bannerbanner
Мери Поппинс для квартета
Мери Поппинс для квартета

Полная версия

Мери Поппинс для квартета

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 4

Тереза Тур

Мери Поппинс для квартета

Всем, кто любит музыку и спасается ей, посвящается

© Тереза Тур, 2022


ВСЕ СОВПАДЕНИЯ ЯВЛЯЮТСЯ ЛИШЬ СОВПАДЕНИЯМИ)))


ИСТОРИЯ, ПОНЯТНОЕ ДЕЛО, НЕ ИМЕЕТ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ К РЕАЛЬНОСТИ))))))

Глава первая

– Как с вами можно связаться?

– Ой, со мной лучше вообще не связываться.

с просторов Интернета (с)

– Отпуск! Отпуск! Отпуск – это свет и радость!!!

Я шагала с работы, распевая переделку старой пионерской песни. Я пританцовывала, приплясывала, размахивала сумкой. И улыбалась!

И мне было все равно, как это воспринимали прохожие, были ли среди них мои дети, их родители и все остальные, кто мог бы увидеть учителя в радости и расценить это странное и необычное зрелище, как проявление крайней неадекватности.

Да пожалуйста, мне не жалко.

Тяжелый, невозможный год, который, как я иногда думала, глухо рыдая в подушку ночами, просто невозможно вынести, – и он остался позади. И я вышла из всего победительницей.

Развод, который надо пережить, заплатив за это удовольствие частью своей души.

Долги, потому что человек, которого я считала самым близким и родным, с которым я прожила тринадцать лет, подставил меня еще и на деньги. Как? Да очень просто. При разводе и разделе имущества делятся и долги, которые имеются у одного из супругов. Щедро делятся, надо отметить.

Работа в режиме двадцать четыре на семь, потому что помимо школы, я еще набрала как частный репетитор учеников на подготовку к экзаменам… как бы так помягче выразиться? Много.

В общем, год был такой, что наша милейшая школьная психолог, женщина тонкой душевной организации, отловив меня в коридоре, как-то спросила:

– Олеся Владимировна! А как вы отдыхаете?

Я посмотрела на нее с удивлением, поморгала глазоньками, в которые кто-то словно песка насыпал, и ответила:

– Я сплю.

– Вы не поняли моего вопроса. Я спросила про отдых. А сон – это естественная потребность организма.

Я только рассмеялась.

– Это вы не понимаете. Сон – не потребность, сон – это роскошь.

И побежала отлавливать своих восьмиклассников, чтобы они снова не удрали с физры, которая была последним седьмым уроком. Взяли моду! А потом: «Олеся Владимировна, физкультурник к нам придирается-я-я-я-я». И глазоньки такие честные-честные. И страдания такие… страдательные.

Так что бегала по школе я в этом году с присказкой: «Я люблю спать – и спать любит меня, но утро не позволяет нам быть вместе».

Но все это было позади. Поэтому я имела полное моральное право идти по залитому солнцу Питеру, приплясывая и распевая во весь голос:

– Отпуск! Отпуск! Это песни и мечты-ы-ы-ы-ы-ы!!!

А мечты у меня, Олеси Владимировны, учителя русского языка и литературы, были самые что ни на есть простые. Сегодня покататься с дочкой в парке. Я на самокате, она же обещала мне показать, как научилась управляться со скейтбордом. Потом погрузиться в неземную роскошь и блаженство сна. Вволю. Без будильника. А завтра уехать к маме в Вологду.

Вот такие планы на лето. Не сказать, чтобы грандиозные, но весьма и весьма приятные.

Жаль, конечно, что в них нет места поездке на море на своей машине. Мы с дочерью это просто обожали, но… На следующий год, если Бог даст и я дораздам долги, то…

Так. Не пессимиздим! Только позитив. Только работа. Только хардкор.

Страдать и рыдать над загубленной судьбой – это самое простое. А вот выдохнуть, улыбнуться: «Как любопытно вышло!» – и идти по жизни, смеясь, – вот это самое интересное.

Я уже подходила к дому, когда в сумочке загудел телефон.

– Кто говорит? – спросила я у него недовольно. – Слон?

Телефон, понятное дело, не ответил, только продолжил гудеть и сообщать, что номер не определяется.

– Да, – осторожно сказала я.

С некоторых пор я очень не любила общение по телефону непонятно с кем. Потому как люди, которые звонят, чтобы выбить долги, – и не важно, что они не твои, а бывшего мужа, приятными в общении априори быть не могут.

