Полная версия
Нескучная история. Книга 2
– Но, Ифан, у нас темократий!.. И фсе равны перет закон!
– Да?.. Вы сами-то верите в то, что говорите?.. Демократия – это власть большинства! Знаете, сколь легко её переделать в антипод – во власть меньшинства, при желании политиков?.. Возможностей у них хоть отбавляй – вся полиция под ними!.. Вы очень странные существа, западные люди! Предаёте веру отцов, Божественное Откровение. Отрекаетесь от Христа, вместо того чтобы проповедовать христианское учение прибывшим реальным беженцам от войны и принимать их в своё общество через Святое Крещение!.. Неужели Священная История вас ничему не учит?.. Ведь, не крестив прибывших, вы оставляете их в том же самом духе, от которого они бежали, став жертвами насилия, а он – дух этот – в них снова расцветёт, как только они у вас обживутся. Но распустится он уже в вашей собственной стране! И потребует себе новые жертвы! И что же тогда будет с вашими детьми?.. Какую вы им готовите судьбу?.. Куда придётся бежать им, когда уже в вашей собственной стране произрастут привнесённые извне совсем не добрые нравы?..
Например, один учёный и писатель, природный американец, следовательно, потомственный христианин, становится каким-то язычником восточного направления, называет дочь свою во имя индуистской «богини»! Вы, что ли, не понимаете, горе-грамотеи, что нельзя стать язычником, не отрекшись от Господа нашего Иисуса Христа?!
Жена американца, – ваша шведская, кстати, женщина, – сначала хиппует, потом лезет в парапсихологи и соглашается назвать дочь в честь этого самого индийского идола!.. Ей – потомственной христианке – неведомо, что боги язычников – суть бесы?.. И она называет своего ребёнка в их честь!.. В своём ли вы уме, граждане мира?! Цивилизованное сообщество!..
– Фы какую шенщин имеет ф фиду, Ифан?.. Кто эта?
– Неважно! Мать одной знаменитой актрисы. Назвав дочь языческим именем, родители вполне заложили её будущее, полное несчастий!.. И после двух разводов и расторгнутой помолвки, принесшей-таки ей ребёнка, их дочь сказала о себе: «Видно, такая у меня судьба: худшие моменты перехлёстывают лучшие». И это верно! Откуда взяться победе добра в её жизни?.. Бесы, что ли, одарят её счастьем?.. И она не виновата, что её родители решили за неё, посвятив дочь вовсе не Христу Спасителю, Богу всех её предков, а какой-то мутной языческой сущности… В результате – автомобильная авария, предательство режиссёра и её самооценка: «…я больше не коллега, а сломанный инструмент». Ну и-и?.. Что вы творите, умники?! Кого вы после всего этого ещё можете учить?!
– Эта фы сказаль про актриса Ума Турман?
– Неважно, повторяю вам… Из уважения к её нелёгкой доле я не называю имя этой женщины. Важен вопрос – чему доброму вы можете научить вместе с вашими американскими патронами?! Никого и ничему не можете!.. Раздолбать с воздуха страну, в которой нет достойных средств защиты, и вскормить в ней террористические армии под видом оппозиции власти – это традиционная практика ваших заокеанских сеньоров! А вину за содеянное переложить, естественно, на Россию!.. Так что на правду вы не обижайтесь. Сами выпросили… К нам в Россию вы, конечно, приезжайте. Только не надо жизни нас учить!
– Но фаши претставлений тофольно фашистский!..
– Вот знаете, дорогой мой скандинав, я это словечко вам так просто не спущу. Вы говорите про фашизм?.. А массовые казни христиан, устраиваемые боевиками в Сирии на видеокамеру, это не фашизм?.. А отъём детей у христианских родителей в Мосуле и омерзительное насилие над ними – это не фашизм?.. А казнь христиан Ближнего Востока через распятие?.. А массовое отрезание голов эфиопских христиан – это что такое?! И – главное – за что?! За веру христианскую?! У вас в Европе за последние годы совершены десятки терактов!.. Кто отрезал голову католическому священнику во французском храме, выкрикивая лозунги террористов?.. Беженец от боевиков, что ли?! Кто отрезал голову прихожанке храма Нотр Дам в Ницце и перерезал горло прихожанину в том же храме?.. Пырнул ножом ещё несколько человек!..
