Лечение водой

Позвякивание колокольчиков слышалось сразу после натяжного тычка (глиняные гроздья начинали пробужденно покачиваться и ударяться друг о друга), а затем сглатывалось юзом колес и паровым звуком «ш-ш-ш-ш».

Сразу после этого наступала тишина.

Марина ткнула пальцем на человека.

– Смотри, видишь?

Гамсонов тотчас ухмыльнулся.

– Челнок – наш человек. Я сам когда-то работал челноком.

– Кем ты токо ни работал! – мельком сказала Марина; хитро. И опять повернулась к светофору. Не отрывала кулака от подбородка.

– Ну а то!

– Тоже в поездах?

– Нет. Разносил всякий хлам по парикмахерским, музыкальным школам, офисам… но это не очень выгодно. Офисов тогда и не так много еще было… Как стало больше, в них и не пролезть. В бизнес-центрах фейс-контроль стопроцентный… как раз и от челноков тоже. Ставят турникеты – как пограничные столбы…

– И поэтому ты стал барыжить сотовыми телефонами, – быстро подсказала Марина.

Гамсонов спросил почти по складам:

– Кто тебе сказал, что я барыга? – будто разъясняя что-то в тысячный раз: как она может так думать о нем? – и никогда не скрытничал с ней. – Я же говорил, как они мне достаются… и я не размещаю – тупо – список моделей и не приписываю внизу номер телефона, по которому можно обратиться. И не обманываю клиентов – я немного ввожу их в заблуждение. Если я продаю, то каждый из них просто думает, что это мой личный, подержанный аппарат. И этот финт только с тем, чтобы мне чуть больше заплатили, вот и все. Я использую уязвимости современной рыночной…

Марина издала громкий радостный клик, подпрыгнула на месте, засмеялась, захлопала в ладоши, ослепив Гамсонова расчеркивающим воздух сиянием перстней; замковые «собачки» на куртке запрыгали вверх-вниз и ошалело затикали.

– Да, да, есть, ура!! – она победно воздела руки к небу.

Гамсонов лишь украдкой взглянул на открывшийся светофор и табло, а потом, улыбаясь, смотрел перед собой, на поезд, который надрывающимися, сцепленными толчками набирал скорость.

Челнока со связкой колокольчиков уже не было видно.

Марина все хлопала в ладоши и потрясала кулаками у лица – словно ей улыбнулась долгожданная удача…

Так и было.

Табло погасло, звуки набирали высоту, а потом стали растворяться в уходящем тяговом разгоне.

Марина обернулась; со смешинкой глядела на Гамсонова.

– Ну? Теперь ты довольна?

– Еще бы!..

– Пойдем…

Они шли, Марина чувствовала, как азартная, счастливая радость, которую она только что испытала, не переставая переполнять, определяется в ней в стойкое, приподнятое торжество. Не было уже позывного трепета – от того, что она только что пережила прежние детские чувства и узнала их… Теперь только остановившийся взрыв радости внутри, как эти облака на небе. Как свет внутри кленовых торшеров!

– Знаешь, я и сам вспомнил прошлое, – сказал Гамсонов.

– Правда? – она счастливо посмотрела на него.

Он не видел ее взгляда – глядел перед собой. С ухмылкой.

– Да. Я сейчас смотрел на окна… вспомнил детство… такое же, как у тебя. Я хотел построить аттракцион.

– Детский аттракцион?

– Нет. Аттракцион-приключение. Перенести компьютерную игру с головоломками в реальный мир. Думал этим заработать. У меня тогда компа-то не было… странно даже представить, а? – Гамсонов рассмеялся. – Моя мать… она тогда замуж еще не вышла второй раз. Только дружила с отчимом. Денег у нас не было… Но я… часто заходил к кому-нибудь после школы. У кого уже компьютер появился. Так вот, я тогда и играл в квесты. Это было – о-о! Я воще оторваться не мог. Я их и до сих пор люблю. Сами по себе. Саму суть, понимаешь? И потом я на даче сколько таких сочинил, просто на бумаге, и играл с кем-нибудь. Просто объясняешь игроку на словах, где он находится, какие предметы видит. Например, «ты в комнате. Справа от тебя диван. Слева – напольные часы с маятником…»

Марина представила себе золотой маятник, раскачивающий солнечные отражения.

