Колдун со Змеева моря

– Не боишься давать в руки колдуну?

– Нет. Меня сглаз не берет.

Нойда принял гусельки так осторожно, словно они были из птичьей скорлупы. Провел ногтем по струнам, те отозвались стройным звоном. Похъелец восхищенно вздохнул.

– Дай, – Велько забрал гусельки, – теперь спою.

Его пальцы ловко забегали по струнам. Решив отложить сочинение новой песни на потом, Велько запел старую – ту, что сочинил еще в Новгороде, перед самым отплытием. Песня была длинная. Нойда, хоть и не понимал ни слова, слушал затаив дыхание.

– О чем эта песнь? – спросил он, когда Велько умолк.

– А вот послушай. Лет этак двадцать назад завелся в землях словен, в реке Волхове, в Ильмень-озере, страшный ящер. Был он побольше морской лодьи, а пасть у него была такая, что муж в броне туда целиком помещался. И давай тот ящер лютовать. Сперва сети рвал, рыбаков пугал, лодки топил. Потом за большие лодьи принялся. Дошло до того, что вся торговля по Волхову остановилась. Даже рыбу ловить с пристани люди боялись…

– Карелы то же рассказывали, – кивнул нойда.

– Слушай дальше. Новгородцы пытались с тем ящером справиться, да все напрасно. Только множество славных воинов зря погибло. Видно, того водяного гада орудие не брало. Тогда пошли за помощью и советом к волхвам, слугам Велеса, Лесного Батюшки…

– Почему к нему? – спросил нойда.

– А к кому еще? Всякий словенин знает, что батюшка-Велес в незапамятные времена являлся в наших землях в облике Ящера. И ныне все звери, что лесные, что небесные, что водяные, под его рукой ходят. Словом, спросили волхвов, и те сказали: сражаться с водяным чудищем бесполезно, смертным оно не по зубам. Нужно принести жертву.

Нойда вновь кивнул.

– Выбрали, как водится, лучшую девицу, – продолжал Велько. – Красавицу, дочь именитого горожанина. Хоть она и была просватана. Отвезли ее нарядную к Волхову, и с высокого берега в воду бросили… Прошло три дня… и вдруг девица вернулась!

– Ящер не принял жертву?

– Ну как сказать! Сперва люди тоже так подумали. Но ящер после этого пропал, будто его и не было. Девицу ту вскоре выдали замуж за давно сговоренного жениха. И в положенный срок родились у нее сыновья-близнецы…

– Уж не вы ли? – догадался похъелец.

– Именно.

Нойда с любопытством поглядел на Велько.

– Ты чужак, – добавил тот, – не то бы знал, что нас с детства в Новгороде прозвали змеевичами.

– А что ваши шаманы сказали?

– Волхвы-то? Да толком ничего. Сколько раз нас мальчишками на капище таскали, но Велес не отозвался, не признал нас… И то сказать – вот если бы с братом умели, скажем, огонь выдыхать, или чешуей обросли, всем бы все стало ясно. А так уже восемнадцатый год пошел, а вокруг все шепчутся, чьи мы дети – то ли человечьи, то ли змеевы…

Похъелец вновь кивнул, но промолчал и снова принялся глядеть на гусельки.

– Ты будто и не удивлен, – удивленно сказал Велько. – А мы с Нежатой ведь вполне можем оказаться сыновьями бога!

– Чему же тут удивляться? Боги часто берут в жены земных женщин. Да и не только боги. Духи, мертвецы, змеи и медведи – всем охота жить семьей. У моего учителя была небесная жена – крачка…

Велько рассмеялся, решив, что нойда шутит.

– У нас в соседнем селении сейд женился, – продолжал тот.

– Сейд? Камень?!

