Полная версия
Настоящий оборотень 2. Ещё одна дорога домой
У юрты главы. Вождь племени Акдам.
Уединившись, под лучами спутницы ночи, ощутил, как ветер треплет волосы и доносит до меня жизнь племени; их крики, далеко разносившиеся в ночи, неоконченные днём разговоры и даже стоны невольников. Видимо кто-то отдыхает на славу, а с тем и мне хорошо. Этого добился я, воздвиг я и вырастил. Пусть гуляют. Ведь это случается так редко, но чисто и искренне. А я пока подумаю, как сделать их жизнь проще. Улыбнувшись во тьму, услышал – как откидывается полог, впуская ко мне Исама и смиряющего его гнев Акифа. Но и без шипения первого, я не мог не выслушать одного из старейшин племени, а также одного из самых старых моих друзей. Зная, о чем пойдет речь:
– Акдам, отдай мне шамана! Он опозорил мою кровь, меня и я не спущу этого, ты знаешь.
Задрав голову едва ли не к небу, он окаменел, выражая свою непреклонность. Захотелось поморщиться, начиная вразумлять друга:
– Старина, все не так просто. Ты же знаешь о том, кто нам грозит? И по поводу моих мыслей к чужаку. Но он силен, и в этом я сегодня убедился, увидев то – как он одолел твоего сына. А ведь я помню, каков ты и твой род в бою. И прошу тебя о смирении. От мести, я отступать не требую, а лишь о том, чтобы ты послушал и подумал, какую выгоду он ещё может принести тебе и клану.
Ночное пение у птиц и шелест успокаивающего леса, как и мой сон, прервал шум ввалившихся в юрту орков. В одном, я с трудом разглядел шамана. С опознанием второй же было все проще, хватило и того, что повалившейся на пол была девушка. Томно отдышавшись та подскочила, стряхивая с себя мусор, как делал бы воробей – топорща перья от густых капель, и взялась за старое, волоча старика к первой попавшейся койке. К сожалению, на той отказалась невольница, получившая указания на оркском убираться, и не разобравшая оного, заслужила все объяснившую пощечину. Со всхлипом откатившись, девушка схватилась за щеку, не понимая в чем дело. Это же хотел узнать и я, готовясь к чему-либо. Вот только неприятностей не предвещало ни кольцо, не бормотавший что-то в пьяном бреду Очир, а значит и вмешиваться – как раб, я не имел права. Но кое–что сделать я мог. Помахав рукой, я привлек внимание невольницы, поспешившей перебраться ко мне и устроиться с краешка, не без ненависти смотря на ночную гостью. Благо та не видела её выражения в темноте, да собственно и не хотела обращать внимание, ведь рабыня для неё была вещью. Ходящей, говорящей, но вещью. Втащив шамана на лежанку, она просто повалилась рядом, отдыхая. И я было уже подумал, что на этом все кончилось, и надо как-то ужаться, впуская на шкуру нечаянную соседку. Но не тут-то было. Среди привычного дыхания, послышались шорохи и непонятное мычание, и чем настойчивее шуршало – тем громче отнекивался орк. К его сожалению, а может и счастью, он не смог побороть настойчивую девушку, сдав без боя большую часть одежды, в виде штанов, кои она просто стащила с неподвижного тела, а остальная ей и не могла помешать. Покончив с подготовкой, та встала и без какого-либо стеснения скинула свой покров, оголившись под проступающими в дымоходе лунными лучами. Приоткрыв ветру, слегка поблескивающее испариной тело. Она было стройна и по-своему обворожительна. Пусть и без столь привычных моему взору размеров и форм. Но и то, что я видел перехватило дыхание, неким таинством и свойственным любому мужчине желанию. Да так – что его отголоски достигли бедер, едва ли не окаменевшей невольницы. Не желая смущать её отпрянул, а вот остановиться и не смотреть, как-то не смог. Но не все зависело от меня, и с тем – как орчанка взобралась на шамана, ко мне наклонилась соседка, обжигающе выдохнув в шею, зашептав:
– Сама. Я хочу выбрать тебя сама.
