Новый мир. Трансформация

Ящеры раздвинулись, и из-за их спин ко мне шагнул самый настоящий человек. Вот только выглядел он очень и очень странно. Длинный красный плащ развевался за его плечами, на тело было надето доходящее до колен белое одеяние, отдалённо похожее на греческую тунику. Волнистые светлые волосы, расчёсанные на прямой пробор, обрамляли лицо типичного итальянца. Вместе с небольшой бородкой и тонкими усами всё это делало человека похожим на нечто среднее между Понтием Пилатом и Христом. Интересно, это тут мода такая или у него мания величия?

– Кто ты такая? – Он смерил меня пренебрежительным взглядом.

– Я… – Интересно, в каком случае мне достанется меньше? Если я скажу правду или попытаюсь прикинуться местной жительницей? Сам он явно терринец, ибо разговаривает на местном итальянском, да ещё и без акцента. А значит, раскусит меня в два счёта, прикинься я здешней.

– Меня зовут Светлана, и я тут всего два дня. Отпустите меня, пожалуйста. – Я расплакалась безо всяких усилий.

– И кто же привёл тебя сюда, Светлана?

Он пристально рассматривал меня, даже не пытаясь скрыть это. Хотя чего ему опасаться, спрашивается? Не знаю, что тут произошло, но он явно хозяин положения.

– Не знаю, какие-то местные жители. Я спустилась с горы, ходила вокруг серебристой такой стены, а потом стала кричать. Ну и пара человек вышли, услышав мои крики. Сказали съесть гриб. Вот так я сюда и попала.

– Понятно. Отведите её в тюрьму. Будем допрашивать. – Правый ящер снова засвистел и защёлкал, и человек покачал головой. – Не надо палачей. Я сам ей займусь попозже.

Не отдавая себе отчёт в том, что делаю, я кинулась бежать. Благо, за волосы меня уже никто не держал.

Естественно, далеко убежать я не смогла. Сделав несколько шагов, я почувствовала, как какая-то неведомая сила прижимает меня к камню. Потом эта же сила подняла меня в воздух и заставила принять позу эмбриона.

– Свяжите её, пока я её держу. И отнесите в тюрьму.

Ящеры сноровисто обмотали меня верёвкой и затянули её так сильно, что я почувствовала себя большой рыбой, попавшей в очень маленькую сеть. Потом один из них с лёгкостью взял меня под мышку и, широко шагая, куда-то понёс.

Развязали меня только в камере – узком тёмном помещении размером примерно два на три метра, отделённом от других камер толстыми железными решётками. Единственным, что было в моей камере, оказался – нет, мне это не почудилось! – пушистый ковёр неизвестного цвета. В другое время я бы с удовольствием поразмыслила о том, как ковёр тут очутился, но сейчас было совершенно не до этого.

– Эй, есть тут кто живой?

Тишина. Глухая, давящая тишина. Я повторила свой вопрос ещё несколько раз, в последний раз сорвавшись на крик. Ничего.

Спустя некоторое – не особо большое – время я поняла, чем так страшна пытка тишиной. Потолок камеры давил на меня так, словно именно здесь все 10 g вместо стандартных 9,8. Тьма начала казаться живой и дышащей, скапливающейся в углах, сочащейся сквозь решётку, тянущей ко мне свои бесформенные пальцы. Мой смартфон всё ещё был при мне, и я могла бы включить его. Но это было ещё страшнее. Кто знает, какими силами владеет тип в красном плаще, и смогут ли противопоставить ему что-нибудь наши земные армии. Пусть лучше ничто, кроме одежды, не выдаёт во мне чужачку.

А тьма всё давила. Кажется, я бы обрадовалась даже крысиному писку, хоть и недолюбливаю хвостатых тварей. Я громко читала стихи до тех пор, пока не сорвала голос. И даже тогда я, хрипя, продолжала декламировать. Когда за мной пришли, я как раз дочитывала любимое стихотворение Северянина:

– Так как же не расхохотаться,

Не разрыдаться, как же жить,

Когда возможно расставаться,

Когда возможно разлюбить?!

Увидев ящера, отодвигающего часть решётки в сторону, я резко осеклась, понимая, впрочем, что это бессмысленно. Он уже слышал – не мог не слышать, как я разговариваю на русском. Он расскажет об этом своему хозяину. И кто знает, какие выводы тот сделает из всего этого. От сознания своей глупости хотелось завыть, но ящер не дал мне такой возможности.