– Добрый день, Олеся Владимировна.

Боже, какой голос. Низкий, бархатный, глубокий. О! Я не знаю, кто это, но карьеру в сексе по телефону мужчина определенно сделал бы фееричную. Причем ему просто надо было бы здороваться. Ну, вот просто обидно будет, если это очередной коллектор – привет от бывшего супруга.

– Добрый, – ответила я ему, вдруг осознав, что пауза затянулась.

– Я – Олег Викторович Томбасов.

И такие интонации величественные, будто мне, по меньшей мере, принц Уильям позвонил. Потом я подумала еще. И сообразила, что да. Практически принц Уильям. Ну, по крайней мере, по соотношению сторон и места в мировом порядке.

– Очень приятно, – соврала я владельцу заводов, газет, пароходов, пренеприятной личности, к которой у меня был ряд претензий.

Это был отец моих частных учеников, которого за два года, пока готовила его детей к экзаменам, я ни разу не наблюдала. Это ж кем надо быть, чтобы практически бросить своих мальчишек, которые и так лишились матери – та погибла несколько лет назад в автомобильной катастрофе! Я вот общалась с почтенной дамой, которую я искренне считала бабушкой мальчиков. Пока в разговоре не поняла, что она – экономка. Она же, кстати, со мной и договаривалась о занятиях, она же и платила.

Брррр. Какой мерзкий тип! И что звоним? Дети сдали экзамен прекрасно. Андрей – на сто баллов из ста, Никита – на девяносто восемь.

– Олеся Владимировна, в течение часа жду вас у себя в офисе, машину я уже отправил.

ЧТО?

Это что он мне только что сказал? Я так взбеленилась, что вынуждена была остановиться. В глаза словно белым острым светом плеснули. Это что ж – каждый суслик непонятно на каком основании мне приказы отдавать будет? И портить день, предназначенный для меня и МОЕГО ребенка? Даже не поинтересовавшись моими планами?

– Олеся Владимировна? С вами все в порядке?

Несколько глубоких вдохов-выдохов. Очень-очень глубоких. В школе и мои ученики, и даже администрация уже были в курсе, что в такие моменты надо бы стать человеками-невидимками, потому что… во избежание…

– Я потороплю шофера, – проговорил голос в трубке, который мне показался гадким.

– Не стоит, – ответила я холодно и вежливо. Все-таки нецензурные вопли я смогла подавить. Надо будет уехать в лес, там стоять под какой-нибудь березой белой и орать благим матом. Иначе меня когда-нибудь просто разорвет от собственной выдержки. – Сожалею, у меня планы на день, отменить я их не могу. Всего доброго.

И я отбила звонок, надеясь, что отец моих учеников – уже бывших – что бы он там ни хотел донести до моего сведения, пусть даже и свою искреннюю благодарность, додумается оставить меня в покое.

Глава вторая

Жаль, что люди не летают.

Можно было б топнуть ногой.

И они б так – ур-ур-ур. И улетели

с просторов Интернета (с)

– Мама! Смотри!

Ох! Моя девочка разогналась под уклон на своей доске – и где были мои мозги, когда я, поддавшись на уговоры, купила ей этот ужас! Она согнула ноги, набирая еще скорость, подпрыгнула, держась за край доски, – и… снова покатила дальше. Теперь уже сильно забирая то влево, то вправо.

– Скорость гашу! – крикнула она мне.

Подъехала, гордая собой до невозможности, остановилась, соскочила с доски. Уставилась на меня. Глаза сияют, мордашка счастливая совершенно, косички растрепались.

Я обняла ее. Мое вредное счастье.

– Ма-а-ам, а мы поедем на море?

Я покачала головой. Сияние в дочкиных глазах померкло – мое сердце защемило. Вот как ни крути, я чувствую себя виноватой перед самым дорогим существом на свете. Все-таки в разводе виноваты двое. Что-то я не так сделала, что наша жизнь пошла под откос…

– У нас же будет когда-нибудь машина снова?

– Обязательно, Машенька. Обязательно!

Поцеловать в макушку. Не сметь плакать! Вот просто – не сметь. Финансовые вопросы решаемы. Надо только работать, много работать. Тщательно все подсчитывать. И подождать. Уже стало легче. Скоро – бог даст, будем роскошествовать. Машинку купим, отложим на отдых. И…

– Ма-а-ам, а что с репетитором по вокалу?

– Александра Юрьевна ищет.