– Ну и потом – полная свобода действий. Собираешь предметы и воздействуешь ими на другие, чтобы новые получить. Открыть новые двери. Но для этого надо здорово поломать голову…

– Да. Я и сама как-то играла в такое. На компе, да. Помню, там надо было снять сетку на теннисном корте, разрезать, прикрепить к длинной палке. Чтобы выловить рыбину из аквариума в доме. Огроменного.

– Вот-вот.

Марина рассмеялась.

– Твоя торговля телефонами и КПК это напоминает.

– О-й-й-й… – Гамсонов нахмурился. – С чего ты взяла? Вообще ничем… Просто потому, что мне нужно соединять и умещать, сопоставлять, чинить?.. Не, это все не то. Поэтому моя работа так примитивна. Наверное, это только мертвый след. Того, что я не сделал.

Марина удивленно посмотрела на Гамсонова.

– Моей мечты…

– А в чем мечта? – спросила она.

– Ну…

Гамсонов сказал, что хотел построить аттракцион в реальном мире. Расчистить площадку в лесу или оборудовать комнаты в доме. Чтобы там были только игровые предметы. Но это слишком тяжело сделать. Ведь если есть часы, то обычные, а не напольные и без дарственной надписи – какие нужны для игры. И камин – где его найдешь? И кто тебе позволит раскапывать настоящую могилу? А сделать ненастоящую… надо, чтобы она выглядела, как настоящая.

– Ну, я хотел, чтобы все было в точности… но мне это не под силу, понимаешь? Выходит, надо придумывать что-то другое. Подстраиваться под реальность.

– И ты решил подстраиваться?

– Не в своей мечте. Я тоже ее любил. Я не хотел себя ограничивать. Поэтому… я ушел от этого – и все. Я так устроен просто. Выходит, я тоже потерял то, что дорого без боли… А вся эта торговля… я говорю: она во-об-ще… ничем не похожа, в том-то и дело.

– Ты вроде как компромисс нашел, – заметила Марина.

– Угу. Но хотел бы я что-то изменить? Я уже так далек от этого… Н-нет. Вряд ли…

Гамсонов поморщился, но вдруг и почувствовал, как всегда фальшивил, когда смеялся над фантазиями.

– Ты вовсе не обычный человек… – тихо призналась Марина.

А сама подумала: «Я и не говорила, что мне хочется такой любви…»

Они были уже рядом с тоннелем. Запах рельсового масла заметно усилился.

Тоннельная темнота теперь не выглядела такой сплошной и непроницаемой – Гамсонов видел рельсовый путь на другом конце тоннеля, неровно, призрачно сиявший, как две полоски смятой фольги среди ржавых холмиков гравия. Лишь восходя к молочной голубизне неба гравий обретал свой привычный цвет. Солнечный шар теперь чуть «откатился» в сторону – к клену, стоявшему немного впереди, на повороте дороги в лес, возле неглубокой канавы с зарешеченной трубой, из которой осторожно стремилась вода.

От поворота, в другую сторону отходила тропинка, спускавшаяся к тоннелю.

Марина спустилась по ней.

Вся внешняя стена тоннеля была сплошь изрисована граффити. Синий, фиолетовый, зеленый цвета на бетоне словно оживлялись от оранжевых солнечных бликов – надписи с черными и молочными границами казались новее. Из свободных пространств внутри букв выглядывал добрый десяток мультперсонажей, большая часть – до боли знакомые, а все же Марина никак не могла вспомнить тех, кого не вспомнила сразу.

Одну из надписей снизу подчеркивал толстенный шприц, наполненный молочно-белой жидкостью.

Марина ткнула пальцем в продолговатую физиономию, выглядывавшую из треугольника внутри буквы «А». Накрашенный ноготь, коснувшись неровностей стены, издал короткий, шершавый звук.

– Откуда этот тип? Где-то видела его по телеку… Голова, как сарделька…

Персонаж был в круглых очках, во фраке и с указкой.

– …до чего знакомо… – Марина обернулась к Гамсонову. – Нет, не могу вспомнить…

Гамсонов, остановившись возле «торшера», наклонял голову то чуть вправо, то влево, потом опять вправо и вверх, стараясь выбрать ракурс, с которого коридор из наслаивающихся листьев набирал максимальную глубину. Потом, отойдя назад, заметил, что солнечный шар чуть нарушен одним кленовым листом. Гамсонову показалось, что лист вдруг резко отклонился в сторону от рыжего ворса, на краях солнца – свернулся, как полиэтилен от огня.

Денис быстро обошел клен, стараясь найти лист среди наслоений… нет, уже ничего не видно.

