Что случилось, дорогая?

Раньше я вышел бы прошвырнуться, чтобы развеять это состояние, но сейчас не хотелось. Я несколько дней как наплевал на условности, да и неизвестно было, ждет ли меня хоть сколько-нибудь качественный сон ночью, так что я решил подремать прямо в помещении. Все ушли на обед и должны были вернуться только через час, а у меня все равно не было аппетита.

Я положил себе под голову толстый блокнот в твердой, но «дутой» и оттого не жесткой обложке и заснул за столом, даже не поставив себе будильник на телефоне.

Сначала была просто блаженная пустота – без боли, тоски и терзающих вопросов. Я пробыл бы в ней подольше, но сквозь дрему уже слышал чьи-то голоса. Видимо, мой час истекал, и коллеги начали подтягиваться обратно. На самом краю сна, перед тем как открыть глаза, я на пару секунд увидел ее.

Нина была во всем белом и с распущенными волосами, как тогда, в зеркале. Больше я ничего разглядеть не успел. Но услышал ее испуганный голос: «Пожалуйста, мне так плохо!».

Она исчезла так же стремительно, как появилась. Вскинув голову, я обнаружил, что она раскалывается, а во рту мерзко пересохло.

– Ты как? – сочувственно обратился ко мне начальник отдела (он, как и остальные, был в курсе моей ситуации).

– Нормально, – проронил я, тупо уставившись в погасший монитор компьютера.

– Илья, шел бы ты домой. Все равно в таком состоянии работать не выйдет. Я тебя отпускаю.

– Спасибо, я подумаю.

Домой я не спешил – меня там никто не ждал, а снова лечь спать переставало казаться разумной идеей. Оставаться на работе не тянуло тоже. В конце концов, не без труда пошевелив мозгами, я пришел к выводу, что пора воспользоваться маминым предложением – провести у нее по крайней мере вечер. Больше никого я видеть не хотел.

Она освобождалась со своей работы на пару часов раньше меня. Я нашел компромисс с самим собой: отпросился у начальника на конец рабочего дня и написал маме.

Через два с половиной часа или около того я уже сидел в ее маленькой квартире на окраине, а она, очень довольная моим визитом, подносила мне то одно, то другое лакомство, пока я не пожаловался, что сейчас лопну. Я и ел-то только из уважения к ней, практически не ощущая вкуса.

– Ну что? ОНА не являлась? – осведомилась мама с легкой опаской.

– М-м, нет.

– А? Ты замешкался.

– Потому что жую мармелад. Нет, Нина не появлялась.

– Вот и очень хорошо. Я никому не отдам своего сыночка. Тебе еще за могилкой матери ухаживать.

– Боже, перестань, ты-то куда собралась?

– Я о далеком будущем! Все-все, молчу… Останешься сегодня у меня?

В голосе мамы звучала такая надежда, что я не мог ее разочаровать. Да и домой по-прежнему не хотелось.

– Останусь.

– Прекрасно, – просияла она. – Можем сыграть в карты.

– Почему бы нет, – согласился я.

Мама с юности очень любила карты: и расклады, и игры – не на деньги, просто для удовольствия. С тех пор как они развелись с отцом, желающих разделить с ней этот досуг было мало. Мамины гадания меня обычно раздражали, к карточным играм же я в целом относился прохладно, но против того, чтобы составить ей компанию и немного отвлечься, не возражал.

В этом было что-то детское и инфантильное, однако рядом с мамой мне стало легче. Сидя возле нее, я ощущал, что сейчас ничего плохого произойти не может. И вообще, самое ужасное я уже пережил, что теперь выбьет меня из колеи? Странные сны? Я вас умоляю. Даже призрак Нины в зеркале и то не так страшен по сравнению с самим фактом ее смерти. Да и был ли призрак?..

– Напомни мне дать тебе с собой травяную подушку. Она удобная, и на ней снится только хорошее, – заявила мама, когда мы закончили пятую по счету партию.

Я представил, как отправлюсь с подушкой в офис, и мне подумалось, что там никто уже не удивится. Отпираться не стал.

Перед сном, умывшись и вытерев лицо, я услышал, как мама коротко вскрикнула, и все стихло. Бросив полотенце на стиральную машинку, я поспешил в комнату.

– Я видела чью-то тень вот там, – она испуганно посмотрела на меня и ткнула пальцем в сторону стены. – Тень мелькнула и пропала. По-моему, женская.

– Ты себя накрутила, – я погладил маму по спине.

