Мост для императора

– Бой. Говорят, полковник Виктор Иванович Полосухин, командир 32-ой стрелковой дивизии, достал из музея знамена двенадцатого года, с этими знамёнами, значит, наши пошли против немцев.

– Да Вы что? – Глеб сделал восхищённое лицо.

– Да! И не пустили фашистов на Бородино. На шесть суток задержали части механизированного корпуса гитлеровцев.

– Фантастика…

– То-то и оно. И ни одно знамя не попало в руки врага. Четыре знамени «наполеоновских» прошли до Берлина.

– Как наполеоновских? Французских что ли?

– Да каких французских? Наших. Со времен Наполеона.

– Да ладно. Это же невозможно себе представить. Им же… – Глеб прищурился, – два отнимаем, три – в уме, им же по… сто двадцать девять лет.

– Да, дядь Лёнь, думаю, ткань бы не выдержала. Это же в бою, не в музее. – Иван с улыбкой посмотрел на дядю Лёню, а Глеб пренебрежительно хмыкнул.

Но тот не смутился.

– Ну, может, и дубликат сделали, для поднятия духа, не знаю… Я вообще горжусь, что я русский, но «квасной» патриотизм не для меня.

С этими словами он налил ребятам крепкого кваса, что принес с собой.

– Жена сделала. С хренком-с.

Хлебнул, оттер усы, и смачно надкусил еще теплый шашлычок.

– Я знаю, что у нас до фига чего хреново, если не сказать крепче. Но… Россия она потому и Россия, что она страдает и выстрадывает себе что-то… незримое что ли. Вот, например, Россия никогда не пользуется результатами своих трудов. Весь мир пользуется, а она – нет. Октябрьская революция, можно сказать, всему миру принесла пользу: весь капитализм поутих и стал считаться с рабочими. А у нас?

– А у нас… в квартире – газ! – Глеб самодовольно прищурился и в упор посмотрел на дядю Лёню.

– Да-а-а-а, мы все разрушили до основания… Как говорится, у них инь и янь, а у нас – хрень.

– Леонид Анатольевич, а дальше, что на Бородино было? – Глеб подлил себе и сотрапезникам кваску.

– Я же сказал, шесть дней были бои.

– Немцы отступили?

– Нет. Просто обошли.

– Так что, значения бой не имел?

– Ну как же? Шесть дней – это немало, особенно в начале войны, когда немцы так пёрли. Но, конечно, это вам не 1812 год… Но не для французов.

– А причем здесь французы и сорок первый? – насторожился Иван.

– А притом – хитро прищурился дядя Лёня. – Четыре батальона французских добровольцев были в составе 4-ой армии фельдмаршала фон Клюге, сражавшейся на Бородино. И вот фельдмаршал обратился к ним с речью, мол, во времена Наполеона французы и немцы сражались здесь бок о бок против общего врага. И на следующий день французы смело бросились в бой, но наши им так навешали…

– Чего «навешали»? – придурнялся Глеб

– Чего-чего… – выпучил на него глаза дядя Лёня. – пендюлей, понятно! Да ещё при минус 30! Короче, – вдребезги. И через несколько дней французы был отправлены в тыл, а затем – в Африку. А, как вам параллель?

– Вот это да! Эх, не те французишки пошли. «Вот были люди в наше время!» – Глеб продолжал подыгрывать дяде Лёне. Тавлов почувствовал интерес ребят и вдохновился:

– А знаете, что общего между Бонапартом и Гитлером?

– Понятно, оба посягали на Россию. – Иван потянулся за шашлыком.

– Ты не равняй. Наполеон не хотел империи французской на всей захваченной территории. Он хотел убрать всех королей, всех царей, и чтобы правил народ.

– Да ну? – Глеб подмигнул Ивану.

– И он никого не мобилизовывал, эти войска были… – разгорячился Леонид Анатольевич.

– Завоеваны. – Вставил Глеб.