–..?
– А что за изверги изнасиловали школьницу в вашей Швеции, облили её бензином для зажигалок и подожгли?.. Юные проказники?.. Тоже беженцы от террористов?.. Не хотели бы вы спросить у них, от кого они бежали?.. Куда бежали и к кому?..
А кто устраивает изнасилования женщин у вас в Мальмё? Тоже беженцы от террористов?.. И вы нас ещё жизни пытаетесь учить?.. Так вы кого теперь в свои земли пустили, не проверяя паспортов?!
– Не снаю…
– Правильно, Арвид! Вы не знаете. А кто знает?..
– Спецслушпы…
– Верно!.. Спецслужбы должны бы знать! Но им же некогда!.. Вашим спецслужбам!.. Они обслуживают отравление Невольного, отравление Скрипача, претензии Гуайдовской, эвакуацию Попрыгуйской и прочие выдумки… Важными делами заняты ваши спецслужбы! Они ведут глупейшую информационную войну с Россией! Поэтому им вовсе не до защиты собственного населения…
Молчите?.. Да вас просто выдрессировали презирать всё своё европейское христианское наследие, одновременно целуя чужеродные тапки с задранными вверх носками!.. Ваш Карл XII перед Полтавской битвой в своё время породил у нас в России одного Мазепу, а вы сами по отношению к себе и своим детям стали тысячами мазеп!.. Соображаете?.. Как у вас с логикой вообще?.. Алле!.. – Иван помаячил ладонью перед лицом задумавшегося Портмонессона. – Вы ещё в сознании, мой шведский друг?..
Швед горестно кивнул, и Иван, слегка утомлённый монологом, глубоко вздохнул, налил себе в стакан компота и залпом выпил.
– Если бы вы, Арвид, не назвали мои представления фашистскими, я не стал бы углубляться в эту тему! – добавил он. – Но вы сами выпросили правду на свои уши… Потому что мои деды воевали с фашистами, а вы меня так жёстко зацепили этим словом!.. Вот и получили ответ… Не обижайтесь.
Воцарилась пауза… Швед мрачно обдумывал услышанное. Викентий по-прежнему отслеживал взглядом «журналистов»… Андрон хмуро исподлобья смотрел на шведа, а Катя комбинировала по-новому букет из свежих цветов на столе. Урмас глядел перед собой слегка остекленевшим неподвижным взором, как будто пытался прозреть вечность.
– Ну, не будем о грустном, – предложил Иван. – Давайте выпьем за всё хорошее! – и начал разливать водку.
– Мне, пожалуйста, налейте в гранёный стакан! – заявил вдруг Урмас. – И себе тоже!.. Я весь в печали о нашем общем советском прошлом!
– Нет проблем, – ответил ему Иван и позвал официантку: – Девушка!.. Два гранёных стакана и ещё водки, пожалуйста!.. Гранёный стакан – это такой образ нашего советского уклада, – пояснил он вопросительно взглянувшему на них Арвиду. – Историческое прошлое… Поездки в колхоз на картошку… Рыбалка… Баня в сельской местности…
– Тогта я тоше хотщу фотки из краненый стакан! – заявил швед. – Я тоше хотщу в софетский прошлый!
– Хорошо… Одной ногой вы в нём уже стоите. В том, что касается кильки… Кто ещё с нами? – спросил Иван, глядя на Катю с Андроном и Викентия.
– У меня налито, – показала на стопку Катя.
– Я повременю, – сказал Андрон. – Должен же кто-то из нас оставаться трезвым!