– А что такого? Баба и ребенка от него родила. Да вот только до своих смертных детей таким отцам обычно дела нет. Ну а если какая богиня польстится на красивого земного парня, то он своих детей уж точно не увидит…

Нойда умолк, а потом вдруг встал, подошел к воде и запел – вернее, завел тягучий напев, нечто вроде «лы-лы-лы», словно бросая мелкие камешки в воду и прислушиваясь к всплеску. Велько растерянно слушал, не понимая, что затеял колдун. А нойда все тянул свои «лы-лы-лы», то выше, то ниже, и каждый звук, похожий на звяканье капель, возвращался то плеском, то эхом, то еле слышным шепотом ветра.

Велько тоже замер, прислушиваясь, и понемногу ему начало казаться, что Черный островняк, такой неприветливый и настороженный все эти дни, словно успокаивается, а затем понемногу начинает просыпаться. По озерной воде пробежала рябь, как будто кто-то стремительно проплыл под самой поверхностью. В березняке вспыхнули и тут же погасли зеленые глаза. Сверху, в кроне ближайшего дерева, захлопали крылья, будто ночная птица прилетела послушать странные песни похъельца. А тот вдруг прекратил свои распевки, хлопнул в ладоши и речитативом, полушепотом завел то ли песню, то ли рассказ…

Велько слушал, и перед ним будто неслись тени в тумане. Отзвуки далеких голосов, рычание зверя, слепящие вспышки молний, зеленые переливы в ночном небе…

– Эта песня о лунной деве, – заговорил нойда, оборвав речитатив так же внезапно, как его завел. – Ее звали Никийя, и она была дочерью богини, хоть и не знала об этом. Жила она на острове посреди озера со старым отцом-рыбаком. Когда-то в сердцевине старой ольхи, которую лунный луч расщепил надвое, как лезвие топора, старик нашел девочку, чье лицо всегда казалось озаренным светом. С тех пор на острове никогда не было мрака: днем его озаряло солнце, ночью луна, а зимой небесные сполохи. Но старик никогда не рассказывал дочке, откуда она взялась – он боялся, что если Никийя узнает, то покинет его.

Но старания старика уберечь дочку ни к чему не привели. Когда она подросла, ее украл медведь из соседнего леса, себе в жены. «Я еще слишком мала, чтобы стать тебе женой», – ответила ему дева. «Ничего, – сказал медведь, – поживешь пока у меня в лесу. А я буду кормить тебя человечиной, пока ты не подрастешь. Главное, никогда не ходи в землянку на болоте…»

Но Никийя все-таки пошла туда, когда медведя не было дома, и обнаружила там юношу-пленника, скованного цепями.

«Прошу, выпусти меня, – попросил он. – Я так истосковался по свету…»

Никийя пожалела его и выпустила. В этот миг вдруг загремел гром, глаза юноши вспыхнули огнем, а волосы его поднялись дыбом. Дева поняла, что пленник вовсе не был человеком.

Тут явился медведь и встал на дыбы, чтобы убить пленника.

«Подними с земли ветку и брось в медведя!» – воскликнул юноша.

«Разве можно навредить медведю какой-то веткой?» – печально спросила дева.

«Или ты мне поверишь, или мы оба погибнем!»

Тогда Никийя бросила ветку в медведя. Ветка в полете обернулась молнией, и поразила хозяина зверей насмерть. В тот же миг юноша сбросил цепи со своих рук. Это был Тиермес, бог грома.

«Пойдем со мной, Лунная Дева, – сказал он, – пора тебе вернуться на небо, в дом северного сияния…»

– Я понял! – воскликнул вдруг Велько. – Ты прав, и ваш бог грома дал деве хороший совет. Не жертв, а подвигов ждут боги от своих земных детей! Жертвы пусть жрецы приносят…

Нойда не успел ничего ему ответить – вспугнутая громким возгласом птица, которая недавно шуршала где-то по соседству, взвилась в небо. Лишь увидев в темно-синем небе уносящийся вдаль крылатый силуэт, Велько понял, что никакая это была не птица.

– Опять она! – воскликнул он. – Ты ее видел?!

– О Луот, – пробормотал нойда. – Да это же тунья!

