Предисловие к Мирозданию

Саша Немировский

Предисловие к Мирозданию

Моему ангелу

Иллюстрации Павел Тайбер

@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ

© Саша Немировский (Александр Немировский), 2022

© Павел Тайбер, иллюстрации, 2022

© USA, California, Woodside, 2022

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Малколам – Архангел. Хранитель Уравнения

Гаардвал – Архангел. Хранитель архивов

Адель – Младший ангел

Исабель – Младший ангел

Загадор – Младший ангел

Пабло – Свободный художник

Гая – Певица

Василий – Программист

Моше – Старик

Рая – Старуха

Париетта – Девушка

Варглус – Демон

Сильва – Собака

Бард – Автор

* * *Не судите мя строго.Всего лишь гипотеза, может, даже сырая,может, даже неверная.Только что-то в ней есть от глубокого,текущего в безмернуюбездну потока,что, срываяпокров, обнажает скалу водопадом,и тех струек вуальюскрываеточевидное сущее рядом.

Пролог

Бард:

Это было давно,это было вчера или не было вовсе?Мы живем теперь послеили, может быть, до;или время сейчас через это проноситпотоком?Вечера и утра есть ли в тонкомпространстве?Наших жизней осколкивыживают ли там, пребывая в прекрасном?. .Я гадал, я считал, я по косвенным данным мозаикуслагал,я о том, что открылось, себе не солгал.Измеренье другое, как в него подсмотреть,ведь нельзя ж в любопытстве приветствоватьсмерть?. .Вот тонкий мир. Не знаю где, здесь не темнои не светло.Ни ветра, ни движения среды.Беседуют два старика. Два ангела, две сущности.В открытое окновиднеется стена скалы,журчит вода.Едва светлеет красное пятнов ногах того, что слева. Он в тучностисвоей стоит, чуть хрипло дышит, капая словабеседы неторопливо низким голосомдругому. Другой – чуть помоложе,одетый простенько,но ростом выше,с седою бородой, сидит на стуле, пишетпальцем, кожейпо пластине, висящей в воздухе, и звуки слушает,что первый скупо крошит,и отвечает только после вздоха.

Малколам:

Ну что, коллега, снова та эпоха,когда пора садовниками быть?Разросшиеся кущи на крохуупорядочить, уменьшить, чтоб запуститьрасти на следующий виток в здоровом виде?

Гаардвал:

Да, лидер,ты, конечно, прав. Сто лет уж миновало с той поры,как мы «испанке» дали путь и пищу.Сюжет на выдохе. Всё так же нищидухом богачи, всё так же продолжаются пиры,всё так же рыщутв поисках наживы, губя планету, делая ошибки,не короли и не визири, а президенты да министры —все однодневные «цари-горы» —индустриалисты,политики, чьи лицемерные дары,как обещанья, что не шибковыполнимы. Чем тут не удивишь?

Малколам:

То технологии ужимки. Куда от них сбежишь?И вроде не нужны,а всё ж с животной радостью используем и мы.Но на одно полезное изобретеньеприходится под сотнюзасоряющих природу добавлений.Почти что беспроблемнымстало размноженье.Но вот зачем долгоживущие тела,когда душа на выходе всё хуже к нам приходит?Мы посылаем их обратно, вродес надеждою, что вырастет она,но – бац – загнила и растлилась.Вот дела,в итоге всё, что возвратилось,до сердцевины за новосчищать и снова собиратьиз душ животных в человечью сущность.

Гаардвал:

Добавь ещё, что с са́могоначала настраивать, чтоб лучшеузнавалась возрождённым телом,здоровьем наливалась и гудела,вновь бесшабашнопрожигая цикл.