– А я с вами! – отважно высказался Викентий…
– Девушка! – возгласил Иван, – четыре гранёных стакана и много водки!.. Пожалуйста…
Заказ был выполнен, и они выпили, зафиксировав момент громким чоканьем. Андрон и Катя их символично поддержали…
– А им можно отбиваться от коллектива, – Иван махнул рукой в сторону Андрона.
– Они не софетский, та? – спросил его Арвид после того, как с хрустом откусил солёный огурец.
– Советский, советский, – отвечал Иван, – просто они нынче женихи… с невестами… У них свой междусобой…
– А-а! – радостно воскликнул швед, – Токта, как это кричат у фас?.. Горька-а!
– Вот именно! – поддержал Иван. – Чего сидим?.. Прозвучала команда «горько!»
Андрон с Екатериной чмокнули друг друга.
– Мало-о! – закричал швед.
– Для начала хватит, – остановил его Иван, – остальное на свадьбе…
В этот момент вдруг громко запел мгновенно захмелевший эстонец:
– «Неба у-утреннего стяг!.. В жизни важе-ен первый шаг», – он отбивал такт вилкой по столу, – «Слышишь, ре-еют над страно-ою-ю вихри я-яростных атак!..»
Все присутствующие обомлели и уставились на Урмаса, а он как ни в чём не бывало, уперев глаза в неведомую даль, пел: «И вновь продолжается бой! И сердцу тревожно в груди-и!.. И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!..»
– Ого! – сказал Иван, – это уже вам не хухры-мухры… Эк его распёрло!.. Давайте подпоём?..
– Не надо, – возразил Викентий. – Он просто пьяный.
Тем временем Урмас забыл слова куплета и повёл припев по второму кругу: «И вновь продолжается бой!..»
– Вы думаете, он пьяный? – сказал Иван, – а мне кажется, что он латышский стрелок… Только – инкогнито…
– Нет, – возразил Андрон, – он эстонский…
– Эстонский стрелок? – спросил Иван, – может быть… Но обратите внимание, мистер Портмонессон, ваш верный оруженосец может и даже любит петь русские песни! Как оказалось, всё зависит от полноты налитого стакана…
– Но он не знает мноких словоф, – ответил швед.
Урмас пошёл петь припев по третьему кругу…
– Надо отвести его в спальню, – сказал Викентий, – иначе эстонский стрелок будет петь, пока не кончатся патроны…
– Согласен. Давайте уведём его в купе, – ответил Иван. – Мы с Андроном утащим товарища Палубиса и положим спать. А Викентий с Арвидом, оставайтесь за столом и охраняйте жареных курочек и Катю. Головой за них отвечаете!.. Интервью вражеским лазутчикам не давать! Понял, Викентий?
– Да.
– Ну всё!.. Взяли!..
Иван с Андроном подняли враз обмякшего Урмаса, который перестал петь и забормотал: «Куда вы меня несёте, товарищи милиционеры?..»
– Наш человек! – подмигнул Андрону Иван. – Советский! – и оба расхохотались.
А Урмас внезапно изменил репертуар и решительным тоном загорланил совсем другое: «Рука бойцов колоть устала!.. Уж затупилось острие шприца!.. Есть у вакцинации нача-ало-о!.. Нет у вакцинации конца-а!..»
– Ну вот, это уже попурри! – усмехнулся Иван, ухватывая Урмаса подмышки. – Наслушался радио…
После этой репризы горлопанство Урмаса стало вдруг сходить на нет, и он мгновенно заснул, как только дверь вагона-ресторана закрылась за ними.
Когда же Иван с Андроном, уложив Урмаса в купе, вернулись, то увидели, что рядом с их столом на придвинутых стульях сидели уже знакомые «журналисты», перебравшиеся из дальнего угла, и беседовали о чём-то с оставшимися сотрапезниками.
– Интересно-интересно, – сказал Иван, которого присутствующие, потеснившись, пропустили к его месту у окна, – так значит вы журналисты? Чего ж вы сразу не признались? Вас не пришлось бы бить!.. Вы знаете, что это нехорошо – бить журналистов?