– Что ты говоришь? – он обернулся к Марине.

Она смотрела на него и не отвечала.

Гамсонов с увлеченной улыбкой присел возле трубы. Она протягивалась куда-то дальше вперед, за клен, а здесь на конце слегка заворачивала вправо от рельсов. Текущая в посадку вода рассекалась железными прутьями на несколько резных струй, в которых дрожали как от холода те же расплетенные «шелковые шнурки», – что и на зеленом клене…

– А знаешь, – он выпрямился и оглядел все вокруг. Всю даль. – Из этого города получится прекрасный аттракцион… Думаю, если бы я попал сюда на десяток лет раньше, у меня бы получилось сделать! Я мог бы придумать квест, а потом странно обнаружить здесь все необходимое для его легкого воплощения.

Косые лучи не доставали до водяных струй возле трубы – откуда взялись эти золотистые «шнурки» внутри?

– «Нарушенность», говоришь?… Это именно то, что нужно.

– Вот, ты нашел свое… Знаешь, еще не все потеряно. Постарайся, дострой – а почему нет?

– Ты так думаешь? – серьезно осведомился Гамсонов.

– Да. Смотри, – Марина опять ткнула пальцем, на сей раз выше граненой буквы, – это небо?

Гамсонов посмотрел на большой голубоватый прямоугольник, пририсованный к букве.

– Не знаю. Это может быть что угодно.

– Мне кажется, это небо… фрагмент неба – знаешь, этот цвет… я почти уверена… он точно такой, как был на том диске. Небо над тремя высотками.

– Пф-ф-ф-ф… как ты напоминаешь мне одного моего друга! У него – богатейшее воображение. Вас прям познакомить надо!

– Ты это к чему?

– Нет-нет, я просто… он тоже как-то раз увидел небо на плакате, возле входа в магазин с бельем и а-а-а… – Гамсонов вытаращил глаза, изображая Костю. – Вылупился и говорит: мне хочется раствориться в этом кусочке неба.

– Занятно.

– Да уж, не то слово… только все эти мысли доставляют ему массу страданий и самобичевания, – усмехаясь заметил Денис. – Я все ждал, что он встанет на путь истинный, но это, похоже… безнадежно. Ну а может и не надо ему становиться другим. И жить такой жизнью, как я живу – не надо, наверное… не знаю, – он покачал головой. – Но я говорю: если б он сейчас услышал о квесте, то такую б философию развел!

– А кто он? Расскажи.

– Да ладно, это неважно. Потом как-нить расскажу.

– Ну как хочешь.

Гамсонов подошел к Марине, постоял совсем немного, рассматривая буквы; спустился на гравий, вошел в тоннель.

– Денис… – тут же почему-то инстинктивно позвала Марина.

Будто боялась потеряться.

Она последний раз взглянула на рисованное небо и спустилась в тоннель…

Снова ей показалось, что она может отказаться от всего, чем жила раньше. Когда входила в облекающий мрак.

Только теперь это было мимолетным и по-детски испуганным. И свет позади обратился в гулкую, фонящую песчинку времени – Марине стало тревожно за спиной… а затем шорохи гравия, отдававшиеся по стенам, рассеяли песчинку в тысячи других.

Буквы-граффити на стенах были уже выше человеческого роста, огромными и торжественными. Черно-золотистыми и белыми.

Запах рельсового масла стал таким сильным, что до странности приятно одурманивал.

Гамсонов стоял вдалеке, на рельсе и рассматривал одну из букв.

– Денис… – снова позвала Марина. Эхо раскатилось – к высоченному потолку.

Он обернулся… И снова увидел Марину такой, какая она представилась ему, когда он подходил к дому около месяца назад. Заколотые белокурые волосы с застывшими оранжевыми искрами на отставших прядях… девушка остановилась в начале тоннеля и смотрит на него, улыбается… взглядом. И влечет к чему-то – ты готов?

Глаза, едва видные из-за темных очков, но он угадывает их светлый оттенок за стеклами, которые отсвечивают темно-красным; точно под цвет куртки.

Теперь еще и красная куртка… А волосы – заколоты. Как и в первый раз. «Нет, это не Марина». Снова мелькнуло в голове Гамсонова – уже уверенно. «Сейчас там стоит не она».

Теперь он хорошо видел различия. Одно как бы накладывалось на другое.

