Колдун со Змеева моря

Вот под водой притаились утопленники – нурманы, ждущие лишь приказа своей госпожи. Не хочет ли она, чтобы близнецы тоже вошли в ее мертвое войско? Должно быть нет, иначе они уже были бы там.

Холодная туша Великого Хауги – уже неживого, но не менее опасного, чем прежде – прячется в коряжнике. Конечно, это не Ящер и не одно из его воплощений. Исполинская щука, пережившая свой век и колдовством превращенная в чудище, лишенное разума и воли. Она просто смертоносное оружие в руках… кого?

«А вот кого…»

Неподалеку на сухом бревне сидела, скрючившись, худая старуха. Она, видно, уже давно наблюдала за нойдой. Длинные седые пряди свисали на укрытые ветхим тряпьем костлявые плечи. Она казалась такой же старой и мертвой, как торчащие вокруг высохшие, лишенные игл ели. Нойда глядел на нее и понимал, что не ошибся в своих догадках. Если старуха и была когда-то живой женщиной, то время прошло давным-давно. Но в глазах у нее горел огонь совсем другой, не человеческой жизни.

– А ты кто такой? – скрипучим голосом спросила она. – Тебя я не призывала.

Нойда, пряча глаза, низко склонился перед ней.

– Я пришел приветствовать госпожу вод в ее владениях.

Старуха пригляделась, склонив набок голову на тощей шее.

– А, ты – тот самый шаман, который увязался сперва за ярлом, а потом за близнецами. Вижу, понимаешь, кто я! Так зачем же ты сюда полез?

– Прошу, – тихо сказал нойда, – позволь мне служить тебе.

Вельма хмыкнула.

– Посмотри на меня, – приказала она. – Погляжу, есть ли в тебе толк…

Нойда повиновался. Их взгляды встретились, и он почувствовал, как нелюдская сущность, поселившаяся в старушечьем теле, обшаривает его память и перебирает мысли. Чувство это было неестественно и мучительно. Но что он мог противопоставить ей?

– Верно, ничего, – кивнула ведьма. – Хотя ты дважды помешал моему Хауги сразиться с близнецами. Видимо, чтобы показать мне, на что способен. Да, кое-что ты можешь…

Старуха встала с бревна и медленно подошла к нойде вплотную. Тот едва не шарахнулся – от нее несло тиной и тухлой рыбой, с лохмотьев лилась вода.

– На что же ты мне сгодишься? – повторила она, обходя его. – Для сильного колдуна ты слишком молод. Да и сам небось понимаешь, что колдовские умения даны тебе в долг твоими богами, пока ты им служишь? Уйдешь ко мне – потеряешь их все! Мне сейчас нужны только воины. Остальные – лишь корм…

– Я и сам многое знаю и умею, – возразил похъелец. – Испытай меня.

– Ну что ж… Ты лихо начаровал ветер. Водяным вихрем я даже залюбовалась… Можешь еще?

– Я могу вызвать ветер трижды, – нойда показал веревку с узлами. – Здесь у меня три ветра. Потом придется ловить и привязывать новые, это небыстро…

Пока нойда говорил, старуха смотрела сквозь него, словно погружаясь в бездны памяти, и вдруг в глазах ее промелькнуло узнавание.

– Видала я уже такую веревочку, – со смешком сказала она. – Благодаря такой же я некогда освободилась из долгого заточения в морской пучине…

Нойда вздрогнул и спросил:

– Не было ли то много лет назад на закатном берегу Змеева моря?

– Проклятое Змеево море… Мальчишка-помощник шамана… А! Это был ты!

– Похоже на то, госпожа, – сдавленным голосом сказал он, снова кланяясь.

– Я-то полагала, саами и не поняли, какое великое дело совершили, – она посмотрела на нойду благосклоннее. – А ты, значит, понял!

– Да, Неспящая, – ответил нойда и развязал третий узел.

