Полная версия
Когда мама – это ты
«Как это называется?» – написала я сыну.
– Инсектарий, – ответил он.
Точно, я знала, но забыла. У меня в голове крутился баттерфляриум.
Сима принесла мне все требующиеся материалы. Пришлось выпростаться из забытья, чтобы обнаружить себя заваленной сачками для ловли бабочек, ножницами и нитками всех цветов. Потом я распарывала сачки, следуя инструкциям в ютьюбе. Требовалось сшить сетку так, чтобы бабочки могли жить внутри и спать, прицепившись сверху, то есть снизу. Вася показывал ролики по благоустройству домика для бабочек. Сима просила блюдце и спрашивала, нет ли у нас детского пюре. А если нет, то почему? И тогда надо срочно купить, пока бабочки не оголодали с дороги.
Из кабинета появился муж, видимо, услышав мой безмолвный крик отчаяния, и предложил выпустить бабочек на свободу. В парк. И снова скрылся в кабинете, увидев, как я дошиваю инсектарий, а Вася показывает сестре, как правильно держать бабочку за пузо.
Нет, они хуже мух. Кормиться, как выяснилось, их нужно приучать и даже заставлять.
– У нас есть зубочистки? – спросил Вася.
«Есть. На кухне, вторая полка снизу, – написала я в блокноте. – Бабочкам нужно из зубов мясо выковыривать?»
– Нет, мам, их нужно накормить, – чуть не плача, объяснила Сима, – взять за пузико, поднести к блюдечку, зубочисткой расправить хоботок и макнуть во фруктовое пюре, чтобы они поняли, что это еда. Им можно есть или детское пюре, или банан. Можно половинку сладкого апельсина, сок, мед, разведенный водой, но домашний, а не магазинный.
«Пусть едят, что дают. Мед есть, и сок тоже», – написала я, уже отчаянно ненавидя бабочек. Все внимание было приковано не ко мне, больной и требующей заботы, а к ним, видишь ли, уставшим от поездки.
Вася как-то быстро разобрался с хоботками и выкармливал выводок. Одна бабочка оказалась очень бойкой и ела без всяких зубочисток. Вторая капризничала. Третья, кажется, была уже того, но Вася решил не сообщать об этом сестре. Тем более что Сима всем дала имена – Мия, Стефани, Андреа, Эмма и Оливия. А если ребенок кому-то дал имя, то все. Этот кто-то стал членом вашей семьи.
К вечеру выяснилось, что бабочки какают, как коровы. Загадили весь инсектарий.
«Как они размножаются? – написала я сыну. – Они все девочки?»
Сима тоже прочла мои послания и удивилась:
– Мам, ну, конечно, они все девочки. Как могут бабочки быть мальчиками?
«А вдруг? Тогда они отложат яйца, и мы будем воспитывать гусениц», – написала я.
– Я не хочу воспитывать гусениц, – расстроилась Сима.
– Не переживай. Из гусениц снова появятся бабочки, – подбодрил сестру Вася. – Я так в детстве думал. Собирал с листьев гусениц, клал их в спичечные коробки и ждал, когда они превратятся в бабочек.
– Превращались? – уточнила Сима.
– Нет. Ни разу, – признался Вася.
В дверь опять позвонили.
«Открой, пожалуйста, наверное, это моя утка», – написала я мужу сообщение.
– Кто там? – спросила дочь.
«Курьер. Утку привез», – написала я на листочке.
– Живую? – ахнула Сима и сбежала в свою комнату. После живых бабочек утка тоже могла оказаться вполне себе крякающей.
«Вася, скажи сестре, что утка уже мертвая. Пусть выходит из комнаты», – написала я сыну.
– Мам, ты правда хочешь, чтобы я Симе сейчас про труп утки рассказывал? – Сын пришел ко мне в комнату.
«Просто положите ее в холодильник», – написала я.
Ночь не пережили две бабочки. Утром они не подавали признаков жизни.
У меня даже голос прорезался от переживаний. Я могла хрипеть.
– Надо сказать Симе, что они отправились на радугу, – сказала я сыну.
– Мам, на радугу вроде собаки отправляются, – заметил Василий.
– Какая разница? Сходи с Симой в парк и положи бабочек на листочки деревьев! – прохрипела я.