– Кто?

– Карелы их зовут крылатыми марами, саамы – тунами. Колдовской народ людей-птиц с дальних пределов Похъелы. Я никогда их не видел, только слышал о них. Странно, что тунья следила за нами – они избегают людей…

– Я ее уже недавно видел, – сказал Велько. – Ночью, на нашей первой стоянке.

– И что она, напала на тебя?

– Вовсе нет. Я говорил с ней и подарил ей обручье.

Нойда поглядел на Велько каким-то совсем другим взглядом.

– И она взяла? Гм-м…

Неподалеку от костра послышался стон. Собеседники одновременно обернулись. Нежата, о котором они совсем забыли, метался и стонал во сне.

– Разбуди его! – резко сказал нойда. – Скорее! Не нужны ему такие сны…

Велько шагнул было к костру, но его брат уже сам очнулся. Приподнявшись на локте, он запустил пальцы в волосы, глядя перед собой ошалевшими глазами.

– Как ты, братишка? – склонился над ним Велько. – Что-то приснилось?

– Да-да, – пробормотал Нежата, все еще не отойдя от сна. – Приснилось…

Он поднял взгляд на брата, словно пытаясь что-то осмыслить, и вдруг кровь отхлынула от его лица.

– Да что с тобой такое?

– Ничего… – отмахнулся Нежата, глядя на брата чуть ли не с ужасом. – Чепуха примерещилась…

Он встал, отошел к берегу и принялся умываться.

– Больше не усну, наверно…

– Ну, раз проснулся, так и сторожи, а я пожалуй лягу спать, – отозвался Велько. – Ну и ночка…

Велько устроился на ночлег и вскоре уснул. Нойда же спать не пошел, расположился под молодой елкой неподалеку от костра, украдкой следя за Нежатой.

А у того из головы не шел сон. Явилась ему ведьма с Кукушкиного острова, и глядя ему прямо в лицо своим полыхающим синим взглядом, в котором безвозвратно тонули и разум, и воля, проворковала: «У бога может быть только один сын…»

Глава 6. Бой на рассвете

– Мы все делали неправильно!

Братья стояли на мысу. Со всех сторон их окружал тихий предутренний туман, пронизанный первыми розоватыми лучами солнца. Близнецы оба были снаряжены как для битвы. У одного в руке меч, у другого – секира.

– Песня нойды подсказала мне это, – делился своими догадками Велько. – Волхвы сбили с толку с и нас, и матушку. Но они мыслили как смертные, да и мы тоже. Люди подкупают нежить дарами, чародеи стараются подчинить ее себе, да не всегда выходит…

– К чему ты ведешь? – спросил Нежата. – К тому, что карелы хотели подсунуть нас этому Хауги как жертву? Я это подозревал, достаточно было посмотреть на лицемерную рожу Кевита. Думаешь, зачем они ходили к ведьме? Спрашивали, какую плату надо отдать Хауги, чтобы он уплыл из их краев…

– Это тебе тоже ведьма рассказала? – хмыкнул Велько. – Впрочем, похоже на правду.

– Я вот думаю, а может надо прихватить Кевита с собой? Наверняка для чудища он был бы повкуснее, чем пряник…

– Нет, так это не делается. Жертва случайной не бывает. Должно быть знамение… знак…

– Кстати, по пути сюда мы нашли на острове похъельца! Ну чем не знак?

Велько хмыкнул.

– Отдать чудищу нашего колдуна? Тут ты малость опоздал.

– Думаешь, я не смогу связать его и кинуть в воду, если пожелаю?

– Думаю, уже нет…

– Что же мне помешает?

– Он и помешает. Да и я буду против.

