Русский город Севастополь

– Приму к сведению, – пообещал Меньшиков.

– Александр Сергеевич, ваша светлость, но как же так – взять и затопить корабли? – Не унимался Корнилова. От обиды у него готовы были выступить слезы.

Меньшиков долго молчал, глядя вниз, на бестолковое движение армии по дороге. Встрепенулся и каменным голосом приказал:

– Выполняйте!

***

Опустилась ночь, когда Александр увидел впереди бивуачные костры. Часовой не обратил на него внимания. Офицер на коне, что его проверять? На казака не похож. В темноте форму особо не разглядишь. Пуговицы поблёскивают – и ладно.

За лагерем раскинулось поле. Стояла странная звенящая тишина. Никакие ночные насекомые не стрекотали. Тихо до жути. Александр остановился в нерешительности. И что теперь ему делать?

Внизу бродили огоньки. Александр спустился с холма. Огоньками оказались факела и масляные фонари. Похоронные команды собирала тела убитых.

– Вы кого-то ищите? – спросил голос из темноты.

– Я брата потерял, – ответил Александр. Он, даже, сразу не сообразив, что его спросили по-английски, и он машинально ответил на том же языке.

Перед ним стоял лейтенант флота её величества. Следом подошли два матроса с жестяными корабельными фонарями.

– Я тоже брата потерял, – произнёс глухо офицер. – Он из гвардейского полка. – А ваш из какого?

– Сапёрный батальон.

Александр слез с коня.

– Ничего мы не найдём, – с досадой махнул рукой лейтенант. – Только утром будет ясно.

Он подошёл ближе. Лет тридцати, стройный, подтянутый.

– У вас младший брат? – спросил лейтенант.

– Младший.

– И у меня – младший. Мальчишка совсем. Подвигов захотелось. В полку сказали, что он пропал, как только реку перешли. А вы справлялись о своём?

– Спрашивал. Сказали, что из боя не вышел.

– Вы же из русских, – не удивился лейтенант.

– Да.

– На пароходе служите? От вас углём пахнет.

– На «Владимире».

– Славная посудина. А я на «Одине».

– У старика Скотта? – оживился Александр.

– Вы его знаете?

– Он так же по ночам храпит, что весь корабль содрогается?

– Как пещерный лев! – подтвердил офицер, слабо улыбнувшись.

– Я год проходил на «Одине». Кок Билли-вонючка до сих пор кормит всех подгорелым овсяным пудингом с сыром?

– Точно! Только овсяный пудинг у него неплохо нынче получается. Остальное все – дрянь! Есть невозможно, – ответил лейтенант.

– Но я вас не видел раньше на «Одине», – пытался припомнить Александр.

– Я служил в Ост-индийской компании. Весной завербовался в военно-морской флот. Все из-за брата. Матушка просила присмотреть за ним. Да где же тут?

– Мичман Кречен, – наконец представился Александр.

– Лейтенант Ленг, – пожал руку Александру англичанин. – Вон, там, – указал он в темноту, – складывают убитых солдат. Но я вам не советую смотреть на этот ужас. Можно с ума сойти.

– Где? – Александр кинулся в указанную сторону, спотыкаясь о камни.

Горели смоляные факела, воткнутые в землю. Человек десять сапёров грызли лопатами землю с камнями. За ними лежала бесформенная гора из тел.

– Сюда нельзя! – остановил Александра высокий худощавый офицер. Он преградил дорогу. – Вы кто?

– Мы ищем братьев, – сказал, подошедший следом, лейтенант Ленг.

– Здесь вам нечего делать.

– Но, там…, – показал Александр на тела.

– Там гора костей и мяса в тряпках, и всё это перемешано в зловонную массу. Думаете, вы что-то разберёте? Извините, но я вас не пущу. Среди трупов много холерных. Запашок чувствуете?

– Вы не понимаете, наши братья пропали, – настаивал Александр.