Наша учительница музыки рыскала по знакомым, но ее пока никто не устраивал. Школа вокала сейчас была – кто громче, тот и выиграл. А у дочери не выходило. Так громко, как она хотела… Она мимо петь начинала, если надо было форсировать звук и наращивать его. Красиво не получалось. А те, кто реально мог поставить моей дочери голос на таком уровне, как ей хотелось, стоили… Ох, машина доступнее…

Вот мы и искали.

– Мне надо конкурс выиграть!

Кулачки у моей дочери сжались, глаза заблистали. Но теперь грозным огнем. Кто-то ей что-то гадкое на последнем конкурсе юных исполнителей сказал, так она до сих пор в себя прийти не может. Хорошо еще характер такой бойцовский. Она не сдалась, не забилась в угол, не бросила петь. Она собиралась бороться. И это замечательно. Моя порода. Осталось придумать, как ей помочь.

– Так мы на лето снова едем к бабушке? – задала еще один неудобный вопрос дочь.

Я кивнула.

– Терпеть не могу Вологду.

Ожидаемо.

– А мне там нравится, – улыбнулась я ей.

Дочка посмотрела на меня с жалостью: дескать, что ты, мать, в жизни понимаешь? Потом будешь в сентябре читать сочинения, как надо было лето проводить, – и приплакивать о бездарно проведенных днях.

– Машка! – строго посмотрела я на нее.

Мне тут же продемонстрировали рожицу, символизирующую кота из Шрека.

– Не работает, – честно сообщила я дочери то, что она и так прекрасно знала. – Потому как бесит.

– Ох, мама-мама. Воспитывать тебя некому, – заявила мне строго барышня тринадцати лет – и удалилась.

Снова разгоняться на доске и трепать мне нервы.

Я тихонько села на скамейку. Посмотрела на самокат. И поняла, что сегодня мне удивительно лень подыматься и совершать какие-то лишние телодвижения. Не хочу – и все. Подумала еще. И решила не бороться с собой. Устала я. Останусь здесь на радость комарам, которые тут же решили составить мне компанию.

– Олеся Владимировна, – послышалось за спиной.

Нежно и бархатно. Если не сказать – коньячно. Я подпрыгнула от неожиданности. Резко обернулась.

– Простите, я, кажется, вас напугал.

Позади меня высился мощный мужчина. Серый костюм, белоснежная рубашка. И галстук, серебристый. Мой бог. В парке. В восемь вечера. Удивительно уместно.

– Олег Викторович? – догадалась я.

– Он самый.

Мужчина сделал шаг – и оказался рядом со мной.

– Мама?

Мы увидели, как на скейте летит Машка. Спрыгивает впереди своей доски, бежит ко мне, гася скорость, потом хватает доску.

– Мама, с тобой все в порядке?

– Маш, если ты не будешь меня так пугать – то да. Все в порядке.

– Ой, да брось. Я ж этому трюку училась. На ютубе объясняли, как его делать, правда, хорошо получилось?

– Ты что – впервые его делала?

– Да. Но там ничего сложного.

Я задохнулась. Вот ведь… оторва!

– Мама, а это кто?

И взгляд такой… Недовольный, строгий. Еще бы! Непонятно кто посмел нарушить процесс любования ее подвигами! Я, кстати, была с ребенком совершенно согласна, у нас и так почти нет времени друг на друга.

– Добрый вечер, Маша. – Мужчина, успевший уже усесться на скамейку, поднялся. – Я Олег Викторович. Мои сыновья учились у твоей мамы и прекрасно сдали экзамен.

– Понятно. А зачем вы здесь? У мамы – отпуск.

Ты ж моя умничка! Может, так до этого… бизнесмена дойдет? Хотя, судя по всему, он только себя и слышит.

– Я хотел поблагодарить твою маму. Вот…

Кивок головы – и к нам подходят два амбала в черном, несмотря на достаточно душную погоду. Один из них несет букет цветов.

Как я ни злилась, но красоту ювелирно подобранных пудровых роз, гортензии и орхидей – всегда восхищалась, как флористы умели так сочетать несочетаемое – я оценила. Просто замерла от восторга. Даже предполагаемую непристойную цену этой роскоши стала подсчитывать только на второй минуте любования.

– Вау! – только и сказала дочь. Потом внимательно посмотрела на композицию из цветов, людей в черном и их хозяина и ехидно поинтересовалась: – А сами вы не дарите, потому что…

«Не царское это дело – батюшке-барину гувернантке цветочки дарить! Корона съедет еще», – хотела я продолжить тираду Машки, но сдержалась и только хмыкнула.