– Что, они уже того? – спросила проснувшаяся Сима с плохо скрываемой радостью в голосе. – Пойдем в парк, посадим их на листики.
Мы с Васей открыли от изумления рты.
Впрочем, Эмма, оказавшаяся самой умной из бабочек, прожила у нас две недели, как и положено долгожительнице. Мы были счастливы. Значит, хорошо за ней ухаживали.
Я хотела спросить у мамы, что было в ее голове, когда она отправляла внучке бабочек в траурной урне, то есть коробке, но не могла. Все-таки иногда хорошо, что у меня пропадает голос.
* * *Пришло сообщение от Симиной классной руководительницы: «В следующем году будет другой преподаватель по алгебре. Ян Борисович от нашего класса отказался. Попросился в другой». Дети расстроились. «Мы же ему ничего плохого не успели сделать», – уверяли они дружно. «Слабак», – написал Никита. «У него просто нет своих детей. Он в них не разбирается», – пожалела математика Катя.
Впрочем, Ян Борисович сбежал и из другого класса и вообще из школы. Девочки пытались его защитить и находили оправдание: «Он понял, что преподавание – не его», «Мы ведь совершенно невыносимы. С подростками трудно работать. А он еще очень молод. У него все впереди!» – писали они сообщения в чат. «Слабак!» – стоял на своем Никита. «Тяжело ему будет жену найти», – посочувствовала Катя. «Подумаешь, тридцать шестиклашек, попробовал бы он с одним младенцем справиться», – поделилась наболевшим Кристина, которая вдруг стала старшей сестрой, хотя в ее планы это не входило.
– Мам, я понимаю Яна Борисовича, – призналась Сима, – я бы тоже от нас сбежала. С нами талант нужен, а не просто способности.
* * *Детей опять попросили заполнить анкеты – расформировывали по разным классам. «Любимая музыкальная группа, исполнитель?» Сима ответила – «Чайковский».
«Есть ли у тебя домашние животные? Какие?» Никита ответила: «Да, есть. Два младших брата».
«Ваши пожелания на следующий учебный год?» Дети ответили: «Счастья, здоровья, успехов в личной жизни».
* * *Наша любимая бабушка, моя мама, должна была приехать в гости. Написала в последний момент, когда уже такси стояло у нее под подъездом: «Не могу. Упала. Лицо разбито».
Мне поплохело. Мама уже в возрасте. Любое падение опасно.
Я позвонила:
– Мам, где упала? Как?
– Не знаю, в ванной поскользнулась, – простонала родительница.
– Ты лежишь? Может, «Скорую» вызвать?
– Да, лежу. Не надо «Скорую». Ничего не сломала, только на лице синяк здоровенный. Не хочу внуков пугать.
– Тебе больно? Выпей хотя бы таблетку.
– Да, больно. Уже выпила. – Мама говорила очень убедительно.
– Все, я выезжаю к тебе, – объявила я.
– Нет, ни в коем случае! Я тебе дверь не открою. Сейчас лучше посплю. – Мама как-то разволновалась. Но она всегда волнуется, когда я объявляю, что приеду. Ей кажется, что я приезжаю с инспекцией и начну непременно ругаться. В принципе, так и происходит. Я начинаю ругаться. «Неужели нельзя хотя бы бульон себе сварить? Почему у тебя хлеб в хлебнице уже плесенью покрылся? Ты еще не настолько в возрасте, чтобы не сходить в магазин! Если не можешь, позвони мне, я все привезу или организую доставку, если не хочешь меня видеть. Зачем доводить до последнего?»
Но маму уже не изменить. Иногда, когда ей удобно, она впадает в состояние «сиротинушки», как я это называю, которая живет от пенсии до пенсии и экономит на молоке. Что, конечно, совсем не так.
Единственный человек, которому мама безропотно открывает дверь, ее бывшая сиделка Люба. Она упала мне счастьем на голову, когда я уже отчаялась найти сиделку для мамы. Несколько лет назад мама попала в тяжелую аварию и после больницы наотрез отказалась жить с нами. Мне она попросту не открывала дверь, не принимая меня в роли помощницы. Остальных помощниц и сиделок даже увольнять не приходилось, они сами сбегали через пятнадцать минут общения с моей родительницей. Только Люба нашла к ней подход, и только ей мама безропотно повиновалась. Ну почти безропотно. Мама помнила, что Люба и дверь может взломать, и МЧС вызвать, как уже случалось. Мама ее побаивается и готовится к ее приходу, как на парад, – маникюр делает, в салон бежит, щи-борщи варит. Даже прибирает квартиру, хотя Люба приезжает ровно за этим – убрать, приготовить.