– Пропали, значит, возможно, ещё живы. Если живы, то вы об этом вскоре узнаете. А если они в этой куче, то лучше вам не знать. Идите и молитесь.

– Ночью наши поиски напрасны, – развёл руками лейтенант Ленг. – И вам опасно здесь оставаться до утра. Арестуют. Давайте я вас выведу за посты. Завтра попробую узнать что-нибудь о вашем брате. Если что получится, как-нибудь передам весточку.

****

Александр дал лошади самой выбирать дорогу. Темнота сгустилась. На десять шагов впереди сплошная чёрная стена. Звезды нависали низко. Он попробовал сориентироваться по звёздам, но ничего не вышло. Чуть не сбился с дороги. Оказался среди непролазного колючего кустарника. Александр понадеялся на животное. Оно чувствует, куда надо идти.

Вдруг лошадь испугано дёрнулась в сторону. На дороге лежало какое-то препятствие. Александру показалось, впереди что-то шевельнулось.

– Ты кто? – грозно спросил он.

– Рядовой Прохин, – ответил голос из темноты. – Шестой сапёрный.

Услыхав о шестом сапёрном, Александр тут же соскочил на землю и подошёл ближе. Человек сидел прямо посреди дороги.

– Ради Христа, воды у вас не будет. Хотя бы глоток.

– Нет, – ответил Александр. Он не взял с собой фляги. Даже не подумал об этом впопыхах. – А почему ты сидишь?

– В ногу ранен.

– Где?

– Вот здесь, выше колена. Фельдшер перевязал и велел идти к Севастополю. Пока мог, шёл. Да только повязка кровь не держит. Нога опухла – не дотронуться.

– Послушай, а ты прапорщика Кречена знаешь?

– Так точно. В его роте состою.

– Что с ним! – чуть не сорвался на крик Александр.

– Не могу знать, ваше благородие. Последний раз видел, когда мы с Владимирским полком в эполемент отступили. К нам бомба прилетела. Вот, меня она с ног и сшибла взрывом.

– А прапорщик Кречен? Где он тогда был?

– В двух шагах от меня. Что потом произошло, я не знаю. Меня владимирцы под руки подхватили и уволокли.

Неужели Пашку убило бомбой? – ужаснулся Александр. – А вдруг, выжил? Вдруг, только ранен? Этот же солдат выжил.

– Ты идти совсем не можешь? – спросил Александр.

– Никак.

– Давай, помогу тебе подняться, ложись поперёк седла. Найдём ближайшее селение, там тебя оставлю.

– Дай Бог вам здоровья, ваше благородие.

Александр помог солдату встать, подвёл его к лошади, взвалил на седло.

– Ружье подайте, ваше благородие, – попросил он.

– Брось ты его.

– Не могу, ваше благородие. Уставом приписано: не бросать оружие. С ним я не одну версту прошёл. И бьёт оно отменно.

– Хорошо.

Александр подобрал ружье и отдал солдату.

***

Наконец засветился краюшек луны над горизонтом. Стало хоть немного видно впереди. Александр шёл медленно; дорога была вся в рытвинах и кочках. Солдат лежал поперёк седла на животе, кряхтел, стиснул зубы, стараясь сдерживать стоны.

Впереди мелькнуло что-то светлое, как будто отблеск луны в воде. Нет, не отблеск. Вроде бы – огонёк. Показалось? Нет, не показалось. Если смотреть прямо – ничего не заметно, а чуть в сторону, краем газа улавливается слабое свечение. Подойдя ближе, Александр увидел не далеко от дороги невысокое тёмное строение, возможно хижина пастуха. Двери не было. Внутри едва тлели угли в очаге. Александр направился к хижине. Заметил сбоку большую двуосную татарскую арбу, нагруженную каким-то скарбом. Две стреноженные лошади паслись неподалёку. Александр накинул уздечку на сук корявого деревца и вошёл в хижину.

