bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 7
Глупый надеетсяСмерти не встретить,Коль битв избегает,Но старость настанет —Никто от нееНе сыщет защиты.(Речи Высокого, 16)

или

День хвали вечером,Жен – на костре,Меч – после битвы,Дев – после свадьбы,Лед – если выдержит,Пиво – коль выпито.(Речи Высокого, 81)

Эти суровые описания, содержащиеся в «Речах Высокого», соотносимы с эпохой викингов в большей степени, нежели уже слегка формализированный героизм некоторых персонажей саг, таких, как, например, Гуннлауг или Гуннар. Кстати, подобный подход к описанию героев появился в сагах, поскольку те были записаны более поздними почитателями эпохи викингов, и поэтому оказались столь близки по духу переводчикам XIX века. Но разумное и осторожное использование письменных источников в какой-то степени делает для нас возможным составить свое представление об идеях и целях людей, живших и действовавших в эпоху викингов. С другой стороны, этот период времени часто представляется исследователями как некий необъяснимый взрыв человеческой энергии, сила которого в течение трех веков вела скандинавов через моря известного в то время мира, оставив после себя несколько топонимов, диалектных слов и героические истории, сюжеты которых столь последовательны, что заставляют нас говорить об оригинальном, и поэтому легкоузнаваемом, стиле и духе.

Изучая эпоху викингов, необходимо помнить, что территории основных Скандинавских стран в это время отличались от современных. Так, в эпоху викингов к Скандинавии относились открытые и в разной мере постепенно колонизованные – преимущественно норвежцами – острова Северной Атлантики: Исландия, откуда викинги затем двинулись в Гренландию (еще с III в.), Лабрадор, Фарерские, Шетландские, Оркнейские (в начале VIII в.), Ньюфаундленд и Гебридские. Так, по свидетельствам саг, почти до конца эпохи викингов западная область современной Швеции – Емтланд – принадлежала Норвегии, и Норвегия же претендовала на западногетские земли, которые довольно регулярно платили дань норвежским конунгам. Юг Скандинавского полуострова— области Блекинге, Сконе и Халланд – принадлежали тогда Дании; остров Готланд относился к Швеции довольно условно. В целом можно сказать, что Швеция в эпоху викингов была территориально меньше, чем когда-либо еще в своей истории, а Норвегия (учитывая захваченные викингами острова) и Дания, еще владевшая всей Ютландией и южными областями Скандинавского полуострова, – много больше. Кстати, богатые захоронения и другие открытия археологов, особенно результаты раскопок ранних городов, свидетельствуют о широких торговых и, скорее всего, также династических связях Дании, во всяком случае Ютландии, с континентом. Дания, единственная из Скандинавских стран целиком равнинная, слегка всхолмленная страна, с мягким климатом, издревле стала краем земледельцев, которые следовали общинным распорядкам континентального типа. В более суровых Норвегии и Швеции, где всхолмленное побережье изрезано длинными, извилистыми, глубоко внедряющимися в сушу заливами – фьордами, с их обрывистыми берегами, и усеяно скалистыми мелкими островками-шхерами, датчане слыли «южанами». Так природные условия, близость к передовым странам континента и расположение на важных торговых путях способствовали динамичному развитию Дании в Средние века.