Малколам:

Да, это точно. Он, как сажа, —оставляет блики.Содрать налёт самолюбви с души не просто.Я помню круг земной, тысячелетия назад,я – небольшого ростамальчуган, тогда был взятв позорный плен и продан во дворец.Сначала думал, что придёт ко мне скопец,но нет, я там работал, как садовник,от солнца был в чепецодет, ухаживая за висящими садами.Я ровнорезал, закреплял и удобрял растенья дняминапролёт, переходя с террасы на террасу.Как акробат, висел и стриг под форму вазыкорни, потом подвязывал,да смачивал водою.Там подо мноютёк поток в каньонеузком. Так глубоко, что лишь вода шумела.Дна видно не было,но лишь пространствов котором птицы, да другие бедолаги,как и я, работали над доставленьем влаги,над засыпанием землив висящие над пропастью платформы.Мы ежечаснорисковали жизнью ради кормацветам. О да! – цветы цвелии радовали глаз вельможам, власть имущим:царю, царице, всем другим живущимв роскоши. Искусственные кущиросли, переплетаясь, птицы пели.Мы умирали, падая, в неловкости сорвавшись…И там, внизу, останки наши звери ели.Однажды утром, ветреным и мокрым,на мой прыжок с террасына платформусмотрела девушка.О, это был волшебныйсон!Копна волосструилась тёмной массойпо плечам,где их поток, достигнув бе́режкатуники, истончалсяв рисунок тени.На белой коже места не было другим вещам.Материя накидки(иль лёгкого плаща?)так облегала грудь,что я готов был ниткойстать в её плетенье.Дождь капал, но она не уходила, чутьголову склонив, в упор смотрела,как я с мешкомземли, готовился к прыжку,прикидывая маятник платформы на движенье.Она стояла впереди и справа от меня.Исподтишка,я улыбался. Вообще-то я правша,но, подгадав момент, я прыгнул с левой,предвосхитив порыв внезапный ветра,и промахнулся по платформе.Руками ухватился только край и то лишь снизу.Я закачался в воздухе, где корнив брызгахвлаги лезли мне в глаза и в нос, дышать мешая.Я повернулся, чтоб ногой от центраопорной планки оттолкнуться, но перекренился,так, что мешок с землей раскрылся и опорожнилсяв пропасть.Я слышал, как летели подо мной и шлёпалисьо каменные стены комки.Стал выбираться, вытянулся, влез почти по пояс,на платформу, но вдруг надтреснувшая обломиласьпланка.Руки сорвались, пальцы.Я почти упал, но удержался,захвативши кореньдругой рукой. Со мною вровенькачались обломки дерева, а дальше воздух, облака,и в вышине – терраска, где онастоит и смотрит, на меня не отрываясь.Я вдруг представил – падаю до днаи разбиваюсь.Как вдруг её рукавзвивается в движении, легкаи грациозна. И ловко такко мне летит петля веревки,и точно падает, плечо перечеркнув.Вцепился, корень отпустив,качнулся и повис, и вот уж вылез на террасу.У ног её упал без сил. Протянутая фляга. Я, отхлебнув,сначала сел, потом поднялся.Молчание глотая,не отхожу. Гляжув глаза зелёные чуть с жёлтым переливом, перевожупониже на накидку и понимаю, что под ней она нагая.Вдруг обожгло мне щёку поцелуем.Я не дышу.А руки её жарким покрываломпритягивают мои плечи.Всё далее – проваломв памяти. Промчалась вечность —я всё тоскую.Воспоминанье до сих пор во мне болит.Её душамне позже встретилась. Увы, она не перешла.Не слилась с половиноюсвоей. Не стала ангелом.Проходит цикл – и снова вся в крови,а после возрождается невинной.Я жду её, надеюсь, трепеща, что жизнь получится.

Гаардвал:

Да, так бывает и, не говори,примеров много, все бесконечно крутятся.Но что там было дальше между вами?В чем назиданья суть?