Но он почувствовал, что эти два лика… так и останутся для него неразрывно связанными. И каждый раз, когда он будет вспоминать об этом странном, влекущем представлении, неизбежно будет думать о Марине. Что она просто немножко другая…

Немножко непохожа на себя…

– Денис, что случилось?

Марина удивленно смотрела на Гамсонова…

Он вдруг понял, что стоит прямо перед ней и вглядывается в ее лицо.

Они стояли в начале тоннеля.

– Ничего…

– Ты будто кого-то другого увидел.

– Что?

– Я говорю: ты будто не узнаешь меня или что?.. Ты бы сейчас поглядел на себя…

Марина расхихикалась, посверкивая зубами. Приложила ладони к губам.

– А что со мной такое?.. Пошли, – он манил ее от тоннеля – обратно.

– Отец всегда строго-настрого запрещал мне даже приближаться к тоннелю…

Гамсонов опять остановился у зарешеченной трубы. Он внимательно смотрел на текущую воду. Закат теперь освещал ее, наполняя жидкой оранжевой пеной, странно пробуждавшей жажду.

– Между прочим… – сказала Марина, – это вода из реки, на которой живет доктор Карпов.

– Доктор Карпов? – Денис удивленно взглянул на нее.

– Автор книги «Лечение водой», помнишь?

– Как… Он что, отсюда? Из этого города?

– Да, он живет неподалеку.

– Я-то думал он где-то… фью… далеко, – Гамсонов махнул рукой.

– Нет, он живет прямо здесь. У него своя поликлиника, уже много лет. Но говорят, он в ней вообще не появляется. С тех пор, как написал книгу и устроил дела. Короче, он теперь только наблюдает за своими делами.

– Но почему?

– Этого никто точно не знает. Он живет возле реки, – повторила Марина. – Но она не очень близко отсюда. Километров десять, не меньше. И вода в ней – чистейшая… Слушай, ты действительно веришь во всю эту чушь, которая написана в книге? Или просто хотел быть повежливее с моей матерью?

– Ну… то, что вода помогает от болезней? А почему бы не верить?

– Ну конечно, это взгляд на медицину и всякое такое. Или… ну как это называется, короче… – она говорила уже болтливо и вращала рукой перед собой – Но это все какая-то трехомуть. Моя матушка совсем свихнулась на этом.

– Разве это так? Ты просто уже это далеко не в первый раз говоришь… – возразил наконец Гамсонов. – Твоя мать, по-моему, так спокойна. Так уверена в себе.

Марина хотела сказать: «Но я то ее, наверное, получше знаю». Но как-то…

– Для твоей матери все сходится, у нее все хорошо, – продолжал Гамсонов. – Я видал свихнутых… И она о-о-очень на них непохожа… она о-о-очень даже нормальный, уверенный человек. И ей не на все наплевать. Наоборот. Так что мама у тебя… вообще просто выдающаяся.

– Если это от воды, то это точно шизофрения, – Марина прыснула. А потом прибавила после паузы: – У матери теперь еще новое увлечение, как ты знаешь.

– Ты про светильники… бра?

– Ну естественно. Сделала из квартиры дворец съездов.

– По-моему, они такие классные, разве нет?

– Да, ты прав, они очень классные, – признала Марина, кивая.

Гамсонов вновь вспомнил это постоянное ощущение зеленого простора, которое возникает, когда смотришь на бра… влекущая свежесть поляны… и в них словно всегда стоит солнечный день – даже ночью; и хочется отдыхать.

Кажется, это так легко – проникаться каждой зеленой травинкой. Все как живое.

Наталья Олеговна теперь часто зажигает светильники по вечерам.

– Слушай, а в поликлинике Карпова все лечатся водой? – спросил он.

– Я не знаю… А почему тебе интересно? Только не говори, что хочешь присоединиться, – она косо поглядела на Гамсонова.

– Да не. Но человек добился успеха, открыл свое дело, и это приносит деньги. Это любопытно. Кроме того, я за здоровый образ жизни.

– Да что ты говоришь! – шутливо-ехидно поддела Марина.

Гамсонов кивнул на дорогу, поворачивающую в лес.

– Если пойти по ней, до реки не дойдешь?

– Нет.

Марина объяснила, что река в ту же сторону, но поворот на нее много дальше. Это надо идти вдоль трубы.

– И много людей навещают доктора Карпова?

– Без понятия. Но думаю, что нет… он ведь типа как… к уединению стремится, – она повращала ладонью.

– Для чего?

– Без понятия.

Денис, тем временем, уже шагнул на поворот.