Вот только, как бы она не старалась, я не услышал в её словах желания. Но подхватив ту оборачиваясь к стене, просто прижал девушку к себе, слыша её прерывистое дыхание, дрожь. И даже утихавшие под стоны орков, всхлипы, у понявшей – что я не буду её насиловать. Вскоре в юрте все стихло. Шаман и его пассия блаженно спали, и даже соседка мерно посапывала в моих объятиях. Один лишь я вспоминал о былом и о своих утерянных где-то спутницах. И все чаще возвращался к тому, какой же я был дурак. Заправив выбившуюся прядь у девушки, улыбнулся, наблюдая за тем – как она зарывается в меня лицом. Не смог удержаться, спрашивая у себя:
– А, был ли?
Бесшумно отсмеявшись, сойдясь на своем, прикрыл веки засыпая. Всё-таки мне нужно было отдохнуть к следующему дню. Ведь он и так спешил ко мне на встречу. Стоило уснуть, как у юрты раздались шорохи и непонятный шум. С трудом продрав глаза, очумело смотрел, как приподнялась орчанка и не стесняясь своей наготы, бессовестно растолкала Очира, выталкивая его на белый свет. Сама же она поспешила накинуть нечто похожее на платье или скорее сарафан из тонкой кожи и подалась за шаманом. Под шум толпы не удержался от любопытства и я, поспешив за парочкой выходя пред очи, как минимум половины племени. Здесь был глава в окружении пятерых не менее старых и почётных воинов. И если судить по тому, как за главой встал Акиф, кокой-то паренек, Далель и еще несколько орков, коему примеру последовали и остальные становясь за старейшинами. Можно было предположить, что я попал на общий совет. На секунду опешив от такого зрелища, постарался затеряться сбоку, наблюдая за происходящим. А посмотреть было на что. Стоявшая подле шамана бестия, коротавшая у нас ночь, поспешила затесаться в стан одного из старейшин и судя по тому, как она стала в один ряд с тем, кого вчера едва не придушил Очир и сразу за спиной старейшины, дела шли к печальному обороту. И понимал это не только я один. Ещё недавно, стоя не жив не мертв – после попойки, сосед побледнел, собираясь с силами. И судя по тому, как в полукруг у старейшин вышел местный предводитель оккультизма, вызывавший некое почтение и страх, то Очир собирался не только морально. Молчание не затянулась на долго, стоило появиться последнему, как вождь громогласно начал:
– В связи с возвращением наших воинов из похода и приобретения в нем нового врага и союзника, я дозволяю Очиру – Громовому топору, вступить в племя. Но готов ли он защищать его, как мы защищаем, кровью ли, жизнью? Обяжется ли, кто из семей приютить и отстоять его, да так чтобы и он в трудную минуту отстаивал вас?
В повязнувшем на долгие секунды молчании, казалось не зазвенела бляха и не ударила подковой лошадь, пока не вышел вперед один из старейшин:
– Я – Исам, готов принять воина и уберечь племя от предательства. И слову моему в опору встанет слово отца и сына.
Не прошло и десяти секунд, как стоявший за его спиной Ганис, подошел к шаману племени и тот по старшинству ответил за обоих:
– Коли зло разнесется и обман признается, как глава рода обещаю избавить племя от напасти силой, как своей – так и на плечи внуков обязанностью возложенной.
И так это было сказано, что как-то не возникало сомнений, что шаман и все поколения после него в этом семье, обяжутся убить орка. Но как будто, того было недостаточно, вождь продолжил:
– Во светёлке висит лук, дедом вашим повешен, обязал он волею своею оберечь, обезопасить. А не сопреют ли стрелы и не слетит ли тетива от воли вашей?
В этот раз, взял слово Исам:
– Сотни троп исхожены мной, там во след всякий падает свет. Во свету том судьба виднеется, где плоха, где светилом согрета. Всякий в нем заплутать горазд и поможет лишь древний сказ. Сказ простой, но о многом расскажет. Тот ли – брат, кто по силе двум, шел украдкой за спиной устремляясь в путь иной? Тот ли – кто духом слаб, убежит от когтей и лап? И, если в собрате слух, коли силен он и смелый дух? Прежде чем слово своё сказать, вестников их попросил сыскать. Были они на трех конях, Рыжем, Гнедом и Белом.