Завыло где-то в вышине, будто среди звезд. Прозрачные столпы ночных зорь взметнулись, задрожали и начали сворачиваться зеленоватую в спираль, все быстрее и быстрее. Вой становился все громче; мертвый лес застучал, затрещал голыми ветвями, дождем посыпались сухие иглы и кора. Нойда не отрывая глаз смотрел на ведьму. Никогда прежде он не развязывал третий узел. Учитель предупреждал – в нем скрывалась разрушающая буря. И что будет ей уничтожено, предсказать невозможно. Впрочем, нойда был готов умереть, если ему удастся забрать с собой существо, которое принесло столько зла его роду и ему самому.

Однако старуха вовсе не выглядела обеспокоенной. Нахмурившись было в первый миг, она затем неспешно воздела руку к небу, и вой вихря, уже касавшегося верхушек леса, начал отдаляться. Безумная пляска вспышек бушевала в небе, не касаясь деревьев, скал и людей.

– Как ты меня назвал – Неспящая? Это не мое имя. Так меня прозвали глупые саами. А теперь скажи, мальчишка, зачем ты вздумал напасть на меня?

Тусклые глаза на древнем, высохшем лице старухи вдруг разгорелись синим огнем. До этого мига нойда был почти спокоен, но тут ему стало душно. Перед ним вдруг ярко встала ночь много лет назад, когда они с учителем совершили роковую ошибку…

– Никто тогда не успел осознать, что произошло… – с трудом заговорил он. – Никто не знал, кто ты. Я и по сей день толком не знаю. Знаю лишь, что, освободившись, ты сразу начала убивать…

– Да, я была голодна. И что с того?

– Ты убила моего учителя и Сирри…

– А, девочка с красивыми глазами… Хорошие глаза! Не эти ли?

Иссохшее лицо старухи неуловимо изменилось. Теперь на найду смотрела совсем юная саамская девушка. Арнгрим и Нежата сразу же узнали бы ее.

– Помоги мне, освободи меня! – протягивая к нойде руки, жалобно взмолилась она. – У тебя есть железный нож, разрушающий чары – вон он, на поясе! Всего один удар…

Нойда зажмурился. Хоть он и понимал, что это не его погибшая невеста, но смотреть на морок было мучительно. Вольно же морской нежити издеваться над ним! Он не обольщался – его ждала горькая судьба. Он нашел ту, кого искал много лет, но все что ему оставалось – умереть вслед за теми, кто погиб из-за него.

– Всего лишь погибнуть? Раз уж сам нашел меня, да еще посмел напасть – я тебя так просто не отпущу!

* * *

…беззвучно полыхающие зеленые столпы начали скручиваться в огромную спираль над головой. Звездное пространство наполнилось низким торжественным воем. Велько, стоящий рядом с ложной марой, поднял взгляд к небесам.

– А вот и отец, – сказал он.

Ведьма рассмеялась.

– О нет. Это всего лишь саамское колдовство. Нойда развязал третий узел и выпустил бурю, но ему это не поможет.

Она повернулась к Нежате, стоящему во главе мертвых воинов:

– Пора испытать новую силу, юный воин. Ты принял мой дар, теперь плати!

– Не позволяй себя обмануть, Нежата! – воскликнул Велько. – Никто не может дать тебе силу бога, кроме его самого.

– Да, никто не может дать эту силу, – кивнул Нежата, – Я сам ее взял.

– Сам? – усмехнулась ведьма. – Как взял, так и потеряешь! – она повернулась к Велько. – Что ты знаешь о силе богов, глупый мальчишка? Вы даже не смогли сами сразить моего Хауги. Если бы не хитрый нойда, вы бы еще в ильменях потонули и сейчас стояли бы среди моих утопленников. Или не поняли – или вы будете служить мне, или погибнете!