Стоял кисловатый запах, какой обычно бывает там, где давно никто не жил – запах запустения. Пол земляной. Посредине очаг, сложенный из камней. На углях шипел закопчённый медный чайник. Перед очагом, сложив ноги по-турецки, сидел старик в белой фесе. Лицо у старика было круглое с жиденькой седой бородкой. Под глазами мешки. На теле, поверх белой шёлковой рубахи, суконный жилет, расшитый татарским узором. В руках он держал пиалу с чаем.

– Мир дому твоему! – сказал Александр.

– Дом не мой, и мира в нем нет, но все равно, спасибо, путник. Проходи, я напою тебя чаем, – ответил он тихим ровным голосом.

– Там, снаружи раненый. Я его приведу.

– Тебе помочь?

– Нет, сам справлюсь.

Александр вернулся. Снял с седла солдата и помог ему зайти в дом. Усадил возле стены. Старик протянул солдату пиалу.

– Осторожно. Горячий, – предупредил он и вновь опустился на своё место.

Алексей сел напротив, снял фуражку и вытер платком лоб.

– С Альмы едешь? – спросил старик.

– С Альмы, – кивнул Александр. – Брата искал.

– Нашёл?

– Нет.

– Форма у тебя русского офицера, а ходишь как крымчак.

– С чего ты это взял, отец.

– Научился людей отличать за жизнь.

– Бабушка у меня из Карачая.

– А, – протянул он. – Вот оно что.

– А ты, эфенди, что здесь делаешь? На пастуха не похож. Жилет у тебя расшитый, да рубаха шёлковая.

– Я тоже с Альмы еду, – сказал старик печально. – У меня был большой дом, погреб полный вина, сад ухоженный, а виноградник – заблудиться можно. Две коровы дойные, овцы, лошади…. Много чего было. Муфтий говорил, что придут единоверцы, мы вновь вольёмся в великую Османскую империю и заживём ещё лучше. А мне и так всего хватало. – Он вздохнул и продолжал уже с нотками гнева: – Но пришли единоверцы и разграбили мой дом. Вынесли все. Что не смогли утащить – переломали…. Я молил их оставить мне хоть крохи, но они не понимали меня. Говорили на чужом языке.

– Это были не турки, а зуавы, – попытался объяснить Александр.

– Я не знаю, кто такие зуавы. Одежда у них турецкая, а ведут себя как слуги шайтана. Собрал я все, что осталось, и теперь еду в Симферополь к родственникам. Не знаю, примут они меня или нет. Вон, – кивнул он за спину, – четыре дочери и старуха моя.

Александр вгляделся. Сразу не заметил. Думал, что это копна старого сена. Но то были люди, сидели кучкой и жались друг к другу. Сидели тихо. Головы с лицами закрыты темными платками.

– У меня есть немного денег, – Александр полез в карман сюртука. – Хочу, чтобы ты позаботился о солдате. Утром будут санитарные фургоны раненых собирать. Передашь его?

– Сделаю, – кивнул старик. – Денег не надо. У меня у самого двое сыновей служат. Старший в Крымском эскадроне бея Балатукова, а младший…, – старик вновь тяжело вздохнул, – а младший подался к Сеит-Ибрагиму. Вот так бывает. Как бы не встретились, да не поубивали друг друга.

– Что ж, спасибо за чай. – Александр поднялся. – Желаю, чтобы бог не допустил беды. Пусть сыновья твои останутся живы.

– И тебе Аллах в помощь. Надеюсь, брат твой ещё в этом мире.

***

Луна поднялась высоко. Висела в небе седым печальным шаром. Лошадь под Александром притомилась. Он слез и пошёл рядом. Вскоре спустился в небольшой овражек, по дну которого журчал ручей. Животное долго пило. Александр омыл лицо холодной водой. Перевёл коня через ручей. Выбрался на узкую дорожку. Услышал впереди голоса.

Подойдя ближе, увидел орудийную сцепку. В упряжке всего одна лошадь. Начищенный медный ствол единорога поблескивал в лунном свете. Рядом горел небольшой костерок. Четверо казаков-артиллеристов и есаул сидели вокруг огня. У одного из казаков была перебинтована голова.