От резкого удара в живот я согнулась, кашляя и хватая воздух ртом, а ящер принялся деловито обматывать меня верёвкой. Закончив, он поднял меня и куда-то понёс. Мне оставалось только тихо всхлипывать в коленки, вспоминая презрительный взгляд человека в красном плаще и его обещание заняться мною позже.

Его глаза – подземные озёра…

От неудобной позы скоро затекли спина и шея, разболелась голова. Так что, когда меня боком опустили на что-то мягкое, я даже обрадовалась. Что бы со мной не собирался сделать тип в плаще, вряд ли это будет намного хуже того, что было в тюрьме и по дороге оттуда.

– Если пообещаешь вести себя хорошо – я тебя развяжу.

Знакомый голос прозвучал так близко, словно говорящий стоял прямо надо мной. Когда он успел подойти? Я не слышала звука шагов.

– Я буду хорошо себя вести, правда.

– И убегать больше не будешь?

– Не буду. Я просто очень испугалась, когда ты приказал отвести меня в тюрьму, и пообещал заняться мною лично.

Тихий смех, и верёвка начинает медленно сползать с меня.

Как хорошо снова иметь возможность выпрямиться! Я открыла глаза, но переворачиваться пока что не стала. Кто знает, вдруг этот тип взбесится, если что-то сделать без его прямого приказа.

Лёжа на боку, я могла видеть только часть комнаты: письменный стол, простое деревянное кресло даже без мягкой подушечки для сиденья. Стены были покрыты фресками, очень похожими на античные. Я опознала только два сюжета: похищение Европы и Данаю.

– Вставай.

Теперь голос звучал за моей спиной. Я послушно встала, медленно повернулась. Тип в красном плаще возлежал – по-другому и не скажешь – на каменном ложе. Интересно, они тут подушки принципиально не используют? Или он местный йог?

– За моей спиной две двери. Правая ведёт в купальню. Левая – в коридор. Сделай правильный выбор.

Обойдя мужчину по широкой дуге, я толкнула правую дверь. Надеюсь, кроме купальни тут есть ещё и туалет.

В отличие от комнаты, купальня не заигрывала с античной историей. Просторное помещение было поделено на две части. В одной стояла огромная ванна, над которой парило несколько разноцветных шаров. Ни крана, ни каких-то труб видно не было. Я решила, что для включения воды используют шарики.

Туалет был в другом помещении и выглядел почти похоже на наши, земные. Только вместо бачка была спинка, и всё сооружение моментально приняло форму моего тела, стоило мне опуститься на него.

Вернувшись в половину с ванной, я разделась, залезла в монументальную ёмкость и, недолго подумав, прикоснулась к красному и синему шарам. Помнится, кто-то из однокурсников, интересовавшихся достижениями нейробиологии, авторитетно утверждал, что холодную и горячую воду во всём мире маркируют одинаково, так как ассоциации с красным, как с цветом огня и тепла, одинаковы для всего человечества и происходят из какой-то там древней системы в мозгу. Логично предположить, что у местных представителей человечества эта древняя система никуда не делась.

Спустя пару секунд после касания шары засветились, зажужжали и принялись прицельно плеваться в меня какой-то остропахнущей жижей. Я инстинктивно закрыла глаза, чувствуя, как всё моё тело покрывается твердеющей на воздухе субстанцией. Шары жужжали и плевались с минуту, не больше. Но этого времени мне с лихвой хватило, чтобы превратиться в скульптуру «девушка, сидящая в ванной». Интересно, к какому искусству это бы отнесли земные искусствоведы: к классическому или к современному?

Так я и лежала, не в силах ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Ну, хоть не мёрзну, и на том спасибо. В металлической ванне у меня бы уже зуб на зуб не попадал от холода. По моим внутренним ощущениям прошло не меньше часа, когда моё уединение нарушил похититель.

– Как себя чувствуешь?

Всё, что я смогла – жалобно промычать что-то нечленораздельное. Губы то жижа тоже залепила.

– Вот и наказание за враньё. Если бы ты действительно провела в городе целых два дня, то знала бы, что спрятано в этих шарах, и как добыть воду. Ещё врать будешь?

И как я, по его мнению, должна ответить?

– Ладно, авансом освобожу тебя. Но запомни, в следующий раз наказание за ложь будет намного болезненнее.