– Нойда был прав – ты все еще сомневаешься, есть ли в нас кровь бога, – произнес Велько. – Но сегодня ты взывала к высшему внутри нас, и оно отвечало. Зря ты это сделала, если хотела нашей покорности. Раньше я не знал, кого звать – а теперь, благодаря тебе, знаю…

Велько устремил взгляд на вихрь среди звезд. Его губы зашевелились, называя имена того, кто был в разных землях известен как Ящер, Волозь-Шкай, хозяин вод, летучий змей…

И сияющий вихрь, откликаясь на его призыв, разгорелся жарче, начал свиваться еще быстрее.

– Он тебе отвечает! – в восторге воскликнул Нежата.

Велько его не слышал. Утопая взглядом в небе, он взмахнул руками, словно крыльями, резко опустил их – и вслед за его движением вихрь обрушился с небес на Костяной остров.

Все, что на нем еще оставалось – еловый сухостой, камни и бурелом, мхи и можжевельники, кости мертвецов и затопленный коряжник у берегов, – взметнулось в небо, обращаясь в летучее крошево. Ведьму подхватило, словно пустой лоскут, швырнуло в это вихрь и она мгновенно скрылась из виду. Несколько мгновений братья стояли, окруженные сплошной воющей стеной ветра. Потом вихрь исчез так же внезапно, как и возник, оставив остров, заваленный перемолотым в щепки буреломом. Осталась чистой лишь верхушка полого холма, и избушка мертвых на ней. Зорники погасли, и осталось только светлеющее предутреннее небо, с последними, самыми яркими звездами.

* * *

– Брат, что тут произошло? – изумленно спросил Нежата.

Они стояли возле избушки, оглядывая открывшийся простор. Яркие лучи солнца, разбудившие их, озаряли совершенно голый скалистый остров и озеро, густо покрытое плавающим лесом.

– Здесь творилась воля нашего отца, – тихо ответил Велько.

Они спустились к воде, перешагивая через обломанные корни и вывороченные камни. Заводь была полна обломков. Расщепленные деревья без ветвей и коры громоздились вперемешку с водорослями и человеческими скелетами.

Велько подошел к самой кромке воды, нагнулся и вытащил из кучи грязи нечто белое.

– Что там? – спросил Нежата.

– Похоже на обломок щучьей челюсти… Наверно, это был Великий Хауги… Ого, какие зубы! Оставлю-ка себе.

– На память? – хмыкнул Нежата.

– Сделаю новые гусли. На память обо всем… и о нойде.

– Так мы в самом деле дети змея? – спросил Нежата.

Привидевшееся ночью теперь казалось ему безумным, завораживающим сном. Он – во главе мертвых нурманов… Ведьма-саами, вдруг оказавшаяся на острове и призывающая его убить Велько… Ощущение безграничной силы, которое – он знал, никогда не забудет.

– Похоже на то…

Велько обвел взглядом остров – вчера еще страшное заколдованное место, а теперь просто голую скалу, каких в Черном островняке были тысячи.

– Я представлял себе это иначе, – покачал головой Нежата. – Я надеялся увидеть отца…

– Он ответил на мой призыв и явил свою волю – что же еще?

«На его призыв», – неприятно кольнуло Нежату.

И снова чувство безграничной силы, посетившее его в видениях, сладко напомнило о себе. Это – было! Но все же вихрь был послушен не ему, а брату…

– Гляди-ка! – раздался радостный голос Велько, который решил подняться наверх и оглядеться. – Тут наш похъелец!

Нойда – то ли спящий, то ли без сознания, – лежал возле избушки, полузасыпанной щепой и хвоей. Братья вытащили его из-под обломков.

– Опять мы с ним возимся, – проворчал Нежата.

В кулаке у лопаря была крепко зажата колдовская веревочка, на которой не осталось ни одного узла. Велько нахмурился – он сразу вспомнил светящийся вихрь в черном небе. Так это в самом деле было всего лишь похъельское колдовство? Кто же спас их? Отец змей или нет?