– Нет. Это были добровольцы. Народу всегда нужен кумир. Если этого нет, то и народ не держится.

– Ему нужна идея.

– А вот не факт. Нужен кумир который осуществлял бы идею каждого. Народ Франции был в ужасе от своей собственной революции – и родился Наполеон как осуществление надежд народа.

– Но мы же помним, как тот самый Наполеон расстреливал мирных людей в Париже, – Иван отодвинул кружку с квасом.

– А это необходимо было сделать, народ сеял панику. Я не помню, как звался английский капитан, который получил лорда за то, что расстрелял беременную женщину на тонущем корабле. Она подняла панику, и он одним выстрелом убрал двоих, но зато спас несколько сот других людей.

– А Гитлер? – Перевел тему Иван.

– Ему нужна была территория и рабы. А Наполеону нужны были…

– Свободные рабы. – Не унимался Глеб.

– Наполеону нужны были исполнители.

– А победа за кем была?

– На Бородино? Понимаешь, тогда, в восемьсот двенадцатом, мы захватили знамена противника. А при потере знамени и потере большей части состава – армия расформировывается. Так что Бородинская битва сама стала знаменем. Это символ России. И тут нет смысла говорить, кто выиграл сражение. После Бородино не стало великой армии – и это неоспоримый факт.

– У победы много отцов, а поражение – сирота, – ввернул Иван.

– Правильно, Ваня, поэтому никто, и тем более Наполеон, не хотел принимать этого поражения. Но факты – вещь упрямая. Мы дошли до Парижа? Дошли. А он перестал быть непобедимым императором? Перестал. Все зависит от цели. Захватить Бородинское поле – мизерная цель. Целью Наполеона было разбить русскую армию и войти в Москву. Армию мы сохранили, а горящая Москва и битва на Бородино уничтожили армию противника. Вот вам и вывод.

– Если бы Наполеон признал свое поражение, он бы никогда не собрал вторую армию. – Иван долил себе ядрёного кваску.

– А он собрал? – Глеб даже жевать перестал.

– Я же говорю: Ватерлоо… – Самодовольно хмыкнул Тавлов и подкрутил усы.

– Ладно, дядь Лёнь, а расскажи про раскопки в детстве. Что вы после немцев откапывали?

– А, вот вы куда. Да чего только не откапывали. И винтовки, и автоматы, и пулемет Дегтярёва у меня дома стоял. Танк нашли на болоте, но ведь его же не вытащишь, заразу такую.

– И что, вот так прямо свободно можно было оружие держать дома?

– Да-а, – дядя Лёня махнул рукой, – если ствол не протыкался, то нам отдавали на игры спокойно, а уж если… то приходилось припрятывать. Гранаты, мины находили. Рвы, окопы, болото… мины потом обезвреживали и все. Однажды финский котелок откопали…

– А что, финны на стороне немцев воевали?

– Ни в коем случае. Маннергейм помогал нашим. Немцы хотели через Финляндию в Ленинград попасть, а он все сводки нашим передавал.

– А кто такой этот Менергейм? – Глеб все больше увлекался рассказом.

– Что, Глеб, не слышал про такого? Не преподавали вам в вашем экономическом вузе про барона и маршала Карла Густава э… Маннергейма, правителя Финляндии?

Дядя Лёня, казалось, как-то даже приподнялся, тряхнул головой, и солнце сотворило над его седыми кудрями золотой нимб.

– Ему многие люди жизнью обязаны. А у него вплоть до 1951 года на столе стояла фотография с личной подписью Николая II. Так-то вот. И в Русской армии он был до 1917-го года. Юношей поступил в Николаевское кавалерийское училище в Санкт-Петербурге, оттого и сдать этот город немцам никак не мог. И, между прочим, единственную награду, которую он носил, был Георгиевский крест.

– Леонид Анатольевич. А Вы можете нас провести по своим тайным тропам?

– Зачем?