Стоило ему закончить, как толпу проредил неведомо – когда отлучившиеся, Далель, Ганис и его сестра. Осмотрев трех вестников за своё взялся Акдам:
– Вестники далекие, да не простые, скажете ли и нам слово тайное?
Подойдя к Далелю, вождь положил руку ему на плечо:
– Словам моим путь далекий, да сказ простой. В нужде и обиде, не забыл он о помощи, услышал и уберег. И цена тому конь рыжий, аки золото.
Подойдя к Очиру, Даль вручил ему поводья с благодарностью. Вождь же тем временем перешёл к Ганису:
– Моим же словам вес – конь гнедой, как и проверка мною устроенная на страх и бесправие. Не увидел я тщетности и безудержного страха, отличающего того, кто забудет себя и слово предков.
Подошёл к шаману и Ганис, вручая поводья от коня, но как для меня стоявшего сбоку и видевшего его лицо, паренек не забыл вчерашнее унижение и навряд-ли его так спустит. Последней же оказалась девушка. Подойдя, вождь попросил высказаться и её:
– У сказа древнего нет ответа, но дело есть. Чтобы от дороги иной спасти, вывести лож и корысть, обменялись мы душою белой. С нею одна была, с нею всю жизнь жила, да на двоих разменяла. И этой ночью сплела в одно целое судьбы наши.
Под молчание племени, откуда не возьмись из-за спины вождя и старейшин вышла орчанка. Гордо задрав голову, та в молчании прошла в юрту, минутой же позже, она появилась со шкурой белой, развернув ту на обозрение, засвидетельствовала кровавое пятно. Возложив шкуру между шаманом и вперед вышедшей пигалицей, та махнула рукой и к ней выбежали, судя по нарядам и человеческому виду, две наложницы. Они были разодеты, но внимание мое привлек сверток в их руках, перекочевавший в руки к орчанке, поспешившей представить общественности два браслета. Прочертив ими по крови, подхватила один и двинулась к Очиру. Тот было дернулся в сторону, но от его шороха, как-то потяжелело, не только в груди, но и сам воздух задрожал. Вот только шаман не позволил случиться стычке, понимая к чему она приведет и с некой твердостью приподнял руку, куда и был повешен браслет. Орчанка же двинулась к девице, а я улыбался той гамме чувств, что донеслась от орка, через дух Ахира. И как-то, даже не верилось, что тот – все знающий и казалось все сильный шаман, может так попасться. И от того извиваться в ярости, тоске и отчётливо слышимой, но от того не менее детской обиде. Благо, ненависти не было. А так интересно все. И принятия в племя, и женитьба, да не абы – как, а по старым заветам. Главное подвели-то все как, хочешь ты или не хочешь, а молчать придётся. Вот только что-то мне не вериться, после вчерашнего. И пышущих ненавистью взглядах вестника на черном коне, в некоторые проверки. Но кого это волнует. Дойдя с браслетом до орчанки, женщина склонилась – цепляя тот ей на ногу. Но подивится их обычаю я не успел, как Акдам провозгласил:
– Быть посему, коли семья крепка и слово верно.
На этом церемония закончилась, и орки пошли в сторону основного стойбища, не осталась и невеста. Только я, невольница, и всё также стоявший в молчании Очир. Одни лишь кони напоминали о случившемся и мечущиеся в голове мысли с обрывками чуждых мне переживаний. Оттаяв решил, подбодрить друга. Подойдя к орку хлопнул его по плечу, улыбнувшись от всей души:
– Ничего, – протяжно выдохнул я, – старый конь, он борозды не испортит.
Обернувшись ко мне, орк промолчал, но вот лопавшиеся от ярости в глазах капилляры говорили о многом. С честной улыбкой, посмотрев ему в глаза, побежал в сторону леса, не в силах удержать хохот, при том мечась из стороны в сторону и как оказалось не зря. Что-то промелькнуло рядом, скосив часть кустов, в следящую секунду скрывших и меня. Но эхо, гоготавшего вслед за мной из леса, укрыть не смогло. Слегка отойдя от смеха и отдышавшись, вынырнул из укрытия. Все-таки в меня при желании попало бы большинство воинов, а значит Очир кидал на авось и то, что попало под руку. Поискав в кустах убедился в своем предположении, найдя кинжал в ножнах, с которым и поспешил назад, не найдя на поляне орка. В юрте же на оборот все было не так спокойно. Шаман собирал в кучи, только вчера им же разложенные вещи из числа трофейного вооружения и защиты. Почесав подросшую бороду, в недоумении спросил:
– Ты никак в бега собрался?
