Вирши левши

60/13

Привыкший не к ножукарандашуя как мясник на бойне тушуразделываю и потрошусвою прирезанную душураскладываю ловко по сортамна всякий вкусна спрос не всякийдобро честь совесть… купят?все продам!почем?да оптом все сойдет для кулебякизапихиваю душу по кускув ведро – и кровь туда жене до крыноктовар по тротуарам волокуна рынок!

«Привыкший не к ножу…»

90/14

Закона нет, но все в законе,в загоне право и в агонии,в огне все кодексы и сводыбумажной –с головы до пят –свободы.За что боролись все прорабы?Прихватизаторы, ох рады,их чубы в перекиси не замочат,приватизуют что есть мочи,в труде и ночь, и день проводят –народом этим верховодят,программы, партии пекут,чтоб лошадь без вожжей, без пут,сама напялила хомути волокла телегу прав,и в стойле укрепляла нрав,и при поддержке коров дойныхизбрала бы себе водили кучеров достойных…

«Однажды человек поймал коня…»

60/14

Однажды человек поймал коняв ограде конь огнем металсяне подпускал к себе – не оседлатьогня!и прирученью конь не поддавалсяпрошли с тех пор не годы а векаи вот на свете лошадь появилась –она покорно возит седокаи принимает корм как милостьпривыкнув к понуканью и кнутубез хомута себя не мыслит лошадьпринадлежа к домашнему скотусчитает жизнь свою вполне хорошейи где-нибудь увидев скакунане знающего над собою власти –Какая дикость! – изречет онаи оглушительно заржет от счастья

«За гранью разума стремленье…»

90/15

За гранью разума стремленьесверкать средь лиц и заграниц…Секрет любви к перемещеньюв мелькании колесных спиц?Расчет на взлет в страстях скитаний,и на спасенье от погонь?Побег от непомерной дани?Невольный надоел покой?Но почему боязнь остатьсясреди своих в краю родном?Чем манят плацы и палаццо,будто лучше за бугром?Откуда тяга к переездами к перехлесту перемен?И почему мигрантов бездна,зачем в переселенье крен?…Бегут от дома и порога,к берлогам, вольным берегам,от здешнего костра и Богарвут, торопясь в другой бедлам,на люди тянет нелюдимых,в толпу, массовку и на сход,от дома чешут пилигримы,чтоб отыскать скорее брод,чтоб обрести в бреду отраду,в кругу, где каждый себе Брут,где от себя, как от торнадо,от совести больной бегут.

«Пьют всё и все: и мал и стар…»

60/15

Пьютвсё и все: и мал и стариз океана лужи и кастрюлипьютсладостный познания нектарневежества и верыпьют пилюлипьютславу и любовь и лестьи водку самогон и политуру –всего на свете мне не перечестьчто можнопить и от ума и сдурукуда не погляжу – повсюдупьютвзахлеб как жеребцына водопоепить – напиваясь – не перестаютпьют на пиру всемирного запояну что же –пейте! вновь и вновьприкладывайтесь ко всемучто пьетсялакайте все что попадется –не пейте лишьчужую кровь!

Соловки

90/16

Острова…Был острог без заборов.Воля – волюшка в море – волне:беглецов не искали дозоры,смерть свободу дарилана дне.Облака тяжелы, как скрижали,зашифрованы в них имена.В это небо проклятья швыряли,чья же в небе застыла вина?Сколько лет вот отгрохотало,всех прописанных здесьувезли.Но в любой день багрово и алонебо надэтой точкой земли.

Беглец

60/16

…ноги в тине больного болотцаруки влипли в лиловость лилийкто-то гулкий в извилистом илемне бормочет «надо бороться»беспощадно зловонная жижас ликованием щеки лижети путаной с панелей Парижав уши пьяно кувшинка дышитполосует беснуясь осокабьет наотмашь камыш кулачныйя цепляюсь за неба локонстиснув зубы бесстыдно плачуприлетел ненасытный воронразве он… последний свидетель?есть смертей поприличнее ворохно трясина паскуднее петельза побег мне расплата лихаязаманила свободой осеньхоть осталось от срока восемьлучше сгину пусть… без вертухаязадыхаюсь… все… топь поглотила…перестал я быть… беглым зэком…Над воскресшим во мгле человекомсоловецкое солнце всходило

«В ворошиловском саду…»

90/17

В ворошиловском саду*я теперь не пропаду –не сгребет меня охранани вечор, ни утром рано.Раскурочили забор –внутрь проник народный взор:мойся в бане, пой и пей,пейнтболист ты иль жокей.Для бибиревского народапривалила вдруг свобода –та, что век нам не видать, –ограды строят, блин, опять.