Малколам:

А суть в предательстве. Мы вместе тёплыми ночамижили.Нам сад был крышей,стенами, уютом.Сквозь ветви, взглядом высшимкластерзвёзд смотрел, как мы в однос ней превращались существо.Тела сплетались тёмными часами,пока не наступало утро.Так до восхода пот нашорошал искусственную почву на террасах.Мы продолжались с ней почти что год,но раб не может развлекать принцессу вечно.Так кречет,наигравшись с мышью,её в конце концов съедает. Что и вышло.Она была на выданье. Мы стали старше,когда ей заменили распорядок дня,добавили забот, охрану.Стражникпостоянно, как тень, за ней ходил.Следил,да время складывал или, отняв,считал её минуты отлучений,причины находил,чтоб быть недалеко.Она ж ко мне в своём влеченьепоостыла. Всё как всегда. Почти клише.Земля садов,покрытая подстилкой, стала жёстче.А дальше – больше:моя к ней ревность без причин,к её занятиям, к её предназначенью править.Представь, как пара в неглижевдруг громко отношения чинит.Нам бы убавитьгромкость. Но, увы! Забытьё, непру́ха.Мы были пойманы, я лишь успел повязкоюприкрыть её бедро,пригнуться,как получил удар. Когда ж очнулся,охранник тот с блестящим топоромстоит, она же за его спиной скрываетсяи что-то шепчет в ухо.Он улыбается,и гнев в его глазахблестит под звёздами, и тихо так,что слышен запах крови, ещё не пролитой,но закипевшей до предела.В той тишине она сказала в голос,что я напал с угрозами.Что было больно то,что я ей сделал,что принудил и даже протянула пояс,надорванныйколючей веткой. Но, кромеэтой сомнительной улики,я сам себе был обвиненьем.Пронзён её наветом, стоял с поникшей головою,преступленья тенью.Ведь я не знал тогда, как мир устроен.Наивно промолчал и подавил испуг,хоть уничтожен был её словами,лишь смелость —всё что оставалось.И я старался показать, что нет, не трушунебытия, мучений, боли, пыток.

Гаардвал:

Да, понимаете ли друг,смерть телавсегда имеет в перспективе душу.Но в юности, когда избытоки сил, и соков, кто ж верит в смерть?

Малколам:

Заметь,ты сам назвал небытиё. Тот стражник,что меня убил, спустя мгновенье,его я так и не нашёл.Мы разминулись на кругах реинкарнаций.Я слышал мненье,что он стал ангелом, одним из старших,в конце концов.А если так, то нечего пытатьсяузнать мне имя иль лицо.Когда сливаются в одну две частиразные души, то ангел новый будет чистот шрамов прошлых злых деяний.Всё что саднит – лишь память о событьях,К нам имя новое приходит, как наитье,освобождая от былых страданий.Но что вздыхать. По меньшей мере,её охранник был жесток.Но что б она, и с радостью смотрела расчлененье,устроенное этим зверем?Как моё тело, за куском кусококровавле́нный,летело в пропасть? – не ожидал. На их животноевлеченьемоя душа уже глядела, отстранясь,уже покинув оболочку.Как после ими овладела страсть.Как стражник, с ней совокуплённый,рвал ту её накидку в клочья,весь в забытьи, что жизнь он о́тнял.Я б отомстить ему хотел. Сейчас, сегодня.Хоть это больше память, нежели боль.Века прошли, и ангелу негожеспускаться в месть. На коймне эта справедливость, когда ни человека больше,ни души.А всё же что-то сердце хочет.Воспоминание о зле живёт, першит.

Гаардвал:

Среди всех прочихмоих жизней есть не одна,где я был воином. Однако,рассказ во мне разбередил виденье.Рубакастарый, хижина, крыльцо.В смятеньеженщина с богатойсвитой перед ним остановилась.От свиты отделиласьи к нему бежит, лицомскуластая девчушка,с косичками, лет десяти.Он смотрит пристально в её глаза,под дужкитёмные бровей, и видит в ней себя.Чуть позади —пейзаж: плато, каньона край, и дальше радуга надпропастьюцветным горбом.Ну что сказать?Тот воин – бывший я,но это о другом.Довольно глупости.Как ты заметил, давно уж нет ни тела, ни души.Лишь прошлое живёт воспоминаньем,и то, как будто не про нас.Так что решиммы с перенаселеньем? Точнее, со страннымкачеством к нам приходящих душ?Мы станемделать, как и в предыдущий раз?Опять война, чума, «испанка»?