– Мы с металлодетектором хотим пройти. – Глеб расправил плечи.

– Хм. Ну, ладно, позабавьтесь. Только ведь перед вами, искателями, были мы – тоже искатели. И между нами прошло много времени. Все в землю ушло. А в болото мы не сунемся. Там-то сохранилось все, но туда не полезем – опасно.

– А давай завтра поутру попробуем, а? Погодка стоит. Сухо пока… а, дядь Лень?

– Ну, давайте попробуем. Зайдите ко мне часов в семь.

– Так рано?

– Извиняйте дядьку. В половину шестого.

– Дядь Лёнь…!

– И ни минутой позже.

– Вы это серьезно?

Глава 5. Поездки в прошлое

И понеслось: универ – дорога в Шаликово, кое-какие дела в Москве – и опять Шаликово. Майка сначала обижалась, потом привыкла и успокоилась на его редких звонках. Она так и начинала свой разговор: «А не соблаговолите ли, Иван Петрович, дать нам интервью?»

А Ивана полностью захватила эта новая страсть. Тут, конечно, всплыли и поиски сокровищ: память детства, и война, в которую он и без того был включен по своей курсовой работе, и семейные корни: дед и дядя были профессиональными военными, оба воевали. Дед – в Великую Отечественную, дядя – в Афгане.

В поисках военных карт юноша перерыл все книги в библиотеке и даже получил доступ в военный архив. Все выяснил: где какая дивизия стояла, где были склады, где велись ожесточенные бои и были массовые захоронения…

А бои тут и в самом деле были не шуточные.

Однажды дядя Лёня пригласил Ивана и Глеба зайти к нему домой. В этот раз ребята копали одни, ибо у Леонида был «хозяйственный день».

– Пойдемте, пойдемте ко мне. – суетился дядя Лёня. – У меня и мангал у сарая стоит. Погреемся, поедим горяченького.

– Да сегодня батя должен приехать, – замялся Иван. Он знал, что отец не в восторге от его затей.

– И отца позовем. Как же. Отец, небось, тоже голодный, а у нас столько еды.

А еда, надо сказать, была знатная: копченые крылышки, курица, домашняя колбаса, горячий чай из самовара. Старинного, тульского, с медалями, который дядя Лёня не понятно где раздобыл. Да еще тетя Настя, жена дяди Лёни, симпатичная смуглая женщина с натруженными руками, расстаралась на грибочки да соления всякие. А какой компот из вишни!

Ребята, однако, не сразу прошли на кухню, а с таинственным видом предложили дяде Лёне «что-то показать, но не здесь».

– Хорошо, – быстро согласился Тавлов, – пойдем в «холодную» комнату».

– Это куда? – спросил Глеб Ивана.

– Эта комната без обогрева. – шепнул Иван.

– Почему? – шепнул Глеб.

– Вы чего шепчетесь, проходите. – пригласил дядя Лёня друзей в отдельную комнатушку. – Здесь не топим, дрова копим, – не замерзнете. Что там у вас, выкладывайте на стол.

Глеб, выйдя вперед, небрежно выложил из рюкзака, точнее, с грохотом бросил на стол, тяжелый металлический диск. Дядя Лёня склонился над ржавым предметом, а потом медленно поднял на ребят прищуренные глаза.

– Это вы знаете что принесли? – тихо спросил он и медленно распрямился.

– На полтос баксов потянет? – нарочито громко спроси Глеб.

– Потянет, если отсюда живыми выйдем, – Леонид опять склонился над ржавым диском.

– Что? Живыми? Почему? – Глеб побледнел и медленно попятился к двери.

– Потому. Мина-то с детонатором…

* * *

Петр Федорович, Ванин отец, не заставил себя долго ждать и ужин у старого сарая Тавловых удался на славу.