– Но почему? – воскликнул Нежата. – Что ты с ним возишься? Смотри, лопарь ни имени, ни прозвания своего нам не сказал. Почему он ушел из своих земель, зачем приплыл сюда с Арнгримом, как оказался связанный на острове? Он молчит…

– Конечно, молчит. С чего бы ему нам доверять? Однако он вытащил нас из беды в ильменях, и отплатить ему злом было бы подло… и опасно. Оставь пустые мысли, брат. И послушай меня. Повторяю – мы мыслили как люди, думающие, как бы заслужить милость божества. Но право зваться сыном бога не покупается жертвой. Оно добывается в бою.

– А, вот ты о чем, – протянул Нежата, начиная улыбаться. – Ну, мне это нравится!

– Да. Вспомни нурманское сказание о драконе и герое, его сыне. Лишь тогда, когда сын победил его в бою, дракон признал его равным себе. Думаю, нам надо вызвать Хауги на поединок.

– Нам? – нахмурился Нежата. – Мне! Я ведь родился первым, не забывай!

– Да, да. Я помню, что ты старший. Сразись с Хауги – и если он в самом деле наш отец-ящер, он нас признает.

– Что ж, – Нежата поудобнее перехватил рукоять меча. – Тогда не будем терять время…

* * *

Нойда сидел на замшелой скале, поднимавшейся над розоватым туманом, словно остров. В руках он держал сломанный бубен – обечайку с обрывками кожи. Нойда медленно поворачивал его, раздумывая, как вернуть помощнику голос и силу. На душе у него было муторно. Всякий раз, как его взгляд падал на изодранного «оленя», похъельцу приходилось подавлять закипающую ярость. А пустой гнев на Арнгрима и недостойное злорадство относительно постигшей нурманов участи только мешали здраво мыслить. И ухудшали без того непростое положение, в которое он угодил вместе с этими бестолковыми словенскими парнями…

«Проклятый Арнгрим, да сгниют его кости! Что же он наделал! Я словно ослеп и остался без рук!»

До последнего мига нойда не ждал от него зла. Даже когда ему уже заломили руки, он все еще надеялся переубедить Арнгрима. Теперь-то он понимал – зря надеялся. Нечто исподволь захватило разум морского ярла и заманило в Черный островняк. А после того гадания, видно, произошло что-то еще. Когда ночью Арнгрим, словно берсерк, изрубил бубен, нойда был почти уверен, что пришел его последний час. Но все же ярл ограничился тем, что велел привязать шамана к дереву. «Мы заберем тебя на обратном пути!» Когда нойда услышал эти слова от Нежаты, его мороз пробрал. Ведь то же самое сказал ему Арнгрим всего днем раньше…

«Сам хорош! Мог бы заметить и раньше, что с ним происходит…» Нойде было стыдно вспоминать, как он попался. Но он считал Везунчика другом. Тот был ему обязан больше чем жизнью, и они оба это знали. В своем уме Арнгрим никогда бы так не поступил с ним – а значит, и злиться на него не стоит.

«Злись на себя. А Везунчику помоги – если ему еще чем-то можно помочь…»

Прежде туго натянутая кожа бубна, покрытая тайными знаками трех миров, повисла по краям обода жалкими ошметками. Надо будет обтягивать новой кожей, наносить новый рисунок. В сущности, давно нужно было это сделать. Бубен принадлежал давно погибшему учителю нойды. Обычно всякий шаман мастерил бубен сам. Но тогда… Нойда опять вспомнил ужасный день, который и без того всплывал в его памяти чересчур часто. В миг великой беды ему пришлось взять бубен прямо из могилы учителя и безмерным усилием подчинить себе чужих духов.

«Видно, пришло время отпустить тебя, – он посмотрел на бубен. – Отпустить к учителю, завести свой. Но как же это не вовремя! Сейчас нужно отправиться наверх, но я не могу это сделать без летучей лодки…»

Откуда-то из розовеющего марева послышался далекий, слабый вой. Нойда поднял голову, прислушиваясь. Вой повторился и умолк, сменившись слабым повизгиванием.

Собака? Нойда вспомнил вой в ильменях. Поколебавшись, он встал и засвистел, подзывая ее.