– Ты, что ли, хочешь пойти в лес прогуляться? – она остановилась в раздумье.

– Ну а чё… идешь?

Глава 18

I

Сегодня понедельник. Уже середина дня – Костя работал всю первую половину и сейчас настроение у него удовлетворенно приподнятое… «Дождаться, дождаться вечера!»

Он чувствует, как ждет, ждет, пока созвонится с Олей…

«Да, но мне придется и не спать все это время», – отмечает он в своей голове заведенно-устало. Да, эта заведенность – работать, работать, не тратить время попусту – будто ключик кто-то вертит, механически вертит в его мозгу и сердце, клинит, клинит…

Но все вдруг и исчезает: как это хорошо, ведь они договорились созвониться с Олей в конце вчерашнего разговора.

«Теперь каждый день созваниваемся – и главное, она совершенно не протестует».

Ругань Оли с Меркаловым. Ругань, которую он слышал — «Меркалов параллельно позвонил, пока мы разговаривали по телефону. Оля «отметелила» его голосом».

В их отношениях не все в порядке.

Там не все в порядке, – произносит Оля, качая маленькой ладошкой.

«Да нет, на самом деле, мне и не нужно с ней отношений, – расслабленно думает Костя. – Меня устраивает то, что есть».

Тут вдруг телефон звонит – это мать, с работы. Интересуется, уплатил ли Костя за Интернет.

– А что такое? – спрашивает он. – Я схожу уплачу, когда…

– А можешь сейчас сходить? Мне еще нужно, чтоб ты посмотрел цену на гавайскую смесь.

– Гавайскую смесь? – Костя смеется. – Она тебе, выходит, понравилась, когда последний раз брали?

Мать отвечает: да, – кроме того, на днях придет крестная Кости, Валя Артемьева, она тоже любит гавайскую смесь.

– И рыбу посмотри. Надо будет сделать рыбных закусок.

Валя религиозный человек и совсем не ест мяса.

Левашов ставит компьютер в спящий режим, одевается, идет в магазин.

На улице – поздняя осень, но снега еще нет. Повсюду эта высохшая трава, она как обесцвечена и похожа на солому. Холод от этого кажется таким сухим…

Костя опять вспоминает, как Оля вчера отчеканила – «У меня есть молодой человек!»

«Да, она сказала это… как-то уж больно резко! Отрезающе… да, отрезающе… что-то притаилось за этим… это же совершенно не вяжется со всем остальным! Конечно, не вяжется!

Она сказала это как-то… Уж слишком резко и специально! Едва я только успел поинтересоваться ею как… Стало быть, наврала?»

Мы до сих пор встречаемся.

«Она сказала это очень настойчиво – так, будто хочет… чтоб я думал, что у нее есть молодой человек? И да – ну извини, я не живу с тобой и не вижу всего этого — как же тогда быть с этими словами?

Вдруг Костя вспоминает, как Оля сказала: да уж… сколько ж я мозгов переимела. Что не хочу отношений. Он спросил ее: «Да? А зачем?» – она ничего не ответила.

«Когда мы первый раз встретились! Она так сказала! Выходит, сейчас наврала? Специально сказала, что она с Меркаловым!.. Зачем? – и осторожно складывается мысль… – Потому что не хочет отношений сейчас, но потом…»

Да если б меня любили, я б на две работы пошла.

«Нет, секундочку! Получается, что она не хочет, чтоб я думал, что у нее есть молодой человек! Она же знает, что я помню, что она раньше говорила. И то, что было в субботу… Я сказал про любовь, и ее вдох…»

Стало быть, Оля врала так, чтобы Костя чувствовал, что она врет…

Левашов идет по улице.

Эта отрезающая, непререкаемая интонация… У меня есть молодой человек!

Когда-нибудь ты меня полюбишь… – У меня есть молодой человек!

Вдруг всеми фибрами души-и-и-и! – он ощущает: «Она хочет оставить на определенном расстоянии. На позиции друга… А еще вернее, она меня как бы выправила в дружбу».

С другой стороны… «Нет, конечно, она поддерживает отношения с Меркаловым. Она с ним общается». Левашов снова вспоминает Олину ругань с Игорем, которую он услышал вчера. Да, конечно, она поддерживает с ним отношения. Это случайность, что я слышал их ссору?.. Либо! Она подумала, что я отдалюсь, не стану с ней общаться – после того, как сказала, что она с Меркаловым, и поэтому…»

Костя входит в продуктовый… теплота магазина – тотчас он опять как окунается в страшную усталость, словно проникающую во все тело неоновым светом ламп… «Я работал семь лет без продыху… я устал я очень устал я очень…

Премия «Феномен»! Я прошел в полуфинал!..