Благочестивые викинги. Король Кнут с женой, Иммой Эльфгифю (вдовой Этельреда Неспособного), воздвигают золотой крест в церкви в Нью-Минстере, что в Винчестере. Разворот титульного листа «Книги жизни», реестра аббатства Нью-Минстер-энд-Хайд, около 1020–1030 гг. Обратите внимание на меч в левой руке короля. Это типичное оружие эпохи викингов – так называемый меч каролингского типа. Каролингский меч, или меч каролингского типа (также нередко обозначается, как «меч викингов»), – современное обозначение типа меча, широко распространенного в Европе в период раннего Средневековья. Введено оружиеведами и коллекционерами оружия XIX–XX вв. Сам тип меча выработан около VIII в., на излете эпохи Великого переселения народов и в начале объединения государств Западной Европы под эгидой Карла Великого и его потомков, чем и объясняется название типа меча («относится к эпохе Каролингов»). Предположительно меч каролингского типа является развитием античной спаты через промежуточное звено – меч вендельского типа, он же так называемый «меровингский» меч или меч периода Великого переселения народов. Каролингские мечи отличались широким обоюдоострым клинком (ширина клинка обычно составляла 5–5,6 см у гарды) длиной около 90 см с глубоким и широким долом и эфесом с прямым нижним краем (в среднем общая масса меча составляла около 1 кг). Такой эфес меча позволял воину наносить только мощные плечевые удары. Мечи воины носили на перевязи, поверх кольчуги, а иногда и под ней (для того чтобы носить меч под кольчугой, в ней делался специальный разрез, из которого наружу торчал только эфес меча). КХ в. меч каролингского типа широко распространился в странах Северной и Западной Европы, в особенности во франко-кельтских, скандинавских и славянских регионах. Древнеславянские каролингские мечи по конструкции от древнегерманских практически не отличались. Мечи каролингского типа производились и в одном из ремесленных центров Древней Руси. Кстати, каролингские мечи находят не только в христианских землях, но и в мусульманских. Во второй половине XI в. меч каролингского типа эволюционировал в классический «рыцарский меч».


А вот шведы господствовали на балтийских торговых путях между Атлантикой и Восточной Европой. Поэтому здесь уже в первые века появились торгово-ремесленные центры (особенно на островах Готланд и Эланд), а позднее и ранние города, связанные с трансъевропейской торговлей; они развились с VIII в., когда средиземноморские пути на Восток были перекрыты в ходе арабских завоеваний и был разработан известный северный маршрут – путь «из варяг в греки».

Этнокультурный состав скандинавских народов был достаточно гомогенным. В эпоху викингов там проживали около тридцати северогерманских племен. Этнокультурное и религиозное родство, прямое соседство, сходство занятий, общественного развития и менталитета позволяют рассматривать Скандинавский регион как историко-культурную общность, каждый из членов которой при этом обладал также и своими, только ему свойственными чертами. Малочисленные скандинавы, разбросанные по значительным территориям, живущие среди скал, болот и пастбищ (за исключением Дании), занимались в меру возможностей экстенсивным земледелием, очень широко – пастушеством, максимально использовали плоды леса и особенно моря, доступность которого пронизывала всю их жизнь. А как морские народы во всей полноте этого определения скандинавы имели в своем распоряжении еще и незамерзающие Северное и Балтийское моря, бескрайнюю Северную Атлантику с теплым Гольфстримом. Длинные береговые линии со многими глубокими заливами издревле служили основными местами поселений и стоянок. Море защищало скандинавов и объединяло их: ведь в ранние эпохи принятое тогда каботажное путешествие по воде было гораздо удобнее, безопаснее и дешевле, чем сухопутное. Море и призвало скандинавов к морским странствиям.