– Здравствуйте, – поприветствовал их Александр.

– Здравие желаем! – ответили казаки.

– Присаживайтесь, – предложил есаул. – Хотите вина?

– Нет, спасибо, – отказался он. – А вы, почему здесь одни?

– Застряли. Из орудийного расчёта всего четверо осталось. Лошадей всех перебило. Вон, последняя кобылка еле живая. Хоть на себе орудие при. Не бросать же?

– Здорово вас потрепало, – посочувствовал Александр, присаживаясь в круг у костра.

– А то! – Есаул отхлебнул из глиняной кружки. – Отход армии прикрывали, вот нам и досталось.

Казаки сидели молча. Хворост в костре потрескивал.

– Ничего, утром попробуем на дорогу севастопольскую выбраться. Она здесь, рядом, в полуверсты. Дотащим как-нибудь пушку, а там лучше пойдёт, – бодро сказал Есаул.

– А если вражеский разъезд вас здесь застанет? – предостерёг Александр.

Есаул неопределённо пожал плечами.

– Живыми пушку не отдадим.

– Вот что, есаул, берите моего коня, впрягайте, да я вам помогу орудие на дорогу выкатить, – решил Александр.

– А сам как потом? – спросил есаул.

– Пешком доберусь. Тут до Севастополя через дачи к утру дотопаю.

– Ну, спасибо тебе, мичман! Век буду за тебя Богу молиться. – Есаул крепко пожал ему руку.

Орудие вытянули из оврага к дороге. Казаки приободрились.

– Ну, теперь не пропадём, братцы! Конягу куда вернуть? – спросил есаул напоследок.

– Капитану Бутакову с «Владимира», – сказал Александр, попрощался и пошёл вдоль берега моря. Места эти были ему знакомы. Когда небо начало синеть, добрался до моста через Качу. За мостом показались беленькие дачные домики. Справа плескались волны. Начинал дуть холодный бриз, не сильный, но настойчивый. Александр прибавил шаг, чтобы не продрогнуть.

Вдруг откуда-то из ночной тишины прорезалась музыка. Пианист играл неумело, часто сбиваясь. Начинал какую-то мелодию, обрывал, вновь начинал….

В одном из дачных домиков слабо светились оконца. Александр подошёл ближе. Во дворе вповалку спали солдаты. Еле тлел походный костерок. Мазурка звучала из распахнутых дверей дома. В проёме появилась фигура в накинутой на плечи офицерской шинели. Человек шатался. Оперся рукой о косяк. Он был пьян.

– Вы к нам на огонёк? – крикнул человек заплетающимся языком.

– Если позволите, – ответил Александр.

– Конечно. Весьма рады, – посторонился он, пропуская гостя.

Пианист продолжал издеваться над расстроенным инструментом. Вскоре Александр увидел самого музыканта. Тот сидел на круглом табурете в одной белой блузе и серых армейских штанах. Давил на педали босыми ногами. Запылённые сапоги стояли рядом. В небольшом зале горело несколько свечей. Посредине стоял стол, заваленный грязной посудой и пустыми бутылками. На кушетке лежал ещё один человек, увернувшись в шинель.

Пианист обернулся, поглядел на Александра блуждающим взглядом.

– Каким ветром вас занесло, капитан? – спросил он и попытался затянуть какой-то жалостливый романс.

– Я мичман. Мичман Кречен с «Владимира».

Пианист прекратил играть, громко захлопнул крышку и повернулся всем телом к Александру.

– Вот и хорошо, – сказал он. – Штабс-капитан Громов, – представился он. – Не желаете присоединиться к нашей несчастной компании. Все, что вы видели во дворе – это остатки нашего батальона. А мы втроём – офицеры, которые посмели выжить.

– Меньшиков – предатель! – зло процедил офицер, стоявший в дверях.