Но в ответ получил лишь невнятное шипение, с едва различимым ответом:
– Если бы я мог – то давно уже сбежал, попытать счастья в степи. Но нет. И стоит мне теперь подумать об этом, и до края земель во владении племени, я не доберусь.
Так, ничего и не поняв, переспросил:
– А вещи-то на кой собирать, если никуда не собираешься?
Видимо, я наступил на больное, и орк долго собирался с мыслями, прежде чем дать ответ:
– На приданное.
– На что? – округлил я глаза. – Так ведь это за тебя дочь отдали, а не ты.
Но и моё недоумение по долгу оставалось без ответа. Со временем орк, оправился, и поморщившись в своей манере объяснил:
– Что ты знаешь в наших обычаях, северянин? Эх, – махнул он рукой, садясь на одну из шкур. Понимаешь? Хоть за меня и отдали дочь, но присоединился то я к их семье, а не она к моей. Это все не сложно если знать, что у того чья семья сильнее и принимает пару. За исключением глав родов, когда семьи сливаются, и одиночек с кое–какими разногласиями. Но это не в моем случае. Потому-то я и должен дать приданное, и желательно все у меня имеющееся, дабы иметь и свое слово. Ведь глава и те, кто усилил и обогатил дом, решают все. К тому же старейшина, распоряжаясь этим и некоторыми долями от приработков и набегов, кормит и обеспечивает всех.
Усмехнувшись на свои же слова, с отвращением проговорил:
– Как же всех. Твари! Только о себе и думают. А вообще меня просто обобрали. И самое смешное, что и не отдать приданное я не могу. Это будет считаться неуважением, при входе-то в сильную семью. А ведь они все обо мне и моих долях после битв знают. Толи дело, после брака обогатиться, то твоё будет и твоих потомков. «Ну, – протянул он, – бесправной скотиной не сделали и то хорошо».
Посмотрев на ничего не понявшего меня, он покрутил обручальный браслет, не выделявшийся ничем интересным, так и болтавшийся на руке:
– Ты же видел – куда моей дражайшей, браслет прицепили. Как ты думаешь – почему у нас такой обычай?
Пришлось по незнанию помотать головой, что бы заинтриговавший меня орк продолжил рассказ:
– А все потому, что на ногу много браслетов не навесишь, в отличие от руки. Но тут объяснять нужно по-другому.
Крутанув свой браслет, он продолжил:
– Издревле повелось, что наш народ недолюбливают. Уж не знаю, чем мы хуже надменных считающих всех за грязь эльфов, или продажных и от того лживых гномов. Но не смотря на все старания, наших врагов будто люди или кто иной, мы выжили. Правда в крепкой руке всегда был недостаток. Поэтому и повелось, что у одного орка может быть одна, две, да хоть сотня женщин, если он сможет их содержать, и сдержать от самих себя и посягательств других. Однако же со времен становления племени Кровавого неба, это ситуация пошатнулась. Нет уже той вражды меж нашими племенами, и все чаще при набегах и схватках, проигравших продают в рабство. Иногда, такие как я, выбираются. Но сейчас не о том. В общем с тех пор – как мы не стоим у края бездны, у женщин стало больше воли. И если большинство, как и прежде следуют старым обычаям, то попадаются и те семьи, где таких как я, берут одним из мужей. И все равно, какую цель бы не преследовали те семьи, орк не обладающий своей половиной, не обладает гордостью, и иначе – как мусору к нему не относятся.