Олег Викторович дураком точно не был, сделал шаг, забрал букет из рук охранника. И так злобно зыркнул на своих подчиненных, что те испарились мигом. Я вздохнула, наблюдая, как физически хорошо подготовленные люди мялись за ближайшими кустиками. Вот, поди пойми этих хозяев! И охранять надо, и глаза не мозолить. Мне стало искренне жалко ребят.

– Лучше б… – протянула Маша, но напоролась на мой предупреждающий взгляд и проглотила «деньгами».

На самом деле я всецело ее поддерживала. В той ситуации, в которой мы с ней оказались, цветам и всяческим девочковым штучкам начинаешь предпочитать кусок мяса и пакет любимых яблок. Чтобы есть их вволю, а не считать.

Нет, не то чтобы мы с дочкой голодали в этот год. И даже не сильно себе во всем отказывали. Но вот эта постоянная необходимость все считать, чтобы денег хватило… Невозможность пойти – и сразу купить то, что приглянулось. То, чего захотелось. И мой каждодневный и, что немаловажно, еженощный панический ужас, что случится еще что-то – и денег не хватит, а взять их попросту неоткуда…

– Спасибо вам!

Отец моих учеников (по счастью, бывших) с каким-то плохо передаваемым выражением лица – отвращением, что ли – сунул мне в руки букет.

– Ну что вы, – совершенно от всего сердца сказала я. – Не стоило утруждаться.

Мы с дочерью переглянулись и стали ждать, пока господин нас покинет. Но он отчего-то не торопился. Когда пауза затянулась, он торжественно сказал, перед этим бросив взгляд на часы:

– Олеся Владимировна, мы можем поговорить?

И голос такой… Нет, он по-прежнему красив и сексуален, но ведь откровенно недовольный! Он – чем-то недоволен, ты посмотри, а? Это МЫ. Слышишь, красавец? МЫ с Машкой недовольны, ясно тебе? Поблагодарил? Цветы подарил? Сво-бо-ден!

– Конечно, – вздохнула я.

Видимо, мужчина, пока свою речь подготовленную не проговорит, не угомонится. И здравая идея о том, что он совершенно не в тему, в голову ему прийти попросту не могла. Потому что кроме идеи о собственной значимости там ничего уже не помещается.

Дочь усмехнулась – и отправилась кататься на доске. У тринадцатилетнего ребенка такта оказалось больше – она не устроила скандал, хотя мы договаривались, что этот день будет принадлежать нам двоим. Она так хотела, чтобы я любовалась ее умениями. Мы и так слишком мало друг друга видели в этом безумно-беспощадном году.

Я уселась, обняв букет. Что тебе еще надо? Человеко-бизнесмен, а вместо сердца – кассовый аппарат? Пламенный, не иначе.

– Вы знаете, о вашем существовании я узнал за две недели до экзаменов.

Мне стало смешно. Ну надо же – два года не проявлялся. А тут «узнал о том, что есть репетитор по русскому». У парней, кстати, репетиторов и дополнительных занятий было до тучи. Любопытно, а о математиках и преподавателях английского он тоже не знал? Было еще два физика, один из политехнического, другой – из Большого университета. Потрясающе!

– Дело в том… – продолжил бизнесмен, с недовольством поглядывая на букет, потом на меня, потом на часы. – Понимаете, я противник репетиторов и натаскивания на экзамены.

Вот тут я даже кривиться не стала. Натаскивание на экзамен. Что может быть проще – пойти и сдать. Вот сам пойди и попробуй. Особенно, если Андрею и Никите надо было по сотне максимальных баллов за каждый предмет. Потому как по-другому их в Гарварде никак не ждали. И, кстати, туда нужно было отправить не только результаты ЕГЭ, но и текущие оценки в электронном журнале, рейтинг в школе, участие в российских олимпиадах.

Просто университет, принимая студентов, желал убедиться, что они способны учиться и показывать высокие результаты не от случая к случаю, а постоянно. А еще были эссе, которые американские школьники писали с первого класса и на которые были заточены поступающие в колледж от и до. И к этому мы готовились тоже. Кстати, это была самая большая головная боль. Но мы и с этим справились. А тут папа – против. Оказывается. Сам бы и готовил.

– Я высказался еще в конце девятого класса: хотят поступать – пусть поступают мозгами. Ладно, еще английский…

Тут я рассмеялась. Ну, правда же. Английский – это самое главное, что может только пригодиться человеку. Хотя если поступить в Гарвард…

– Надеюсь, я не задел вашу профессиональную гордость?