– Илюша, мне не по себе. Чего оно от нас хочет?

Мне не понравилось ни это «оно», ни претензия в мамином тоне. Возникло иррациональное ощущение, что она принижает именно Нину.

Мама всегда слегка недолюбливала мою жену – думаю, и сама не смогла бы объяснить за что – и теперь будто спешила вырезать из нашей жизни все связанное с ней. Даже не упоминала о ней почти. Можно подумать, если не говорить о Нине, я забуду, что овдовел.

– «Оно» ничего от нас не хочет. Мы оба просто на нервах. Я потерял жену, а ты побывала на похоронах, – резковато отозвался я.

– Дело не в похоронах! Я действительно переживаю – за тебя. Знаю, как ты ее любил. Хотя… прости меня, она этого не заслужила.

Мама глянула на меня с вызовом. Я его принял.

– Что-что ты сказала о Нине?

– Она не заслужила твоей любви, вот что я думаю. Изображала хорошую, а сама так с тобой поступила. Какой эгоизм! Она прекрасно знала, что серьезно это ударит только по тебе. У нее же нет родителей.

От возмущения я даже не мог подобрать слова.

– Ты, – наконец хрипло выдавил из себя я, – тоже думаешь, что Нина покончила с собой?

– Ну а что, по-твоему, с ней случилось? Нина, не взяв ключей, вышла на балкон, и именно в этот момент у нее, здоровой молодой женщины, закружилась голова, и она, падая, умудрилась перемахнуть через перила?

– А тебя не смущает, что в нашей квартире тоже есть балкон, причем незастекленный? Ей и на лестничную клетку выходить не требовалось! Как она на общем оказалась?

– Балкон, конечно, давно надо застеклить, деньгами я тебе помогу. И – даже предполагать не хочу, что там было у нее в голове. И то, что она оказалась на общем, не доказывает, что она не сбросилась сама.

– Но доказывает, что обстоятельства сложились нерядовые!

– Не знаю. Извини меня, сынок, но Нина была какой-то странной. Вроде вся такая открытая, как на ладони, а приглядишься – нет, себе на уме. И эгоистичная. Я честно старалась ее полюбить, но не смогу простить за то, что она причинила тебе боль. А теперь еще и является к тебе, не дает спокойно жить!

– Не хочу слушать эту чушь! Как тебе не стыдно, – в негодовании произнес я. – Я вызову такси и поеду домой!

– Илюша, – мама протянула ко мне руки, – я не хотела тебя обидеть, милый!

– Но ты обидела, и очень сильно.

Я зашел в приложение для вызова такси.

– Пожалуйста, останься до утра. Пожалуйста.

Похоже, мама пожалела о своих словах и выглядела очень грустной. Я замешкался и в итоге отложил телефон.

– Я пройдусь, немного остыну и вернусь.

– Уже поздно, и здесь не лучший район! Я с тобой, сейчас оденусь, подожди.

– Нет. Мне нужно побыть одному. Прошу тебя. Со мной ничего не случится.

Примерно с таким же трудом, с каким отпрашивался на тусовки в школьные годы, я вымолил у мамы разрешение минут десять погулять вокруг ее дома. Разумеется, я предпочел бы, вернувшись, застать ее спящей, но знал: она ни за что не ляжет, пока я не приду. Это казалось довольно нелепым, но у меня не было своих детей – что я мог понимать?

Подростком я воображал, что буду самым лояльным отцом в мире. Не стану ничего запрещать ребенку, буду втайне от супруги давать ему побольше карманных денег и всегда прикрывать его перед ней. Когда женился на Нине, я, наоборот, пообещал себе активно поддерживать ее, какой бы путь воспитания наших детей она ни избрала. Но теперь все шло к тому, что мне просто не светит испытать ни счастье, ни тяготы отцовства. Трудно было представить, что в мой дом войдет другая женщина. Другая будет пить со мной сидр за просмотром кино, ложиться в мою постель и планировать со мной будущее.

Несмотря на приближение ночи, было довольно душно, так что остыть в буквальном смысле слова не представлялось возможным. Людей кругом не было. Я зашагал медленно, стараясь дышать глубже и ни о чем не думать. Последнее выходило хуже первого.

Мама была, конечно, резковата в формулировках, но я осознавал, что бешусь не из-за нее, а из-за ситуации. И злюсь на себя самого, потому что на какой-то миг мне показалось, что в словах мамы что-то есть.