– Цыц, Сомов! – грозно прикрикнул на него пианист. – Не слушайте его мичман. Он пьян. А мы тут вломились без просу…, – он развёл руками, как быв извиняясь. – Вино нашли в погребе, да снеди немного….. Надеюсь это не ваш дом?

– Нет. Одного торговца табаком, – ответил Александр. – Но хозяин уехал в Николаев ещё летом.

– А я говорю: Меньшиков нас предал! – твёрдо заявил офицер у двери. – Русь предал! Царя предал!

– Сомов, вам надо вздремнуть, – настойчиво посоветовал пианист, откупоривая очередную бутылку. Разлил по бокалам вино.

– Поесть бы что-нибудь. – Александр присел на изящный венский стул.

– Берите все, что видите на столе. К сожалению, только хлеб и фрукты. Хлеб с собой принесли, а фрукты из местных садов.

– И вы меня не переубедите, капитан Громов! – с пафосом сказал офицер у двери. Затем он нетвёрдой походкой проковылял в другую комнату. Жалобно скрипнула кровать.

– Простите его, – пожал плечами капитан. – Молодой ещё. Первый раз в сражении. Да такого насмотрелся…. У него на глазах четверых солдат одним ядром разорвало в куски, его чудом не задело. – Он поднял бокал трясущейся рукой. – Черт, не знаю, за что пить. За победу?

– У вас злой юмор, – заметил Александр.

– Это чтобы с ума не сойти, – объяснил капитан и махом опрокинул в себя вино. Поставил бокал обратно на стол, задрал рубаху, показывая бок, посиневший от огромного кровоподтёка. – Видите? Думаете, это чем? Голову солдату ядром снесло и в меня швырнуло. Минут пятнадцать корчился, пока в себя не пришёл. А когда поднялся, все вокруг убитые.

– Почему ваш товарищ утверждает, что князь Меньшиков – предатель?

– Потому что мы не готовы к войне, – мрачно ответил капитан. – Нас гнали в штыковую плотными колоннами. А французы не идут в штыки. Они рассыпались, отходили и расстреливали нас. Я вам сейчас кое-что покажу. – Он порылся в кармане штанов и вынул свинцовую пульку. – Видите какая?

Александр взял в руки пульку. Она была продолговатая, с одним закруглённым концом. С тыльной стороны полость с металлической чашечкой.

– Вот, что это такое? – спросил капитан.

– Где вы её взяли?

– Из Круглова вытащил. Вон, он лежит под шинелью. Водки ему залил два стакана, чтобы не орал, и выковырял вилкой, вот этой. – Он показал вилку, у которой были обломаны два крайних зуба. – Такому фокусу меня один фельдшер научил на Кавказе. – Он тут же наколол на это хирургический инструмент кусочек яблока и закинул себе в рот.

– Представляете, в Круглова зуав целился шагов со ста. Солдат увидел, закрыл его собой, так вот, эта пулька солдата прошила насквозь и Круглову в пузо. Он у нас герой упитанный. Жирок ему подплавило. Орал, будто его резали, пока вытаскивал. Тоже, какой из него вояка, – безнадёжно махнул рукой рассказчик. – Всю службу с бумажками работал, а тут направили в строевую часть. Вот, что это за чертовщинка? – опять указал он на пульку. – И заряжают они лихо. Пока наш солдат забьёт заряд в ружье, француз два раза выстрелить успевает. Дырка зачем сзади? Может зажигательную смесь кладут какую-нибудь.

– Нет, это новая пуля, – объяснил Александр. – Видел такие в Англии. Пуля легко проскальзывает в ствол, потому как, меньше в диаметре. Её и шомполом прибивать не надо, – так, один раз ткнул. А чашечка эта раздвигает юбку пули при выстреле. Убойная сила у неё хорошая.