– Нет, ну что вы…

– Мои сыновья проявили недюжинную смекалку и изворотливость. У меня за спиной они сговорились с репетиторами. Экономку они перетянули на свою сторону, Инна Львовна – женщина мягкосердечная. А начальника охраны они просто обманули.

Я с удивлением уставилась на мужчину. То есть что получается? Отца я никогда не видела не потому, что мальчики были позаброшены и, бедняжки, лишены родительского внимания и опеки, а потому что…

– Меня водили за нос.

В бархатном голосе была веселая злость, словно бизнесмен так и не смог определиться, гневаться ему на непокорных сыновей или восхищаться их талантами.

Я покачала головой: трогательные отношения в семье, ничего не скажешь.

– Я только не понимаю, – сказала я хмурому мужчине с потрясающе красивым голосом, рядом с которым я сидела на скамейке в засыпающем летнем дне. – Какое отношение все это имеет ко мне?

– Дело в том, что я, как только узнал о вашем существовании, посмотрел записи с камер наблюдения в доме. Настоящие записи, а не те, что подделали мои предприимчивые мальчики.

– И что? – поморщилась я.

Все-таки неприятно было осознавать тот факт, что два года твоей жизни запечатлены на видео. Как шоу за стеклом, где весь вечер на арене репетитор по русскому языку. Мало мне моего восьмого «В»? Гадко.

– Я впечатлен. Вы – профессионал.

– Спасибо.

На злость в моем голосе не обратили внимания. Совсем.

– И хочу предложить вам работу. Мне нужна Мэри Поппинс. Мне необходимо чудо.

Глава третья

Не знакомлюсь, не даю номер телефона,

не соглашаюсь на свидания,

но уважаю ваш выбор.

просторы Интернета (с)

– Да вы издеваетесь! – Я поднялась, положила цветы на скамейку. – Маша, мы уходим.

– Подождите.

Мужчина был спокоен, расслаблен даже.

– У меня не было намерения задеть вас, просто… дело деликатное. И требует действительно волшебных навыков.

– Мне это неинтересно.

Маша подъехала и так резко затормозила на своем скейте, что непременно бы полетела и расшиблась, если б не Олег Викторович. Тот перехватил ее и поддержал, не давая упасть.

– Пустите!

Машка вырвалась и подбежала ко мне.

– Ты не ударилась? – обеспокоенно спросил мужчина.

– Нет. – Дочь смотрела на него исподлобья. Спустя мгновение, собравшись с духом, она добавила: – Вы зачем маму расстраиваете? Она и так устала за этот год.

– Понимаешь, девочка…

– Маша!

– Понимаешь, Маша, мне нужна помощь твоей мамы. И я предложил ей работу на лето. Очень высокооплачиваемую работу. Но она отказывается. Значит…

– Нужно оставить меня в покое! – рявкнула я. – У меня – отпуск!

– Ничего подобного. Надо предложить то, что вас заинтересует.

– Да зачем я вам понадобилась?!

– Вы справились с моими близнецами. И они с уважением и симпатией отзываются о вас. Кстати, о единственном взрослом из их окружения. Значит, вы справитесь с любой ситуацией.

– Послушайте. – Усталость внезапно накатилась на меня. – Я не хочу справляться с ситуациями. Не хочу работы и не хочу предложений. Я хочу просто выспаться. И все.

– Вынужден настаивать. И… скажите, что вы хотите за полчаса вашего времени, которое я потрачу, чтобы обрисовать проблему, с которой я пришел к вам?

– Ни-че-го.

Я подхватила свой самокат, Машка – доску, и мы пошли прочь из парка, злясь на этого господина, что своей бесцеремонностью и дурацкими требованиями испортил нам первый вечер отпуска.

– Ладно, – раздалось у нас за спиной.

Какой настырный!

– Зайдем с другой стороны. Вы же общались достаточно плотно с моей экономкой Инной Львовной.

– Да, – вот тут я стала осторожной.

Женщина была симпатичная, добрая, по-настоящему привязанная к мальчишкам.

– Она очень много лет служит у меня, но… Вы же понимаете – я зол на нее. Она участвовала в обмане. И все-таки она работает на меня, а не на моих сыновей.

– И что вы предлагаете?

– Я ее не увольняю. Даже не наказываю по деньгам. А вы меня выслушаете.