У скандинавов к эпохе викингов и на ее первом этапе господствовали триединые или трехчастные общества, в которых были представлены знать с королем/вождем во главе, масса свободных общинников и рабы; это было характерное для стадии варварства социально-правовое членение, отмеченное у северных германцев, как известно, еще Тацитом. В рассматриваемый период это развитое варварское общество соседствует с богатыми земледельческими народами континента, о которых мореходы-скандинавы знают не понаслышке. Так, писатель VI века Григорий Турский в своей «Истории франков» (кн. III) свидетельствует о нападении короля геатов (гетов) на франкские земли— сюжет, повторенный затем в поэме о Беовульфе. К VII веку юты, англы, фризы и саксы образовали в Британии группу варварских англосаксонских королевств. Присутствие данов во Франкском государстве Карла Великого зафиксировано «Песнью о Роланде». Поэтому опыт освоения достаточно культурных территорий и создания там политических образований под своей властью у скандинавов уже имелся. А превосходные мореходы-норвежцы издревле доплывали до Оркнейских, Фарерских и Шетландских островов, в VII–VIII веках освоили и начали заселять эти пустынные острова. Они облагали данью саамов, а шведы – куршей и другие балтские и славянские племена Восточной Балтии и побережий Финского залива. Кстати, для стадии военной демократии, особенно у народов с сильно развитым (тем более преобладающим) скотоводством, включение в свой образ жизни военной экспансии вполне характерно. Набеги, колонизация и грабеж пополам с торговлей не могли не стимулироваться у северных германцев таким обстоятельством, как привлекательность европейских богатств на фоне своей скудости, особенно для усиливающейся знати. В числе внутренних факторов их широчайшей экспансии следует, видимо, назвать также развитое мореходство, относительное перенаселение годных к освоению территорий в связи с демографическим ростом во время потепления, которое продолжалось с VIII до XIII века. Рост населения порождал даже трудности с использованием угодий, прежде всего нехватку – в тех условиях – мест, пригодных для внутренней колонизации. Многочисленные исторические свидетельства разных эпох указывают, что Скандинавия периодически страдала от перенаселения и нехватки земель. Применительно к эпохе викингов развернутый анализ этой проблемы дает И. Стейнструп в своей многотомной «Normannerne». Горы, море, темные зимы и холодный климат серьезно мешали развитию земледелия и скотоводства. Но при том на Скандинавском полуострове – в отрезанных от остального мира и открытых всем ветрам северных землях – жил сильный и плодовитый народ, численность которого на протяжении VII–X вв. существенно выросла. Этому способствовали в том числе и местные обычаи, хотя свидетельствам письменных источников о том, что на севере практиковалось многоженство, едва ли следует верить. То, что мужчинам нравилось развлекаться с девушками, сожительницами и любовницами и те, кто мог себе это позволить, часто покупали себе женщин, еще ни о чем не говорит. Адам Бременский пишет, что шведские конунги, которые в силу своего положения могли содержать двух или трех богатых и высокородных жен, охотно этим пользовались. Поэтому нет ничего удивительного в том, что у Харальда Прекрасноволосого было по крайней мере девять сыновей, доживших до зрелого возраста; у Эйрика Кровавая Секира – восемь, и каждого из них требовалось как-то обеспечить. Влиятельные люди заключали брачные союзы, а если хотели, заводили еще сожительниц. Каждый мужчина, кроме разве что последних бедняков, радовался рождению сына. Чем больше сыновей – тем лучше, ибо это считалось подтверждением мужского достоинства; при жизни отца сыновья помогали ему и исполняли его повеления, и в них даже больше, чем в песнях и мемориальных камнях, оставалась память о нем. Но сыновей надо было содержать и в первую очередь – кормить. В какой-то момент сыновей херсиров и бондов оказывалось слишком много и «прочь должны были они уйти, ибо земля не могла вместить их». Младшие отпрыски знатных и богатых родов всегда служили орудием верховной власти, а в Скандинавии их хватало. Поэтому многие исследователи считают, что именно неделимость одаля (одаль – означает наследное имение, родовую усадьбу, неотчуждаемое имущество) в большей степени стимулировала походы викингов. Действительно, не получивший имения родич не был больше привязан к наследственной земле, к своей подлинной родине (именно такое значение имеет древнеанглийское слово эдель – др. – исл. одаль – в «Беовульфе») и, получив по разделу движимое имущество, он мог отправиться в дальние страны, в викингский или торговый поход. Причем это необязательно был, как утверждал профессор Гуревич, неженатый младший сын. Так, в «Саге о Хравнкеле, годи Фрейра» сказано, что Торкель, сын Тьостара, передал год орд (область), статус годи (областного жреца-правителя) и имение своему брату Торгейру, а сам отправился в Константинополь (Миклагард), где провел семь лет при византийском императоре (видимо, в известной «варяжской гвардии», речь в саге идет о событиях середины Хвека). Возвратившись в Исландию, он поселился в имении брата (см. Исландские саги. Ирландский эпос 1973: 147–148). Классический же случай с неженатым младшим сыном приведен в той же саге: «Эйвинд жил дома с отцом, а Сам был женат и жил в северной части долины, на хуторе, который называется Двор Игрищ. У него был дома полный достаток. Сам был человек очень заносчивый и хорошо знал законы. Эйвинд же стал купцом и уехал в Норвегию, и пробыл там зиму. Потом он отправился в чужие страны и остался в Миклагарде. Он прожил там некоторое время и снискал расположение греческого короля» (Исландские саги. Ирландский эпос, 1973:139). Правда, из всего вышесказанного отнюдь не следует, что скандинавы были очень многочисленным народом. Такого рода утверждения до сих пор можно услышать, и они всякий раз вызывают оживленные споры, но в данном случае речь идет только о том, что людских ресурсов в Скандинавии было достаточно. Достаточно для викингских походов – но не для того, чтобы установить свою власть в завоеванных землях или основать жизнеспособные колонии. Скандинавам не хватало места на родине, но их оказалось слишком мало, чтобы заселить, освоить и удержать за собой все территории, доставшиеся им в чужих краях.