Да и порадоваться было чему: выкопали в старых воронках возле Бородино несколько интересных предметов: каску, котелок и проржавевший, наполовину съеденный землёю, штык. Глеба было не узнать: куда делась его игра. Теперь на Леонида Анатольевича он смотрел с нескрываемым восхищением. А дядя Лёня долго вертел штык, и так, и сяк, а потом вздохнул:

– Знаете, ребята, Бородинское поле – это ведь мемориал двух отечественных войн сразу.

– Так этот штык… – Ваня повертел в руках неожиданную находку.

– Я не исключаю того, что земля вам отдала трофей восемьсот двенадцатого года. Очень уж похоже…

– Вот это находка!

– Да. Вам просто повезло. Наполеоновские игрушки давным-давно, лет сто назад, все были выкопаны, и не такими любителями, как вы, а профессионалами.

– Леонид Анатольевич, но здесь, под Можайском, в сорок первом мы ведь сильно потрепали немца? – Значит, найдём ещё не то! Вместе с Вами, – Глеб впился в жареную курицу, как в личного врага.

– Да, потрепали… Но силы были не равны. А 18 октября наши сдали Можайск.

– 18 октября? – дернулся Иван. Это был день рождения отца.

– Точно так. Прости, но именно 18 октября мы были вынуждены оставить позиции и выходить из окружения, потеряв три четверти состава.

– Три четверти! Это ж какая там была «мясорубка»!

Петр Федорович вдруг вскинул голову:

– Ребят, а посмотрите, как интересно: мы всегда, даже об очень далеких военных событиях, говорим «мы». «Мы выиграли», «мы отступили»… Генная память. Понимаете?

– Па, я смотрю, в тебе твой биолог не дремлет.

– Нет, это наша «корневая система». Понимаешь? Люди, как деревья, живут корнями: родами, семьями, кланами. И пока у нас есть корни, у нас будет будущее.

– Так вот, философ, – Леонид посмотрел на друга так, словно бы не на пеньке восседал, а вещал с кафедры. – Главным итогом этих боев было то, что наши сумели продержаться почти неделю. А это дало возможность организовать линию нового рубежа обороны.

– А когда мы их погнали? – Глеб протянул Петру Федоровичу стакан горячего чая. Дядя Лёня ткнул пальцем в свою пустую чашку.

– Добавь малёк. Ты что думаешь, раз я рассказчик, то забываю о насущном? Солдат всухую клювом не щелкает.

Глеб щедро налил до краев и пододвинул бутерброды.

– Так вот… окончательно остановить врага удалось на 75 километре Минского шоссе. А 20 января 1942 года освободили Можайск. А на следующий день – Бородинское поле.

– Как мы их сделали! – Глеб сгоряча расплескал свой чай.

– Йошкин кот! – подскочил дядя Лёня. – Обваришь мне на радостях это дело, а оно, глядишь, еще пригодится. Сделали мы их, конечно, здорово. Если по плану «Барбаросса» для наступления на Москву предназначались четыре армии, то через три месяца для «решающего» удара по Москве задействовали уже шесть армий.

– Вот это да! – не унимался Глеб.

– Если в Западной кампании против пяти стран Европы участвовало также пять армий, то чуешь силу?

– Чую-чую.

– Ну, Лёнь, не зря тебя мой старший брат прозвал Сократычем: энциклопедию наизусть чешешь, – покачал головой Пёт Федорович.

– Не-е. Я – танкист. Я танки по звуку мотора отличаю.

– Да, а самолеты по росчерку в небе угадываешь, – улыбнулся Пётр Федорович, поддаваясь общему настроению.

– А ты знаешь, дядь Лёнь, что руководство операцией было возложено на командующего группой армий «Центр» фон Бока? – Поддал жару Иван.

– Хвастаешь хорошей памятью? – принял вызов тот, – Немцы в ходе декабрьских боев потеряли почти все свои танки. И в ходе зимнего контрнаступления нами было разгромлено пятьдесят вражеских дивизий! Но… – Дядя Лёня даже встал во весь рост, – Против СССР воевали: Германия, Австрия, Испания, Италия, Франция, Финляндия, Румыния, Болгария, Словакия, Хорватия, Дания, Норвегия.