– Послушай, он что-то бормочет…

Но сколько ни прислушивались братья, они ничего не поняли – нойда шептал на своем языке.

«О Каврай, отец колдовства, замолви за меня слово Морскому Старику, на спине которого покоятся льды океана! За что он опять карает меня? Почему отнял власть над водой? А теперь и я ветру приказывать больше не могу… Как же я справлюсь с Черной Аккой? А она теперь скроется, уйдет еще дальше, и мне теперь снова искать… Но клянусь, о Каврай – даже если ты не поможешь мне, и я потеряю дар целиком, и духи-сайво покинут меня, я все равно никогда не остановлюсь в поисках…»

Тень друга

Глава 1. Пустые сани

– Вот мы и прибыли, – лодочник-словенин воткнул шест в дно.

Лодка остановилась. Река тут же начала медленно разворачивать ее поперек течения.

– Вон там на горе, видишь, избы чернеют? Там постоялый двор, от него идет хорошая дорога в водские леса. Род старого Кадая жил первым отсюда по этой дороге. К закату, если богам то будет угодно, может и доберешься… Сейчас я еще малость поближе подойду, и вылезай…

Нойда поглядел на него с удивлением.

– А что, к берегу лодку не подогнать?

– Нет. Ничего, тут дно пологое. На постоялом дворе обсохнешь.

Нойда нахмурился. Не то, чтобы ему не приходилось прежде купаться в реке, на которой вот-вот встанет лед. Кожаные штаны и пимы с перевязанными как раз на такой случай голенищами воду не пропускали. Но до берега оставалось еще сажени две. Что мешало плоскодонке их преодолеть?

– Вон там пристань, до сих пор лодки на берегу лежат. Я что, мало заплатил тебе?

Перевозчик осклабился.

– Да сколько бы ни заплатил! Нога моя не ступит на этот про́клятый берег!

Он покосился на молодого саами в расшитой бусинами одежде и низко надвинутой на глаза остроконечной шапке.

– Ты, по всему судя, колдун? Небось знаешь, что текучая вода защищает от нежити?

– Да чего вы так боитесь-то? – с досадой спросил нойда.

Он потратил все утро до полудня, пока нашел человека, который согласился везти его через широкую, мутную Стругу на водский берег. И этот вдруг тоже начал чудить.

– Вот над чем подумай, – ответил лодочник, окидывая цепким взглядом заснеженный склон, уходящий к темневшему вдалеке лесу. – Тут было прежде место шумное, торговое. Все лодьи мимо шли, здесь ночевать становились. А теперь погляди…

Нойда поглядел. Водский берег был тихим, пустым и совершенно белым. Вчера после долгой осенней слякоти наконец подморозило, потом выпал снег – первый в этом году.

– Все оттуда сбежали, – объяснил лодочник. – И словене, и вожане – кто успел через лес пройти и до реки добраться.

– Почему? Что рассказывают?

– Да всякое, – лодочник с опаской еще раз взглянул на берег, и приглушая голос, сказал:

– Поговаривают, в лесу чудовище завелось. Сперва начали люди пропадать… а потом их начали находить. Вернее, то, что от них осталось…

– И что оставалось?

– Да немного, прямо скажем. Кости обглоданные… и то не все.

Нойда задумался.

– Кто-нибудь видел это чудовище?

– Ха! Те, кто видел – уже ничего не расскажут…

– Семья Кадая была среди тех, кто ушел за реку?

– Нет, – помедлив, ответил лодочник. – Все там, на месте сидят. Если еще живы, конечно. Ты подумай хорошенько, надо тебе к ним?

– Надо, – ответил нойда, пресекая дальнейший спор. – У меня там родня.

– Родня, ишь. Ты же не вожанин.

– Вархо, старший сын Кадая – мой названый брат.

