала.

Следующим днём Митрофан не появился. Это был первый раз на памяти Гая, когда наставник не сдержал своего слова. Значит, дело кошки-медиума и непонятного гостя было не из простых. Гай решил набраться терпения и ждать, хотя ничего другого ему и не оставалось. Матильда ходила по квартире как ни в чём не бывало, игнорируя все вопросы Гая. И стоило из-за такой неблагодарной животины переживать?! Гай в сердцах хлопнул дверцей антресоли и лёг спать.

Гаю показалось, что он едва успел задремать, когда почувствовал: кто-то мягко тронул его за плечо. Рядом с ним стоял наставник:

– Горазд ты спать. Вставай, уже ночь глубокая.

Гай засуетился, спотыкаясь о разбросанные по антресоли книгах.

– Не суетись, вниз спускайся. Ждём тебя.

С этими словами Митрофан открыл дверцу антресоли и зашагал по стене вниз. Гай пригладил взъерошенные ото сна волосы и поспешил следом. Ждём? Разве наставник не один пришёл? Увидев сидящую на тумбочке кошку, Гай понял всё без лишних объяснений. Только как быть: спуститься на пол к наставнику, который стоял, заложив руки за спину, посреди коридора, или остаться рядом с Матильдой, упривычно обосновавшейся на тумбочке.

– Там оставайся, – словно читая его мысли, распорядился старец, – да слушай внимательно. Перебрав кучу свитков, пытался я найти объяснение вчерашнему «гостю». Ты, – обратился он к Моте, – сказала вчера, что не человек он. Как объяснишь это?

Кошка склонила голову набок, и её голос зазвучал у Гая в голове:

«Тело человеческое, не значит, что это человек».

– Хочешь сказать, что пришёл он из другой реалии? – уточнил наставник.

«Скорее всего, – Матильда сощурилась, пошевелила ушами. – За все свои жизни не сталкивалась с таким».

– Наличие мест пересечений реалий означает подразумевает вероятность того, что сущность одной реалии может попасть в другую, – размышлял вслух наставник. – Чтобы воплотиться и жить в этой реалии, чужой сущности пришлось взять тело людское.

– Но ведь сущность может иметь те чувства и способности, которые присущи только её реалии, – вклинился в умный диалог Гай. – Как он может быть человеком, но при этом видеть меня и разговаривать с Матильдой?

Старец покачал головой:

– Он не человек. Он взял тело человека, чтобы хранить там свою сущность.

– А что тогда случилось с духом человека, чьё тело забрали? – не унимался Гай. Ему хотелось добраться до сути этого аспекта.

– У меня нет ответа на этот вопрос. – Старей склонил голову. Тяжело было признаваться в своём несовершенстве. – Изгнать дух из тела нельзя, иначе оно умрёт и от него попросту не будет пользы…

Наставник замолчал и в задумчивости стал ходить туда-сюда перед тумбой, на которой сидели кошка и домовой. Те следили за ним, синхронно поворачивая головы то вправо, то влево.

– Постой. – Озарённый мыслью Митрофан внезапно остановился напротив Гая. – Ты упомянул, что вместе с гостем пришла тень, холод. Это говорит о том, что нечто, возможно та самая тень, забирает всю энергию вокруг своего человеческого тела. Вот почему обессилела Мотя – оно выпило её энергию. Скорее всего, эта сущность настолько сильна, что подавляет дух человека, забирает его энергию, оставляя ровно столько, чтобы поддерживать жизнь физического тела.

«Значит, хозяйка ему нужна для того, чтобы забрать её энергию? – теперь пришла очередь Моти задавать вопросы. – Но почему именно она?»

– Вот этого я не знаю, – развёл руками старец. – Но ведь неспроста тебя к ней приставили. Есть в твоей хозяйке что-то, что необходимо защитить.

«И как я должна это сделать, если оно выпивает мою силу за пять минут?» – фыркнула кошка.

– А обереги? – встрепенулся Гай. Ему очень хотелось быть чем-то полезным. – Я могу по всей квартире их развесить.

– Вряд ли это его остановит, – с сомнением покачал головой наставник. – Они лишь немного ослабят тёмную сущность. Но отказываться от этой идеи не стоит, обереги лишними никогда не будут.

«Вот если бы с хозяйкой рядом всё время человек какой-нибудь находился…» – Мотя спрыгнула с тумбочки, с силой вытянула задние лапы, прогибаясь в спине.

Гай и Митрофан уставились на кошку.

– Что ты хочешь этим сказать? – так и не дождавшись объяснений, спросил Гай.