Малколам:

Спокойно, друг мой. Бери перо и тушь,вот банка,и вот неразрываемый пергамент для приказа.Давно я размышляю над проблемой.Не так всё худо.Нам нужно маловероятное событие – непобедимаязараза,но из природных компонентов.

Гаардвал:

Ты говоришь про чудо?

Малколам:

Да, но про отрицательное чудо.К примеру, вирус,состоящий из агентов,частей, почти несовместимых,а всё ж, теоретически возможных вместе слиться.Одномоменто,как в цепочку эшелон,когда б условия невероятные сложились.Такую дрянь, чтоб в воздухе носитьсямогла и, чтоб при этом поражала тяжело,опасною болезньючасть населения,но небольшую, так, процентов десять.Из заболевших, отобрав немного слабых,тех вовсе насмерть жалить.Внедрим идею эту в голову учёнымкакой-нибудь одной державы,стремящейся к господству.Пусть мысли сами к ним пришли бы, как бы.У Уравненья жизни есть такое свойство.Приглушим пару коэффициентов чёрным,а эти, посмотри, и эти, – поменяем местом.Баланс останется, а чудо – всё. Уже пошлов работу. Поток живогопомельчал у берегов.

Гаардвал:

Детей не трогаем?

Малколам:

Да, их – неинтересно.Мы в этот раз начнём со стариков.Пускай пожившие, созревшие душой,к нам в тонкий мир придут сначала.Возможно, это будет хорошо,да и не так жестоко. Что ты замолчал?

Гаардвал:

Я думаю, как нам измерить эффективность,чтоб знать, когда остановить болезнь?Или, когда пора другую сделать разновидность,коль версия один сведётся просто в плесень?

Малколам:

Придется ангела послатьв обличье взрослом,и по тому, как он там пострадает,мы будем знать,насколько вирус получился грозныйили легчая,чуть не исчезая,подспудно,болезнь уйдёт под знанием врачей.

Гаардвал:

Ворота все – камней уж груда.Какой остался нам ещё из трёх ключей,чтоб ангела послать для смерти на планете?Я против, есть получшеспособы измеритьэффективность чуда,Малколам. Убийство целого не восстановит душу.

Малколам:

Ты мягок сталс тех пор, как воином рождался, Гаардвал.Я буду делать так, как я сказал.Есть Уравненье, и не мне его нарушить.Чем мёртвый ангел не расплата за простуду?

Часть первая

I.

Бард:

Другое место. Тоже тонкий мир, но, видимо, пониже,Стенки, пол – всё выглядит покрепче.Здесь трое ангелов ведут свою беседув форме людей, но с крыльями. Одна из них чуть слышно,про себя, не отрывая взгляда от соседаслева, шепчет.

Исабель:

Ах, как он смотрит не неё! Она в своём земном обличьетак хороша! Девичьечто-то в ней живёт, что позже в женщине, в матроненайти так трудно.Обычно,возродившись ангелом, становятся спокойней,но вот Адель другая,в движеньях – грация, а размышленья – му́дры.Как смотрит он! Совсем не отрываясь,а ей, похоже, всё равно.Она, по-дружески играясь,клонясь, сгибаясь, двигая плечом,его сама, того не замечая, привечает.Как много ей дано!А он ведётся. Только всё впустую.Ведь лишь взаимная любовьдвух ангелов на новую ступень поднять сумеет, творяединого,но с высшей сутьюиз обоих.Сама себе признаюсь – я ревную.Он, как прекрасная картина,напоминает что-то. Точно!Он похож на то лицо с одной панелистарой. Портрет фаюмский, и в такое же одет бельё.Она ж ему годится в дочки!Ах, как глядит, весь очарованный Адельюи не отводит взгляда от неё.