– А, названый, – с уважением повторил лодочник. – Ну-ну, проведай. В крайнем случае костер погребальный им сложишь. Только подумай, тебя-то хоронить будет некому…

– Меня похоронить не так просто, – задумчиво сказал нойда, оглядывая берег.

Даже птиц не видать. Все как вымерло.

– Вижу, ты парень смелый.

Лодочник уперся шестом в дно покрепче.

– Лезь в воду. Пусть тебя хранят твои боги!

* * *

Выбравшись на берег, нойда огляделся. Перед им простирался белоснежный склон без единого следа, даже собачьего. Вдалеке, у леса, темнели избы, вдоль берега тянулись лабазы и пристань. Странно было не слышать лая, не видеть дымов над крышами. У воды повсюду были заметны приметы поспешного бегства, двери лабазов распахнуты. Нойда не поленился заглянуть внутрь – ага, товары все-таки вывезли… Значит, самые осторожные начали перебираться на словенский берег заранее. А вот последние, кажется, убегали, как от смерти спасаясь…

«Надо бы пойти поглядеть, что на постоялом дворе», – подумал нойда – и сразу почувствовал, как ему не хочется это делать. Он так-то не любил подобные места – нечистые, будто каждый, кто здесь гостил, оставил здесь свои следы и мысли, и те, пусть даже сами по себе вовсе не скверные, слились в одно грязное и мутное пятно. В таких местах, как этот постоялый двор, нойда будто слеп и глох, ночью его душа носилась в потемках, полная тревоги, не зная покоя, изматывая тело вместо желанного отдыха.

Но теперь к обычной его нелюбви к постоялым дворам добавилось ощущение опасности. А нойда привык доверять своим предчувствиям. Подумав, он со вздохом достал из заплечного короба шаманский пояс – кожаный, тяжелый, с подвешенными к нему литыми бляхами с ликами духов и богов. Саами не надевал его часто – этот пояс был не одеждой, а скорее оружием. Стоило замкнуть его на себе и пробормотать нужное заклинание, как нойда словно облекся в светящуюся прозрачную броню, заострившую его внутренне зрение – и заодно сделавшую его видимым для всех незримых сущностей, какие только таились поблизости. Пояс не только много давал, но и в ответ требовал не меньше: недолгая вспышка всевидения скоро оборачивалось тяжелой усталостью сродни похмелью. А этого нойда сейчас не мог себе позволить. Никто не даст ему отлеживаться, никто не защитит, кроме его самого.

Его опасения тут же подтвердились. Закрыв глаза, нойда увидел, что хлев при одной из изб окутывал будто бы красноватый туман. Волоски на руках чародея поднялись дыбом – ветерок донес отчетливый, хоть и неуловимый для обычного человека, запах крови. Впрочем, саами почти сразу понял, что эта кровь давно остыла, впиталась в землю, засохла. «Там уже несколько дней пусто, – подумал он, снимая пояс. – И вокруг тоже. Ни людей, ни зверья… Даже водяные духи попрятались… Кто-то поистине страшный тут поселился!»

Ворота постоялого двора были распахнуты настежь, тихо покачиваясь и поскрипывая под налетающим с реки ветром. Нойда собрался было войти во двор, но поднял взгляд и остановился. С ворот на него скалился волчий череп. На желтоватом костяном лбу чернел странный знак, похожий на колючую снежинку, с острыми зубцами, направленными во все стороны. Нойда нахмурился, пытаясь вспомнить, где он мог видеть такой знак. Да, занятные обереги у здешних жителей…

Решив обдумать загадку на досуге, саами прошел под черепом. Сперва направился прямо к гостиной избе. Внутри – темно и пусто; от очага несло застарелым холодом. Нойда осмотрелся, повсюду отмечая те же следы поспешного бегства, что и на пристани. По крайней мере, в избе не было мертвецов.

Нойда ожидал найти их в другом месте. Он вздохнул, положил руку на рукоять поясного ножа, пересек двор и направился к хлеву. Ему уже не нужен был шаманский пояс, чтобы чувствовать исходящий оттуда смрад жестокой смерти, ужаса и боли.