– Так вот, чем они нас косили. – Офицер забрал у Александра пулю, положил её обратно в карман. – У меня же ещё батальон – половина рекрутов. Деревенщина необученная. Мы когда у телеграфной башни засели, отстреливаемся, ко мне солдат подбегает, говорит, мол, все патроны расстрелял. Я приказываю ефрейтору выдать ему сумку с патронами, а он говори: такие у меня есть. Мне бы маленьких. Ничего не понимаю. Беру у него сумку. Все патроны на месте, а капсюлей нет. Он по французам капсюлями стрелял. Так, говорит, проще и быстрее. Представляете? Втолковал ему, дурню, как надо. Так он вогнал патрон, капсюль поставить забыл. Щёлкнул – ничего. Вогнал второй патрон сверху, догадался надеть капсюль. Выстрелил, и у него ружье разорвало. Это чудо, дорогой мой, что мы выстояли против зуавов. Только, что дальше? Неужели капитулируем? – со страхом спросил он.

– Это невозможно! – возмутился Александр. – Моряки просто так, без боя Севастополь не отдадут, даже если сам государь прикажет.

– А вы уверенны в своих моряках? – криво усмехнулся пьяный офицер. – Мы тоже надеялись на Тарутинский полк и резервные батальоны, что стояли у нас за спиной. А они ушли, даже ружья не закоптив. Бросили нас умирать. А потом Кирьяков повёл нас в бессмысленную атаку. Мы шли, словно на параде, а нас расстреливали, как баранов.

– Простите, моряки не могут предать. Севастополь – это их дом.

– Яростный бой меж троян и ахейцев оставили боги.

Но по равнине туда и сюда простиралось сраженье

Между мужами, одни на других направлявшими копья,

В поле, между теченьями рек Симоента и Ксанфа,

– процитировал с актёрским пафосом капитан.

Александру показалась эта выходка противной.

– Прощайте, – сказал он, встал и направился к выходу.

– Но куда же вы? – попытался удержать его капитан.

– Простите, мне надо быть утром по боевому расписанию. Я не намерен сдаваться или отступать.

***

Павел почувствовал, как его дёргают за ногу. Он приоткрыл глаза. Первое, что увидел: ночное звёздное небо. В голове гудело. Два мутных светлых пятна потихоньку слились в луну. Он приходил в себя. Ощутил, что лежит на холодной земле. Кто-то все сильнее дёргал за ногу. Павел приподнял голову. Бородатый, свирепого вида человек в красной феске пытался стянуть с его левой ноги сапог. Он рычал от усердия, ругался. Павел напрягся, извернулся и правой ногой врезал ему в нос. Человек охнул, выпустил сапог и сел на землю.

Павел быстро вскочил. Тьму озаряли всполохи пожаров. Дым наплывал клубами, отчего резало глаза и першило в горле. В голове ещё не совсем прояснилось. Как он здесь оказался? Где он? Что это за бородач в феске? Бородач, тем временем поднялся, со скрежетом вынул тесак из ножен и двинулся на него. Павел попятился, споткнулся обо что-то мягкое, повалился на землю, снова вскочил. Турок настиг его в два прыжка. Из разбитого носа у него стекала кровь на чёрную бороду. Он размахнулся тесаком….. Но вдруг голова его дёрнулась. Хрустнула челюсть, и разбойник отлетел в сторону.

– Ваше благородие, сюда, – услышал он шёпот.

Кто-то схватил его за шиворот. Кувырок – Павел упал на четвереньки в ров за эполементом. Сел, привалившись спиной к насыпи. Рядом опустился его спаситель: рослый, крепкий человек в темной матросской куртке.

– Вы кто? – спросил Павел.

Спаситель шикнул, прижав палец к губам.

Прислушались. Кругом тихие бормотание, стоны. Кто-то молил о помощи или взывал к Богу. Иногда прорезался звук сигнальной трубы. Перекликались часовые.

– Спасибо вам, – шёпотом поблагодарил Павел.

– Что? А, бросьте вы, ваше благородие, – махнул рукой матрос.

– Я прапорщик Кречен из шестого сапёрного.

– Матрос Самылин, сводный морской батальон, – ответил спаситель. Говорил он мягким хриплым басом. От его голоса Павлу почему-то становилось спокойно на душе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.