Бард:

Они беседуют.Свет, будто бы закатный, но темнота ещё не скороза ним последует.Адель смеётся шутке Загадора,тот улыбается в ответ,довольный тем, что произвел эффект.Лишь Исабель меж ревностью и дружбой,вставляет звуки, где слова не нужны.II.

Бард:

Зажглись огни. Хотя ещё закатподсвечивает розовым волну,видны дорога, рампа, скатс неё на пляж и на углузастрявшее авто.С ним рядом человек, глядящий под капот.Одет в потёртое пальтофасона бывших мод.

Пабло:

Ну вот, заглохла. И не завести.Всего чуть-чуть до парапетаосталось, которым город почти вросв залив. Как неожиданна та вспышка света,колёс заноси будто крик: «Пусти!».И хруст при этом.Металл, что ль, лопнул от нагрузки на передний мост?И звук, как взрыв петарды в ночь салютов.Отлив. Как странны волны. Как крутоот берега они клонятся прочь. Не в пляжасторону идут,наоборот, похоже на побег обратно в глубину.И пены пряжас них сыплется не так, как ветер дует.Но что это? Нарочно ль облако, подсвечено с краёв,закрыло мне луну?И кто здесь есть? Скала всегда пустует:ни на закате – птиц, ни в выходные – рыбаков.Кто там шевелится, как будто встать с неё не может,и почему молчит? Иду к тебе.Откуда здесь прохожийв такое время и почти в воде?Какой ты странный. Сгорбленный.Перекорёжен.Весь перевёрнут, руки под колени сплёл.Дрожишь, хотя вокруг не холодно.Меня не бойся. Что так квёл?Давай, перенесу тебя на берег.Ты вроде легкий, небольшой. Поверьмне, ну, держись за шею, передо мной.Баланс, и вот шагаю в воду. (Надеюсь, я удобно подхватил.Какое дно!.. —Не поскользнуться б на камнях под грузом.)Да, не гадал, что стану незнакомцев по морю «аки по суху» —смешно,с моим-то пузом,однако есть ещё довольно сил.Что хорошо —прилив не скоро,успеем, лишь бы волныпуть не скрыли.– Так неудобно?Дай перехвачу под горб,чтоб руки не скользили.Но это что? Распался горб на крылья!Какой горячий! Кожа светится – вся в жаре.Ещё широкий шаг – и кромка пляжа.Я грежу. Так же не бывает. Кто из нас в кошмаре?О, ангел, ты ль моя поклажа?Стоп, прекратить! Про это будем думать позже.Давай перевяжу тебе крыло,похоже,падает само,не держит угол, а кожатам, где к телу прилегает, мне пальцы жжёт.Вот мой рукав. Вполне пойдётна жгут.Не двигайся. Терпи и скоро станет лучше.Да, знаю, все перевязкипоначалу жмут.Спасаю Ангела? Не понимаю, что за сказка?Иль сновиденья кто-то шлёт, я без рубашкисплю, приня вши дрянь какую?Хорошая идея. Вот ведь фляжка.

Бард:

Поднявшись с берега к дороге,он опускается на парапет,где уличного фонаря их омывает свет.Сажает рядом молчаливую фигурку,с боков которой капает потокводы. Набрасывает курткуна неё. Доставши фляжку, делает глоток,закуриваети вытягивает ноги.