Повизгивание смолкло. Нойда терпеливо ждал. Вскоре в тумане над озером появилась тень. Большими скачками она приближалась к берегу. Похъелец положил руку на рукоять ножа. Его повседневный костяной нож Арнгрим переломил надвое, наступив на него. Однако железный нож уцелел, затерявшись в черничнике, а он-то и был сейчас нужен – на случай, если что-то пойдет неладно. Нет ничего лучше железа против нежити.

Тень приближался. Светлые глаза нойды широко раскрылись от удивления: это был призрак белой лайки.

– Иди сюда! – крикнул он.

Дух подбежал и остановился, не приближаясь к берегу, внимательно глядя на шамана.

– Я помогу тебе. Я заберу тебя отсюда. Мы пойдем вместе, не бойся Хауги, – заговорил нойда. – Со мной ты безопасно доберешься до Древа Душ. Только покажи мне путь, а я буду охранять тебя…

Призрак чуть вильнул закрученным хвостом. Нойда провел рукой по груди, нашарил один из оберегов и бросил в озеро. Та опустила голову, обнюхивая круги на воде… Потом выпрыгнула на берег, пробежала мимо нойды и метнулась в туман. Нойда устремился за ней.

Они долго куда-то бежали в тумане. Тропа шла все вверх и вверх, среди мертвых деревьев и замшелых скал. Нойда быстро устал, он тяжело дышал и спотыкался, горло его горело, а колени подгибались. Но он ни разу не остановился, чтобы передохнуть – слишком опасался потерять в тумане своего проводника. Ни разу еще он не отправлялся в верхний мир таким долгим, хлопотным и неудобным способом, но особо выбора сейчас не было.

Наконец, когда нойда готов был свалиться от усталости, вокруг посветлело и туман начал расходиться.

– Наконец-то, – пробормотал он.

Ветер рвал белое марево на части, клочья тумана разлетались, открывая гористые просторы и море далеко внизу. Нойда прищурился, чувствуя, как его сердце наполняется радостью узнавания.

– Белая Варака! – невольно воскликнул он.

Такое имя носила священная сопка, что высилась на самом берегу Змеева моря в его родных краях. Подниматься на нее просто так было запрещено – всякий знал, что ее вершину посещали боги. Однако эта гора отличалась от той, на которую нойда много лет назад лазал со своим учителем. Нойда прекрасно помнил, что на вершине Белой вараки всегда лежал снег. А тут мох сменился пышной зеленой травой! Да и небо здесь было другое. Не высокое, холодное северное небо, а золотистый купол, распространяющий мягкое, мерцающее свечение…

«Это не небо, а крона, – понял вдруг нойда. – Ну конечно – лайка вывела нас к Древу Душ!»

Древо Душ занимало все видимое пространство, и уходило далеко за его пределы. Его ветви обнимали небо, а корни пронизывали землю. Казалось, кора исполинского ствола Древа непрерывно шевелилась. Однако когда нойда пригляделся, то увидел, что это карабкаются вверх бесчисленные звериные души, разбегаясь дальше по ветвям и исчезая в зеленовато-золотистом облаке кроны. У нойды закружилась голова, когда он попытался охватить взглядом этот туманный, мерцающий мириадами огней свод. Из облака медленным дождем лились золотистые живые капли. Новые зверины души, словно семена, падали вниз на землю, в леса, болота и озера, чтобы одеться новой шубой и родиться снова.

У нойды перехватило дыхание. Конечно, он много раз слышал о Древе Душ, но сам впервые сумел добраться до его подножия. Он знал, что там наверху, за пределами золотого облака, трудятся боги. Лишь самые сильные из шаманов способны увидеть их и вернуться назад, сохранив разум… Нойда опустил взгляд и крепко зажмурился. Ему казалось, он увидел нечто, что людям видеть не следует.

– Спасибо тебе, – сказал он вертевшейся рядом лайке. – Да родишься ты вновь в своем племени!