– Знаем, – пьяновато кивнул в ответ Пластырь.
– Ну, тогда давайте выпьем мировую… Девушка! – позвал он, – нам, пожалуйста, мировую принесите!.. Граммов триста. Мистер Портмонессон, я оплачу это сам.
– Нет! – вскинулся от полудрёмы Арвид, – фесь стол сеготня плачту… платщю я!.. Дефушке – шампанского!..
– Да у меня ещё прежнее не закончилось, – сказала Катя, – вот же в фужере стоит.
– Ай-яй-яй, Катьюша, вы фофсе нитщего не выпиль!..
– Так значит Викентий уже дал вам интервью? – продолжил Иван разговор с Веслом и Пластырем.
– Не дал, – мотнул головой Пластырь.
– Он не сказал нам главного, – внезапно проболтался Весло, – куда вы едете?
– Он и не мог сказать. Ведь он немой, если вы заметили… Правильно, Викентий? – Иван повернулся к либералу.
– Правильно! – нетрезво и размашисто кивнул головой Викентий, до этого задумчиво клевавший носом.
– Нехило так! Вы, что ли, из контрразведки? – спросил Весло Ивана.
– Почему?
– У вас немые говорят!
– Нет. Я из связи… Тоже, кстати, разговорный жанр!
– Между прочим, через десять минут будет крупная остановка в городе Забайкальске, – заметил Веселкин.
– И что? – спросил Иван.
– И можно выйти прогуляться. Стоянка поезда полчаса… Прогуляться времени хватит. Там, кстати, на перроне перед входом в вокзал фигура медведя есть.
– Знаю. Видел.
– Вы бывали в Забайкальске?
– Конечно. Я в нём в армии служил.
– Да вы что! А я тоже здесь… отбывал наказание… Вот так совпадение! Надо отметить.
– Давай, – Иван налил всем по стопке и сказал: – Выпьем по последней, а то народ устал ужинать… И выйдем на перрон проветриться. Сейчас будет крупная остановка, подышим свежим воздухом. А после можно и к чаю перейти… Если хозяин банкета чай запланировал, конечно, – он посмотрел на Арвида.
– Конетщно сапланировал! – ответил тот, – ми бутем пить тщай с тортом…
Воздух снаружи был свеж. Смеркалось… Почти все пассажиры высыпали на перрон. Некоторые из них разбрелись по киоскам. Кто за газетой, иные за пирожками и напитками. Местные жительницы прямо у поезда предлагали цветы и позы – те же самые манты, именуемые так по-здешнему. Весло с Пластырем закурили и отошли в сторону, чтобы не дымить на попутчиков, а Иван, Андрон и Катя показывали Арвиду на планшете место Забайкальска на карте России.
– Этот тщелофек скасал, што стесь есть метфедь. Где он? – спросил Арвид.
– Это на перроне у входа в вокзал фигура медведя. А мы стоим на четвёртом пути, поэтому не видим. Соседний товарняк нам перекрыл обзор, – объяснял ему Иван.
– А как мошна уфидьеть метфедь?
– Нужно опуститься вон в тот туннель и выйти из него на первом пути, – сказал Иван.
– Я моку схотить туда?
– Конечно, – отвечал Иван, – но лучше с сопровождающим. На всякий случай…
– Мой сопровошдающ спит в купе…
– Я могу проводить вас, – предложил Викентий. Он уже проветрился и выглядел почти трезвым.
– Польшой спасиб, Фикентий!
Викентий с Арвидом, слегка покачиваясь, неторопливо двинулись к туннелю и скоро скрылись в нём. Весло и Пластырь, докурив свои сигареты, вернулись к компании, и Пластырь задал давно лелеемый вопрос: – А куда вы едете? – и они оба замерли в трепетном ожидании ответа.
– В Перестройск, – ответил Иван. – А вы?
– Мы, знаете… – замялся было Пластырь.
– И мы туда же! – перебил его напарник. – Мы как раз давно там не были и… вот именно туда и-и… тоже едем, вот!