1994

* В конце Алтуфьевского шоссе за МКАД была в советскую эпоху дача Ворошилова.

В Юрмале

60/17

взять бы крыльявзмыть над взморьеми на взлете в брызгах волнна мгновенье застопоритьмиг – замри секунд разгон!в звон ионов окунутьсянад песчаною дугойнаглотаться-захлебнутьсясолнца моря ра-дугойрадость-жизньзачат жить в счастьея и ты мое реброты янтарное запястьемое бремя и ярмоокольцован зацеловани заливом и тобойхвоей сосен проспиртованхмель небесный – мой запойзапою ли иль заплачуа в глазах звенит восторгсловно зритель впрямь я зрячийв остров встроенне в острог

«Не просто жить – еще не проще…»

90/18

Не просто жить – еще не проще,ища везде первоосновтащить в исповедальню мощи,чтоб выразить себя вне слов.Как звездное пространство немо!В молчанье пребывает мир,и Я исчерпанною темойзастыло в центре черных дыр.

«Страданья предрассветного…»

60/18

Страданья предрассветногоследы все резчесхватки все сильнееи если утро родилось седымдень как покойник посинееткак вскрывший вены сам себечернецдень истечет к полуднючерной кровьюи не наступит ночь ужеи наконец вопьетсяужас Богу в брови

«Москва подземная, как коробок…»

90/19

Москва подземная, как коробок,набитый спичками упрямо,огромная нора – не яма,где в лабиринтах мечется зверекдуши, сорвавшейся с откоса,и где по рельсам пущен ток,которым движутся колеса,где из тоннеля мчит состав,чтобы разъять меня на части,червовой, не пиковой масти,и чтобы жизнь моя чистасочилась с этого листапоследним счастьем…

«Москва и москвиты ее мошкара…»

60/19

Москва и москвиты ее мошкаракошмар этих полчищи трезвых и пьяныхи белой горячки на красных полянахкоробок и окон шальной маскарадпарад перекрестковкирпичная масканапялена прямо на череп земливозьми если сможешьее засели – она ведь безлюднеедаже Аляскиа в небе от вмятинее тысяч крыштакая дыра озонно зияето кто же кто тоткто ее залатаето кто бы ты ни былзачем ты молчишь?

«О, все мы, о, все мы – мишени…»

90/20

О, все мы, о, все мы – мишенидля точно нацеленных бомб…Сегодня? Завтра – крушенье?И во сне настигает озноб.Ночью проснешься летней,трепеща сильней, чем свеча…А что, если мы последниеиз москвичан?

«Врете врете все врете…»

60/20

Врете врете все вретенад миром восходит грибот ваших речей воротитони заразней чем гриппа я не хочу спасатьсязагибаться – гуманная цельмне гибнуть… за бедра взятьсяи чтобы взвыла постелькогда подо мной живоея знаю что жизнь не сони только волной взрывноюрастащат в день похороня молод здоров и буенно врач в каждом – жаждутпомочья сам исцелю любуюпалачи – от кровати прочь!

«Живем, как всегда живые живут…»

90/21

Живем, как всегда живые живут, —как бессмертный люд.Мы бессмертны!Кварталы жилые – верят,что бессмертен квартирный уют,что бессменна житейская скука,что безмерна сует суета,но бессилье восстанет без стука,но страданье раздавит уста.Мы бессмертны и, падая в ложа,знаем точно – проснемся с утра,нас бетон наших стен не тревожит,плоть беспамятством наша мудра.Страшный судникому не приснится,и никто в холодном поту,в содроганье не вспомнит десницу,что карает всех не попусту.Мы бессмертны, и верим мы свято –не настигнет в постели нас рок,крыши дома – защитные латы,крышка гроба – родной потолок.

После чтения Дельгадо

Испанский физиолог Хосе Дельгадо в 1960-е гг. однажды вышел на арену во время корриды и заставил замереть разъяренного быка, нажав на пульт управления электродом, вживленным в мозг животного.