Пабло:

Ну привет тебе, мой ангел. Сядь, поворкуем,выпьем. Что, труднов другом измерении с перебитым крылом?Не спеши, перекурим.Я тебе о быломрасскажу, что ещё про меня ты не знаешь.Про заботы потом.Ты дыми, не стесняйся.Замечаешь,что к телу относишься просто в местах, где бессмертия нет.Не старайсяустроиться лучше – не выйдет.Сама жизнь – здесь основа монет,и другого товарообмена Господь не предвидел.Как тебя покромсало?С какого сорвался потока,или что там у вас вместо ветра?Меня тоже спасалочудесно, когда ошибался. Держало,где тонко.Вставал, в общем – цел.На выпей, согретоетело поломкискорее излечит.Терпи этот наш ограниченный мир на двоих.Что лицом пожелтел,боль никак не отпустит?Этот вывих пройдет. Своикрылья поправишь, и к вечеру,больше не грустен,в астрал возвратишься.Навечно.Но пока мой черёд помогать.Я помню, мальчишкой,как тогда не разбился…Чего там гадать?Всё могло по-другому.С той поры поумнел, но а в чём-то всё тот, голоштанный.Знакомымне видно,только я всё каштаныиз пламени – хвать.Но то лишь для друзей.Говорят, для своих – не солидно.Как знать,только кто фарисейв наше время – не сразу понятно.Это так неприятно,когда в лёгком бытуочень быстро друзья переходят в знакомых.Вероятно,мельчают проблемы – их можно решать одному.Только ангел и близок.А кроме,пожалуй, собака.Но, покуда я нужен кому,виден смысл в этой жизни.Впрочем, сверху Емуэто видно получше.Что, промолчишь и об этом?Ни слова, ни знака.Понятно, секреты от смертных.Давай я потужепоправлю повязку.Ты сможешь дойти до машины? Постарайся.Там, правда, сиденье в сигаретных следах,разбросанный мусор по по́лу,кое-где в волосахот собаки, да липко от колы,разлитой от тряски.Давай помогу. Ну, хватайся.Хромаешь? Похоже, на левой растянута связка.

Бард:

Так они и пошли к машине.Он, ей пытаясь помочь.Она, на него опираясь,шаги размеряя, стараясьступать осторожно. К вершинетропинки, ведущей от пляжа и прочь,уже не боясь, прижималась к плечу.Дыханье ж его прерывалось в волненье.Захлопнута дверца. Подвластна ключу,машина заводится мягко, в мгновенье.Дорога пуста, фонари поднимают парчусгустившейся ночи.III.

Бард:

Перенесемся в тонкий мир,что в нашем, грубом, есть другое измеренье.Клавирсоздания имеет много нот.Но кто возьмётответственность сказать, какой из тех миров есть плодвоображенья,а какой реален? Или наоборот?Вот комната, где небо вместо потолка, всё в звёздах.Земля, три стенки.Вместо четвёртой – райский сад.Деревья, ветки,птицы в воздухе иль в гнездах.Не спят,хоть и темно. По видимому, сон – условность.В пространстве между стен друг с другом говорятзнакомые нам двое младших ангелов.Они стоятногами на полу,в пятне от света факела,воткну того в однуиз стен. По грани тени на земле видна неровность.

Исабель:

Расскажи, Загадор, как же ей удалосьиз нашего тонкого мира спуститься в трехмерный?Ведь это возможно, лишь там народившись?Все другие дороги – забрось.Перекрыты. Сам Первый —и тот, не решившисьнарушить законы физической сети,придумал явление чуда.А уж мы-то пытались, покудамы в светеего отражённом живём. И то не смогли.

Загадор:

Ты права, Исабель. Многие полеглина попытках пробраться,сохраняя и свет,и надежду, и знанья.Но, увы, мы уходим туда через то, что они называютрожденьем,переход всё стирает.Можно лишь постаратьсяпрожить, не сорваться в запрет,чтоб в конце возвратиться сквозь смерть,умножая страдания жженье.

Исабель:

Только тем и растём. Но она, видно, знает секрет.Или, может, вот так проявляется чудо,когда вероятность событья так ничтожномала, что почти невозможна?

Загадор:

Что статистика? – Грудавариантов с известным концом.Есть гипотеза – точное изображенье,где похожесть, хотя бы лицом,может быть переноса причиной.Отображеньем.Так в другом измереньевдруг является тело из нашего мира.

Исабель:

Женщиной или мужчиной?