Иван удивлённо посмотрел на Веселкина и сказал:
– Такое впечатление, что вы это только что решили… Впрочем, дело ваше. Пойдёмте в вагон, что-то наша Катюша, кажется, уже мёрзнет. Свежо на улице! – и трое друзей двинулись к тамбуру вагона-ресторана, в то время как переглядывающиеся и перемигивающиеся «журналисты» ещё остались на перроне…
Друзья заняли свои места за столом, и официантка спросила, подавать ли чай с десертом?
– Можно, – ответил Иван, – наши товарищи сейчас вернутся.
Девушка принесла поднос с чашками и чайник, выставила их на стол… Поезд тихо тронулся… Товарищи не вернулись…
Друзья молча смотрели друг на друга.
– Вы думаете то же, что и я? – спросил Иван… Андрон и Катя кивнули в ответ.
– Может быть, они зашли в свои купе? – предположила Катя.
– Или – в туалет? – продолжил её мысль Андрон.
– Может быть, – задумчиво отвечал Иван, – а может и не быть…
Повисла пауза… Колёса стучали всё интенсивней. Поезд набирал ход. Викентий с Арвидом не появлялись…
– Надо проверить купе, и если их там нет, то сообщить проводнику, – сказал Иван.
– Что-то мне расхотелось чая, – пробормотал Андрон.
В эту минуту в ресторан вернулись «журналисты».
– А вы наших спутников там не видели? – спросил их Иван, – тех двух, которые пошли к вокзалу «метфедь» смотреть?
– Нет, – ответил Весло, – мы больше их не видели.
И «журналисты» прошли к своему столу.
– Так. Вы здесь сидите, пейте чай, а я наведаюсь в наши купе и проверю… – сказал Андрон Ивану с Катей. Он встал и быстро вышел… Вернувшись вскоре, сообщил, что Викентий с Арвидом в купе отсутствуют:
– Там только Урмас спит сном праведника. Пытался его будить – не получается…
– Всё ясно, – сказал Иван, – заканчиваем банкет и бьём тревогу. Девушка, рассчитайте нас! – позвал он официантку. Та подошла и сообщила, что обед был предварительно оплачен, сверх чего они нагуляли только тысячу восемьсот руб лей.
– Два наших спутника отстали, – сообщил ей Иван, подавая двухтысячную купюру. – Сдачи не надо… Что положено делать в таком случае?
– Спасибо вам… Сообщите проводнику…
Оповещение проводницы об отставших принесло мало пользы. Та проинформировала начальника поезда, начальник связался со станцией, но из Забайкальска ответили, что Арвид Портмонессон и Викентий Груздь к администрации вокзала за помощью не обращались.
– Вот так и появляются на свет детективные истории, – сказал Иван. – Идёмте пока спать. А когда эстонец протрезвеет и проснётся, то сообщит об этом кому следует…
Но эстонец проснуться не успел…
Рано утром на железнодорожной станции города Читы два чумазых типа, от которых за версту разило нефтью, вошли в вагон поезда «Москва – Хабаровск» и постучались в третье купе седьмого вагона. Дверь им открыл пассажир Иван Безбашляев. В двух перепачканных и дрожащих от холода компаньонах он с трудом узнал шведского подданного Арвида Портмонессона и российского либерала Викентия Груздя.
– Ми ехаль на бочка с нефть, – жалобно всхлипнул швед…
– Вот видите, уважаемый Арвид, что бывает, когда вы связываетесь с русскими либералами? – говорил Иван, подавая измученному шведу рюмку коньяка и горячий чай.
– Вот видите, русские либералы, к какому результату вы приходите, когда начинаете плясать под дудку Запада? – спрашивал он Викентия, подавая ему такие же напитки.