Не знаю, что он сделал, но на меня полилась приятная тёплая вода. В которой эта омерзительная субстанция и растворилась. Едва вода освободила мои руки, как я принялась плескать её себе на лицо и остервенело умываться: за сегодняшний день я провела в темноте намного больше времени, чем мне хотелось бы. И первым, что я увидела, открыв глаза, был мой похититель, бесстыдно наблюдающий за сидящей по пояс в воде мной. Мда. Ситуация.

– Нравлюсь?

Он что, надеялся, что я заору и спрячусь под воду? Судя по краске, залившей его лицо – да. Какая прелесть. Тут что, так и не было сексуальной революции?

– Купайся. Мыло не нужно – его в ванне и так хватает. Одежду я положил на полу у двери. Вытираться не нужно, как только ты выйдешь из ванны – подует тёплый воздух, он тебя высушит.

А он ещё не совсем стесняшка: покраснеть – покраснел, а отвернуться и не подумал. Но что же всё-таки это за мир? Магия? Высокоуровневые технологии? Как мне разобраться в увиденной смеси Средних веков, античности и ещё непонятно чего. Право, лучше бы это был Фьоннавар. Там хоть сеттинг понятен.

– Может, расскажешь мне об этом мире, пока я буду ванну принимать?

Я, конечно, не из стеснительных, но полностью одетый мужчина, истуканом стоящий над обнажённой мной, всё-таки нервирует. А вот бояться его уже не получается. Без плаща и своих рептилий он выглядит скорее учёным, чем жестоким полководцем. А может я просто устала бояться. Слишком много всего случилось сегодня.

– Нет. Мы поговорим за ужином.

Похититель наконец-то оставил меня в одиночестве. Надо бы всё-таки спросить, как его зовут.

В ванне хотелось посидеть подольше. В идеале – до того момента, как этот мир поймёт, что я ему бесполезна, и отправит меня обратно. Благо, вода не остывала. Но голод оказался сильнее, властно выгнав меня из временного убежища.

Потоки тёплого воздуха, похожие на лёгкий ветерок – замечательная штука! Лучше любого полотенца! Я полностью обсохла, не успев дойти до аккуратно сложенного чего-то красного, лежащего, как мне и обещали, у двери. При ближайшем рассмотрении это что-то оказалось туникой наподобие той, которую носил мой похититель. Была она мне, естественно, широка и длинна. И, если ноги скрытые до лодыжек ноги выглядели прилично, то грудь была надёжно прикрыта только спереди. В общем, ужинать мне сегодня словно чопорной английской леди, прижав локти к бокам. Ибо дразнить человека, нагло пялящегося на меня в ситуации, когда нечем прикрыться, это одно, а вот намеренно его провоцировать – совершенно другое.

Пока я затвердевала, а потом отмокала в ванне, в комнате произошли некоторые перестановки. Кресло и полностью заставленный блюдами стол оказались придвинуты к ложу. Похититель снова возлежал на голом камне, изображая йога-патриция. Интересно, как он собирается есть? Или роль раба отведена мне?

– Устраивайся поудобнее. – Он указал взглядом на кресло. – И да, меня зовут Доменике Орсеолли.

Я скептически посмотрела на кресло, но села. Ничего страшного, лучше сидеть за столом на жёстком кресле, чем сидеть под столом или вообще прислуживать за ним.

– Так всё-таки, что это за мир? Канделиус рассказывал мне кое-что, но я уже перестала понимать хоть что-либо.

Я приоткрыла ближайшее блюдо, и глубоко вдохнула божественный запах, поднимающийся от залитых густым соусом квадратных кусочков чего-то или кого-то.

– О великий Меноккио, неужели в нашем родном мире совсем позабыли о манерах? Сначала еда, потом, за десертом и вином, разговоры. Я надеюсь, ты сможешь справиться одной лишь ложкой?

– В вашем родном мире успели изобрести вилки и ножи. Но я постараюсь действительно забыть о манерах и есть ложкой. Мне вот только интересно, как будешь есть ты? Я не вижу здесь рабов.

Ненавижу, когда со мной обращаются, как с дурой! Ненавижу!

– Будешь дерзить – увидишь. – Взгляд Доменике потяжелел, и я внезапно вспомнила, почему бросилась бежать, когда он сказал, что займётся мной сам. Уточнять, где именно я увижу рабов, я остереглась. – Я, да будет тебе известно, один из сильнейших бенанданти поколения. И мне нет нужды пользоваться столовыми приборами или чьей-то помощью.