– Что-то мне это напоминает… Армия двунадесяти языков, как в 1812-ом. – Пётр Федорович подбросил дров в костер, и пламя осветило его лицо. Бородатый, с прямым носом и покатым лбом – уж не с Куликова ли поля блеснул отсвет в его серых глазах?

– В общем, в первый год войны потери Германии в личном составе достигли двух миллионов, а в Европе за два года – менее ста тысяч. И всю Европу Гитлер завоевал за сколько? Правильно, всего за пять с половиной месяцев.

– Да. И, уж конечно, мороз или неустроенные дороги, как пишет об этом Гудериан, тут ни при чем. – Подытожил Иван.

– Как ни при чем? Наша природа с нами заодно. – возразил Пётр Федорович.

– И наши ландшафты, да, пап?

– И ландшафты, и размеры территории, мир – он живой. И камни могут говорить, и земля откликается на доброе к ней отношение. И небо. Разве не так?

– Запечатлеть бы всё это…

– Да, хотя бы на фотоаппарат!

Глава 6. Охота пуще фазана

Давний приятель Петра Федоровича, Валера, неожиданно для всех стал охотником. Всю жизнь был просто инженером, а тут вдруг раз – и охотник. А случилось это так: однажды зашел случайный разговор о том, как одиноко на свете обычному человеку средних лет. И тут Пётр сказал ему:

– Да, кстати, а мой брат – известный кинолог.

– Кинолог?

– Это тот, кто занимается собаками.

– А что за собаки?

– Русский охотничий спаниель.

– Русский? Охотничий?

– Да. И даже во Всероссийскую комиссию по спаниэлям входит.

– Кто, спаниель?

– Нет, брат.

– А-а-а-а-а. И охота ему? – протянул задумчиво Валера, но разговора этого не забыл. И через неделю – новый звонок.

– Привет. Это я. Так что там с твоим братом?

– А что с моим братом? – немало удивился Пётр Федорович.

– Ну, собаки, говоришь…

Казалось, Валерий на что-то решался. И тут произошло то, что принято называть судьбой. Пётр вдруг вспомнил, что недавно звонил брат Сергей и рассказывал, что от его кобеля, пятикратного чемпиона Руслана III, родились очередные щенки. Обсуждение этого радостного события не уложилось в полтора часа междугородних переговоров. Пётр все это выложил Валерке. Тот думал стремительно и всего через пару дней сформулировал новое кредо своей жизни:

– Понимаешь, Петь, собаку я завести хочу. А то, что я все один да один…

– Да не вопрос, поезжай к брату.

– Куда?

– В Тамбов.

И Валерий поехал. Понятное дело, что в первый же день бравый полковник Сергей Федорович Купцов за кружкой чая посвятил его в племенные дела тамбовской секции спаниелистов, потом всей области, ну а затем и страны. А на следующий день, с похмелья, закинув за плечи ружье, взял новоиспеченного собачатника «в поля». И у вечернего костра, под звездным небом, прозвучала его сакраментальная фраза:

– Билет тебе надо оформлять, Валер. Стрелять-то умеешь?

Вот с тех пор и стал наш Валерий охотником. Оформил охотничий билет, купил себе итальянское ружье за сотенку тысяч, и стал мотаться по три-четыре раза в год в Тамбов, куда Сергей Федорович распределился после военной академии и где проживал уже более двадцати лет.

Весь курьез был в том, что, вернувшись из второй своей поездки, где произошло боевое крещение охотой, Валерий радостно, почти по-детски, стал рассказывать Петру о своих успехах, показал ему свое ружье и новенький билет, привез своею собаку, красавицу Берту – похвастаться, и тут… Пётр встал, молча вышел из комнаты и вернулся со своим старым потрепанным охотничьим билетом.