Два потерявшихся и вновь обретённых пассажира сидели на нижних полках купе, раздетые и завёрнутые в одеяла, и принимали согревающие процедуры в виде чая с коньяком. Они рассказали, что самую малость не успели на поезд, потому что, когда Арвид от души нафотографировался на фоне медведя и они уже двинулись назад к тоннелю, их остановил какой-то мужик и предложил сфотографироваться ещё и с живым двугорбым верблюдом по другую сторону вокзала, на автобусной стоянке…
– Медведь – что? – говорил мужик, – он же совсем ненастоящий, одна фигура!.. А у меня верблюд к фонарному столбу на остановке там привязан!.. Живой! Совсем не то, что этот!.. Идёмте, сниметесь вдвоём, потом в Норвегии там вашей всем покажете!.. Возьму недорого – по двести с носа… А?.. Идёмте?..
– Нет, что вы! – отвечал ему Викентий. – Мы не можем. Это далеко!
– Да вот же, за вокзалом сразу! – убеждал его мужик. – Мне полиция не разрешает верблюда на перрон тащить, а то б я здесь снимал. Приходится на перроне ждать клиентов, а там фотографировать!
– Но мы опоздаем на поезд, – не соглашался Викентий.
В эту минуту прозвучал гудок отправления.
– Фикентий, это кудит наш поезд? – спросил его швед.
– Да кто его знает, – отвечал Викентий, – у них все гудки похожи… Нет-нет, любезный, – объяснял он мужику, – мы никак не можем, потому что у нас отправка с минуты на минуту…
Всё это закончилось тем, чем и должно было закончиться. Когда они, запыхавшиеся, прибежали к своему пути, то увидели лишь удаляющиеся красные фонари последнего вагона. Случилось так, что в эту минуту трогался соседний нефтеналивной состав в том же самом направлении… Думать было некогда, и они, в надежде догнать свой экспресс, запрыгнули на поезд с нефтью, где и тряслись всю ночь до самой Читы, перед которой товарняк перегнал их пассажирский, и им осталось только дождаться в Чите своего экспресса и вернуться в него, что они и сделали… Викентий с Арвидом заползли в родной поезд из последних сил, настолько были измучены ночной ездой, донельзя вымотавшей их. Хорошо ещё, что выпала на их долю тёплая летняя ночь и на одном из разъездов при остановке состава они нашли вагон со вспомогательной площадкой, на которой протряслись до самой Читы… Что могло бы случиться при малейших заморозках – даже и думать не хотелось… Их выбор оказался верен – свои купе с чемоданами они догнали. Но физические потери были таковы, что два наездника на нефтеналивном составе сейчас могли только трястись как цуцики, сидя под одеялами и глотая горячий чай и коньяк в качестве микстуры…
– Одним с ловом, – перебил рассказчика Иван, – поезд сбежал от вас, пока вы проводили работу с населением. Вы сказали мужику с верблюдом, чтобы он голосовал за вашу партию «Свободная реформа»?
– Нет. Не успел, – ответил Викентий.
– А вот этого не следовало упускать. Потому что малокомфортная ночная езда на бочке с нефтью в этом случае зачлась бы вам потомками как идейный подвиг, овеянный партийной славой в последующих веках… Юные «свободные реформеры», будущие ученики школы имени Викентия Груздя, возлагали бы цветы к вашему монументу и возглашали бы приветствия друг другу: «Будь либерал!.. Всегда либерал!..» Какое же прекрасное будущее могло осиявать память о вашей сегодняшней ночной поездке!.. А без партработы всё это выглядит лишь как элементарное головотяпство и банальное опоздание на поезд. В таком случае ваш монумент не увенчают слава и почёт…
– Я хочу томой в Сведен! – вдруг заявил Арвид.
– А это и немудрено, – сказал ему Иван, – это и понятно!.. Что же потянуло вас, примерного подданного шведской короны, в резкоконтинентальную восточную даль? Зачем вы здесь?.. Какая демократия может процветать верхом на бочке с нефтью? Здесь демократия не выживает, потому что суровые законы местной жизни смалывают её в порошок… Увы, мой бедный друг, в наших краях восточносибирской природы на культурном образце шведской «АББА» далеко не уедешь!.. Хотя их песни и красивы, но не прошибают местный колорит. В этих краях когда-то появился Чингисхан, поэтому здесь может воодушевлять лишь только наша местная кочевая песня: «Москау!.. Москау!.. Вирф ди глэзер ан ди ванд!.. Руссланд ист айн шёнес ланд!.. Ох-хо-хо-хо-хо!..»