Крышка с плоского блюда аккуратно взлетела вверх, открыв несколько кусочков белого хлеба, на которые были уложены ломти чего-то, похожего на запечённый паштет. Один из бутербродов взлетел, ловко обогнул крышку и завис перед самыми губами Доменике. Стоило тому откусить кусочек, как бутерброд плавно опустился на серебристую тарелку, стоящую перед мужчиной. Ничего себе!

– Прости. Я не хотела тебя оскорбить. Я же не знала, что ты умеешь такое.

Поймав ещё один презрительно-усталый взгляд, я сочла за лучшее молча приняться за еду.

Когда мы покончили с основными блюдами, а еда здесь, надо сказать, не так уж далеко и ушла от знакомой мне итальянской кухни, Доменике заставил почти всю посуду вылететь за дверь. На столе остались лишь несколько блюд с фруктами и маленькими пирожными, небольшая глиняная амфора, закупоренная сургучом, и два золотых кубка.

– Теперь поговорим. С чего начнём: с тебя или с мира?

– С меня. Зачем ты меня похитил? И что вообще происходит в этом городе?

– Последние две недели не происходит ничего интересного: все жители мертвы, а моя армия тщательно отлавливает путешественников, не в добрый час решивших навестить Сегретту. Так что, на самом деле, я не собирался тебя похищать. Шмели убили бы тебя, успей ты переодеться в местную одежду.

– Меня пощадили потому, что я иномирянка?

– Тебя пощадили потому, что я предполагал, что с Терры кто-то придёт и дал соответствующие указания. Но я не ожидал, что это будешь именно ты, Светлана.

Только сейчас я обратила внимание, что он как-то странно произносит моё имя. «С», небольшая пауза, «ветта-лана». Ну да, в моём имени скрыты «вершина» и «шерсть», но что в этом такого? Он же не может не понимать, что на Земле много разных языков.

– И что во мне такого особенного?

– В тебе – пока не знаю. А вот твоё имя фигурировало в одном любопытном пророчестве, по легенде, сделанном Меноккио перед смертью. В нём говорится, что в час величайшей нужды из мира-прародины придёт она – мягкая, словно шерсть, и твёрдая, словно горная вершина. И решит судьбу Террины. В принципе, твоё имя – одно из возможных толкований пророчества.

Доменико наполнил кубки густой фиолетовой жидкостью из амфоры, но пить не стал. Я последовала его примеру, кто знает, что это за напиток и насколько он крепок.

– То есть, я должна спасти Террину?

– Ты решишь её судьбу. Но только в том случае, если я не убью тебя сейчас.

Когда-то давно, читая гумилёвское стихотворение «Портрет мужчины4», я не могла себе представить его лирического героя. И только сейчас, спустя почти десять лет, я поняла, о чём говорил поэт. Сидящий передо мной мужчина был тем, кто мог ласкать колдуний и ведать кровавые распятья. И он был злобен, но не истеричной злобой святотатца, опасной своей неразборчивостью и непредсказуемостью. Нет, это было холодное, рассудочное зло, способное к долговременному планированию, и опасное самим фактом своего существования. Я поёжилась и, успокоения ради, схватилась за свой кубок. Был ещё один вопрос, который необходимо было прояснить прямо сейчас. Но я не могла заставить себя не то, что озвучить его – даже подумать о нём. Я сидела и смотрела в непроницаемые глаза Доменике, чувствуя себя одной из тех игрушечных мышей, которых я покупала для Конкистадора.

– И нет, пока что я не стану тебя убивать. И на то есть очень важная причина. – Он не стал выдерживать паузу, наслаждаясь моим страхом. Ну да, Конкистадору тоже неважно, что чувствуют плюшевые мышки. – Мне безумно интересно, прав ли был Меноккио, и как именно ты повлияешь на судьбу мира. Ради этого я научу тебя управлять энергиями, расскажу о своих планах и даже, возможно, найду для тебя какое-то посильное дело.

– А что будет, если я откажусь?

– Убью. Быстро, ты даже не успеешь ничего почувствовать. Нельзя исключать возможность, что в тебе от сильных эмоций проснётся способность чувствовать энергию. Тогда я погибну, не закончив свою работу, а ты всё-таки повлияешь на судьбу Террины.

– Я могу подумать?