– А вот мой.

– Как? Ты, оказывается, охотник уже аж тридцать лет? – Валеркиному удивлению не было конца. – И ты столько лет скрывал? Обвинение было почти в государственной измене.

– А что такого? Еще после распределения, в Магадане. – только и сказал Петр.

– Как что такого? Я, может, всю жизнь мечтал стать охотником. – разгорячился обычно уравновешенный Валерий.

– Ну, как только ты определился, я дал тебе телефон брата.

– Ну да, конечно…

Разговор был окончен.

Валерий стал вывозить свою Берту на охоту, на выставки, но поохотиться с другом вместе все никак не удавалось: то график работы не совпадал, то погоды не было, то желания. Так и стал он связным между братьями: из Москвы – конфеты и «Столичная», из Тамбова – медок отборный, да «Тамбовский волк». А в последнее время Сергей все чаще стал зазывать поохотиться на куропаток. Как же хорошо: вдохнуть волнительный воздух бескрайних просторов, выпустить собак по осеннему полю, вздрогнуть от треска крыльев взметнувшийся вверх радужной птицы, вскинуть ружья… Эх!

А Петр тем временем был в замешательстве. Ему совершенно не нравилось последнее Ванькино увлечение. Он-то не понаслышке знал, как опасны подобные развлечения. Когда в школьные годы они ходили организованными отрядами следопытов на раскопки, даже под присмотром военных сапёров, и то случались всякие непредвиденные ситуации. Конечно, от его юности до юности его сына прошло изрядное количество лет, но мины и сейчас взрываются… Кто его знает, что может произойти. Отговаривать Ваньку бесполезно, оставалось только быть рядом и молиться.

Короче, на охоту он в очередной раз не поехал. А тут вдруг звонит ему Валера и буквально оглушает в трубку:

– Петь, я фазана купил.

– Чего? – не понял Петр.

– Фазана. Мы сами Федорыча пригласим к нам на охоту. Какова мысль?

– Грандиозна. И когда?

– Как можно скорее. Мне фазана хранить негде. Он у друзей в сарае живет.

Через пару дней стало понятно, что никакой Сергей никуда не поедет: ни гора к Магомету, ни Магомет к горе не передвигались никак. А тут и друзья попросили из сарая птицу забрать. Валерий принес к себе домой шипящее и клюющееся животное и поселил его в коробке на подоконнике. И вот тебе раз – новое несчастье: собака, натасканная долгими усилиями на дичь, вдруг за несколько дней такого близкого соседства с потенциальной жертвой «перегорела» и перестала обращать на фазана внимание. Валерий запаниковал:

– Разучилась! Растренировалась! Испортилась! Подумать только, еще пару дней – и она мурлыкать возле фазана будет, а то и облизывать этого петуха. Сначала, как я его в дом принес и ей не отдал, она со мной разговаривать перестала. Я к ней и так, и сяк, а она морду в сторону и под кровать. А потом вылезла, села возле коробки, как перед телевизором. Не лает, не возбуждается по-охотничьи, а так… Медитирует на фазана, зараза.

– Да ладно ты, не боись, у них это так быстро не проходит.

– Тогда скажи, что делать? – взмолился Валерий.

– Стрелять.

– Собаку? – обмер Валерка.

– Почему собаку? Фазана.

– Но Федорыч не приедет…

– А мы на что?

– Да?.. А где?

– У меня на даче. Там знаешь какие поля. Есть где разгуляться. И знакомый егерь есть, хоть и на пенсии. Но бывших егерей не бывает.

– Я подумаю… – Валерий, казалось, опять впал в непроходящую задумчивость.

Но в пятницу прозвенел решительный звонок.

– Я подумал. Ты готов?