60/21

Сестра моя больбольше встретиться нам не придетсярасстаюсь со страданьемсострадание стало чужимчудо-юдо пришло и юродивымкриво смеетсячерным вороном чернымнад моим безголовьем кружитсестра моя больты сестра моя радостьведь не мыслим восторгтоске зажать если ротвнешне вроде все тотно себя мне такого не надосестра моя жизньсестрамне вживили в мозгэлектрод?

«О чем она думает, шахидка…»

90/22

О чем она думает, шахидка,туго перебинтованная взрывчаткойи неловко поправляющая накидку,в битком набитой вагонной площадке?Что чувствует она среди москвичейи приезжих,выбранных ею себе в попутчики,в поезде метро,идущем по графику прилежно?Что именно думает эта кавказская лазутчица,думает ли об этом,вцепившемся в мобильник пассажире,или об этой задумчиво улыбчивойгражданке?Что может думать она, вообще,о чужеродном мире,ощущая себявоином в безудержном танке,несущемся навстречу неизбежному?О чем она думает в грохоте метроэкспресса,стремясь к слиянию вечному и нежномус возлюбленным своим черкесом?

«Слово свое готовое сорваться…»

60/22

Слово свое готовое сорватьсяя сам же и свяжу и закуюпожестчечтобы и не догадатьсяне докопаться чтобы никомуи пусть оно в потемках там сыреетчтоб пламя никогда не распалитьво льдах молчаньяпусть же не созреетхотя бы одну лунку прошибить…но хорошо бы все-таки однаждысойти с умаиль просто психанутьи слово это на таких же гражданс трибуны где-нибудь как кипяток плеснутьи после пустькогда толпою сжатыйя стану проклинать себя по гробпусть отрекусьрванусь пусть на попятныйно так вот загубить жизньхорошо б

Метафоры дома

90/23

Дом без крыши – это приглашение для пришельцевиз космоса и вселенской тьмы…Дом без стен – это каркас из остроконечных стоек горя,врезанных в безразличное небо…Дом без опор – это видимость благополучия,построенного на песке надежд.Дом – это облако отчаянья,Застывшее, чтобы никуда не лететь и не плыть.Дом в Печатниках – это вмятина в пространстве,которую надо держать в памяти,это символ дома, который нигде не стоит,но присутствует всюду…

2002, 2012

«Когда работа наслажденье…»

60/23

Когда работа наслажденьекогда о хлебе нет заботжизнь и не бред не наважденьеи не пустой круговороткогда любовь тебе защитаи ты любим и ты влюбленжизнь не сплошное скотство бытаи если сон то сладкий сонкогда в каком-нибудь салонеты от избытка загрустишьне забывай что кто-то стонетпод обезличенностью крыш

«Умирать легко чеченцам…»

90/24

Умирать легко чеченцам —некуда им отступать:фронт в их доме – на кровать,где родятся ополченцы,мины падают и рвутся,чтобы кровью захлебнутьсякаждый в доме своем смог,фронт пришел к ним на порог.Убивать нам, русским, тяжко,родину спасать вдали,под команду эту «пли!»в клочья рвать хребты и ляжки;верить, будто боевикиз-за гор сюда проник,что чужой он тут, не свой –чей-то сын, брат, муж-герой.Умирать нам всем охота,чтоб могильщикам была работа,чтоб за всех за нас отчизнебыло горестно на тризне.

1995

«Осень листья…»

60/24

Осень листьялистья желтые лежатлистья ржавые летяттихоосторожнолистопадосторожноэто садсад души моей ржавеетмоей совестиосторожно тихий ходосторожно пешеходпоскользнешьсяпропадешь прямо в ржавчинуперемажешься –не отмоешьсяне отмоешься –не отмаешьсяа отмаешься –не отмоешься!

«Брат мой, Авель! Я твой Каин…»

…И будут спрашивать, за что и как убил,

И не поймет никто, как я его любил.

Владислав Ходасевич

90/25

Брат мой, Авель! Я твой Каин,

приготовься, помолись!

Что ж недвижен ты, как камень,

иль тебе обрыдла жизнь?

Что ты обо мне печешься,

о душе моей скорбишь –

скоро кровушкой зальешься –

за себя словечко лишь,

хоть словцо замолви, Авель,

жизнь дается раз один,

примешь смерть от этих сабель,

испроси пощады, Авель,

я твой брат, не господин…

Нет?.. Сам… от себя?..

Отрекся… Что же –

ты зарезал нас двоих…

Получай же!

Аве боже…

Я погибель сотворил…

Кто рукой моей водил?