Мы переглянулись с Машкой. Тяжко вздохнули.

– Только выслушать, – уточнила я. – Ни на что не соглашаюсь, просто выслушиваю.

Он устало кивнул. И я поняла вдруг, что и у него этот год был насыщенным. И сон для него был такой же роскошью, как и для меня.

– Могу я рассчитывать на ваше молчание в том случае, если мы не договоримся?

Он устало потер глаза. Удивительно, как только он перестал что-то из себя изображать, в голос вернулось коньячно-бархатное очарование.

– Безусловно.

– Только я не пойду кататься, – решительно сказала дочь. – Я должна знать, во что вы втягиваете маму.

– Все законно. И принесет твоей маме много денег, если она согласится.

– «Если» – хорошее слово, – процитировала дочь мультик про Геркулеса.

– Но пока мы все не обговорили с твоей мамой, я вынужден настаивать на конфиденциальном разговоре.

– Я не болтушка.

– Вынужден настаивать.

Машка поджала губы. Я улыбнулась – и дочь моих ожиданий не обманула.

– Дело в том, что если мама не пошле…

– Маша.

– Прошу прощения. Если мама не…

– Согласится, – подсказала я своей девочке, что разрывалась между «не бортанет» и «не пошлет» и как-то запуталась, как ей поприличнее выразить свои совершенно правильные мысли.

– Короче. Мама все равно мне все расскажет, потому что она не согласится и не откажет, пока не обсудит со мной. Так что можно существенно сэкономить время.

Господин Томбасов усмехнулся. Красивые губы дрогнули.

– Покорен вашей логикой, Маша.

Я улыбнулась: конечно, покорен. Дочь та еще ритор! Моя школа!

Бизнесмен тем временем задумался, что-то просчитывая, вон как складка лоб прорезала. Снова посмотрел на часы. Тезисы беседы он там подсматривал, что ли?

– Ладно, – вздохнул Томбасов тяжко. – В конце концов, никакой секретной информации я вам не сообщу, об этих проблемах в СМИ не трубил только ленивый. Лишние подробности как не спасут, так и не дотопят проект. Пойдемте.

Мы вернулись на скамейку.

– Конечно, было бы удобнее в офисе, – недовольно проговорил он.

Комары радостно запели.

– Нам было бы удобнее просто уехать завтра в отпуск, – отрезала я.

Он тяжело вздохнул, достал телефон, коснулся экрана:

– Посмотрите, пожалуйста.

Четверка молодых симпатичных мужчин. Название «Крещендо» мне ни о чем не говорило. Но, с другой стороны, я и телевизор не смотрю. Один – светленький, с выражением лица… будем считать, что Иванушки-царевича до того, как над ним серьезно поработали Баба-Яга и жизнь. Другой – с проникновенным выражением глаз и капризным изгибом пухлых губ. А ресницы… Фанаткам на зависть. Явно дамский угодник. Третий – с худощавым вытянутым лицом и ехидным прищуром зеленых глаз – явный лидер. И четвертый – чуть поодаль. Симпатичный брюнет с челкой, закрывающей все лицо.

– Это? – спросила я у господина Томбасова, который, как мне показалось, ожидал совсем другой реакции.

– Это вокальная группа, которую я продюсирую.

Я посмотрела на бизнесмена. Вот не представлялся он мне человеком, который мог иметь хоть какое-то отношение к музыке, даже продюсируя попсу.

– Моя покойная жена преподавала в консерватории. Это ее выпуск. Когда у меня пошли деньги, она уговорила вложиться в парней. И… до недавнего времени все шло хорошо. Даже после ее гибели.

Голос звучал ровно. Чересчур ровно. В мое сердце невольно зашевелился червячок сочувствия.

– А потом? – спросила дочь.

– А потом, – тяжело вздохнул бизнесмен, – потом они словили звезду. Выступили в Кремле, поселились на канале «Россия». Пели… много где, в том числе на пафосных мероприятиях. В основном, классику, проект «Опера для всех». Романсы. Вот сейчас готовят программу «Песни из кинофильмов».

– Так что с ними не так? – упрямо спросила я, давя вопрос: «А зачем им учитель русского»?

– Смотрите. Вот видео.

Он еще раз коснулся экрана.

Поплыли чарующие первые такты чего-то восхитительно итальянского. Оркестр, скрипки… Я услышала первые ноты, которые выпевались, чарующее четырехголосье, которое брали так легко, так естественно, словно петь для них было как дышать.

На страницу:
1 из 4