Кстати, в эпоху викингов можно выделить еще одну категорию скандинавов, у которых имелись веские причины покинуть родной дом. Так, в первой трети IX века Годфред, утверждая свое главенство в Дании, избавлялся от «морских конунгов»; затем его сыновья дрались за власть с сыновьями Харальда; в Норвегии на протяжении ста лет, предшествующих правлению Хальвдана Черного (840 г.), грызлись между собой властители мелких королевств – и всякий раз в подобных смутах проигравшие теряли все. Те, кому удавалось выжить, бежали к обоюдному удовольствию «своих» и врагов. Мы мало что знаем о первых норвежских поселенцах, появившихся около 780 г. на Шетландских и Оркнейских островах, а чуть позднее на Гебридах, но, судя по всему, это были мирные люди: все, что им требовалось, – это пастбища для скота и возможность жить так, как они привыкли. Викинги, искавшие прибежище для себя и своих кораблей, появились позднее, в середине IX в., когда их потеснили дома. Большая часть вновь открытых земель была заселена после 860 г. У нас имеются сведения (не вполне достоверные) о сыновьях датского конунга, лишившихся своих владений на родине и обосновавшихся во Фризии, и викингах, не пожелавших принять власть Харальда Прекрасноволосого. При желании в этот перечень можно включить также Золотого Харальда и Олава сына Трюггви (Олав I Трюггвасон). Имена тех, кто возглавлял первые походы в Нортумбрию, Шотландию, Ирландию, нам неизвестны, но, весьма вероятно, это были люди того же сорта: изгнанники, которые не захотели подчиниться более сильному властителю и в результате оказались лишними в своей собственной стране.

Но не стоит, однако, все сводить к социальным причинам— безусловно, перенаселение, неделимость родового недвижимого имущества стимулировали отток дееспособного мужского населения в викингские походы, но не менее важной их причиной стали технологические новации в процессе поэтапной эволюции в кораблестроении у скандинавов, которое развивалось и достигло достаточно высокого уровня в VIII веке и привел к появлению не только всем известного классического древнескандинавского «длинного корабля» под парусом (др. – исл. langskip), он же боевой корабль викингов – «драккар» (норв. Drakkar, от древнескандинавских Drage – «дракон» и Каг – «корабль», буквально «корабль-дракон»), но и не столь знаменитого кнорра (норв. Knorr). Во многом кнорры были схожи с драккарами, однако, в отличие от них, были не военными, а скорее грузовыми и торговыми судами и использовались для перевозки большего количества припасов и снаряжения, а также лошадей. Поэтому кнорры были более широкими и вместительными, но развивали меньшую скорость. Также известно, что благодаря тому, что могли вместить больше припасов, чем драккары, кнорры часто использовались для совершения дальних походов. Так, например, Эрик Рыжий, приговоренный к временному изгнанию за убийство, отправился в поход на запад именно на кнорре и открыл Гренландию.

Боевые корабли и торговые суда позволяли скандинавам посещать заморские страны, а переселенцы и исследователи пересекали море в поисках новых земель и богатств. У себя на родине скандинавы пользовались рыбацкими лодками, паромами и байдарками. Во времена викингов путешествия через горы, дремучие леса, болота и глубокий снег были трудными. Многочисленные реки, озера и прочие водные пути Скандинавии давали скандинавам простой и удобный способ передвижения. В целом можно сказать, что скандинавы эпохи викингов были опытными судостроителями, создававшими самые совершенные корабли своей эпохи. Данное обстоятельство позволяло викингам отправляться во все более дальние походы и со временем колонизировать обнаруженные ими земли. Можно сказать, что именно корабли служили главными инструментами экспансии викингов. Предназначенные для плавания в открытом море скандинавские корабли – драккары, нос которых украшала голова дракона, а корму – его хвост, имели до 23 м в длину, 5 м в ширину, съемную мачту и обходились без палубы; впрочем, в эпоху викингов появились корабли и большего размера с настилом. Гребли сами викинги, повесив свои изукрашенные щиты на борта корабля. Судя по «Англосаксонской хронике», объединенные отряды викингов могли собрать флот, насчитывающий сотни кораблей разного размера. Так, например, набег на Британию викингского флота, состоящего из 3, 5,15–16 кораблей, был обычным явлением.