Слова Очира не вызвали, чего-то особенного, кроме понимания общества орков и их устоев. Здесь, во главе была сила, лидерство и единоправие, не смотря на все их иные обычаи, где они следовали за старшим. Но для орка, это было откровение и с ним он не мог смириться. Да и надо ли? С другой стороны, что случилось бы час назад со мной, одурачь они шамана и в этом? А пока, он покряхтывая встал:
– Что же, отдохнул, теперь и поработать можно. А ты пока, сходи до лошадей. Думаю, в сумах на одной из них, шкуры найдутся, куда и следует обернуть моё приданное. Помешкав, я побрел к скакунам и как бы не казалось – что орк преувеличивает, но шкуры, притороченные к коню, говорили о другом. От чего возникает вопрос, а на кой им вообще сдался Очир? Как не крути, а у целого семейства в десятки раз, больше возможностей и богатства, как в оружии, так и в живой силе. Иначе они бы и не заставили старика потерять своё. Вернувшись вручил орку шкуры, куда тот поспешил закатать пожитки. Деля по разным стопам мечи, какие бы они небыли, одноручники, полуторники или изыски местных мастеров, отдаленно напоминавшие – общепринятые человеческие виды. Но можно было быть уверенным, что если попасть под эту кучу железа, то щит навряд-ли выдержит, раскалываясь. Были и несколько Моргенштернов. Пусть они и не вызывали того трепета, оказавшись намного меньше ожидаемой величины, но больше чем использовали люди. Я же знал, что в большинстве своём, они были намного опаснее своих двуручных собратьев в верховой стычке. Кинжалам же и ножам, он отвел особое место, и было оно под его лежанкой, куда и перекочевала тщательно уложенная шкура. Но и порадовать местных было чем. Так что орк остался в своей манере, особо не доверяя племени. Также оставил себе и тщательно отобранный набор из двух кирас, шлемов и мелких перечней, типа поножей и наручей. Сапоги же были у него особым культом. А так–как все рабы ходили не пойми в чем, орк оставил себе четыре пары. Всё остальное не вызывало у него трепета, и он без особой жалости увязал их в тюки, откидывая к своей лежанке оставшиеся пять шкур. Видимо всё, что было дарено с конем, принадлежало орку. И он сам решал, как воспользоваться шкурами, оставшимися в избытке после тщательного подсчета и сортировки по кучам добра у шамана. Опомнившись от всего происходящего, протянул так и лежавший в моей руке кинжал. Но Очир лишь отрицательно качнул головой:
– Скоро гонцы придут за приданным, а там и празднование подойдет с чем я и уйду к семье меня принявшей. Думаю, не дело это оставлять вас и юрту без защиты. Конечно ворам в племени почета нет, их вешают, но мало ли что. Только и ты будь осторожен. Сам понимаешь рабам с оружием ходить нельзя, потому прибери до времени. Вроде и все, – устало проговорил он, повалившись на лежанку. Но долгого передохнуть ему не дали. У юрты послышался конский топот и протяжное мычание. Минутой позже в гости зашел Далель:
– Ну старина, принимай подарок от главы и к столу – пожалуй.
Преувеличенно бодро похлопав шамана по предплечьям, Даль вышел, таща за собой орка. Поморщившись, тот все же поддался, а за ними последовал и я, увидев – как маленькая корова настырно стаскивала за поводок, – привязанный к её рогам, орка, двигаясь по понятной только ей причине в кусты. Так же стояли и ещё четверо гонцов, растянувших меж собой, судя по всему, медвежью шкуру:
– Что же поспешим, – похлопав по карманам Даль достал деревянную шкатулочку. В ней оказалось нечто на подобии красной краски. Уж где орк её купил или достал оставалось тайной. В остальном – же меня интересовало, на кой она ему. Вот только в неведенье был один лишь я. Хмыкнув на слове, поспешим, шаман направился к корове:
– Поспешить мы всегда успеем, ты мне лучше скажи, что за семья меня приняла, чем живут и главное имя у жены моей.
Если при первых словах Даль задумался отвечать или нет, то после просьбы в окончании с улыбкой крякнул:
– Обо все не поведаю, но и сказать есть что. Семья древняя, как и само племя. Справедливые в меру, если ты им понравишься. Что же на счет их положения. Они, как и все, держат скот, растят овощи. Но главное то, что они во много опираются на своего шамана, а с ним они почитай одни из самых сильных семей. И тебе повезло, что Акдаму удалось тебя пристроить к ним. Сам понимаешь, не один шаман не потерпит собрата в одном племени с собой. Тем более таком маленьком, где большая часть власти принадлежит ему. В остальном – же, тебе беспокоиться не о чём, пока от тебя не появится отпрыск с даром. Кому как не тебе знать, говорящие с духами, живут долго. Но и они вечностью не обладают. Потому-то, тебя и удалось пристроить.