«Верить как верят почти мертвецы…»

60/25

Верить как верят почти мертвецыв лекарствакоторых нигде не достанешьно если верили долго отцыпотомство ты верить устанешьа если устанешьв ярости дикусталостью распираемспокойно задавишь в себеэтот крики будешь ходить по краюпо краю по грани по остриюминер устрашился бы дажечтоб не попастьсяпопасть чтоб в струюжизнь не придумаешь гажедороги не сыщешь честнягапрямойесть много и всяких моралейправда любая бывает кривойизвлекают ее по спирали

«ВЫ «отрывались» от Союза «навсегда»…»

90/26

ВЫ «отрывались» от Союза «навсегда»,

а МЫ врастали в Родину навечно,

ВАС вон гнала всеобщая беда,

наваливаясь НАМ на плечи.

ВАС удручала «Раши» чехарда,

НАС исцеляла Русь,

сперва калеча.

ВАМ снилось, что конвой

всех вновь вернет сюда,

МЫ строй в стране явили

человечий.

ВЫ ринулись кэш хапать из пруда,

НАМ про бабло толкать

файннэншевые речи,

а МЫ воткнулись в телек до утра,

итоги выборов кляня

простосердечно…

«Из пластилина наши души…»

60/26

Из пластилина наши душинас время пальцами берети лепит ловко ноздри ушиязык и губы зубы ротзахочет и глаза закроетзаклеит липкой из бумаг и без ума от тьмы нороюсвоею заживем впотьмахили как кукольник за ширмойна лицах счастье смастеритзасветимся улыбкой жирнойна весь сусальный материкнам время вылепит и совестьи правду на один манери так душою успокоясьс друг друга будембрать пример

«Кто скажет нам, что это было…»

90/27

Кто скажет нам, что это было,и было ль, о мудрый Господь,за именем, что носилавсем неподвластная плоть?Чья магия утаилатайну тысячи лет,кто здешний окажет милостьи разгадает секрет?О чем душа истомиласьтеряя свой вес пера?Символы чистой силырасшифровать пора.А может сном это было?Нет памяти у телес.Как жизнь нас по краю водила,кто поведает – бес?

«Запрограммированный как компьютер…»

60/27

Запрограммированный как компьютерты всегда всем доволендаже своим недовольствомпредусмотренным другимипосмотри на себя массовый человекобразца двадцатого веканет ничего легче заставить тебясделать предрешенный кем-то выборили придумывать веские оправданиясвоему повиновению любым приказамнет ничего прощераскрутить твои мирные руки такчтобы они потянулись к автоматуа не к серпу и молотуты ты это тыкогда придет приказ убиватьтаких же как и ты самты назовешь их врагами родиныи будешь стрелять стрелять и стрелятьпо цели… а целью могут оказатьсячисто случайно и детичужие дети твои детидети ни в чем не виноватыа может быть виновныслепо верячто их любят отцы?

После обстрела Белграда

90/28

Защита правсильна умениемпостроить страны в один ряд,по степени повиновенияопределять размер наград,а тех, кто выбился из строядемокра… точечно бомбить.Кровь же невинных –то пустое –простое право слабогоне жить.

1999

«Две ненависти есть…»

60/28

Две ненависти естьодна – слепаяв чем бед исток не видити не знаетломая и стреляя и взрываяона причины зла не разрушаети есть другаяпревратит в золу тот корень злабыла бы лишь бумагаона придети пригвоздит к столудля созидания «Архипелага»

«Как хорошо политиком служить…»

90/29

Как хорошо политиком служить —бумаги ворошить и не тужить,что там случитсяпосле подписи твоейс кем-то из этих, из толпы,из тех людей,которых миллионы там и тут,которые туда-сюда снуюти слезно хнычут,что-то просят и галдяткоторый год уже подряд…Как хорошо по протоколу и в прикидесидеть за чашкой чая где-то в МИДе,и знать, что никакой на свете «град»сюда не поднесет тебе снаряд.