– Можешь. А зачем?– Он пожал плечами. – Но, если ты считаешь, что сложившаяся ситуация требует всестороннего обдумывания, я готов пойти тебе на встречу. Уважаю, знаешь ли, думающих людей. Я дам тебе время до завтрашнего утра. К тому моменту, как я вернусь, ты должна будешь принять решение. Устраивает?

Я медленно склонила голову.

– Тогда до завтра.

Он ушёл, оставив меня наедине с нелёгкими мыслями и кубком, полным неизвестного фиолетового напитка.

Город, как голос наяды…

Заснуть я так и не смогла. На самом деле, верное решение, хоть и далось мне нелегко, пришло почти сразу. Смерть – единственная непоправимая вещь в этом мире, и добровольно класть голову на плаху я не готова. Доменике жесток и опасен, но погибать ради какого-то количества незнакомых мне человек? И потом, разве их судьба изменится от того, что я откажусь сотрудничать? Значит, я буду послушной спутницей и внимательной ученицей. Я вотрусь в доверие к бенанданти, получу все его знания, и обязательно отомщу за свой страх и унижения. Не знаю, как и когда, но обязательно отомщу. И я, конечно же, постараюсь спасти всех, кого смогу.

Приняв решение, я, в полном соответствии с земными традициями, попыталась напиться. Но фиолетовая жижа оказалась омерзительно сладкой и некрепкой, чем-то похожей на черносмородиновый ликёр.

И сон, как назло, не шёл. Не шли и слёзы. Кажется, я достигла того предела испытаний, когда человек либо закаляется, либо окончательно ломается.

В этой комнате не было окон, так что о наступлении утра мне сообщил сам Доменике, без стука вошедший, почти влетевший, в комнату.

– Ты решила?

– Да. Я согласна. Но мне хотелось бы хоть каких-то гарантий, что ты внезапно не передумаешь и не решишь меня убить.

– Разумеется, мы подпишем договор.

– Что мы сделаем?

– Да что у вас там происходит? Вернулись в Золотой Век и бегаете голышом по вечно плодоносящим деревьям? – Доменике скривился. – Пойдём к юристу, заключим договор, как и полагается взрослым и разумным людям. Я перечислю свои обязательства, ты – свои. Срок возьмём стандартный – год.

– Так. Давай заново. Ты ведёшь на собственный мир армию, состоящую из рептилий и шмелей, вырезаешь под корень население целого города, и планируешь пойти к юристу и составить договор о том, что я обязуюсь быть прилежной ученицей и верной помощницей в обмен на собственную жизнь? В этом мире есть юристы, готовые заверить такой документ?

– Конечно. Понятно, жизнь редко бывает неустойкой. Чаще деньги. И обязательства более материальные. Например, одна сторона обязуется выносить ребёнка и воспитать его до определённого возраста, вторая сторона обязуется обеспечивать определённый уровень жизни. Или регулируется вклад в совместное строительство. Много вариантов. Это так называемые алиос контракте5. И я не собираюсь оповещать юриста о своих планах и преступлениях.

Ничего ж себе, во что у них тут семьи превратились.

– И как я могу быть уверена, что ты будешь соблюдать договор? Ну, ты собираешься захватить власть, уничтожить кучу городов, стать единоличным правителем Террины…

Договаривать я не стала. Очевидно, что если человек ступает на эту дорогу, то на законы, моральные и государственные, ему попросту наплевать.

– Дьяволы Колизея! У нас совершенно нет времени на эти разговоры! Сейчас мы отправляемся в Новую Венецию, заключаем договор и проводим там три дня, ожидая Канделиуса. Как раз будет время для подробного рассказа. Идём!

Я послушно пошла за Доменике. Надеюсь, мы сейчас придём в какое-то место, где есть нормальная женская одежда, хоть немного подходящая мне по размеру. Но нет. Пройдя ещё три комнаты, так же скудно обставленные и украшенные фресками, мы оказались во внутреннем дворике. Несколько деревьев, отличающихся от земных только желтоватым оттенком коры, пара каменных ваз с жёлтыми цветами – вот и всё, что здесь было.

– Крепко держись за мои плечи, и не вздумай паниковать.

Я вцепилась в плечи Доменике. Мысли о другой одежде отошли на задний план – когда слышишь такое предупреждение, сразу появляются проблемы более важные, чем грудь, хорошо видимая сквозь проймы рукавов. И вообще, если тут мужская мода застряла во временах Республики, может быть, женская вообще к Критскому царству тяготеет6.