Кошка равнодушно принялась вылизывать свою грудь, а в головах у домовых зазвучало:

«Если энергия тела зависит от его размера, тогда в охранники хозяйке надо было приставить человека, да побольше».

– Первый раз в жизни жалею, что такой маленький, – с горечью сказал Гай. – Наставник, а мне можно тело поменять?

– О чём говоришь ты?! Сначала книжки человеческие, а теперь ещё тело?! – Митрофан в возмущении погрозил ученику кулаком. – Я к себе возвращаюсь, а ты оберегами займись.

Старец с достоинством удалился к себе, аГай с кошкой остались вдвоём и каждый со своими мыслями.

«Странный у тебя наставник. Говорил складно и долго, по полочкам всё разложил, а что делать, как проблему решать, так и не ответил».

Гай лишь плечами пожал – не в его духе поступки старца обсуждать, верил он в своего учителя беспрекословно:

– Раз сказал обереги делать, значит, буду делать. А ты ешь больше да сил набирайся. Вон, тощая какая, весь хребет наружу.

«Чтоб ты понимал!» – Матильда от обиды зашипела.

Гай, осознав, что перегнул, в знак примирения поднял ладони вверх:

– Извини. Не помышлял обидеть. Говорю что вижу.

Матильда отвернулась. всем видом показывая, что потеряла к нетактичному домовому интерес, и гордо прошествовала в комнату к своему любимому креслу.

Над изготовлением оберегов Гай корпел несколько дней. Завесил ими всю квартиру так, что она не уступала новогодней ёлке, которую постоялица поставила в угол комнаты. Митрофана с той памятной беседы он не видел, в гости к нему идти боялся, потому что не знал, насколько сильно недоволен им наставник на этот раз.

Что бы ни делал Гай по дому, мыслями всё равно возвращался к одному вопросу: как помочь постоялице? Домовой – покровитель и защитник не только дома, но и людей, живущих в нём. Свитки из библиотеки Митрофана нужны были сейчас как никогда. Сидеть сложа руки Гай не привык, поэтому, выждав ещё пару дней, взял пакет с баранками и отправился к наставнику.

Каково же было его удивление, когда Гай застал старца рядом с ларцом со свитками. Не зря говорят – мысли сходятся.

– Разреши присоединиться, наставник, – вместо приветствия сказал Гай.

Баранки были забыты, ученик и наставник бок о бок принялись разбирать старые записи. Когда в одном из свитков Гай нашёл упоминание о том, что древние домовые могли принимать облик любого члена семьи, живущего в опекаемом доме, но физически отсутствующего в данный момент, то запрыгал от радости. Митрофан недоверчиво перечитал найденные Гаем записи и отложил свиток в сторону:

– Ищи ещё, – только и сказал он, возвращаясь к чтению.

Три дня они штудировали свитки, некоторые перечитывали по несколько раз. Но найденное упоминание о смене тела так и осталось единственно подходящим к их ситуации. Митрофан продолжал сомневаться:

– Всё это труды давних веков, – сказал наставник, потирая уставшие глаза, – не знаю, как теперь эти заговоры подействуют. И подействуют ли вообще…

– Если есть возможность, нужно пробовать. – не отчаивался Гай

– А ты уверен, что жив останешься?!

Взгляд старца был колючим, скептическим. а ещё в нём отчётливо читалось беспокойство. Не мог наставник дать добро, заведомо зная, какому риску подвергнется собственный ученик. Гай оставался решительным за двоих:

– Ты всегда меня учил доверять записям почтенных старцев, – настаивал он.

Нечего было Митрофану сказать на это, лишь головой покачал.

Обрядов принятия облика человека было несколько. Выбрали тот, который позволял оставаться в теле людском лунный месяц. По словам почтенного старца Зосимы: «Полная Луна позволит войти домовому в тело человека, а следующее полнолуние вернёт всё на свои места». Значит, будет у Гая в распоряжении двадцать девять дней. Что делать дальше, получив тело человеческое, ни он сам, ни наставник не знали.

***

Гай в очередной раз порадовался тому, что постояльцев квартиры Митрофана не было дома, обряд легко будет провести здесь. Луна за окном сияла ровной половиной, помогая определить, что в запасе было ещё несколько дней. Несмотря на это наставник и его ученик готовиться стали заранее. Старинное напольное зеркало в деревянной оправе, которым так гордилась жена профессора, пришлось несколько часов тащить из спальни в кабинет, потому что в полночь луна была видна из окна именно этой комнаты.

– А если облака будут? – вытирая рукавом рубахи потное лицо, спросил Гай.