То, что я вообще позволил этой мысли просочиться в голову, уже было предательством по отношению к Нине. Определенно, пора было все выяснить. Пообщаться с теми, кто мог бы знать что-то, чего не знаю я. Докопаться до правды, какой бы она ни была.

И все это – с завтрашнего дня. Сегодня – немного успокоиться и, если повезет, выспаться.

Я уже двинулся к маминому подъезду, когда Нина окликнула меня. Голос звучал за моей спиной. Я резко развернулся.

В руках и ногах появилась непонятная слабость, кончики пальцев начало покалывать, но я не отрываясь глядел на призрак моей жены. Он дрожал и расплывался, точно я смотрел фильм с помехами.

– Умоляю, приди ко мне! – прошептала она со слезами на мертвых глазах и, дернувшись в последний раз, растворилась.

Я заметил, что осел на землю, только когда сильно ударился об нее мягким местом. Хотел подняться, но ноги не слушались. Тогда я закрыл ладонями лицо и завыл.

Мама нашла меня спустя какое-то время спящим. Я уткнулся в колени и вырубился, на сей раз без сновидений. Она растолкала меня и поволокла к себе. Я вяло, еще сквозь полудрему-полуобморок, обнаружил, что могу идти и сам. Правда, небыстро – передо мной все кружилось.

– Что с тобой произошло?! Я дико перенервничала!

Я слышал маму точно сквозь вату. Если бы был в более сознательном состоянии, то, скорее всего, нашел бы что соврать, а так я даже не успел задуматься:

– Видел ее. Она звала меня.

Мама ахнула и схватилась за сердце. До меня запоздало дошло, что я ляпнул лишнее. В голове сразу прояснилось, даже предметы перед глазами начали обретать четкость.

– Я присел и уснул, и мне все приснилось. Извини, что заставил тебя волноваться, – протараторил я.

– Просто так присел на землю и уснул, абсолютно трезвый?! Я не вчера родилась, и не надо вешать мне лапшу! Это все ее происки, но я ей тебя не отдам, ты слышал? Слышал или нет?! Один раз уже отдала, доверила, и вот чем все кончилось! Я ее изгоню, как дьявола! – развопилась мама.

– Соседи услышат… – робко заметил я.

– Да плевать! – гаркнула она и, открыв дверь, практически втолкнула меня внутрь. – Ложись немедленно в постель, а я буду рисовать вокруг тебя круг. Никакие привидения за него не заступят.

– Ты что, Гоголя начиталась?

– Не умничай, а ложись! Так, мел у меня где-то был…

– Мам, а если мне понадобится встать в уборную?

– Придется потерпеть.

– Нет, я не хочу участвовать в этом. Давай ты выпьешь корвалол, и мы будем спать.

Я плохо себе представлял, как в свете всего происходящего можно даже глаза снова закрыть, но мамины инициативы меня пугали.

Она меня, разумеется, не послушала и начала копаться во всех ящиках квартиры. Я, потеряв надежду воззвать к ее разуму, залез под одеяло и просто наблюдал за ее метаниями.

К счастью, мел так и не нашелся. Мама забормотала что-то про то, что круг можно сделать и из пряжи, и на этом месте я, как ни странно, снова отрубился. Ничего не приснилось.

Под утро прошел дождь, так что новый день встретил меня беспросветной серостью и сыростью. Зато мама почему-то пребывала в хорошем настроении.

– Илюша, вставай, блинчики готовы, – объявила она, поцеловав меня в макушку.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы окончательно проснуться и осознать, что мне уже не шесть и я не живу с родителями. Подумать только, как глубоко сидят в нас детские воспоминания и как легко их пробудить.

Несмотря на уже становящееся привычным ощущение, что по мне проехал каток, на уютной кухне с занавесками в синий горох я под умиленным взглядом мамы запихнул в себя целых пять блинчиков.

– Какие планы на сегодня?

Было видно, что ей почему-то не терпится получить ответ.

– Работа и дом, – удовлетворил мамино любопытство я.

– Будешь, значит, у себя вечером?

– А что такое, хочешь зайти?

– О, нет-нет, это я так… А когда тебе надо выходить на работу?

– Через двадцать минут.

Я представил, как снова окажусь – теперь уже при свете – там, где передо мной вчера предстала Нина. Эта мысль не вызвала ни страха, ни протеста, ни даже беспокойства. Просто в горле набух огромный ком, который я не смог проглотить. Подумалось, что пятый блинчик был лишним. А то и четвертый.

