Восходящий. Магия дракона

– Я заметил, что это место никто не планирует защищать, – сказал Холт. – И когда начнется сражение, этих людей убьют первыми?

– Они уже мертвы, почтенный Всадник, – безразличным тоном ответил солдат.

– Я все равно пойду. Я могу помочь.

Стражники, бросив на Холта последний просительный взгляд, все же расступились. Решетка поднялась, и подросток вошел внутрь. Эш последовал за ним, и ворота с лязгом захлопнулись.

Картина невероятных страданий предстала перед Холтом. Этот небольшой островок с трудом вместил всех этих людей. Одни сидели прямо на земле, другие застыли в темных дверных проемах – лица пустые, глаза смотрят куда-то в себя. Безжизненные тела свисали из окон. Дренажные канавы на мощеных улицах были заполнены желчью, рвотой и желтой мочой. От невыносимой вони желудок Холта трижды перевернулся. Где-то плакали дети, взрослые мужчины рыдали и вздымали к небу окровавленные, грязные руки. В дальнем углу острова столб дыма уносил с собой воспоминания о погибших.

– Я слышу, как медленно бьются их сердца, но в них так мало жизни, – заскулил Эш.

Холт, не раздумывая, шагнул вперед, а его собственное сердце, несмотря на тело Восходящего, бешено колотилось. По драконьей связи они с Эшем пытались утешить друг друга. Даже в этом дьявольском месте их связь давала им ощущение передышки, как холодный чай в жаркий день.

Пока никого не узнавая, Холт шел по улицам дальше. Прямо перед ним на камни рухнула женщина. Подошли мужчины и унесли ее тело.

Теперь окружающие таращились на Холта: он держал спину слишком прямо, на его коже не было пятен, а свет в глазах не погас. Он был здоров. Люди показывали на Эша, будили спящих, чтобы те посмотрели на дракона и на Всадника.

Трясущийся старик опустился на колени у его ног.

– Сэр, вы пришли, чтобы положить конец нашим страданиям?

Оторопев, Холт заставил себя не останавливаться. И он только потом понял, о чем просил этот человек. А вокруг уже собирались другие. Их голоса слились в один вопль отчаяния.

– Я постараюсь… постараюсь помочь. – Голос Холта дрожал, запинаясь на каждом слове. – Отец?

Где же он?

– Отец!

Эш взмахнул крыльями и негромко зарычал, чтобы толпа расступилась.

– Мы можем попробовать вылечить их.

У Холта пересохло во рту. Здесь было так много людей. Они с Эшем не могут помочь всем, так ведь?

– Малыш, мне нужно его найти, – проговорил подросток. – Отец, – снова позвал он. – Отец!

Холт проталкивался сквозь толпу. Силой своего обновленного тела он легко прокладывал себе дорогу через скопление ослабевших беженцев, но это было все равно, что переходить вброд реку, а трава тянет тебя на дно.

Но план был совсем другим! Сидастра считалась надежным убежищем, безопасным укрытием на случай вторжения: все подданные королевства должны были спрятаться за городскими стенами, притянуть сюда рой, который будет разгромлен. Обращен в пыль. Слова песни, которые Холт знал с детства, снова зазвучали в его голове.

Услышав зов, собирайся в путь,Прихвати только то, что не сможешь вернуть,Мужа, жену, дитя и родню,Собирайся сейчас, твоя жизнь на кону.

– Отец! – продолжал звать Холт.

Он крикнул еще раз. И еще. И еще, пока один человек не показался ему знакомым. Он стоял в дверях заведения, что когда-то было таверной.

– Мистер Уивер! – задохнулся от радости Холт и почти бегом бросился к нему: наконец кто-то из Крэга.

Мистер Уивер выглядел ужасно. Он еле держался на ногах, на его горле образовалась бледно-зеленая корка. Ткач прищурился, потер глаз и прохрипел:

– Холт Кук?

– Да! Да, это я…

– Мы думали, ты мертв.

– Мой отец, – перебил его Холт. – Пожалуйста, скажите мне…

– А-а, он внутри, но…

– Эш, подожди здесь.

Протиснувшись мимо мистера Уивера, подросток распахнул дверь. В бывшей таверне он обнаружил еще больше знакомых лиц. Там был мистер Монгер, Поттеры[4], старый мистер Кобблер[5], вся семья Карпентеров[6], Танеры[7], даже Ойстеры[8] и множество других жителей Крэга. Похоже, из тех, кто не остался в форте Кеннет, почти все добрались до столицы.