– О плохом думать – беду кликать, – осёк его старец. – Ждать недолго осталось. Тебе, Гай, сил перед обрядом набираться надо. Срочные дела по дому доделай, остальное мне оставь. Придётся два дома вести, в мои-то годы…

Хотя и знал Гай, что отдыхать необходимо, спалось ему в оставшиеся до полнолуния дни плохо. Голова была тяжёлой от мыслей. Они постоянно крутились, точно белки в колесе, мешались друг другу: каким будет людское тело? что нужно сделать в первую очередь после смены тела? хватит ли у него времени…

Такого хоровода не выдержала Матильда:

“Угомони свой разум! – ворвалась она в его думы. – Выпей чаю какого-нибудь успокоительного. От мыслей твоих даже моя голова разболелась.”

В день полнолуния Гай пришёл в квартиру Митрофана задолго до сумерек. Старец читал и пил чай, словно не намечалось ничего необычного. Гаю не оставалось ничего другого, как присоединиться к нему. Чай наставника и вправду помог немного успокоиться, отпустить ненужную тревогу. Затем они перебрались в кабинет и в полном молчании стали ждать полночи.

Когда в окне показалась луна, наставник обнял Гая.

– Слова выучил? – спросил он, чем выдал своё волнение. Гай кивнул. – Когда придёт время нужное, махну рукой, начнёшь читать.

Он кивнул ещё раз и встал напротив зеркала спиной к окну. Митрофан, прикладывая огромные усилия, навалился на подвижную часть рамы, пытаясь скорректировать угол отражения. Свечение луны достигло своего максимума, её лучи теперь пронзали Гая с ног до головы. Он увидел поданный старцем знак, начал читать вслух заученные старославянские слова, смысл которых едва понимал. В свитке было написано, что обряд надо успеть завершить за десять минут, пока энергия луны находится в пике активности. Гай прочёл один раз, второй, третий – ничего не происходило. У него вспотели ладони – времени оставалось всё меньше. Гай сжал кулаки, закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, отгоняя ненужный страх. Начал читать снова, представляя, как слова переплетаясь с лунными лучами, отражёнными через зеркало, входят в его тело и остаются внутри. Слова слетали с губ Гая всё быстрее, в то время как он сам представлял, как запирает в себе лунную энергию, поглощая её, как сухая губка воду. Как она бурлит внутри его тела, проникая в каждую клеточку. Вместе с мыслями-образами пришло чувство наполняемости, что-то стало распирать его изнутри. Во всём теле теперь ощущалась всё нарастающая боль, но Гай терпел, продолжал читать. Шестой раз, затем седьмой… Сильнее сжал кулаки, зажмурился, словно это могло помочь. Боль росла в геометрической прогрессии, распирая его изнутри. Казалось, ещё чуть-чуть и Гай лопнет, словно воздушный шар. Девятый раз, десятый… В голове зазвенело настолько сильно, что Гай рухнул на пол, теряя сознание, не успев увидеть, как отражение в зеркале утонуло в набежавшей туче, а комнату поглотила звенящая тишина.

4

Гай открыл глаза, медленно осмотрелся. Кабинет был залит ярким солнечным светом.

«Сколько я здесь уже валяюсь?» – стало первой мыслью.

Он попытался сесть, но ничего не вышло, тело не слушалось. Голова поворачивалась совсем чуть-чуть. Гаю стало не по себе. Где наставник?

Вокруг была тишина. «Так, пробуем заново» – уговаривал Гай сам себя, точно маленького несмышлёного домовёнка. Он снова закрыл глаза, представил как поднимается рука, затем вторая, далее пришла очередь ног. Открыл глаза, чтобы проверить результат. В поле зрения торчали длинные человеческие конечности.

– Что за?!..

Вроде бы Гай сам сказал, но голос казался абсолютно незнакомым.

Он заставил себя резко сесть, огляделся более внимательно. Комната, по ощущениям, уменьшилась в размерах в несколько раз.

– Очнулся? – услышал Гай голос Митрофана, и с облегчением выдохнул.

Повернулся на звук. Наставником оказалось маленькое, не больше полуметра высотой, существо с непропорционально длинными по отношению к телу руками. Настолько волосатое, что на его лице можно было различить только нос картошкой да глаза. А ещё взгляд притягивали большие, вытянутые вверх уши существа. Красная рубаха на нём доходила почти до пола и была подпоясана бечёвкой. «Неужели я тоже так выглядел?» – подумал Гай, рассматривая домового с открытым ртом. Так как ответа не последовало, старичок, стоящий в дверях комнаты, повторил:

– Слышишь меня? – Гай поспешил кивнуть, услышав в голосе старца волнение. – А видишь?