– Фы фсегда только шутить, Ифан, а я простыл!
– Всё! Будем лечить вас с Викентием, пока не исцелеете. Кстати!.. А где ваш сопровождающий Урмас?.. Неужели ещё спит?
– Нет, – сказала Катя, – он уже проснулся, но весь расклеен. Его Андрон приводит там в порядок…
– Тогда я пойду посмотрю, что с ним, а заодно и закажу этим двум страдальцам по куриному бульону с доставкой в купе.
Заказав для ночных всадников бульон в вагоне-ресторане, Иван заглянул в купе Урмаса и Арвида. Урмас уже снова спал… На полу лежала пустая бутылка, а на столике стояла вторая, початая. В коридоре Иван встретился с Андроном, шедшим из тамбура. Они вместе вернулись в своё купе.
– Хм… – сказал Иван, присаживаясь на сиденье, – кажется, нам понадобится специалист по выведению из запоев.
– Похоже на то, – отвечал Андрон. – Когда я пришёл к эстонцу утром, он уже прикончил первую бутылку. Потом достал новую и неплохо приложился. Мой рассказ о том, что Арвид отстал от поезда и вновь нагнал его, не произвёл на Урмаса ровно никакого впечатления. По-моему, он даже не понял, о ком я говорю.
– Он плохой сотрутник, – заключил Арвид, – и я буту отказофыфаться от еко услук… А откуда у неко коньяк? Ис мой тщемотан?
– В этот вопрос я не вникал, – ответил Андрон, – но если своего коньяка он не имеет, то пьёт, наверное, ваш… Чего ж тут удивительного?
– У тифительно, што не спросифши расрешений, – ответил швед.
– Но ведь разрешения-то всю ночь не у кого было спрашивать, а одну бутылку он приговорил ещё ранним утром, до вашего возвращения на борт, так сказать… Не смог дождаться вас, вот с горя-то и тяпнул бутылёк…
– Это точно, – кивнул Иван.
– Если он пьёт арманьяк, то наферняка мой, – заметил швед.
– Ну, это вы с ним после разберётесь. Хотя… Могу сходить и глянуть. Мне нетрудно, – сказал Андрон и вышел. Через минуту он вернулся и подтвердил: – Да, вы правы. Он пьёт именно арманьяк…
– Я фзял тесять путылок на всю поезтку… Теперь не хватит, – заметил грустно Арвид.
– Видимо, ваш сопровождающий одобрил ваш выбор. Нет сомнения, что он высоко оценил пьянящие свой ства арманьяка, – сказал Иван, – и если его сейчас не разлучить с напитком, то вряд ли вы довезёте до места назначения хотя б бутылку.
– Не у спеет, – ответил Андрон, – мы завтра прибываем. Ему не выпить столько. Ну – ещё бутылка… Ну – две…
– Нет! – сказал Арвид. – Не нато тфе!.. Я хотщу укостить ещё моих компаньонов, которых меня фстретщать. Я их никогта не фител и фсял напитки тля лучшего снакомстфа по душам.
– Катя, – давай выйдем из купе на пару слов, – обратился к девушке Иван.
– Ты можешь помочь Урмасу слезть со стакана? – спросил он Катю в коридоре. – Он, видимо, болен алкоголизмом, а мы не знали… Если швед это поймёт, то он сообщит в их фирму и Урмаса отстранят от работы. Тогда он окажется в полнейшем пролёте по всем статьям.
– Что я здесь могу?.. – задумалась она, – капельницы нет… Укол поставить? Шприца нет… Витамины бы… Можно промывание желудка, в крайнем случае. Но пока он ещё спит… Аспирину дать, когда проснётся?..