Та, помахав ему хвостом, унеслась вдаль. Нойда увидел издалека, как она поднимается, перепрыгивая с ветки на ветку, а потом потерял ее в сонме ожидающих нового рождения душ.

Тогда он с усилием отвернулся от Древа и начал смотреть вниз.

Отсюда, со священной горы, многое, что в земной жизни было скрыто покровами духовной слепоты и неразумия, виделось намного яснее.

Вот Великий Хауги, преследующий новую добычу, уже почти настиг ее. Из верхних пределов хорошо видна его истинная сущность – звериный облик, искаженный властью могучей, нечеловеческой воли. Кто превратил зверя в чудище? Неужели тот бог, детьми которого так надеются оказаться близнецы? Едва ли. Великому Хауги ничего от них не надо – он стремится лишь сожрать их. Он уже забрал жизни нурманов, и теперь ему нужны словенские мальчишки. Они самонадеянны и ничего не знают, но если в них в самом деле течет божественная кровь – они могут и победить…

Кто же заманил в Черный островняк и словен, и Арнгрима? Кому послушен водяной хищник?

…откуда-то, словно издалека, донеслись крики и ругань.

Нойда с недоумением обвел взглядом безмятежные морские просторы.

…где-то совсем поблизости лязгнуло железо о камень, плеснула вода…

– Велько, берегись! Вон он, справа!

Нойда распахнул глаза и выпрямился. Он сидел на все том же камне, неподалеку от места ночевки. Перед ним простиралась гладь озера. Просидел он, видимо, совсем недолго – край солнца едва выглянул из-за леса, последние завитки тумана таяли над водой. Откуда-то из-за березняка доносились отчаянные вопли Нежаты:

– Брат! Где ты, брат?!

Нойда вскочил и кинулся на голос.

* * *

Длинная отмель, поросшая редким камышом, полого уходила под воду. Братья, приметившие ее еще накануне, стояли у самой кромки воды, оглядываясь и прислушиваясь. Нежата вздохнул и с мечом наготове зашел по колено в озеро.

– Как там тебя, Великий Хауги! – кривя губы в улыбке, окликнул он. – Выходи на бой!

– Нойда сказал, что он следит за нами, – тихо произнес Велько.

– Вот и надо было кинуть колдуна в воду! А пока ящер будет его жрать…

Вода вдруг забурлила, отмель дрогнула под ногами. Глухой гром, донесшийся будто бы со дна озера, заставил братьев замереть. А в следующий миг Нежата вскинул руки и, не успев даже вскрикнуть, исчез под водой. Велько кинулся туда, где только что стоял брат, и увидел нечто вроде длинного, замшелого плоского камня, который бесшумно двигался под самой поверхностью, быстро погружаясь. Велько прыгнул и с размаху ударил секирой. Но острое железо отскочило со звоном. Чудище дернулось и повернулось на бок. Перед глазами Велько промелькнуло огромный кожистый плавник, и молодой воин рухнул в воду. Когда он вынырнул, отплевываясь, то первое, что увидел – Нежату, который быстро плыл к берегу. «Хвала богам, спасся!» – возликовал Велько и кинулся вслед за ним. Биться с чудовищем прямо здесь, во взбаламученной воде, он не собирался.

Нежата, нащупав дно, встал на ноги и завертел головой.

– Я здесь! – закричал Велько.

Внезапно ногу его стиснуло с такой страшной силой, словно она угодила в медвежий капкан. Бедро пронзила резкая боль, которая мгновенно сменилась полным онемением. Резкий рывок, и неодолимая сила повлекла Велько вниз. Вода сомкнулась над его головой, и через миг на поверхности озера не осталось ничего, кроме расходящихся кругов.

– Брат! – заорал Нежата, словно очнувшись. – Брат, где ты?!

В это время из березняка появился нойда. Ему хватило мгновения, чтобы понять, что тут произошло. Он видел Нежату, который топтался на мелководье, пытаясь понять, где исчез его брат. Он чуял Великого Хауги, который волок добычу на глубину, чтобы утопить. Он даже успел мельком увидеть чудище, и понял наконец, кого оно напомнило ему, когда впервые напало на лодку в ильменях.