Гай кивнул во второй раз. По глазам Митрофана стало понятно, что он улыбается. Быстро перебирая коротенькими ножками, наставник подошёл к нему ближе:

– Напугал ты меня, думал, не выживешь. – Прищурился, замолк на минуту, осматривая Гая с головы до ног. – Хорошее тело досталось. Помнится мне, приезжал такой человек в гости к постояльцам. Я считал, что тело будет дадено то, которое ты видел, а получилось, то, которое в доме, где обряд проводился, обитало.

Беря пример со старца, Гай тоже стал осматривать своё новое тело. Непривычно длинные руки и ноги были покрыты золотистыми чуть закрученными волосками, растущими значительно реже, чем у домового. Чтобы рассмотреть себя полностью, он подошёл к зеркалу в раме, которое всё ещё стояло в кабинете. Первое, на что Гай обратил внимание, были глаза: ярко-синего цвета, широко расставленные, в обрамлении густых длинных ресниц. На голове так же, как и на теле, волосы были золотистыми, коротко, по меркам домового, остриженными, борода, закрывающая только нижнюю часть лица, выглядела аккуратно и ухоженно, а большая часть лица оставалась непривычно открытой. Плечи выглядели широкими, на руках и груди бугрились мышцы. Волосы росли и на груди росли – широко, но не густо, а живот оставался абсолютно гладким, лишь от пупка вниз убегала тоненькая золотистая дорожка. Гаю жуть как захотелось проверить силу своего нового тела. Он взялся за раму зеркала и с лёгкостью оторвал его от пола.

– Наставник, ты видишь это? – Голос у нового тела был низкий, раскатистый – надо будет Гаю к нему привыкнуть.

– Раз взялся, неси его в спальню, – с умным видом сказал старец. Стал наглаживать спину: – Из-за этого зеркала окаянного чуть вчера не надорвался.

Гай, шлёпая босыми ногами по полу, вышел из кабинета. Чтобы догнать его, Митрофану пришлось почти бежать.

– Аккуратнее с телом, – кричал наставник Гаю вслед, – попривыкнуть надо, освоится. В людских книгах почитай, как с ним обращаться правильно надлежит.

Несмотря на свою величину и объёмы, новое тело было подвижным и гибким. После водворения зеркала на его законное место, Гай потянулся – кончики пальцев рук легко достали до потолка – и от души рассмеялся в голос.

– Хорош, баламошка2. Волос, правда, маловато… – бормотал Митрофан, стоя в дверях спальни и любуясь на считай творение рук своих. Несколько минут понаблюдав за Гаем, наставник громко добавил: – Спать пойду, сколько дней не отдыхал. А ты делом займись.

Гай в ответ кивнул ему через плечо и остался стоять перед зеркалом, чтобы вволю покривляться и строить рожи. Затем он перебрался в спальню, немного попрыгал на хозяйской кровати, полежал, чтобы отдышаться, пошёл бродить по другим комнатам. В ванной залез под душ, узнавая телом разницу горячей и холодной воды, вышел мокрый – вытереться было нечем. Замёрз до жрожи, ведь волос на теле теперь было мало. Гай, припоминая повадки постояльцев, стал проверять шкафы в поисках подходящей человеческой одежды. От обилия вещей он растерялся, не надумал ничего лучше, чем завернуться в простыню, и пошёл обратно в кабинет. Книги теперь тоже казались маленькими, некоторые так вообще спокойно умещались у Гая на ладони. Он, помня наставления Митрофана, отыскал «Анатомию человека», пролистал её, сопоставляя своё новое тело с картинками из книги. В животе громко заурчало. Людское чувство голода ничем не отличалось от голода домового. Интуиция подсказывала Гаю, что только баранками и чаем тут было не обойтись. Пришлось искать что-нибудь съестное на кухне. Из-за долгого отсутствия хозяев холодильник оказался пуст. Проверив навесные шкафы, Гай нашёл пачку макарон. Следуя инструкции на коробке, приготовил их, выложил на тарелку, да только есть это варево было невозможно: макароны получились пересоленными, в добавок склеились между собой в комок, пока остывали. Это уже было несмешно. Пустой живот сводило так, что ни о чём другом Гай не мог думать. Пришлось будить Митрофана, хотя старец отдыхал всего несколько часов.

– Наставник! – позвал Гай, стоя перед старинным сервантом в гостиной. – Старец Митрофан!

– Ну чего тебе? – недовольно спросил домовой, приоткрыв одну дверцу.