Войдя, саами быстро огляделся и невольно выдохнул. В раскиданных по всему хлеву кровавых ошметках кожи приятного было мало, но по крайней мере, принадлежали они не людям. «Две дойные лосихи, – отметил нойда, оглядывая расколотые кости со следами зубов. – Словно волки пировали… Но сожрать скотину прямо в хлеву?» Очень странно! В голодные зимы, волки порой забирались к людям на подворья, но добычу всегда старались утащить в лес.

Нойда вышел из хлева, вернулся к гостиной избе, уселся на крыльце. Достал из кисета на поясе катышок терпкой сушеной травы, обостряющей мысли, кинул в рот и принялся вспоминать. Он перебирал все, что знал о волках, об их повадках, о волчих богах и о тех, кто бывает волками только время от времени. Что произошло на постоялом дворе? Саами вспомнил череп над воротами, черную «снежинку» и наконец признал, что ничего не понимает.

«Вечереет, – отметил он, глядя за реку. – Не заночевать ли под крышей?» Однако было ясно, что в брошенном и оскверненном доме он покоя и отдыха не обретет. Значит, надо идти дальше.

«Лодочник сказал, деревня Кадая – первая по дороге, и пути до нее полдня. К ночи, пожалуй, дойду…»

* * *

Нойда шагал по довольно широкой, но давно не езженой, засыпанной снегом дороге. Медленно тянулся серый сумрачный день. После вчерашних заморозков возвращалось тепло, грязный лед под ногами начинал таять и скользить. В воздухе висела холодная морось, голые черные деревья окутывал туман. Постоялый двор остался далеко позади. Нойда шел размеренно, спокойно, но и не мешкая – так он мог шагать целый день без устали.

Мысли его были далеко. Он вспоминал друга – пожалуй, единственного, кого мог так назвать в своей жизни. Нойда очень хорошо помнил их первую встречу в нурманских землях. Среди могучих рослых северян белоголовый Вархо, с его призрачно-голубыми глазами, казался бледной тенью, словно мать его была не человеком, а духом березы, которую водь числила в прародителях. Но, как оказалось, нельзя было обмануться сильнее. Вархо первым заговорил с ним. Нойда отнесся к новому знакомому настороженно. Да и колдуна в нем сразу распознал. Но белоглазый быстро растопил лед. Был открытым, веселым, разговорчивым. Умел расспрашивать так, что и хочешь сохранить тайну, да не сумеешь. И втайне жестоко страдавший от одиночества изгнанник-нойда невольно потянулся к нему…

«Если Вархо в самом деле вернулся домой, тогда понятно, почему его родовичи решили остаться, – раздумывал нойда. – С места срываться и уходить в чужие земли совсем непросто. Однако если деревню защищает сильный чародей – ни зверь, ни нечисть не сунется…»

Тянулись версты, над лесом сгущались сумерки. Дорога, извиваясь, уходила все дальше в черный весенний лес, набухший от сырости. Снова начали порхать легкие снежинки… Из-за них нойда не сразу заметил то, что впереди.

Пустые санки стояли посреди дороги наискось, будто их развернуло, когда возница резко натянул вожжи. Однако ни возницы, ни того, кого в санки запрягали, поблизости видно не было. Нойда подошел к саням, оглядел их не без удивления. Санки были легкие, остроносые, на тонких полозьях. Словенские сани были куда крепче и тяжелее, чтобы нагрузить на них добра или дров побольше. Эти же нойде были хорошо знакомы – они предназначались для быстрой езды по ровному снегу. «Почти как наши! Должно быть, водские, – подумал он. – Недаром Вархо когда-то говорил, что водь и саами – родня, хоть и дальняя…»

Нойда обошел сани, пытаясь отыскать следы на дороге. А где упряжной лось? Положим, мог убежать в лес… Да и упряжь наследила бы. Нойда наклонился, поднял длинный плетеный ремень, привязанный к передку, повертел в руках. Значит, сани тащил человек. А почему бросил, куда подевался? Что было в санях, почему они пустые?