На улице со мной ничего не случилось, кроме того, что я слегка промочил ноги в луже. Мы дошли до остановки, мама села на один автобус, я – на другой. В руке нес заботливо собранный ею пухлый пакет – помимо травяной подушки, там были контейнер с обедом, банка маринованных огурцов и зачем-то еще комплект постельного белья.

Я решил хоть немного продвинуться в своем расследовании и по пути договорился через соцсеть о встрече с Нининой коллегой. Жена часто о ней говорила – они не дружили, но болтали, когда выдавалась свободная минутка, и вместе обедали, так что коллега была неотъемлемой частью большинства рабочих дней Нины. Я не очень понимал, о чем должен спрашивать, но было ощущение, что поговорить стоит.

Визажистка по имени Таня назначила мне встречу тем же вечером в кафе, расположенном в том же торговом центре, где и их салон. Немного эгоистично с ее стороны – мне-то добираться было куда дольше, – но я не стал роптать.

Таня оказалась очень худой блондинкой с короткой стрижкой, большими серо-голубыми глазами и странным стилем одежды. Впрочем, я слышал от Нины, что винтаж в моде.

Когда я подошел, девушка уже сидела за столиком.

– Здравствуйте, здравствуйте, – она тут же приподнялась и протянула мне руку, – очень сочувствую вам. Я была на похоронах, но так и не решилась подойти и сказать вам лично. Это кошмарно, все это кошмарно.

Я не мог с ней не согласиться.

Мы заказали по стакану сока, и она воззрилась на меня:

– Что вы хотели у меня узнать?

– Вы много общались с Ниной. Может, ее что-то беспокоило?

Я почувствовал себя очень глупо. Я, муж Нины, самый близкий ее человек, задаю такой вопрос незнакомке, с которой у нее общими были только рабочие смены. Нет, наверное, зря я все это затеял. Но не отступать же теперь.

– А, полиция нас спрашивала. Я честно попыталась вспомнить, и… нет, Нина со мной ничем таким не делилась. И выглядела вполне довольной.

– Вы обсуждали что-нибудь личное или только дела? Простите мою неделикатность.

– Что вы, я прекрасно вас понимаю. Иногда мы обсуждали, ну, всякие женские вещи. Вряд ли это имеет отношение к делу.

Поскольку я выжидающе смотрел на нее, Тане пришлось сбивчиво продолжить:

– Ну, то есть, например, нижнее белье, платья… косметику, ясное дело. Я ей рассказывала про бойфренда, а… вот, как-то так.

«…а она мне – про вас. Так ты хотела продолжить это предложение?»

– Она ни на что не жаловалась?

– Не-ет. Никогда. Она была очень оптимистичной. Я и другие девчонки ей даже завидовали. Мы в своих заботах, она же сияет и порхает, как будто ей одиннадцать, у нее летние каникулы и никаких хлопот.

Я понимающе кивнул. Такой Нина и была.

– Таня, у вас есть версии, что могло произойти?

Маленькое личико девушки исказилось, точно от боли.

– Я не верю, что она могла это сделать сама.

Я закивал опять. Определенно, эта коллега Нины вызывала у меня симпатию.

– На работе у нее не было недоброжелателей? – уточнил я.

– Ну что вы. У нас вполне дружелюбная атмосфера. Мастеров визажа всего четыре… ох, было четыре, и все были примерно одинаково востребованы клиентами. Ругаться не из-за чего. И начальство хорошее, – прилежно отчиталась Таня.

Примерно это же говорила мне и Нина.

– А вне работы? Она упоминала в последнее время о каких-то своих недоброжелателях?

В принципе, я уже и сам знал ответ. И получил именно такой:

– Конечно, нет.

Таня ничем мне не помогала, но теперь я хотя бы убедился в том, что жена не питала к коллегам больше доверия, чем ко мне. Разве что в вопросах косметики и нижнего белья. Даже стало чуть спокойнее.

– А совершенно случайно Нина вам не снится? – задал я последний вопрос, постаравшись придать тону как можно больше небрежности.

Таня замотала головой.

– Нет. Но я была бы и не против ее повидать.

«Ага, во сне. А как насчет темного двора или зеркала?»

– Спасибо, что согласились увидеться.

Я залпом допил через трубочку свой сок – пожалуй, слишком шумно, но меня это не обеспокоило. Произвести безупречное впечатление не было моей целью.

– Наверное, от меня никакого толку, – с виноватым видом развела руками Таня. – А хотите, мы поднимемся в салон, и вы поговорите с Ритой и Алсу?