И все были заражены. Зеленые вены вздулись на шеях и на лицах, люди царапали кожу, уже затвердевшую в подобие панциря, как у жуков. Воздух был плотным, таким же тяжелым, как в Умирающем Лесу. Потухшие глаза обратились к Холту.

– Кто это?

– Нам прислали еду?

– Это Холт Кук.

Раздались шокированные вздохи, но их заглушили ужасные приступы кашля, доносившиеся из каждого угла.

– Где мой отец?! – прокричал подросток, надеясь, что его услышат.

Некоторым удалось поднять руку и указать на дверь за стойкой бара. Конечно, простонал про себя Холт, конечно! Где еще мог быть его отец… Перемахнув через стойку, он ворвался на кухню.

Лица, знакомые ему и чужие, одновременно повернулись в его сторону. Повара, двое горничных, их семьи. С мокрыми от пота лицами, они поддерживали друг за друга. Кто-то рухнул лицом вниз на рабочий стол. А на стуле у камина подросток увидел обмякшее тело Ионы Кука. Его грудь еле вздымалась.

– Нет! – задохнулся Холт. Сбывался его самый кошмарный страх.

– Холт? – с трудом прошептал Иона.

Он попытался подняться, покачнулся, и, прижав руку к груди, начал оседать вниз.

Очнувшись, подросток одним прыжком подскочил к отцу, успевая его подхватить, и осторожно опустился вместе с ним на пол. Иона уронил голову на колени сына, пытаясь сфокусировать блуждающий взгляд на его лице.

– Отец… – поперхнулся Холт.

Иона страшно похудел, почти иссох, а его густые волосы почти все выпали.

Обезумев от горя, подросток дернул ворот мешковатой, грязной рубашки отца – посмотреть, как глубоко заражение распространилось по телу. Хотя он уже знал, насколько все плохо. Он знал. И обширные очаги гниющей кожи не оставляли надежды.

Глаза Холта наполнились слезами. Он хотел так много сказать отцу – о том, как ему жаль. Из-за того, что оставил отца, причинил ему столько боли, заставил так страдать. И все же те самые слова – если могли бы найтись такие, чтобы все это выразить – ускользали от Холта. Да и вообще словами ничего не поправить.

– Я принес твою книгу, – хрипло сказал он.

И вытащил из сумки бесценную реликвию их семьи. Книга уже не выглядела так роскошно, как раньше: углы погнулись, кожаный переплет покрылся царапинами, и где-то на страницах наверняка обнаружатся пятна его крови.

– Я взял ее с собой.

Губы Ионы дернулись вверх в попытке улыбнуться.

Те, кто находился вместе с ними в комнате, за все это время ни разу не пошевелились и не произнесли ни слова. Неужели от болезни их разум уже помутился?

– Я могу помочь, – опомнился Холт, вспыхнув от ненависти к самому себе за то, что не сделал этого сразу.

Выронив книгу, подросток нашел ядро Эша, вытянул свет и собрал его на ладони.

Это должно было сработать. Это. Должно. Было… Сработать.

Холт прижал руку к груди отца и выплеснул магию мягко, щедро – точно так же, как получилось со старым дубом в лесу. Он вложил ее силу в своего отца.

Иона ахнул, когда магия наполнила его тело. От лунного света взор его вспыхнул, и на какое-то удивительное мгновение Холту показалось, что он справился. Но свет померк. И последние признаки жизни уходили из глаз его отца.

– Магия? – Иона дышал тяжело, с присвистом, а его взгляд не отрывался от лица сына.

– Я… Теперь я Всадник. Я спас дракона. – Этими словами Холт пытался рассказать отцу сразу обо всем.

– Правда? – Тихий голос Ионы все больше слабел. – Горжусь тобой, – выговорил он. – Такое доброе сердце… Горжусь тобой.

Холт поднял отца и крепче прижал к себе.

– Отец, прости меня. Прости. Я…

Его слова превратились в бессвязное бормотание, когда мальчик всхлипнул и уткнулся лицом в костлявое плечо Ионы, точно так же, как еще недавно горевал о Броуде в том лесу. Сначала Броуд… Теперь он теряет отца.

– Прости, что оставил тебя, – выдавил он наконец.

Иона хрипло выдохнул, принимая извинения.

– Но сейчас я здесь, – поднял голову Холт. – Тебе просто нужно отдохнуть, а я помо…

Едва заметное движение подбородком – Холт скорее угадал его, а не увидел.