– Люба, привет. Мама опять… зажигает… Упала, лицо разбила. Я волнуюсь. От моей помощи, естественно, отказывается. – Я позвонила Любе.
Та, конечно же, сорвалась с работы и поехала к маме. Прислала фото.
– Люба, дай Ольге Ивановне трубку, – потребовала я, потому что мама на звонки не реагировала.
Фоном я слышала, что она отказывается со мной разговаривать.
– Что случилось-то? – спросила меня Люба.
– Она нити сделала, а не лицом в пол упала! – рявкнула я.
– Какие нити? – не поняла Люба.
– Для красоты и молодости! – орала я. – Передай Ольге Ивановне, что в следующий раз я ей даже звонить не буду! Ну почему нельзя было сразу сказать, что сходила к косметологу, вставила нити, а не врать про падение в ванной лицом в пол?
– Ольга Ивановна передает, что в этом случае ты бы ругалась и орала, – ответила Люба.
– А сейчас я что, спокойна?! Не ору?! – Я сама мечтала вставить нити так, чтобы у меня перестал дергаться глаз.
– Вот поэтому я и не хочу тебя видеть! – крикнула в трубку мама, забрав на секунду телефон у Любы.
* * *Мы уехали в отпуск. Но карма настигла меня и на отдыхе. Видимо, я кого-то отравила в прошлой жизни, поэтому в нынешней всех кормлю. И попутно занимаюсь чужими детьми.
Лежали на пляже. Я читала. К нам подошла девочка лет трех и начала копать в песке ямку. В ее распоряжении был большой пустой пляж и еще несколько прекрасных семей. Нет, она обосновалась рядом с моей головой. Сначала я ей надела свою шляпу, потому что солнце уже припекало. Потом Сима помогла ей построить замок.
– Где твоя мама? – спросила я малышку уже обеспокоенно. Прошло добрых полчаса, а ее родителей в округе не наблюдалось.
– Мама, – повторила, улыбаясь, та. Опять мне попался неговорящий ребенок. Хоть бы раз болтун встретился.
– Тебя как зовут? – спросила я и протянула ей конфетку.
– Есяˆ, – сказала малышка с ударением на «я».
– Больше конфет нет. Яблочко будешь? – Я выдала девочке яблоко, которое та быстро съела.
– Сё, – сказала она.
«Сё – это, наверное, всё», – догадалась я.
– Так как тебя зовут?
– Есяˆ, – повторила малышка.
– Зайка, у меня больше ничего нет вкусного, – расстроилась я. – Интересно, где же твоя мама?
– Мама, – улыбнулась девочка.
Девочку звали Есения, Еся, только она делала ударение на «я», поэтому я и не догадалась. Ее уже сорок минут по всему гостиничному комплексу в панике искала мама. Она оставила дочь на детской площадке, чтобы сбегать в туалет. Под присмотром другой мамы с ребенком. Но, видимо, те наигрались и ушли. Вот поэтому я сдаю всех детей из рук в руки родителям. Даже подростков. Сердце сковывает ужасом, когда представляю ребенка без присмотра. Меня в детстве постоянно теряли и забывали, так что я могу понять чувства ребенка и уж тем более дикий страх матери.
По пляжу бегали люди. Мы тем временем искупались, и малышка устроилась у меня между коленями. Грелась. Но мы же не знали, что ищут потерявшуюся девочку, которой надоело ползать по горке на детской площадке, и она потопала на пляж. Просто смотрели, как по пляжу туда-сюда бегают люди. Я развлекала малышку сказкой про Русалочку в вольном пересказе – мол, ее видели именно здесь и теперь ищут, потому что принц места себе не находит, не спит и не ест. Только про Русалочку и думает.
Мы, конечно, нашли Есину маму. Доложили, что Еся искупалась, съела яблоко и конфетку, построила замок. Все хорошо.
Ну почему нельзя называть детей понятно? Есения, безусловно, прекрасное имя, но «Еся», которое слышится как «есё» в речи ребенка, может означать что угодно. От «всё», до «ещё». А также еще много других слов.
Тем же вечером к Симе на детской площадке подошел мальчик. Маленький. По виду трехлетка. Бесхозный.
– Давай игать, – сказал мальчик. – Я кокодил и тебя сем!
– Мам, тут еще один ребенок без пригляда! – крикнула мне Сима, пребывая в некотором ужасе.
– Давай уйдем. Второго за день я не выдержу! – взмолилась я.
– Я тоже не выдержу, но надо! Иди ищи его маму, – велела мне дочь, усаживая мальчика на качели.
* * *Полуторагодовалая девчушка плавала в бассейне под присмотром родного отца. Папа решил сфотографировать дочь. Малышка начала истошно кричать.
– Что? Вытащить тебя? Круг дать? Что? – не понимал отец.
Малышка орала уже громко и надрывно. Куда-то показывала. Злилась, что ее никто не понимает. Все окружающие пытались помочь и высказывали предположения, чего хочет ребенок.
– Пить, – авторитетно заявила чья-то бабушка.
– Нет, она куда-то показывает. Цветочек? Ты цветочек хочешь? – возразила чья-то мать.
Ребенок вопил пуще прежнего, показывая на родного отца.
– На ручки хочешь? – Он уже впал в панику.
– Господи, да что непонятного? – выскочила из душевой мать девочки. – На две минуты ушла. Ты телефон мой взял. Вот она и кричит. Все, Дашуля, смотри, папа отдал мне телефон. Да, он больше так не будет. Да, папа? Ты не будешь брать мой телефон. Нельзя брать чужие вещи.
– Да я сфотографировать только хотел! – оправдывался отец.
* * *Моя любимица Полина вечером, укладываясь спать, любит задавать маме сложные вопросы:
– Мама, а зачем женщины на свидания ходят?
– Затем, чтобы через десять лет стоять у плиты, готовить еду, убирать и стирать, – ответила уставшая до чертиков Катя.
– Ладно, не пойду на свидание с Петей, – решила Полина.
– Мам, давай заведем котика? – попросила Полина.
– Нет, это плохо может кончиться, – ответила Катя.
– Для кого? – уточнила Полина.
– Для котика.
– У них что, тоже бывает аллергия?
– Не знаю. Почему ты так решила?
– Потому что Насте из моего класса завели котика, но у нее началась аллергия. И его пришлось отдать бабушке на дачу. А бабушка за ним недоглядела, и он ушел на все четыре стороны, как сказала бабушка. И для него это точно плохо кончилось.
Катя не стала рассказывать дочери, почему не хочет заводить дома домашних питомцев. Никаких. В детстве у них в доме всегда жили коты. На даче так и вовсе три штуки. Один слепой, другой хромой, третий нормальный, но злой. Все коты были найденышами – их приносила в дом младшая Катина сестра Аня. Они буквально попадались ей под руки или под ноги. Многих вылечивали и пристраивали в «добрые руки». Но с некоторыми Аня ни за что не хотела расставаться. Так в их квартире появился Лорик, позже переименованный в Лелика, поскольку маленькая Анечка не выговаривала «эр». Лелик был уже подрощенным котом и считал свою маленькую спасительницу кем-то вроде котенка, поэтому терпеливо сносил все игры в дочки-матери, когда Анечка устраивала Лелику тугое пеленание в одеяло. И покорно жевал морковку, виноградину и конфеты – все то, чем Анечка его кормила во время игры в чаепитие. Стерпел бедный Лелик, даже когда девочка решила сделать его красивым и обрезала детскими ножницами усы. Причем с одной стороны. Мама Анечки и Кати увидела, что у домашнего питомца что-то не так с внешностью, и дочку отругала, конечно. Девочка, чувствуя себя виноватой перед Леликом и признавая, что стрижка не сделала его краше, решила все исправить. Она замотала Лелика в одеяло и попробовала вытянуть усы с другой стороны. У нее была мягкая игрушка, тоже кот, у которого усы тянулись в обе стороны. Вот тогда Катя, спасая Лелика от сестры и выравнивания усов, поклялась себе, что никогда никого не заведет в собственном доме.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.