– Когда это певица Алсу успела сделаться визажисткой? – невольно сострил я.

– Ой, вы не слишком оригинальны, – улыбнулась девушка. – Это наша коллега, Нина с ней тоже хорошо общалась. Алсу сейчас на месте – кажется, ждет клиентку с минуты на минуту. А Рита у нас сегодня на ресепшене. Директор, боюсь, уже уехала…

– Давайте поднимемся, – согласился я, – раз уж я здесь.

Было что-то жуткое в том, что я впервые посетил место работы Нины только после ее смерти. Здесь оказалось и казенно, и комфортно одновременно: белые столы и стулья, белый свет, у входа – мягкий диван со стопкой журналов, вазочка с карамельками для гостей.

Приятная рыжеволосая девушка с бейджиком «Маргарита» встретила меня приторной улыбкой и собиралась поприветствовать, но вмешалась Таня:

– Рит, это муж Нины, Илья. Он хотел поговорить с нами.

– О, – на лицо Риты точно наползла мрачная туча, – примите мои соболезнования. У меня не получилось прийти на похороны, но мысленно я… просто ужасно.

– Да, да, верно. У вас есть минутка?

– Думаю, найдется, – взгляд девушки скользнул по графику посещений на остаток вечера. – Алсу, когда обещала прийти твоя клиентка, которая опаздывает?

Только теперь я заметил за столом в дальнем углу салона девушку с забранными в высокий хвост волосами.

– Через пять минут, – негромко, но так, что мы услышали, отозвалась она.

– Подойдешь тоже? – махнула ей Таня.

– Я много времени у вас и не займу, – поспешил заметить я. – Просто пытаюсь понять, что произошло с моей женой, и общаюсь с ее знакомыми. Может, вы замечали в ней в последнее время что-то странное? Я понимаю, полиция вас, скорее всего, уже спрашивала именно об этом, но вдруг есть что-то, чего вы не сказали…

– А я, кстати, как раз вспомнила уже после того, как полицейский ушел. Дней за семь до того, как все случилось, Нина неважно выглядела утром. Какая-то тусклая была. Я была с ней тогда в одну смену. Спросила, не заболела ли она, а Нина ответила, что ее, кажется, укачало в маршрутке.

Алсу говорила спокойно и неспешно, четко выговаривая каждое слово.

– Укачало?

Я наморщил лоб, пытаясь понять, может ли это играть какую-то роль. Мне Нина ни о чем таком не говорила. И с утра, по крайней мере дома, она бывала вполне цветущей.

– А потом, в течение дня, стала выглядеть лучше? – осведомился я.

– Вроде бы да, – отозвалась Алсу.

– А в целом – она не рассказывала вам о каких-нибудь неурядицах? Ее что-то беспокоило?..

Я задал Алсу и Рите те же вопросы, что и до этого Тане (за исключением вопроса про сны – было как-то неорганично), и получил примерно те же ответы. Кроме эпизода, о котором упомянула Алсу, зацепиться было не за что. Да и как зацепиться за него, я не понимал. Скорее всего, Нину действительно укачало – хотя не помню, чтобы подобное когда-то случалось с ней при мне, – но она быстро пришла в себя. Не стоит с лупой искать подозрительное там, где его нет.

– Ну хорошо. Спасибо, что уделили время, – начал прощаться я (как раз входила опоздавшая клиентка).

И Рита, и Алсу, распрощавшись со мной, обратили все свое внимание на клиентку. Я успел поймать на себе недобрый взгляд Риты. Наверное, она не планировала тем вечером думать о смерти.

Таня, вместе с которой мы вышли из салона, продолжила разговор:

– Между прочим, Нина очень тепло о вас отзывалась. Всегда говорила, что ей с вами повезло.

– О, – прищурился я, – выходит, вы все-таки болтали не только о нижнем белье.

Девушка стушевалась.

– Да это так, мимоходом… Но было видно, что она по-настоящему вас ценит. Это неудивительно – с учетом того, что с ней было до этого. Ну, тот ее ужасный бойфренд. Вы понимаете.

– Что?

Ступив на эскалатор, Таня нервно обернулась ко мне.

– Ой, она вам не говорила. Ну и правильно делала. Это давно не играет роли. Я бы тоже своему парню про бывших не рассказывала, но он очень уж любопытный, расспрашивает…

– Так какой ужасный бойфренд? – перебил я.