Нойда рассеянно поглядел в разные стороны и вдруг замер. В нескольких десятках шагов на дороге кто-то лежал.

Крадучись, нойда подошел поближе. Теперь он отчетливо видел тело, слегка присыпанное снегом. Мертвец лежал ничком, выбросив вперед растопыренную ладонь, будто в последнем усилии пытался уползти. От кого?

Нойда вскинул руку и хлопнул себя по левому плечу, скороговоркой призывая сайво-разведчика. Вскоре послышалось хлопанье невидимых крыльев. Нойда взмахнул рукой, отсылая духа. Теперь следовало взглянуть на лес его глазами… Что ж, добрые вести – близкой опасности не было. Лес, как и берег, был пуст – слишком пуст. Все сбежали, даже любопытные жадные лисы. Всем хотелось оказаться подальше от того, кто вышел из леса навстречу саням – судя по всему, прошлой ночью…

Нойда склонился над мертвецом, разглядывая его затылок. Мужчина, немолодой вожанин, судя по знакомым обережным узорам на вороте – как раз из рода Кадая. Того самого, который то ли не успел, то ли не захотел уйти на словенский берег. Слипшиеся вихры и борода обледенели и казались седыми…

«Видимо, он и тащил сани. Направлялся к перевозу – больше тут некуда… Потом бросил сани и побежал назад, да недалеко ушел… Наверно, собирался скрыться от напасти за реку… Но почему не запряг лося? В любом случае, он вез что-то нетяжелое… Не пустые же сани тащил через лес!

Нойда перевернул мужчину и отшатнулся. Несмотря на юные года, он уже всякого повидал, но такое – впервые. У мертвеца было до костей обглодано лицо.

Саами заставил себя отпустить рукоять ножа. Еще раз обвел взглядом тихий вечерний лес. Глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, и снова начал бродить вокруг саней, впиваясь взглядом в землю. Увы – никаких следов не осталось. Как раз когда случилась беда, грянул этот внезапный заморозок. Произойди она на полдня раньше, дорогу можно было бы прочитать как руны, вырезанные на камне. Теперь же подтаявший лед издевательски блестел, и только.

Нойда подкатил сани поближе к мертвецу, положил в них окоченевшее тело, привязал санный ремень к поясу и потащил за собой жуткую поклажу, уходя все дальше в водские земли.

* * *

До деревни Кадая нойда добрался уже в темноте. Едва не промахнулся в темноте, но увидел слева белую полосу, уводящую в сторону от большака. Тропа привела его к закрытым воротам, в обе стороны от которых тянулся явно наскоро возведенный тын. Створки ворот были увешаны пучками можжевельника. При виде их нойда невольно посмеялся. У можжевельника много полезных свойств, но защита от чудовищ в этот перечень не входит. Настораживало то, что не залаяли собаки. Однако в воздухе слабо пахло дымом очагов. А где дым – там и тепло, и живые люди.

Нойда скинул с плеч ременную петлю, потянулся и крикнул:

– Эй, добрые люди, отзовитесь! Отворите ворота!

«Добрые люди» отозвались так быстро, словно сидели в засаде с другой стороны тына. Над воротами показались испуганные лица.

– Ты кто такой? – послышался окрик, полный изо всех сил подавляемого страха.

– Здесь живет род почтенного Кадая? Я друг и побратим Вархо, сына его! Шел мимо, думаю – дай навещу… А по пути, глядите, что нашел!

Нойда указал на сани. Из-за ворот раздались взволнованные возгласы.

– Да это же сани Койвы, кузнецовой сестры, – выпалил кто-то. – А на них сам кузнец!