Да это же ничего не дает – это просто промежуточный список…» – да, ни денег, ни раскрутки, ничего. Левашов ощущает зыбкий страх, тупо досаждающий, безысходный…

Подходит к платежному терминалу и набирает своего провайдера, чтобы заплатить за Интернет………………………………………………………………………

……………………………………………………………………………………….

Через десять минут он выходит из магазина, держа в руках пакет гавайской смеси.

«Уртицкий… Если вы эгоист, так хоть другим мозги-то не парьте, а?» – опять запрыгал в его сознании. «Теперь уж все, все! Пощады не жди! Раз я так прокололся. Все передали Уртицкому… И как нагло он меня поливал! Конечно, и в премии, и в журнале все зависит от него. Теперь все, теперь все-е-е-е-е!!.. – горечь, клинящий страх осознания… Все пропало. Мне ничего не дадут. -

Это ж надо! Левченко клялся-божился, что не сдаст и… но что если все равно все обойдется? Что если мне повезет? Может, все-таки все будет хорошо? Уртицкий уже рекомендовал – может, обратной ход делу не сможет дать?.. И когда я получу премию, мы с Олей…

Но сейчас, стоит мне только заговорить с ней о люб…»

У меня есть молодой человек! Мы до сих пор встречаемся! – блок, в сознании поднялась маленькая ладошка.

«Я не способен, не способен заговорить с ней о…»

Оля словно парализовала Костю. Пойти-пойти-пойти, позвонить, пойти с ней на сближение, заговорить о лю…» – У меня есть молодой человек! – блок рукой.

В то же время она произносит это как с позывом, максималистским – вызывающим напряженное ожидание………….

Но ведет она себя так не из-за премии. «Она меня блокирует не из-за того, что мы ждем результата», – Левашов прекрасно чувствует.

«Но Господи, я же хочу просто общаться с ней. Уже тыщу раз это говорил, – произносит он будто втолковывая кому-то. Это действительно моя позиция. Я просто хочу продолжать общение – все».

Там не все в порядке. Я не буду говорить, что именно, но там не все в порядке.

Да все ясно: Меркалов – хренов утилитарист. Отношение к женщине как к кухарке… Но может быть из-за чего-то еще у них разлад?..» Но Костя тотчас отмечает себе: «я подумал, что она встречается с Игорем, хотя никогда не видел их вместе и не один факт это не подтверждал… а так оно и оказалось. Скорее всего, и здесь не ошибаюсь» – восточный темперамент Меркалова – из-за чего еще там могло не сложится? Игорь ухаживал за Олей, улыбался, «приласкивал», что-то дарил. И вот она уступила, переехала к нему… «И тотчас сразу все сменилось – она только кухарка! Только пойди, принеси, приготовь, вымой… Боже мой! – Левашов так весь и опешивает внутри: как Меркалов мог так поступать с ней?! – Оля ведь будущий ученый! – Негодует, словно бы в ответ на Олину постоянную поддержку и защиту – ему – от Уртицкого. – Как же… как Меркалов мог?! Бедная деточка! Купилась на ласки!»

– У меня есть молодой человек! – Оля произнесла это как с позывом, максималистским. Такие нотки тоже звучали в ее голосе.

Позыв, вызывающий напряженное ожидание………………………………………….

* * *

Оля жила с Меркаловым? Позже Костя вдруг припоминает, что слышал, у Игоря нет своей квартиры – тот живет в московском общежитии.

«Да уж. Тоже ж причина – что Оля скоро оттуда и уехала………………………»

* * *

…Все чаще у Левашова мелькает в сознании манящая цепочка, все чаще, ближе к вечеру:

Ну извини, я не живу с тобой!.. Да если б меня лю-би-ли, я б на две работы пошла!

«Значит, она хочет отношений… – Я мог бы поинтересоваться тобою, как…

Вот только не надо мною как девушкой интересоваться! У меня есть молодой человек!

Ну хорошо. Будем просто друзьями – и все. Я не хочу создавать никакой конкуренции Меркалову…

Чего тебе надо? Я тебе звоню на работу!!.. Я… Я и туда звонила ну так что?!.. Я сейчас занята», – она обрубает Меркалова и возвращается разговаривать с Костей…………………………………………………………………………