Нина рассказывала мне о своих «эксах» коротко и порционно, исключительно в тему и в основном в шутку. Типа «Один парень, с которым я встречалась, всегда надевал на собеседования полосатые носки». Я знал, что на тот момент, когда мы познакомились, она была одна уже полгода. Нина говорила, ничего особенно серьезного у нее до меня не было. Как я понял, она и не хотела. Это вполне вписывалось в ее образ: у Нины уже тогда имелись тысячи увлечений и дел, отношения бы ее только отвлекали.

Никто из бывших Нины не объявлялся, пока мы были вместе, или просто я ничего об этом не знал. Да как-то и не тянуло специально копаться в этом ее прошлом. Меня гораздо больше волновало наше с ней настоящее.

Определенно, ни про какого «ужасного бойфренда» я не слышал.

– Нет, – замялась Таня, – я не могу. Если вы не в курсе, значит, у Нины были свои причины молчать. Зачем же я буду..?

– Знаете что… – начал я угрожающе, но осекся.

Я хотел добавить: «…слишком уж на многое у нее были свои причины», но эти мои мысли явно не касались почти незнакомой девушки. Как и то, что я чувствовал себя обманутым. Всплыло именно то, чего я опасался: чужим людям было известно о Нине больше, чем мне. Как это вообще могло произойти?

– Я вас понимаю, – сменил тактику я, – вы только скажите: информация, которую вы скрываете, может иметь отношение к смерти моей жены?

– Точно не может, – с явным облегчением ответила Таня, сходя с эскалатора, – того парня давно нет в живых.

– Да ладно, – вырвалось у меня.

Потеря возлюбленного? Трагедия прошлого? Нина не говорила об этом, потому что не хотела ворошить? А как часто молча вспоминала? И почему все-таки этот молодой человек был «ужасным»? Он ее обижал?

– Ну, до свидания. Приятно было познакомиться. Вы держитесь.

Тане явно не терпелось уйти – может, ей перестал нравиться этот разговор, а может, она просто торопилась. К своему любопытному парню, например. Мне-то спешить было не к кому.

– Держусь. Спасибо вам, – проронил я, и она тут же скользнула к выходу из торгового центра.

Я остался один. Внутри бурлило и кипело столько эмоций, что вся эта смесь, казалось, вот-вот разорвет меня. Степенный шаг часто помогал мне прийти в себя в таких ситуациях. Когда хочется бежать, лететь, крушить, лучше, наоборот, через силу замедлиться. Это, по крайней мере, приводит в порядок сердцебиение. Но как привести в порядок чувства?

Похоже, оковы оцепенения, охватившего меня после гибели Нины, спадали. Боль еще не поглотила меня целиком, но, вероятно, и это было не за горами. А пока меня мучили вопросы – болезненные, бритвенно-острые, пропитанные едкой обидой. На Нину, которая меня оставила, причем в полном неведении, на мир, который продолжал существовать.

Я не сразу услышал звонок телефона. Посмотрев на экран, вяло удивился: это был Толик, мой близкий друг. После похорон он позвонил мне только раз. Обычно мы встречались за пивом, но такое беззаботное времяпрепровождение совершенно не вязалось с тем мраком, в каком я увяз в последние дни.

– Привет, ну как ты? Живой?

– Я-то живой…

– Что делаешь сегодня?

– Хм… не знаю. Домой поеду.

– Сегодня пятница. Ты как насчет… ну, выпить, посидеть?

Толик задал этот вопрос осторожно, чуть ли не с опаской – видно, боялся, что я пошлю его на три буквы. Кто знает, как реагируют недавно овдовевшие люди на подобные предложения. Он, с живой и здоровой женой и пятилетним сыном, был, к счастью, далек от моих проблем.

А я и забыл, что пятница.

– Мне не помешает посидеть и выпить, – рассудил я. – Давай ко мне.

– Хочешь, можем ко мне.

– Нет.

Мысль о том, чтобы попасть в его уютное семейное гнездышко и поймать на себе еще один сочувственный женский взгляд, мне не понравилась.

– Понял, понял. Тогда через час у тебя, успеешь добраться?

– Конечно.

– Купить пива?

– И не только. Чего-то покрепче. Закуски тоже. Я потом скинусь.

– Тоже понял.

Из ТЦ, где были и продукты, я уже вышел и возвращаться не планировал. Как и заходить куда-то еще. Я не помнил, когда в последний раз набивал холодильник. Пообедал сегодня впервые за несколько дней – и исключительно благодаря маме, положившей мне контейнер с едой.