– Слишком поздно… держался… должен был увидеть… тебя…

Холт яростно замотал головой. Ему было только шестнадцать. Почему все заканчивается именно так! Крэг не должен был пасть, и вместе с ним их прежняя жизнь. Почему его магия сейчас не сработала? Мальчик будто снова стоял перед тем старым дубом в лесу, но сейчас ему было в тысячу раз больнее.

– Я недостаточно силен, – проговорил Холт. – Подожди. Держись, и я…

– Помоги остальным, – прошептал Иона.

Он бормотал что-то еще, но разобрать было ничего нельзя. Мальчик приложил ухо к губам отца, стараясь хоть что-то расслышать.

– Я люблю те… – Последнее слово отца превратилось в один долгий, последний вздох.

И мир вокруг застыл. Холт крепко прижимал Иону к себе, отказываясь отпускать. Снова и снова он повторял «нет, нет», словно это могло что-то изменить.

Его душа переполнилась горем.

Снаружи, точно раненное животное, взвыл Эш. Холт тоже хотел зарыдать вместе с ним, но он только крепко стискивал и баюкал в объятиях тело отца, укачивая его как ребенка.

Лучше бы он горел заживо. Даже холодная сталь, разрывающая плоть, не причиняла такие страдания. Только такая боль невыразимая, истинная, глубокая оставляет невидимые шрамы, которые никогда не заживут. Боль, в сравнении с которой даже смерть кажется избавлением.

Как долго он просидел там? В какой-то момент Холт заметил, что его окружили люди. Они что-то шептали и пытались забрать у него отца.

– Нет, – твердо сказал он, и на его ладони вспыхнул свет.

Они заберут отца и сожгут. Бросят тело в тот костер, от которого в небо поднимается гигантский столб дыма.

– Назад, – предупредил подросток, и его оставили в покое.

Холт снова обмяк, не зная, что делать сейчас.

– Холт. – Голос Эша был живительным бальзамом, льющимся на его раны. – Холт, ты сделал все, что мог.

– Я опоздал.

– Мы опоздали.

– Я… Я был недостаточно силен.

– Мы были недостаточно сильны. Это не твоя вина.

– Я оставил его.

– Чтобы спасти меня… – сказал Эш. Дракон разделил с ним тяжкое бремя вины, что сейчас разрывала сердце Холта. – Мы должны сделать так, чтобы его уход не оказался напрасным.

– Как?

– Мы должны вылечить всех, кого сможем.

И отец просил его о том же. «Помоги остальным», – сказал он.

– Что, если я не смогу никого спасти? – вслух спросил Холт.

Его голос прозвучал неожиданно громко. Испуганные люди еще больше съежились и забились в свои углы.

Эш, должно быть, услышал Холта даже через две стены, потому что продолжил настаивать:

– Мы спасем всех, кого можем.

Холт поднял трясущиеся руки.

– Даже если так, как мы выберем: кому жить, а кому умереть?

Его сердце снова заколотилось. Если бы Броуд дал ему другое яйцо, и Эш никогда бы не вылупился? И все, что произошло потом, было лишь цепью случайностей. Это открытие ошеломило Холта.

Хаос. Все это хаос.

Возможно, жесткий порядок вещей все же был правильным путем, мрачно подумал подросток. Никаких сомнений. Никаких собственных мыслей. Делай то, что до тебя делали другие, делай то, чего от тебя ждут. Задавать вопросы – значит, открывать двери, что ведут к другим дверям. Сами вопросы были хаосом.

Холт стал причиной хаоса и был наказан за это.

– Вставай, Холт, – настаивал Эш. – Ты мой, а я твой. Вставай и продолжай сражаться, а я буду сражаться вместе с тобой.

Ощутив прилив мужества, который передался ему по их связи. Холт стиснул зубы. Кивнул самому себе и поднялся. Он обвел взглядом кухню этой захудалой таверны, забитую людьми, с трудом узнавая изуродованные болезнью, искаженные страхом лица, обращенные к нему.

– Теперь у меня есть магия. Она может помочь, если Зеленая Гниль еще не слишком распространилась. Идите за мной.

Холт поднял тело своего отца, выпрямился, глубоко вздохнул и сделал первый шаг. Затем еще один.

Когда он проходил мимо своих бывших соседей из Крэга, они бросились к нему. Но подросток велел им набраться терпения и следовать за ним наружу.