«Никакой это не ящер! Это огромная щука!»

Нойда глубоко вздохнул. Что ж, осталось только одно. Сейчас бы покрепче за что-нибудь ухватиться, но опять совсем нет времени…

«О Каврай, отец колдовства! Ты знаешь, в воде я бессилен. Великий Старик отвернулся от меня, я виноват перед ним и перед своим родом, я был изгнан и проклят, и не могу ни о чем тебя просить. Но я не собираюсь смотреть, как злобная нежить губит людей, и бездействовать!»

Его руки нашарили привязанную к поясу веревку и развязали второй узел. Воздух наполнился шумом и гулом, быстро переходящим в низкий вой. Полетели листья и песок, озеро подернулось волнами. На тем местом, где Хауги утащил под воду Велько, воздух сгустился, помутнел и начал быстро вращаться, всасывая воду. Вскоре изумленный Нежата увидел прямо перед собой завывающий водяной столп, который покачивался, всасывая воду, и рос, рос… Опомнившись, юноша кинулся к берегу. Он успел очень вовремя – еще немного, и вихрь затянул бы и его. Нежата выбрался на берег и вжался в землю, закрывая руками голову. Летящий песок хлестал его и колол, от воя ветра сводило зубы. Позади раздался могучий удар, затем влажные шлепки. Вой ветра перешел в пронзительный свист и вдруг умолк.

Нежата приподнял голову и оглянулся. На отмели корчился Великий Хауги, бил огромным хвостом, разевал зубастую пасть. Неподалеку в быстро расплывающейся луже крови лежал Велько.

– Помоги ему, – раздался рядом хриплый голос похъельца.

Тот стоял поблизости, держа в дрожащих руках веревочку, с таким бледным лицом, будто это его, а не Велько сейчас пытались утопить.

Нежата вскочил на ноги. Он огляделся и радостно вскрикнул, увидев на песке свой потерянный в воде меч – вихрь выкинул на сушу и его. Нежата схватил оружие, подбежал к гигантской щуке и с размаху вонзил клинок в плоский желтый глаз.

Великий Хауги заметался как безумный. Он сбил парня хвостом, выгнулся, скатился с отмели и исчез под водой. Нежата склонился над Велько. Тот был без сознания; нога от бедра до колена – один сплошной кровавый пузырь. Нежата стиснул зубы, подхватил брата под мышки, выволок с отмели на берег и на миг замер, не зная, за что хвататься. Велько был без сознания – казалось, уже и не дышал. На раны на его ноге было жутко взглянуть – загнутые рыбью зубы разорвали ему бедро, он истекал кровью.

– Он умирает! – вырвалось у Нежаты, и лицо его исказилось от отчаяния.

– Никто не умрет, – послышался сзади голос нойды.

Похъелец, про которого Нежата и позабыл, уже пришел в себя и стоял рядом.

– Надо остановить кровь. О Каврай помоги! Сил совсем не осталось!

– Ты можешь его спасти? – с надеждой кинулся к нему Нежата. – Прошу, колдун, помоги ему! Ничего не пожалею!

– Ох, непросто…

– Лечи давай! – рявкнул Нежата. – Знаю, ты можешь! Если откажешься, и он умрет, я тебя вслед за ним к дедам отправлю!

Нойда не обратил внимания ни на мольбы, ни на угрозы. Он напряженно думал. Взгляд его скользнул по поясу Велько, и вдруг его лицо оживилось.

– Вот что! Сбегай скорее к месту ночевки и принеси его гудящее дерево…

– Гусли, что ли? – изумился Нежата. – Зачем?

– Надо. Ты сам на них играть умеешь?

– Могу малость, – растерянно отозвался парень.

– Вот и славно. Подыграешь мне. А я буду петь. Скорее!