Кстати, постепенное установление прочных государственных образований в Западной Европе, особенно на континенте, где возникла мощная империя Карла Великого, способствовало укреплению и расширению европейской торговли, что само по себе увеличивало возможности добывать средства скандинавам как за счет морской торговли, так и ее оборотной стороной – пиратством. Поэтому обсуждая викингскую экспансию, следует иметь в виду оба этих занятия, ибо тому и другому древние скандинавы предавались весьма усердно. Они охотно торговали – когда обстоятельства располагали к этому, но, видя, что морские пути и прибрежные города плохо охраняются, предпочитали грабить. Весьма показателен эпизод, описанный в Англосаксонской хронике и более подробно – в хронике Этельверда как первое появление викингов в Англии. Королевский ставленник в Дорчестере, встретив чужеземцев из Хордаланда, очевидно, решил, что это торговцы, и хотел, согласно обычаю, препроводить их в королевскую усадьбу, чтобы уладить все формальности. На его беду гости если и торговали, то скорее захваченным по пути добром, и по каким-то своим причинам, которых хроника не объясняет, убили провожатого. Когда норвежцы появились в Англии в следующий раз, они приплыли грабить. Лавина пришла в движение, и остановить ее было невозможно. Добыча— это добыча, на каком языке ее ни называй, и в Западной Европе ее хватало на всех. Ирландия, Англия, Франция стали викингской Мексикой: их обитатели превосходили северных конкистадоров ученостью, богатством и уровнем цивилизации, но оказались бессильны, когда столкнулись с противниками, хотя и уступавшими им в численности, но более энергичными и обладавшими большей свободой передвижений. Вести о монастырях, населенных безобидными монахами, о торговых городах, выстроенных у моря или по берегам рек, о роскошных усадьбах и богатых домах распространились по всей Скандинавии, и их услышали. Жертвам еще была дана отсрочка: норвежцы осваивали горные пастбища на атлантических островах, внимание шведов занимала Русь с ее реками и лесами, а даны выясняли отношения с империей и друг с другом. Но штормовой колокол уже звонил, и в 834–835 гг. прилетела буря.

В набегах на прибрежные селения викинги захватывали скот на убой, мясо, а также прочие припасы. Кстати, подобная практика существовала и в самой Скандинавии в те времена, когда справедливость соблюдалась по отношению к «своим» – жителям данной местности, провинции или маленького королевства, а в чужих краях человек волен был поступать как ему угодно. Обитатели Зеландии не грабили в Зеландии (по крайней мере, в той ее части, где жили сами), а обитатели Согна – в Согне, при необходимости отправляясь за добычей в соседние земли. По мере того как из мелких королевств начали возникать более крупные образования, этот обычай стал вызывать все большее недовольство конунгов, особенно тех, кто, подобно Харальду Прекрасноволосому и Харальду Синезубому, стремился к объединению страны. Нельзя не отметить, что пострадавшим он никогда не нравился.


Иллюстрация из «Саги об Олаве Трюггвасоне» (Олав I Трюггвасон) в «Книге с Плоского острова» (Flateyjarbók) XIV в. На представленном здесь украшении к «Саге о короле Олаве Трюггвасоне» изображены некоторые из его замечательных деяний – убийство вепря и морской великанши-людоедки. Несмотря на мифический характер части сказаний, саги представляют собой неоценимый источник сведений о жизни и истории викингов. Олав I Трюггвасон (Олаф I Трюггвасон; норв. Olav Tryggvason, др. – сканд. Olafr Tryggvason; также иногда упоминаемый с прозвищем Воронья кость (Кракабен); ок. 963-1000) – король Норвегии с 995 по 1000 г., потомок короля Харальда Прекрасноволосого. Отец Олава, Трюггви Олавссон, внук первого короля (конунга) Норвегии, был убит Гудрёдом, братом короля Харальда Серой Шкуры, своим двоюродным братом. Олав имел старшую сестру, Ингеборгу Трюггведоттир, которая была первой женой Рагнвальда Ульфсона, двоюродного дяди княгини Ингегерд (жены Ярослава Мудрого) и ярла Ладоги (Альдегьюборга). Мать Олава, Астрид (норв. Astrid), была дочерью бонда Эйрика Бьодаскалли, «могущественного мужа» из Опростадира (в Оппланне).