Выйдя на улицу, Холт увидел, что она почти пуста. Лишь немногие отважились остаться у таверны, да стайка детей не спускала глаз от Эша, держась на безопасном расстоянии. Дети были так больны, что были не в силах стоять и сидели прямо на мостовой. Одна смелая девочка двинулась к Эшу и протянула к дракону руку, но мать, хромая, подошла к ним и увела ее назад.

– Они не позволят мне помочь.

– Они боятся, – сказал Холт.

Эта девочка выглядела почти здоровой, лишь в одном глазу у нее появился зеленый оттенок. Все еще держа отца на руках, подросток громко сказал:

– Все в порядке. Эш здесь, чтобы помочь.

Мать девочки выглядела напуганной, но, осмотрев чистую одежду и доспехи Холта и снова взглянув на Эша, отпустила дочь.

– Подними руку, – попросил ее Холт.

Малышка послушалась, и Эш нежно прижался мордой к ее ладони, как когда-то сделал с Селией Смит.

Вспышка света. Крик матери… и девочка была вылечена. Ее зараженный глаз стал фиолетовым с серебристыми крапинками.

Зрители начали возбужденно перешептываться.

– Вот видишь, – сказал Эш, – у нас получается.

Холт кивнул. Он тоже хотел помочь, но не мог расстаться с отцом.

– Дай его мне, сынок, – сказал кто-то. Холт обернулся.

Это был мистер Монгер. Он и еще несколько жителей Крэга с сочувствием смотрели на него.

– Мы позаботимся о нем.

Холт шмыгнул носом.

– Не уносите его. Оставайтесь с ним здесь, чтобы потом я мог забрать его с собой.

– Хорошо, – кивнул мистер Монгер. – Так и сделаем.

Эш подошел ближе и уткнулся носом в бок Холта. Тот в последний раз взглянул на лицо отца, судорожно вздохнул и, передав тело мистеру Монгеру, сразу же отвернулся, чтобы сосредоточиться на том, что ему предстояло сделать.

В одной руке он собрал лунную магию, другой погладил Эша.

– Ну что, малыш, за работу?

Призраки прошлого

Талия мчалась по дворцу, точно зная, куда направляется. Сановники, рыцари, стражники и придворные льстецы: все без исключения кланялись ей или приветствовали, каждый на свой манер. Никто не понимал, какие почести должны быть оказаны принцессе, ставшей Всадницей. Добежав до королевских апартаментов, девушка остановилась проверить, что рядом никого нет.

Доказательства, которые оставил ей Леофрик, были ключом ко всему. Они могли убедить Озрика и придворных. Если повезет, внутренняя угроза будет вовремя устранена.

Прочитав последние слова письма, Талия сразу поняла, на что намекал ее брат.

«Если со мной что-то случится, ты найдешь все необходимое там, куда не может добраться даже Скверна».

Леофрик тщательно подбирал слова. Если бы его опасения оправдались, и письмо попало в руки врагов, посторонний человек никогда бы не разгадал истинный смысл этой фразы. Только Талия знала, о каком месте идет речь. И принцесса цеплялась за эту мысль. Леофрик не дал бы ей эту подсказку, если бы из-за тяжелой болезни дошел до безумия. Ее брат знал, о чем пишет. Он был напуган.

Он боялся и нуждался в ней.

«А меня не было рядом».

Глаза защипало, но Талия не дала пролиться слезам.

«Нет. Не стану плакать, пока не выясню все до конца».

Талия подошла к двери в свою старую спальню. Точнее в самую первую – за два года до вступления в Орден ее новой спальней стала гораздо большая комната дальше по коридору. Принцесса повернула ручку, толкнула, и дверь бесшумно открылась.

Картины детских лет замелькали перед ее глазами, хотя все здесь выглядело иначе. После того, как Талия отправилась в Фалькаер, мать превратила ее бывшую комнату в детскую. Ходили разговоры о том, что королевская чета ждет прибавление. Но это было давно. Пустая кроватка стала грустным напоминанием о той жизни. В последний раз в эту комнату заходили год назад. И здесь все еще ощущалось присутствие покойного короля Годрика, отца Талии.

Талия тоже не стала бы тревожить покой этого места, если бы не острая необходимость. Ее конечным пунктом назначения была не эта комната, а чердачное помещение в башне над ней. В прежние времена девочке приходилось орудовать длинным шестом, чтобы открыть люк на чердак и спустить лестницу. Теперь же она могла легко подпрыгнуть и дернуть ее вниз. Принцесса так и сделала, с глухим стуком приземлившись обратно на пол. Вслед за ней с грохотом обрушилась лестница.