«Нет не с любым умершим рухнет век…»

Бенедикту Сарнову

60/29

Нет не с любым умершим рухнет веки прошлым станет целая эпохатак вышло когда умер человек,с руками палача и маской богаон умер, и восстала из могилрасстрелянная по его приказам правдак своим как и к чужимон беспощаден были знал что будет беспощадным к немузавтраон умер и с собою потащилв могилу сотни новых труповметались милицейские плащихрипел, стонал и выл с толпою рупорвосстал из немоты народи верноподданно сник в рыданьякак без него теперьискать ли брод иль строить мостк райским берегам соцмироздания?Из замуровок нежившие пришличтоб жизнь пришила их опятьсвоим прикосновением…амнистии за реформаторство сошликак оттепель зимой за дни весенниеон умер в назидание живымчтобы остаться пугалом стальным

1963, 1968

«Хуже тротила и динамита…»

90/30

Хуже тротила и динамита,хуже СПИДа и радиации,это когда из-за спины дефицитавысовывается мурло инфляции.Инфляция денег и души,инфляция правды и чести,все обесценено – водку глушикаждый,сидящий на чьем-то месте.Некогда думать,нечем дышать…Кричите SOS по рации!Мы сами душегубы…Мать нашу Русьспасите от инфляции!

«А мир все тот же…»

60/30

А мир все тот же…изменяясьон изменяет только насот возмущенности измаясьмолчим все чащебез прикрас все реже хочетсяроманови все милей покой диванови как бы ни был плох режимвсе солидарнее мы с ниммы изменяемсявставляем другие зубыи глазаи по другому мы взираемна произвол и небесаа мир все тот жетот же самый…

«Тяжко там – не на чужбине…»

90/31

Тяжко там – не на чужбине,а в краю родном до слез,где кочуешь, как на льдине,то ли к рынку, то ль в колхоз.Мне легко здесь, в заграницах,как в невесомости парю.По ночам же дом мне снитсяи жена «май лав хар ю».С матушкой я по-английски,на сленге шпарит детвора,пьет семья со мною вискив пабах прямо до утра.А проснусь когда, в каморке,то гадаю про себя:это я на койке в Йорке,или в Бибиреве, бмя?Там иль здесь я настоящий,где остался жить я весь?Кто меня в Россию тащит?Рвусь отсель – куда?Бог весть!

«Живи они при Николае…»

60/31

Живи они при Николаевновь при романовской династииони бы также верно лаялио правильности «нашей» властиживи они опять при Сталинепри том же самом культе личностиони б не хаялиа славили усы егоего величиеи добровольными ищейкамиза чуждой им идеологиейохотились бы выгнув шеии не щадя при слежке ногиживи они при тех кто послехрущевобрежневых взойдетони почить не смогут в бозежить будут задом напереди будут пятиться извечнона жалких пялиться вождейярмо лелеять врать беспечнострадать без пайки и вожжей

1968

«Не выбирают Родину-судьбу…»

90/32

Не выбирают Родину-судьбу,а выбирают – без нее иль с нею.И если с Родиной – ее хлебнут беду,о выборе своем не сожалея.А если без нее – без нищеты,без воровства, неволи, произвола,то пусть счета вам будут, как щитыпо месту нового прикола!Воспоминанья пусть не мучат вас,пусть вам не снится ужас,что назад вернулись,пусть вам полюбится чужой покрас,пусть на чужбине повезетпоболе, чем в Твери иль Туле.Чтоб вас самих никто не грабанул,и чтоб от вас не разбежались дети,крича, мол, вашу родинувидали мы в гробу,получше есть отечества на свете!

«В лесу безлюдном лишь убежище!…»

60/32

В лесу безлюдном лишь убежище!вбегаю в сосны и ору –здесь раны залижу я в лежбищезабьюсь с отчаянья в норуброжу нехожеными тропамив краю замшелых древесини звонко пятками я топаюпо лужам выгнивших трясинищу себя в сосновой пропастии прячусь в зарослях сквозныхв какой я засветился областипред тем как получить поддых?где был неслыханно доверчивым –как думал так и говорил?зачем рожден не гуттаперчевым?о разве ангел мой без крыл?

«В лучах июньского заката…»

90/33

В лучах июньского закатанад пеленой грибных дождейвзлетела радуги токкатав небесной мессе славных дней.Как жизни торжества цветныевоздвиглись райские врата,над злато-влахернской святынейвосстала божья красота;в крестах воскресла чудо-арка,путь к Богу радужно раскрыт…Полно народу в кущах парка,и правит бал воскресный быт.