Родился Олав около 963 г., хотя эта дата является спорной. В различных источниках приводятся даты от 963 до 969 г. Тем не менее «Сага об Олаве, сыне Трюггви» свидетельствует, что Олав был назван по имени деда, а по скандинавским традициям, если бы мальчик родился после смерти отца, то был бы назван в честь него, а не деда (хотя в самой саге говорится, что Астрид родила уже после смерти мужа). Астрид бежала с сыном в Оппланн к отцу, а после в Швецию, спасаясь от убийц мужа. Из Швеции Астрид решает ехать к своему брату Сигурду Эйриксону, который служил в дружине князя новгородского Владимира Святославича (будущего крестителя Руси Владимира Святого). Однако по дороге в Новгород на корабль, где находились Астрид и Олав, напали пираты – эсты. В полурабском состоянии Олав с матерью жили в стране эстов шесть лет, пока посланный собирать с эстов налоги Сигурд случайно не встретил племянника и не выкупил его.

Попав на Русь в девятилетием возрасте (то есть в 972 г.), он прожил здесь еще девять. Тем временем в 970 г. был убит конунг Харальд Серая Шкура, и норвежская корона перешла к королю Дании Харальду Синезубому, а фактическая власть оказалась в руках ярла Хакона Могучего.

Олав был взят в дружину Владимира Святославича. Олав пользовался популярностью среди дружинников, он также снискал хорошее отношение со стороны великого князя, как сказано в саге: «Вальдимар конунг сделал его начальником войска, которое он посылал на защиту своей страны». Воевал в походе Владимира Святославича на Червенские города в 981 г. Возвышение Олава и его тесные отношения с женой Владимира (в саге она названа Аллогией, по Татищеву ее имя Олава) вызвали недовольство и домыслы. Завистникам удалось убедить великого князя в том, что дальнейшее пребывание Олава на Руси опасно. Около 981 г. Олав оставляет службу у Владимира и отправляется в поход по Балтике.

В 982 г. Олав попал в шторм у земли вендов (вероятно, Польша), где остался на зиму и женился на дочери местного короля Бурислава Гейре. Кого саги называют Буриславом, доподлинно неизвестно. Некоторые ученые считают, что это

собирательный образ королей Мешко I и его сына, Болеслава Храброго. Также есть версия, что в одном из польских княжеств действительно правил князь по имени Бурислав (Болеслав). Зимой 982/83 гг. Олав воевал в Швеции (Скания и Готланд) и захватил большую добычу.

В это же время на севере начинается война Харальда Синезубого с его собственным сыном Свеном Вилобородым, не пожелавшим принять христианство. Волнения вскоре перекинулись и на земли славян, которые начали уничтожать церкви и вырезать христианское духовенство (Славянское восстание 983 г.). В этих условиях Оттон II Рыжий, император Священной Римской империи, собирает войско, к которому присоединяются саксы, франки, фризы и поляки, и организует поход против славянских, датских и норвежских язычников. При этом, несмотря на свидетельство саги, сам Оттон (конунг Отта) в походе не участвовал: в июле 983 г. умер папа Бенедикт VII, и Оттон отправился в Рим на выборы нового. Находясь в Риме, в декабре 983 г. Оттон, узнав о неудачах на севере, умер. Король вендов Бурислав также присоединился к германским войскам (опять же можно отождествить Бурислава с Мешко I, который был вынужден пойти на союз с империей в условиях опасности, исходившей от языческой Дании в начале 980-х гг.). Олав также присоединился к польским войскам. В саге допущена неточность – вместе с описанием похода поляков против восставших славян и датчан в 983 г. описываются события первого похода Оттона II против Харальда Синезубого, который состоялся в 973–974 гг. Описана битва у Датского Вала (Даневирке). Войскам не удалось взять вал, который защищал норвежский ярл Хакон. Далее описано заключение мира между Оттоном и Харальдом Синезубым, условием которого стало крещение Свена, сына Харальда и ярла Хакона.

На страницу:
4 из 7