Талия вскарабкалась по ступенькам. Пыльный чердак оставался нетронутым еще дольше, чем детская.

Время здесь остановилось. Дощатый пол, темные стропила и ветер дует из всех щелей. В узкое окно направлен телескоп. Вокруг разбросаны забытые игрушки: солдатики Леофрика и ее деревянный дракон лежали на воображаемом поле битвы. Талия подняла дракона и сдула с него пыль.

Он был ярко-красным с желтыми крыльями. Маленькая Талия придумала для него имя Скорчер[9]. Уже тогда она выбрала огонь. Уже тогда хотела бороться со Скверной.

И все же, как и все дети, она боялась. И никогда не забудет, как горько она рыдала, когда над городом пролетали визжащие монстры, а из озера поднимались мертвецы. Как-то раз, играя здесь с братом, она призналась ему в своих страхах. Леофрик утешил ее. Эта комната находится так высоко, сказал он тогда, что даже Скверна не может до нее добраться. Здесь, наверху, они были в безопасности.

Со Скорчером в руках Талия снова осмотрела комнату в поисках какого-либо знака. Но ее взгляд не выхватил ничего необычного. И никакого свертка тоже. С другой стороны вряд ли Леофрик оставил бы такие важные сведения на виду. На пыльном полу следов тоже не было, но он мог побывать здесь довольно давно – если вообще приходил.

Может, что-то спрятано под половицами? Талия обошла все пространство, надеясь услышать скрип или почувствовать прогнувшуюся под ее весом доску. Тоже ничего. Машинально постукивая игрушечным драконом по голове, она сосредоточенно размышляла.

Охваченная сомнениями, Талия вытащила письмо и в тысячный раз перечитала его. Ключевая информация была изложена в начале:

До меня дошли свидетельства заговора, настолько ужасного, что в него трудно поверить. И все же для членов нашей семьи это очевидный факт. Гниение поразило самое сердце нашего королевства. Учитывая, как глубоко оно проникло, я не смею ничего предпринимать без тебя. Какими бы сильными ни были наши противники, придет время, и они не смогут выстоять против Всадника.

Я никому больше не говорил об этом. Я уверен, что даже мои разговоры с матерью во дворце подслушивают. Так же я давно подозревал, что мои письма советникам вскрывают еще до вручения.

Из письма не было ясно, против чего именно объединились заговорщики – только то, что они находятся совсем рядом, и в какой опасности чувствовал себя Леофрик. Талия предположила, что речь шла о покушении на его жизнь с целью захватить трон. Тогда у Озрика было еще больше причин прислушаться к ней. Возможно, что и над его собственной жизнью тоже нависла угроза.

Разговоры Леофрика прослушивались, письма вскрывались еще до того, как попадали в руки адресата, за исключением тех, что были переданы верному Нибо. Кто бы за этим ни стоял, эти люди находились здесь, во дворце.

Но какие доказательства удалось заполучить Леофрику? Письма? Если бы он обнаружил переписку между Харроуэем и другими заговорщиками, то действовал бы и без помощи Талии. По словам ее брата, доказательства заговора были абсолютными. Бесспорными.

«И все же для членов нашей семьи это очевидный факт».

Почему он выбрал именно эти слова?

Леофрик неслучайно велел ей прийти в их тайное место для игр, о котором не знал никто другой. В каждой строчке письма он умолял поспешить к нему на помощь, при этом не выдавая многого на случай, если Нибо схватят.

Это точно не была переписка. Все, что написано чернилами, очевидный факт для любого, кто это прочитает, а не только для их семьи.

Ответ вспыхнул в ее голове, но вызвал еще больше вопросов.

Призрачные шары. Воспоминания, содержащиеся в них, могли быть пережиты только создателем этих шаров или теми, кто связан с ним кровными узами. И если она не ошиблась, шар и спрятанные в нем воспоминания могли принадлежать только их отцу.

От дальшейших рассуждений у нее закружилась голова. Когда был создан этот шар? Почему о нем стало известно только сейчас? Что в это время делал Харроуэй, если отцу было известно о предательстве до того, как он был убит? Талия решила, что ее отец не мог знать об этом до начала войны с Рисалией. Годрик Агравейн был человеком гордым, часто невыдержанным, но не сумасшедшим. Он бы не отправился в поход, зная, что его королевству угрожает внутренний враг.