Загадор:

Это как нарисуют. Переход моментален. Так рапирапротыкает пространство в сраженье,нанося безвозвратный урон.Вот рукою веду, как по линии, раз – и укол.А с другой стороны сразу вышла.. .Поскользнулся. Пардон.Со стеной тут неровно стыкуется пол.Показалась, нога наступила на прыщик.

Исабель:

Говоря о войне.Как посмотрят на этот побег наши тёмные силы?Объявят охоту за телом, чтоб снова востребовать душу?По земле будут рыскать, на дне,где со статуей милойПигмалион тоже счастья пытал?

Загадор:

Тише, друг мой! Наши тёмные слышатвсё, говорят, у них ушидаже мысли читают.

Исабель:

Ты чуточку, похоже, перебрал,греясь в свете, идущемот верхних сфирот. Я считаю, что старейшие всё же, по сути,живут так давно,что умеют сказать содержанье бесед по вибрациям атомов,нокак бывшие люди,и они не всесильны.Лишь только Создатель, а ему – всё равно.Шум. О чём бы его не спросили.Переход меж мирами? Это знанье первичных,Всех тёмных и светлых. Но они не расскажут.Слушай, может, поищеми сами найдем, что не смеем спросить?

Загадор:

Да, отлично.Начнём, а откуда – неважно.Лишь бы было логичноискать. Предлагаю сперва погрузиться в публичныйархив, что на третьей сфироте.Там, кстати, напротивсуд изящных искусств – туда могут пустить.Может в деле каком мы найдем объясненьеили даже рецепт примененья.

Бард:

Они уходят быстро. Чуть не убегая.Решительно ногами пространство покоряя.

Варглус:

Найдут! Конечно же, не сразу, но найдут, что ищут!Придется их опередить, изъяв тот свиток, что им нужен.Потом вернуть на место.Как я дрожуот злости. Ему там показался прыщик!Какой наглец!Им что, тут тесно?Собрались в нижние миры, спасать кого-то там. Герои!Ух! Не прощу! Не прыщик – щупальца конец.Когда б не ангелы – попил бы вашей крови.IV.

Бард:

Квартира или мастерская?Вот хорошо организованный бедлам,что не претит ни глазу, ни пространству.Лаборатория, где мастер,отдыхая, творит свои шедевры.Адель здесь на кушетке прилегла и в трансесмотрит в холст, а сам маэстроходит в угол из угла и курит нервно.

Пабло:

Молчишь уже который час.Хотя бы нарисуй, когда соврать не смеешь.Бывает часто так со мною тоже.Говорить о себе неохота.Вот блокнот, карандаш.Набросай, всё жерисунок подслушать нельзя. Переходас небес – да, такого события я не слыхал.Кто бы мне рассказал,что в природе встречается ангел?Кто б поверил!Видишь, как я живу? Вот вчера рисовал,а всего-то пошёл перемеритьподрамник к холсту,но увидел узор. Воображеньемведома рука, в подсознанье скользя,вдруг сама набросала портрет.Так под ветром порыва, трепещет листвана прямом освещенье,и бегущие тени её чередуют рисунки коней и карет.Их перемещеньена стене выявляет то черты, то фигуры,то безумные сцены, то просто слова.Будто кто-то случайно всё подряд подбирает с натуры,чтобы кистью с размаха на стен кирпичи…

Адель:

Помолчи!Как больно. Правое крыло, похоже, не на месте.Но боль! Какое чувство! Я и не знала, что так бывает.Как вы живете с ней, не убывая?

Пабло:

Заговорила! Пики – крести!Обалдеть, не встать! Как звать тебя, краса?Какое имя выдано созданью при творенье?Давай я посмотрю на правое крыло,с момента перевязки три часапрошло.Все, как одно мгновенье,пролетели. Как будто времени в природе больше нет.О, дорогая, нам не повезло!Крыло-то просто так. Уж ни на чём не держится.Вот я его тяну, и вот оно отпало.Повернись на свет,мне плохо видно.

Адель: