Русский город Севастополь

– Князь Горчаков слишком растянул армию. От него поступали странные приказы, вроде: убивать, но не позволять убивать себя, или стрелять в неприятеля, но не подвергаться его огню. Генерал Фишбах занимался нелепыми манёврами, которые не имели никакого смысла. Просто изображал какую-то деятельность. Изматывал батальоны маршами. Постоянно поднимал всех по тревоге. Срочно строили укрепления, где они совершенно не были нужны…. Наконец его убрали. Место занял столь же бездарный генерал Анреп.

– Ох, не говори так, – погрозил пальцем сыну генерал. – Я хорошо знал Иосифа Романовича. Достойнейший человек. Золотым оружием кого попало не награждают. А он его получил из рук самого императора. И получил заслужено.

– Но послушайте, отец, что было дальше. Омер-паша решил преподнести нам подарок на Рождество: напал на отряд генерала Бумгартена. У того всего в распоряжении один батальон при двух орудиях. Я был в Одесском полку под командой генерала Бельгарда. Мы услышали канонаду. Генерал Бельгард поставил полк в ружье. Мы не знали, откуда может прийти угроза, поэтому Бельгард решил быть готовым к схватке. Примчался казак и доложил, что отряд Бумгартена окружён и вскоре будет уничтожен. Генерал Бельгард тут же повёл Одесский полк на выручку, не ожидая ни чьих приказов. Мы ударили в тыл туркам и выбили с позиций. Заняли их окопы. Нас нещадно громила артиллерия. Во время взятия окопов я получил удар штыком в ребра, а после досталось картечью. Одна пуля в плечо, другая в бедро. Хорошо, что турки стреляли картечью ближнего боя. Меня только контузило, а иначе…, – он не договорил.

– Погоди, а генерал Анреп послал вам помощь?

– Послал, – горько усмехнулся Виктор, – когда турки уже отошли в полном порядке. Видите ли, какое дело: генерал решил устроить рождественскую службу. В десяти верстах от него гибнет полк, а этому католику вздумалось справлять православное рождество.

– Ничего не понимаю, – пожал плечами отец. – Иосиф Романович опытный полководец…. Как же он смог так поступить?

– Я не знаю, как мы дальше будем воевать с такими командирами? Да черт с ним, с Горчаковым, с Анрепом. Армию обворовывают.

– Обворовывают? Это – тяжкое обвинение! – предупредил отец.

– Сами посудите: ружья старые, ещё с кремневыми замками; порох негодный. Амуницию не ко времени подвозят…. Хорошо, что осень выдалась тёплая, да урожай в Валахии собрали богатый. Протянули зиму. В инженерной части воровство – невероятных размеров. Занимаем позиции, начинаем строить укрепления. Как только все окончено, поступает приказ отходить. Построены были земляные редуты, а по документам, чуть ли не каменные форты.

– То, что ты говоришь – ужасно! Но разве такое возможно? У меня в голове не умещается. Как же так? – пыхтел гневно отец.

– Вы бы видели, какой кошмар творится в госпиталях. Фельдшеров мало. Больные солдаты умирают от пустяковых ран. Голодают. Баланда из горсти крупы с сухарями – вся еда. Белья чистого не хватает, лекарств толком нет, бинтов, корпии…. За что нам такое наказание?

– Не понимаю, но как же царь? Неужели он не знает о тех безобразиях, что творятся в армии?

– За царя не могу ничего сказать. Но в Дунайскую армию я не вернусь. Буду просить направления на Кавказ, – твёрдо объявил Виктор.

– Кавказ? – ужаснулся отец.

– Уж лучше на Кавказ. Там честная война, а на Дунае свои же

генералы предают.

– Ну, зачем ты так, Виктор! – в отчаянии воскликнул отец. – Я тоже генерал, хоть и в отставке. Вот, брошу преподавать и подамся в армию. К черту эту кафедру, раз ты такое рассказываешь. В инженерном училище без меня обойдутся.

– Но, отец, посмотрите, во что превратилась военная академия. Вы утверждали, что преподают в ней на высоком уровне. Когда я четыре года назад поступал на курсы, помню, перед нами выступил с речью генерал Сухозанет. Меня тогда поразили его слова.

– И что же он такого сказал?

– Речь его сводилась к тому, что наука в военном деле не более чем пуговица на мундире. Мундир без пуговицы нельзя надеть, но пуговица не составляет всего мундира. Как же так можно обходиться без науки? А в кабинете у великого князя Михаила Павловича стоял шкаф с книгами, дверцы которого были заколочены гвоздями, дабы всем было понятно, что главное в армии не знания, а слепое подчинение.

– Тут дело не только в научном подходе к войне, – подал голос Александр. Он все время разговора сидел молча и внимательно слушал. – Чтобы нынче выиграть сражение одной смелости и отваги недостаточно. Должно быть, в армии современное техническое оснащение и современное вооружение. За три года моей стажировки во флоте Её Величества, я увидел множество изобретений, способных полностью перевернуть способы ведения войны. В Великобритании нынче эти изобретения стали обыденными, а у нас – в диковинку.

– Ты говоришь о паровых двигателях? – спросил отец.

– Именно. На парусные фрегаты ставят машины с приводом к винту, – и уже совсем другая тактика боя. Марсовых матросов понадобится меньше для управления парусами. Если попал в невыгодное направление ветра, маневрируешь машиной. В итоге: любой мощный фрегат с опытным капитаном и обученной командой, попав в штиль, будет легко потоплен небольшим пароходом под управлением какого-нибудь мичмана.

– Ну, это ты загнул, – не поверил отец.

– Ланкастерские орудия с клиновидным снарядом – слышали о таких? – продолжал разгорячённо Александр. – Снаряд в состоянии проломить корабельный борт любой толщины, да ещё взорваться внутри. Пароходы имеют меньший такелаж. Благодаря этому на палубу ставят большие пушки с поворотным орудийным лафетом. Не нужно ждать сближение с вражеским кораблём. Поворачивай орудие в любую сторону, ставь угол, какой надо, и стреляй. Но самое интересное – бронированные плавучие батареи на паровом ходу – мониторы. Смотрел я испытание такого монитора. Осадка низкая. Попасть в корабль трудно. Над водой торчит только бронированная батарейная башня. Можно подвести монитор вплотную к форту и бомбить его безнаказанно. При этом его броневые листы не смогут повредить ядра казематных орудий. И поджечь корабль невозможно. Стреляй по нему калёными ядрами, а что толку – он железный.

– Англия всегда славилась флотом, – нехотя согласился отец. – Но хорошей сухопутной армии у неё никогда не было. Ватерлоо – единственная громкая победа над больным Наполеоном, да и то – без прусского генерала Блюхера ничего бы англичане не сделали.

– За эти сорок лет Англия прошла множество колониальных войн, – возразил Александр. – Лондон нынче ставит войну на поток. На месте оружейных мастерских возникают механизированные мануфактуры. Я побывал в цехах Вулвича. Паровые молоты, станки с механическими приводами, литейные печи нового типа. С ювелирной точностью изготовляются детали. Тщательно проводятся испытания. Английские карабины надёжны и просты в обращении. Мне приходилось охотиться с новым «эндфилдом». Удивительное ружье: заряжается легко, удобное цевьё, бьёт точно.

– Англия может себе позволить мануфактуры, сталелитейные заводы, паровые двигатели, железные дороги…., – развёл руками отец. – Весь мир кормит Лондон. Россия, и та вынуждена с Англией торговать по тем ценам, которые выгодны английским купцам.

– Пока Англия на нашей стороне, – напомнил Виктор.

– Спорный вопрос, – с сомнением покачал головой отец. – У Шамиля, как раз, вот эти английские «эндфилды» появились. Недавно встретил знакомого офицера, – в отпуск приезжал с Кавказа. Хвастался кинжалом в дорогих ножнах и ружье черкесское показывал, всё чеканным серебром украшенное. Гляжу, ствол с насечкой, да сделан ладно. Вот, думаю, черкесы до чего науку оружейную освоили! Посмотрел замок, а на нем клеймо Королевской фабрики стрелкового оружия.

Большие напольные часы заскрежетали, зашипели и гулко пробили полночь.

– Засиделся я, – недовольно покачал головой отец. – Завтра экзамен принимать. Надо выспаться. – Тяжело поднялся из кресла. – Спокойной ночи! И вы не засиживаетесь.

– И у Павла будешь экзамен принимать? – поинтересовался Александр.

– А, уж, его буду гонять по всей строгости, – сжал кулак отец. – Чтобы потом никто не говорил, что я сыну своему поблажки делаю.

Старик ушёл к себе в спальню, оставив братьев одних. Вошёл слуга Степан. Прошёлся по гостиной шаркающей походкой, убавил фитиль на настольной масляной лампе, убрал стаканы и пустую бутыль со стола, вновь растворился в темноте коридора, словно призрак.

– Когда обратно в Англию поедешь? – спросил Виктор.

– Не знаю, – вздохнул Александр. – Всех русских офицеров попросили покинуть пределы Великобритании.

– В чем причина?

– Ох, назревает что-то нехорошее.

– Выкрутимся, – успокоил его Виктор. – Россия столько раз на краю гибели стояла – и ничего, жива.

– Не в наше время силами мериться с Англией. Слабоваты мы, – усомнился Александр.

– Да я вижу, Сашка, ты о другом печалишься. Вот чую! Не обманешь брата. Ну-ка, рассказывай, кто там у тебя на туманных берегах остался?

– Прямо-таки – чуешь? – На бледном лице Александра вспыхнул румянец.

– Ну, не хочешь – не говори. Дело твоё.

– Эх, что рассказывать? – усмехнулся грустно Александр. – Звать её Луиза.

– И как же это случилось? Да не стесняйся, поведай брату.

– Случилось на Морском балу королевы Виктории. Её Величество по праздникам даёт балы в честь офицеров флота. Я был приглашён. Признаюсь честно: увидел Луизу – и голову потерял.

– И кто же она?

– Прекрасная нимфа из старинного шотландского клана Хоуп.

– Но, постой, если она из старинного клана, какие у тебя виды на нимфу? Эх ты, принц из тридевятьземелья!

– Ну и что ж здесь такого? Луиза хоть и из древнего рода, но весьма бедного. Потом, они – шотландцы, а не британцы. Видел бы ты их замок. Дом нашего управляющего в Гороховицах выглядит богаче. Но не в том суть. У старого лорда пять дочерей. Луиза – самая младшая.

– Пять! С ума сойти! – хохотнул Виктор.

– Да, вот так. И единственный сын, Артур. Служит в гвардейской кавалерии. Очень достойный человек.

– Но, погоди, ты обещал Луизе жениться?

– Да! – шёпотом признался Александр. – Только родителям пока не сказал. Не знают, как они это воспримут?

– Но это же твоя судьба, твоя жизнь, – удивился Виктор. Так же шёпотом спросил: – Она красивая?

– Сейчас покажу.

Александр убежал к себе, вскоре пришёл с небольшой книжицей в теснённом переплёте. С заговорщицким видом сел рядом с братом и раскрыл книгу в середине.

– Фотография? – удивился Виктор. – Один раз только видел фотографию.

– В Лондоне нынче кругом открывают художественные студии, – безразлично ответил брат.

На черно-белом снимке стоял Александр в великолепном английском военно-морском мундире. На боку короткая флотская полусабля. В одной руке он держал шляпу с пышным плюмажем, другой опирался на спинку высокого резного кресла, в котором сидела тоненькая стройная девушка в строгом закрытом платье.

– Боже, как она красива, – удивился Виктор. – Рыженькая?

– Солнечная, – поправил Александр.

– Но она – совсем девочка.

– Да, – смутился Александр. – Ей всего пятнадцать…. Но мы дали обет… Она достигнет совершеннолетия, а я к тому времени сделаю карьеру…. Надеюсь….

– Я рад за тебя, брат. Искренне.

– Не дай Бог война между Россией и Англией. Что мне тогда делать? – с тревогой в голосе спросил Александр.

– Не знаю, брат, – пожал плечами Виктор. – На все воля Господня.

***

В доме Ивана Петровича Новодворцева на набережной Мойки с утра царило оживление. Иван Петрович служил при посольстве России в Мюнхене. Нынче прибыл с докладом к императору. Через три дня вновь должен был отправиться к месту службы. В воскресный день, перед отъездом решил устроить встречу для друзей. Из ресторана «Париж» заказал повара. Нанял музыкантов в «Новом театре», что у Семёновского моста. Конечно же, доставили шампанское из погреба месье де Боатье.

Вечером просторная гостиная с большой хрустальной люстрой и светлыми зелёными обоями готова была принять гостей. Сверкал начищенный паркет. В столовой сервировали роскошный стол. Аромат жареных перепелов под французским соусом проникал даже на улицу. Скрипки тонко пели, им подыгрывал рояль. Полненький, важный хозяин лет пятидесяти, в бархатном темно-вишнёвом фраке приветствовал гостей. Холодно улыбался, широко растягивая мясистые губы. Кланялся важно, неторопливо: высоким чиновникам глубокий поклон, и улыбка по шире, те, кто проще в чине – поклон проще, и улыбка едва заметная. Его супруга когда-то слыла красавицей, теперь располнела и поблекла, но ещё сохраняла остатки свежести на лице. Две милейшие дочери провожали гостей в зал. Старшая Ирина – девица двадцати лет, выпускница Смольного института и младшенькая Юленька – четырнадцатилетний костлявый лягушонок, но очень милый лягушонок. Старшая сестра высокая стройная с тонкими чертами лица и большими темными глазами. Выражение всегда строгое, холодное, даже когда пыталась улыбнуться. Многие её считали красавицей, но она так не думала о себе. Юленька – полная противоположность старшей сестры: белокурая, живая. Казалось из ясных глаз, так и брызжут звёздочки. Редкие веснушки усыпали слегка вздёрнутый носик и бледные щёчки. Ирина всегда носила закрытые платья строгого покроя, Юленька вечно в рюшечках, ленточках, бантах, как весеннее облачко.

– Ирина, не гляди так сурово, – вечно упрекала мать старшую дочь. – Взгляд у тебя, прямо как у отца, когда он гневается – испепеляющий. Всех кавалеров распугаешь. Засидишься в девицах.

– Простите мама, – отвечала девушка гордо, – характер у меня таков. Что же поделать? А кто полюбит, и такую замуж возьмёт. Нет – ну и ладно, горевать не буду.

Юленька, которую ласково родители звали Лили, наоборот, всегда была приветливая и весёлая. Широкая улыбка от уха до уха не сходила с её розовеньких губ. Может, поэтому она напоминала милого лягушонка.

Коляски, кареты подъезжали одна за другой. Важные чиновники в дорогих фраках с супругами под руку входили сквозь распахнутые двери. Седовласые генералы сияли орденами и эполетами, а с ними дородные генеральши в нарядных, но немного старомодных платьях….

Юленька быстрыми, мелкими шажочками подлетела к сестре и взволнованно зашептала:

– Ирочка, Ирочка, смотри, кто подъехал!

– Успокойся! – строго одёрнула её сестра. – Веди себя тихо.

– Ну, почему ты такая бука? – обиделась Юленька. – Не буду ничего тебе говорить. – И отвернулась.

– Лили, солнышко, ты так бежала, чуть не сбила графа Норкина, – чуть смягчилась сестра. – Лили, не дуйся. – Она положила ладони на худенькие плечики сестрёнки, поправила светлый локоны у висков Юленьки. – Ну, что ты хотела сказать, лягушонок.

Юленька вспыхнула, резко повернулась и выпалили:

– Кречены приехали. Виктор…. Представляешь, в форме, орден в петлице…. Ирочка, что с тобой? – испугалась Юленька, когда увидела, как сестра замерла. Глаза расширились. – Ирочка, ты не рада? Это же – Виктор!

– Рада, Юленька, – ответила коротко сестра, едва разжав губы. – Конечно, рада.

– Почему ты побледнела?

– Душно. Ты справишься без меня? Я выйду на балкон подышать.

– Конечно, Ирочка. Справлюсь.

По широкой парадной лестнице поднимался полный генерал Кречен со своей дородной супругой, а за ними трое сыновей. Павел самый высокий и самый тонкий в новеньком мундире прапорщика инженерных войск. В руках букетик фиалок. Александр в морском тёмном сюртуке. Каждая пуговичка сияла, каждый шовчик разглажен. Немного нелепо рядом с ними смотрелся Виктор в простом пехотном мундире, с подвязанной левой рукой, да ещё правой опирался на трость.

– Аркадий Петрович! – радостно встретил генерала Новодворцев. – Анастасия Дмитриевна! – поцеловал он пухлую руку генеральше. Заметив сыновей, ахнул: – Батюшки! Да у вас уже орлы подросли! Вот это – выводок! Господи, сколько же я их не видел. Помню, птенчиками были желторотыми, а теперь – гляди-ка! А с Виктором что? – обеспокоенно спросил он.

– Ах, не спрашивайте! – пустила слезу Анастасия Дмитриевна. Вынула кружевной платочек и утёрла глаза. – Весь изранен. От меня скрыть решил. А я как увидела его, так сердцем материнским всё почувствовала.

– Так, живой же! Живой! – утешал её Новодворцев. – А раны затянутся. Вот, супруг ваш, тоже весь в дырках – и ничего. Каких орлов вырастил!

Павел подбежал к Лили. Та вспыхнула, закрыла личико руками. Он протянул ей букет.

– Вы так прекрасны, как эти весенние цветы, – выдал он комплемент.

– Это мне? – притворно удивилась Юленька, не смея взять букет.

– Вам, и только вам!

– Спасибо! Но не стоило… так… при всех…. Вы меня смутили…. – Она и вправду залилась краской до самого кончика вздёрнутого носика.

– Пусть все знают, как я вас люблю, – смело сказал Павел.

– Тише, тише! – испуганно прошептала Лили и осторожно взяла цветы. – Маменька услышит…. – Глаза её сияли, а щеки стали пунцовыми. – Не стойте. Пройдите к гостям. Я подойду позже. – Она упорхнула, прижимая к груди букет.

***

После весёлого застолья гости разделились на три партии. Дамы создали свой круг, где обсуждали дела бытовые и скучные. Молодёжь танцевала. Мужи перешли в библиотеку и вели беседу о политике. Виктора посадили в центр, расспрашивали о положении на Дунае. Всем интересно было услышать о войне непосредственно от участника событий. Но Виктор говорил скупо, стараясь избегать излишних подробностей.

После его рассказа Иван Петрович Новодворцев печально изрёк:

– Положение России в мире весьма плачевное. Это я вам говорю, как дипломат, как поварёнок на кухне большой политике.

– Не пугайте нас, Иван Петрович, – вздыхал старший Кречен.

– Посудите сами, никто же не предполагал, что извечные враги Франция и Англия вдруг вступят в союз, чтобы защищать едва живую Турцию, – продолжал Новодворцев, сокрушённо качая лысеющей головой. – В ночном кошмаре такого не привидится. Вы же помните, как, буквально, десять лет назад наш император гостил в Лондоне. Его встречали овациями. Дорогу устилали цветами. Сладкой лести столько вылили, хоть сахарный завод открывай. В честь его персоны давали балы и званые обеды…. Что произошло? Вдруг в один миг нас предали.

– Мой сын, Александр, недавно прибыл из Англии, – сказал старший Кречен. – Всех русских офицеров попросили уехать. Им обещали хорошую морскую практику на новейших судах, с новым вооружением и техническим оснащением, но внезапно всех выставили, не дав никаких объяснений.

– Что вы хотите понять в нравах Великобритании? – пожал плечами Новодворцев. – Англия дружит только тогда, когда ей выгодно. Но если лондонским банкирам надо заработать лишний шиллинг – плевать им на всякие договоры и обязательства. В истории много было страшных событий, когда уничтожались целые народы: нашествие гуннов, варваров, монголов.… Но все эти войны – детские забавы, по сравнению с тем, что творят английские солдаты в Индии или Китае. Мало того, до сих пор клиперы под флагом Её Величества возят в Америку из Африки «чёрное дерево» для работорговли. Дружить с Англией, что дружить со змеёй, – не жди от неё благодарности. Но вот, что меня более возмущает, так это – Австрия. Ну, что же это такое, господа? Я помню, как юный Фердинанд молил нашего государя о помощи. В Вене быстро забыли, как восстали венгры и готовы были снести в тартарары империю Габсбургов. Кто из всей Европы в ту страшную годину протянул Фердинанду руку? Россия! А ещё кто? А – никого! – театральным жестом развёл руками оратор. Голос его крепчал от негодования: – Если бы не наша армия, да если бы не Паскевич, Иван Фёдорович – не было бы никакой Австрии. И вот нам урок, господа: не делай добра – не получишь зла. Фердинанд предал нас самым подлым образом. Теперь Вена ополчилась против Петербурга, позабыв, кому она обязана спасением.

– Но, объясните нам, Иван Петрович, – попросил старший Кречен. – Из-за чего весь этот сыр-бор? Неужели все началось с ключей от Храма Господня? Ну, коль надо католикам, пусть владеют ключами. У нас своих святынь полно.

– Да, нет, уважаемый, Аркадий Петрович, – задумчиво покачал головой дипломат. – Палестина тут не при чем. Палестина – это только повод. Сам Папа Римский слегка обескуражен положением дел. Святейшему престолу все равно, в чьих руках ключи от Храма Господня. У Святейшего престола есть Ватикан, есть собор Святого Петра. Тут другое дело: этому пройдохе – Наполеону нужен реванш за позор Франции в тринадцатом, за русское знамя над Парижем. Он хочет вновь быть императором великой державы. Но одному против России ему не выстоять. И против Англии – он слабоват.

– Господа, о какой силе вы говорите? – тяжело вздохнул старик Лебедев, Кастор Никифорович, обер-прокурор Сената. – Скажу вам честно, Россия не так уж сильна, как когда-то. За два года работы моей в Сенате, чего я только не видывал. Какие только, прости Господи, грязные дела через меня не проходили. Как же у нас виртуозно воруют, если б вы знали! В случае серьёзной войны мы не сможем обеспечить и половину армии. Казну грабят, натурально, – я вам говорю. Всем известно, сколько Клейнмихель и его банда своровали на ремонте Эрмитажа после пожара? Сотни тысяч, – скажу я вам! Подрядчики жаловались, что им не доплачивают, поэтому материалы закупались негодные. Потолок в Георгиевском зале едва не обрушился…. И все сошло с рук. А недавно открылось, что директор канцелярии инвалидного фонда Политковский похитил больше миллиона рублей. Закатывал на эти деньги балы. Начальник третьего отделения Леонид Дубельт – и тот не раз присутствовал на празднованиях. И генерал-адъютант Ушаков покровительствовал Политковскому. Царь был в гневе, когда ему доложили. Все члены «Комитета о раненых» были преданы военному суду. Николай Павлович в сердцах воскликнул: «Рылеев и его сообщники такого бы не посмели сделать со мной!» Стыдно сказать: комендант Петропавловской крепости – и тот был замешан в воровстве, арестован и заключён под стражу.

– Но, постойте, – вмешался солидного вида полковник Главного штаба. – Нас уже много лет уверяли, что Николай Павлович имеет надёжных союзников в лице Пруссии, Австрии и прочих государств Рейнского союза. Консерваторы Англии и Франции видят в нашем государе оплот порядка и охранителя от всякого рода революций. Пожалуй, только Франция способна поспорить с Россией, но и та опасается нашего могущества. И заметьте, если Наполеон в своё время достиг покорности Европы, благодаря громким победам, непрерывным войнам, то наш государь добился всего того же дипломатическим путём: обещаниями, иногда угрозами и даже запугиваниями, но армию применял редко. Им движет ненависть ко всему, что мало-мальски связано с революциями. Сказались на его характере переживания того злосчастного декабря двадцать пятого года, когда жизнь его и его семьи висела на волоске, а бунтари готовы были залить Россию кровью. Так с чего же все началось? Почему вдруг мы оказались одни?

– Видите ли, чтобы вам объяснить доходчиво, надо плясать от печки, – рассудительно нахмурил брови Новодворцев. – Всю историю, начиная с Екатерины Великой, русские цари мечтали овладеть черноморскими проливами. Великого князя Константина Павловича матушка Екатерина готовила для престола в Константинополе. К сожалению – не успела. Ещё при императоре Павле Петровиче сея затея была осуществима. Но со времён Наполеона Франция, а следом и Англия так же с вожделением стали поглядывать на владения Османской империи. Вы помните, как Мехмед-Али со своими египетскими мамелюками громил одну турецкую армию за другой. Флот его готов был дойти до Константинополя. Султан Махмуд слёзно молил Париж и Лондон оказать помощь, но те лишь выражали сочувствие и ждали, когда Османской империи придёт конец. Франции бы достался в управление Египет, Англия захватила бы проливы и Грецию заодно. Но, когда, казалось, Блистательной Порте пришёл конец, султан вынужден был обратиться с просьбой к своему злейшему врагу – Николаю Павловичу, и царь тут же, не раздумывая присылает войска. Эскадра адмирала Лазарева подходит к Золотому Рогу. Князь Орлов отправляется в лагерь к Ибрагиму, командующему египетской армией. Быстро и ловко проводит переговоры. Без единого выстрела он отправляет Ибрагима обратно за Тавр, тем самым спасая Турцию от раздора. Англия и Франция взбесились, но поделать уже ничего не могли. Добычу увели у них из-под носа. Да ещё Орлов подписал с султаном хитрый договор, по которому Османская империя закрывает проход через проливы военным судам всех держав, кроме российских. Какая наглость! – взвопила Европа. В то же время всполошилась Австрия. Экономика этой страны во многом зависит от устья Дуная. С Турцией у России мир, а из этого следует, что вскоре Валахия, Молдавия и даже Сербия могли бы попасть под влияние русского царя. Канцлер Австрии Меттерних пытался воздействовать на Николая Павловича, подсовывая ему декларацию, гарантирующую независимость Турции. Но государь отверг сей документ самым решительным образом. Чуть позже царь, гостивший в Мюнхенгреце, намекнул Меттерниху, что не прочь с Австрией разделить погибающую Турцию. На этот раз Меттерних не пошёл на сделку: испугался, что после раздела Османской империи, Вена сама попадёт в зависимость от Петербурга. Нет, так – нет. Тогда Николай Павлович попытался договориться с Англией: раскромсать Турцию.