Талия еще раз обшарила комнату. Безрезультатно. Призрачные шары не были большими. Они могли уместиться даже на ладони.

Принцесса уставилась на телескоп. Нет… возможно ли это?

Казалось, она шла к нему целую вечность. Если шара нет здесь, значит, его вообще не существует. Наклонившись, Талия прижалась глазом к окуляру и увидела только темноту. Конечно, над городом нависли черные тучи. Но в этой черноте угадывался фиолетовый оттенок.

С колотящимся сердцем принцесса подошла к прибору спереди и проверила объектив. Издалека этого не было видно, но сейчас она заметила, что он насажен на крепление как-то небрежно. Талия покрутила трубу, и объектив сразу отсоединился, а внутри, втиснутый в самую широкую часть латунной трубки, обнаружился призрачный шар.

Поспешно перевернув и встряхнув телескоп, принцесса поймала падающую сферу благодаря обостренным рефлексам Восходящего. Ей всегда казалось, что призрачные шары должны ощущаться в руке почти невесомыми. И правда, хотя сфера была сделана из стекла, она была невероятно легкой – не тяжелее дыма, который вырывался наружу, когда шар разбивали.

Талии хотелось торжествующе закричать, но она успокоилась, несколько раз глубоко вдохнув. Всадник всегда контролирует свои эмоции. И принцеса потянулась к Пире.

– Девочка! Я нашла доказательство!

Удовлетворенное мурлыканье Пиры наполнило душу Талии теплом, которое распространилось по всему ее телу.

– Ты же мой Всадник! Конечно, ты его нашла. Что же тебе удалось выяснить?

– Это призрачный шар. Я еще не смотрела воспоминание.

– Я готова сделать все, что необходимо, – уверенно заявила Пира.

– Пира… – начала Талия, не зная, как выразить свою озабоченность, – …если дело дойдет до сражения, тебе придется причинить вред людям. То, что я нарушила свою клятву, уже плохо. Тебе не обязательно вмешиваться.

– Нестабильное королевство станет легкой добычей для Скверны. Моя клятва – наша клятва заключалась в том, чтобы любой ценой бороться со злом. Я расцениваю эту задачу как борьбу с Скверной.

– Ты умница, но ты же знаешь, что у Ордена на это счет будет свое мнение.

– Мы дочери огня, сделаем то, что должны!

Сильно бьющаяся связь внушала уверенность и ободряла. И Талия была благодарна за это: посмотреть это воспоминание будет нелегко.

Собравшись, принцесса подняла шар к лицу. Ее собственные глаза уставились на нее с его поверхности. Девушка продолжала сверлить его пристальным взглядом до тех пор, пока дым внутри не закружился, а изображение не обрело четкие очертания. Если шар разбить, картины оживших воспоминаний будут туманными. Но сейчас все виделось ясно и четко, как если бы принцесса сама присутствовала там сама.

Глаза Талии закатились, и она погрузилась в воспоминание.

* * *

Она оказалась в башне, по большому столу, заставленному полупустыми тарелками, разложены карты. В помещении было жарко, тесно и воняло по́том. Вдоль стен и у дверей выстроились солдаты, а советники в мантиях с глубокомысленными лицами склонились над этими картами и о чем-то шептались.

Талия шагнула вперед – вернее, так сделал ее отец. Это было его воспоминание. Принцесса видела события от его лица, поэтому чувствовала все то, что чувствовал он, прикасалась к тому, к чему он прикасался. Будучи его прямым потомком она получила доступ к его мыслям и эмоциям.

– Как скоро рисалианцы подойдут к долине? – спросил Годрик Агравейн.

Это ощущалось так странно: слова будто исходили из ее собственных уст.

Кое-кто из участников военного совета оторвался от изучения карт. Мужчины молча переглядывались, пока наконец один – этого человека Талия знала хорошо, – не заговорил.

– Уже к концу недели, – сказал Деорвин Стюард[10].

Полный, порядком облысевший – лишь на затылке еще оставалась полоска седых полос в виде подковы, – Деорвин был старшим советником ее отца. Мужчина происходил из древнего рода Стюардов, которые всегда прислуживали монархам Феорлена. При звуках его голоса сердце Талии сжалось: Деорвин погиб на Толлпасе вместе с ее отцом. Во всяком случае, ей сказали именно так.