Пространство вокруг нас вздрогнуло. Мне показалось, что на мгновение что-то вечно текущее и меняющееся стало незыблемым. А потом дворик вокруг нас изменился. Деревья стали выше и ветвистее, ваз стало больше, к жёлтым цветам добавились рыжеватые, словно покрытые тонким слоем ржавчины.

– Опять эти бездари изменили транзиттоло.

Я не видела лица Доменике, но его голос сочился ядом, а воздух, окружающий нас, ощутимо потеплел. Хотелось опрометью кинуться бежать, но маг не разрешал отпускать руки.

– Изменили что?

– Так мы называем безопасные места перехода. Ещё двести пятьдесят лет назад было решено, что все транзиттоло должны выглядеть одинаково, вплоть до количества листьев на деревьях. Но столица опять выделилась. И отцепись от меня, наконец!

Я отскочила назад, чувствуя, как воздух вокруг меня стал сухим и горячим, как в середине лета в степи. Пришлось отойти на три шага, чтобы перестать чувствовать жар.

– Ты же запретил отпускать руки. Я и не отпускала.

–Из тебя выйдет хорошая ученица.

Доменике медленно повернулся. Я подсознательно ожидала, что в его глазах будет огонь, но нет – обычные золотисто-карие радужки и чёрные зрачки. Честно говоря, я даже немного разочаровалась. Раз уж моя судьба – стать ученицей одного из сильнейших бенанданти, почему он не выглядит хотя бы как Хранители Кристаллов, принявшие человеческий облик?

– Идём. И постарайся особо не глазеть по сторонам.

Он шёл медленно и с достоинством, можно даже сказать, по-хозяйски, словно Новая Венеция уже склонилась перед его армией.

Я глубоко вздохнула, выпрямила спину и постаралась принять такой же уверенный вид. Мелькнула мысль о побеге, но я тут же отбросила её. Мне неведомы пределы сил Доменике, но сейчас не время выяснять, сможет ли он незаметно убить меня, если я побегу.

– Быстрее. – Колдун стоял возле арки и нетерпеливо смотрел на меня. – И запомни, в Доме Льва скажешь, что ты – Тривия.

Я кивнула, и поспешила за Доменике.

Новая Венеция поражала воображение. Город словно выдули из разноцветного стекла: дома, мосты, ограждения – все самых причудливых форм – сверкали и переливались в лучах полуденного Солнца. Мы шли по широкой зеленоватой дороге, и мои босые ступни приятно холодило что-то, похожее на мягкий пластик. Взглянув вниз, я едва удержалась от вскрика: местные жители очень буквально восприняли понятие «город на воде». Дорога, по которой мы шли, не была зеленоватой – нет, она была прозрачной. И сквозь неё виднелось волнующееся море. Не знаю, левитировал город, или стоял на высоких сваях, но до волн совершенно точно оставалось не меньше двух метров.

Вниз я больше не смотрела. Благо, рассматривать местных жителей было даже интереснее, чем здания: я никогда раньше не видела такого смешения эпох и стилей. Большинство женщин напоминали ожившие картины Ботичелли: летящие, практически прозрачные платья; длинные волнистые волосы; тонкие пояса-цепочки и такие же браслеты. Рядом с ними шли женщины в старинных китайских нарядах, в испанских платьях с высокими жёсткими воротниками, в индийских сари и греческих туниках… Мужчины не отставали, но среди них чаще попадались обладатели турецких кафтанов и широких штанов.

Да, я зря беспокоилась об одежде. На фоне этого великолепия моя туника не казалась чем-то, бросающим вызов общественной морали.

Мы прошли здание, похожее на полураскрывшийся бутон лилии, и вышли к самому завораживающему мосту, который я когда-либо видела в жизни. Его перила были двумя гигантскими волнами, увенчанными клоками пены, а идти предлагалось по узкой, вмещающей только одного человека, подошве волн. И эти волны двигались! Левая разбивалась о невидимую преграду в полуметре над моей головой, правая же падала прямо в море.

– Нравится?

Доменике, всю дорогу шедший впереди меня, сбавил шаг, поравнявшись со мной.

– Это самый красивый город, который я когда-либо видела.

– Запоминай его хорошо – если мы проиграем, то Новую Венецию поглотит море.

Я хотела задать много вопросов, но Доменике снова прибавил шагу, оказавшись немного впереди меня. Да что же такое тут происходит?