Усадьба Влахернское-Кузьминки

«А верит ли сам римский папа…»

60/33

А верит ли сам римский папакогда без свиты он одинчто Иисус страдал и плакали по земле босой ходил?а верит ли что в самом делеВселенной правит божий духи воплощен в его же телеиль эта вера для старух?а верит ли святой наместниквзойдя на царственный амвонв свои же благостные песниили поет для паствы он?а верит ли он в буллы этив которых смертным рай сулит?в догматы верит в кабинетекогда над Библией сидит?а сам сам верит посылаяиезуитство все в походчтоб ересь всюду истребляяв той вере укрепить народ?

«Москва для пришлых необъятна…»

90/34

Москва для пришлых необъятна,как коммуналка, неопрятна,тесна для душ чужих столица,я в чаще тел, я здесь посмел родиться.На Абельмановке пошел я в рост,Калитники – мой родовой погост.Тут, на углу Угрешки и Мясной*в очередях соцфак был первый мой.Здесь, в школе Элька – первая любовь,куда ушло все, что волнует кровь?Стою на месте том же, Чара, через полвека,ни улицы, ни дома, ни Москвы – калека,не человек – без памяти ты – не москвич,а с памятью без крова корневого – бич,чарующее званье, смесь челнока и рвани,мы щепки деревянной – мсковитяне.Нас всех с Таганки – Сретенки снесли,в панельные хрущобы вознесли,а там, внутри Садового кольца,царует смесь С(тавро)поля – Ельца.

* Ныне Стройковская и ул. Талалихина.

«Я приехал сюда…»

60/34

Я приехал сюдапонаслышась о немгордый город узрелбелой ночью – не днемне пытались огнивырвать к свету из тьмыи Петра и суда и граниты Невыя бродил белой ночьюузнавал наконеци каналы соборы и Зимний двореци до Стрелки дойдяу ростральных колоння признался чтов белый город влюблени в его острова и сады и мостыи в его купола и стихи и холсты…после белых ночей не вернусь я назадпусть чернеет сердце с тобойЛенинград1965

«Люблю дома, в которых нам не спится…»

90/35

Люблю дома, в которых нам не спится,панельную бессонницу столицы,бессмыслицу реклам и улиц,светящийся под черным небом улей.Люблю порок средь непорочных окон,Москву, распущенную, как рыжий локон,гулящую по будням, а заодно и в выходные.Люблю дворы с дворцами, проходные,и брани площадной российские рулады,и замершие площадей парады,и металлических дверей запоры,и на кольце автоколонн заторы,и разнобой базаров и вокзалов,единообразие окраинных кварталов.О, как люблю московскую закваску,Москвы богатой нэпманскую маскуи нищенской столицы одеянья,бомжей – у баков мусорных – стараньяи новых храмов воздвиженье,звон колокольный ради всепрощенья.Люблю никольские пролетыи власть потешную, заботы ее о нас,о нашей плоти,как тужится в бреду и в потелица, нощно и деннослужить нам, грешным,самозабвенно.Люблю кремлевские куранты,как шаг чеканят нам курсанты,люблю булыжник мостовой,люблю все, что слывет Москвой.

«Вот времени ход переломный…»

60/35

Вот времени ход переломныйи перехода перехлестгде переполнены перронывозле буксующих колесгде тяга к праведной опоресредь невесомости парити где становится апориейвсе что природа породитгде ржавая спираль прогрессаползет себе скрипя назадв отрезке этом время прессомвбивает цифры моих датвот жребий мойжить в промежуткена стыке между двух эпохв обнимку с нимфойрифмой жуткои с шуткойдабы сделать вдох

1968

К выходу в свет книги потаенных стихов «Белые стихи о черном и красном»

90/36

Когда на лбу твоем клеймо врага(и кляп во рту у всех сограждан прочих)все сбудется, что напророчишь,трубя в поэзии священные рога;пусть связан путами –на крыльях музты на парнасские взлетишь высоты,чтобы не смог нахрапом где-то кто-тосвободы превозмочь искус…Но если отреченьем окропишьлиры непорочной поднебесье –ты захлебнешься в хрипе, а не песне,и воцарится безъязычно тишь.

1996

«Приди к поэту припади…»

60/36

Приди к поэту припадии испроси подать луч светаа будет гнать не уходимоли и клянчи да не сетуйскажи что ты не виршей ждешьа жаждешь правды хоть крупицуколь к роднику не припадешьто будешь ложью ты травитьсяскажи ему что он велик и мудррифмуя кровь с любовьюпусть повернется твой языксухой на славословьеПриди к поэту приидии преклони пред ним колениа будет глух онпропади ты пропадомбез промедления…