Лукаво окинув взглядом, едва ли не шипевшего шамана, узнавшего – кому обязан, Даль продолжил:
– Ну, а на по поводу хозяйки твоей, то имя ей дадено Ленора и оно, как никогда отображает её суть, шустра, озорна и любима, как семьёй – так и дедом. Так что ты её не забижай, проблем не оберешься. А вообще хорошая девушка. Я и не знаю, как они уговорили её за тебя идти. Но все, когда-нибудь случается.
Пожав плечами Далель протянул краску Очиру. Тот же макнул пальцы в субстанцию, обрисовал только орку понятные обозначения на спине и рогах скотины, тут же отпущенной и отогнанной в общее стадо. Наверное, о коровах – как и обо всем ином заботиться семья или племя, с этими мыслями направился с орками к шатру, где пришлось помочь загружать на медвежью шкуру, приданное орка. На что Даль присвистнул:
– Да ты никак в главы метишь? Боюсь это напрасно, – покачал он головой, – но Акдам оценит. Все же мимо главы, не может пройти такое усиление в племени. Подхватив лошадь под уздцы, он сопроводил шамана и всю процессию в племя. Я же повернул к юрте, напомнив себе, что неплохо бы узнать имя невольницы. Не вечно же её соседкой называть. Мысли не разминулись с делом. Едва вернулся, найдя потерянно смотревшую в никуда женщину, поинтересовался:
– Я все хотел спросить твоё имя, да как-то не удосужился?
Постояв пару минут в смущении от неудобного молчания, все же услышал заветное:
– Илиса.
– Иля значит?
Немного опешив от моей фамильярности, та покивала, а я продолжил:
– Что же Иля, думаю Очир не вернётся до вечера, если вообще вернётся сегодня. Так, что мы можем начинать готовить без него, иначе со всеми орочьими празднованиями, мы с тобой и с голоду помереть можем.
Не дождавшись от неё реакции, порешил:
– И, если ты не против, я схожу по воду, а ты пока подготовишь все нужное?
Дождавшись её согласия утер от раздумий выступивший пот, все-таки я не мастер так сходу входить в доверие. Но на кое–что другое думаю вполне сгожусь. Подхватывая котелок отправился по уже известному маршруту. Лес принял меня с охотой, укрывая в своей глубине, от всего орки то или пока неизвестное для меня грядущее. И как-то даже не замечая я притормозил. Спешить мне некуда, все равно уйти не смогу, а вот минутку другую свободы, я все же обрету. Несколько раз, глубоко вдыхая почувствовал на языке нотки смолы и привкус ягод, переполнявших ароматом эту часть леса. Еще больше отвлекла от дела палка, в сущности простая сухарина. Но с её видом и умиротворение в сложившейся обстановки. Сами собой вспомнились такие давние упражнения с мечем, по смешанному методу, доставшемуся от эльфиек, и я решил упрочить их в своей памяти. Тем более – что, если Иля захочет перекусить, после вчерашнего оставалась каша, убранная ей в одну из мисок и вяленое мясо, обещали справиться с голодом девичьего живота. Подхватив орудие, встал в первую стойку – доставшуюся от темной. Палка, как-то не очень подходила под выпады светлой. Опять же и для меня, забывшего в клетке, как двигаться, и первого было через чур. Валежина приятно оттянула руку и память понеслась, подсказывая то, как наносили удары темные и я отсекал все по их рубящему принципу, отходил, изворачивался. Чувствуя, как стонут с непривычки мышцы. Но они лишь добавляли разочарования, я не мог догнать оригинал в своей памяти. Даже не так. Я и близко не подбирался. И эта, наверное, одна из первых тренировок, где я выложился весь, пытаясь сравняться в памяти с девушками, показала мне насколько же я слаб. Повалившись на землю, отдышался и как бы оно не оказалось, я был доволен, проведя несколько часов для себя. Да и возвращаться нужно было. С трудом потянувшись, покряхтывая, подобрал котелок. Сегодня он был моей участью, по страшнее вчерашней. Но и для него я нашел применение, повесив тот на палку, и перекидывая их через плечо, побрел