Глава 7. Один из рода Демидовых

Петр Федорович вынул из тайника ключи и открыл оружейный сейф. Итак, на выбор: своя тозовка-пятизарядка, еще с Магадана, или двустволка отца, купленная им после командировки на Кубу полвека назад. Тогда, в 1961 году, во время Карибского кризиса, его отец, Федор Павлович Купцов, с «группой товарищей» был отправлен на лесовозах на Кубу, поближе к берегам США. Нашим воинам пришлось плыть в трюмах восемнадцать суток, вместе с ядерными ракетами, при 50-ти градусной жаре. Отца забрали прямо со службы, и мама полгода не знала, в какую командировку он уехал, и одна растила двух детей в доме с удобствами на улице и без горячей воды.

Папа рано ушел из жизни. Помнится, мама говорила, что «кубинцы» быстро убрались на тот свет, многие не дожили и до 60-ти. Остались на память пожелтевшие фотографии: вместе с Фиделем Кастро, с друзьями, в окружении финиковых пальм; кубинский карнавал, летучая рыба, залетевшая к ним на палубу корабля. А на командировочные чеки (давали тогда вместо валюты) папа купил фотоаппарат «ФЭД» и охотничье ружье «Иж-54» в экспортном исполнении. Сколько лет охотился отец, потом двустволка хранилась у старшего брата Сергея, а пару лет назад он передал это ружье Петру – для Ивана. Мол, дальше его очередь владеть этой реликвией. Правда, пока у Ивана в голове все, что угодно, кроме желания стать настоящим охотником. А ведь порох уже нюхал: Пётр брал его на охоту, когда Ивану было четырнадцать лет. Как раз в Тамбов, к брату. Как раз с этим ружьем. Эх, молодо-зелено. Ладно, подождет ружье нового хозяина. А пока… Пётр вытащил из сейфа «Ижовку». Классное ружье, элегантное, надежное, до сих пор нигде ни шата, ни люфта. А бой какой резкий. А стволы внутри – ни единой каверны: зеркало. Любо – дорого, что смотреть, что стрелять. Прихватив пачку патронов, Пётр закрыл сейф.

В субботу, в восемь утра, Валерий со своей замученной собакой и не менее замученным фазаном подъехал к дому Петра. А в десять часов охотники уже были в Шаликово.

Ну и, конечно же, какая охота без бывшего егеря, неунывающего Леонида Анатольевича Тавлова.

Дядя Лёня долго не думал – он знал, куда вести затейливых охотников. Неподалеку, на Захарьинском поле, около карьера, и решено было выпустить птицу. А поле-то в утренней росе… Низкое осеннее солнце подрумянило сухую траву и повисло оранжевой сковородкой на голых ветвях деревьев. Воздух чист, пахнет жухлой листвой и ожиданием снега.

– Значит так, – скомандовал Леонид. – Выпускаем фазана, пусть он побродит немного в травке.

– Так ведь убежит. – У Валерия ёкнуло сердце, столько он настрадался от этого петуха.

– А собака на что? – У Лени на всё был ответ. – Выпускаем собаку, она находит фазана, тот поднимается в небо и…

– Улетает… – обреченно закончил Валера.

– Да не улетает! – Лёня перешел на ультразвук. – Не улетит! Понимаешь, не улетит! У тебя ружье на что? Охотнички. Все понятно? Главное: не спеши отпускать собаку, фазан должен набродов оставить, пусть собачка поработает. Понял?

– Да, понял, – сказал Валера и прищурился вдаль.

Так и порешили. И только Лёня выпустил из тесной коробки фазана и тот чуток почуял свободу, распрямил шею… как все вздрогнули от истошного вопля дяди Лёни: «Собаку держи, так твою разэтак!» Куда там. Берта на всех парах неслась к добыче. Фазан свечой взмыл в небо, тут же грянуло ба-бах! И битая птица камнем упала прямо на голову собаке. Та еле успела отскочить, развернулась и дернула обратно. Молчаливый Пётр повесил ружье на плечо, почесал бороду и виновато развел руками.