к роднику. В это раз, у него не оказалось орков, и я с облегчением свалил ношу, обмывая посудину, а потом и при её помощи себя. Вода, казалось ледяной для разгорячённого тела, но вскоре и она пришлась по вкусу, оставалось только сожалеть о том, что приходилось натягивать липкую от пота дерюгу. Но пообещав себе, что завтра простирну и её, набрал воды отправляясь обратно. Дорога не вызывала затруднений, если бы еще не стая оводов, преследовавших меня, то я бы и вовсе был рад. Но как не отступали они, преследуя меня, так не оставили рабов и неприятности. Подходя ближе к юрте услышал, незнакомый гогот. И только после того, как со всхлипом завизжала Иля, мысль о том, что Очир кого-то привел в дом пропала сама собой. Скинув котелок, побежал ко входу, где уже отирались две колючие поросли. Орчата так были опьянены творимым внутри, что пропустили моё появление. Но услышав звук шагов в близи от себя, всё же один из них соизволили обернуться. Он выглядел покрепче и первым удостоился моего орудия, с треском вошедшего в кучу шкур на нем навешанных, так и не смогших уберечь грудь. Второму же хватило и простого удара. Опешив от того, что раб поднял на них руку, он повалился со сломанным носом к собрату. Но в отличии от того нечленораздельно завывая. Внутри же, все оказалось намного сложнее. Услышав, что пожаловали гости, орчонок некогда уже питавший страсть к Илисе, схватился за нож. Тогда-то и пригодились тренировки. Недолго думая, примерился выбить у него кинжал. Увы, паренек оказался шустрее, убирая руку из-под удара, а вот с ногой того же сделать не успел. То ли запамятовал без опыта боя, то ли спущенные портки помешали. Туда и пришёлся удар, заваливая противника. А там, много ума не понадобилось, чтобы отходить его палкой выбивая из рук и его оружие. Стоило ярости поутихнуть, и орчонку перестать визжать, как в голове появились мысли, что же я наделал? С ними и подхватил паренька, сдавая на руки у входа валявшемуся собрату. Первый все никак не мог отдышаться, а вот второго с разбитым носом и след простыл. Сипло выдохнув, лишь почувствовал опустошение. Но и оно не помешало мне вернуться по котелок, и с остатками воды в нём, уже податься в юрту. Осмотрев на автомате рассыпанную крупу, и валявшиеся тут и там вещи, а главное забившуюся в угол рабыню, к которой и подошел. Молча положив руки на её плечи, притянул к себе. Слыша то, как полузадушенные всхлипы, переросли в скулеж и надрывный вой никак не могшей успокоиться девушки. Пришлось тихо пошипеть ей на ухо успокаивая, крепко прижав к себе. Иля пришла в себя не сразу, и я мог слышать то – как остальные орчата уходят в племя, что обещало мне много неприятностей. Но задолго до того, как это многое появилось я ещё мог кое–что предпринять. Стоило всхлипам утихнуть, подтянул по ближе котел предлагая девушке умыться. Сам же подхватил дубину и припрятанный нож, сел возле юрты, наблюдая за тем – как вдали поднялся шум. Отзвуком ему был топот десятков-сотен орочьих ног, двинувшим к выселкам, под предводительством визгливого паренька, так и зажимавшего кровоточащий нос. Заметив с места не сдвинувшегося меня, орки образовали полукруг. Но не сплошной, как-то могло показаться, а переменный, в дали, заинтересованные зрелищем подтягивались любопытные. А вот передо мной, отчетливо было видать формирования трех групп. У левых был побитый мной заводила, к нему – как ни странно, прислушивались. Пусть и не было кого-то почтенного возраста. Но и мелькавшие лица мужей в отдалении уже хватало для того, чтобы понять – если и удастся раскидать орчат, дальше мне не уйти. Ну, а в остальном, почему бы и не посмотреть, как распнут обнаглевшего раба, праздник все-таки в племени. А ничего иного поганец и не предлагал, исходя от ярости и бахвальства, не замеченных мной во время происшествия: