Русский город Севастополь

– Никак нет!

– Тогда – выполняйте. И четвертую лёгкую батарею пусть генерал Волков выдвинет для прикрытия отхода.

Следом Меньшиков подозвал адъютанта Грейга.

– Передайте полковнику Веревкину, пусть постепенно отводит Бородинский полк, но не проваливается.

***

На эполементе часть орудий откатывали и остужали. Вражеские ядра с английских маломощных пушек едва долетали, зарываясь в насыпь. Английские стрелки с большим трудом захватили мост. Подтянули по мосту два орудия. Но наши артиллеристы тут же вывели их из строя. Зелёные куртки прятались в виноградниках, не смея высунуть голову.

Но вдруг ядро вспахало гребень эполемента и разорвало заряжающего в клочья. На помощь английской пехоте подоспела тяжёлая полевая артиллерия. Склон, где засели стрелки Казанского полка и морского батальона покрылся всполохами от разрывов гранат. Штуцерники стали отходить.

– Патроны! – раздалось по цепи. – Патроны!

– Где патронные ящики? – требовал полковники Селезнев у коменданта полка.

– В обозе. Ещё не подвезли.

– Так чего вы ждёте? Живо в обоз! – закричал на него Селезнев.

– Я один не смогу много привезти.

– А кого я вам дам? У меня половина офицеров выбило.

– Разрешите с вами, – вызвался Павел. Он немного отошёл от оцепенения. Ему надо было что-то делать, дабы окончательно прийти в себя.

Они с комендантом полка сели на лошадей и галопом помчались разыскивать вагенбург.

***

Главнокомандующий подъехал в центр позиции, к расположению Бородинского полка.

– Узнайте, как дела у Суздальского, – приказал он адъютанту.

Тот помчался на правый фланг. Вскоре прискакал обратно.

– Держатся, – доложил он.

– Где английская кавалерия?

– Даже не сдвинулась с места.

– Поторопите войска с отходом. Надо держать дистанцию орудийного выстрела.

***

– Почему батарея прекратили огонь? – накинулся полковник Селезнев на командира. – Не видите, Казанский полк под обстрелом?

– Орудиям надо остыть, – ответил тот.

– Англичане сейчас пойдут в атаку! Подвезите резервные пушки, – требовал полковник Селезнев.

– Сдержите их штыками, хотя бы на полчаса, – молил командир батареи. – Пушки раскалились. Нельзя стрелять. Разорвать может. А из резерва последние уже поставили.

Казанский полк ринулся в атаку. Колонны в серых шинелях и черных касках бесстрашно и напористо двигались вниз, выбивая англичан из укрытий. На другой берег Альмы густо высыпали стрелки. Плотный ружейный огонь заставили казанцев остановиться. Полковник Селезнев упал, получив две пули в грудь. К англичанам подходили свежие части. Остатки Казанского вынуждены были откатиться. Всех старших офицеров выбило. Молодой поручик Троцкий вывел последним свой батальон из схватки.

На эполемент прискакал адъютант от князя Меншикова с приказом: батареям отходить. Орудия откатили и стали готовить к сцепке. Но вдруг показался генерал Горчаков.

– Почему отступили? – набросился он на оставшихся в строю офицеров Казанского полка.

– Патроны закончились.

– Почему не послали за патронами?

– Уже послали.

Снизу завыли трубы: «в атаку!». Красные мундиры шли вперёд. Вскоре английские пехотинцы ворвались в эполемент. Завязался жестокий штыковой бой. Горчаков в растерянности смотрел, как отступают казанцы.

– Остановиться! – закричал он, вынимая саблю. – Остановиться немедленно!

***

Павел с комендантом Казанского полка на взмыленных лошадях подлетели к месту, где должен стоять обоз. Но вместо вагенбурга увидел всего несколько фур. Обоз вереницей уходили по Севастопольской дороге.

– А где поклажа Казанского? – испуганно спросил интендант у какого-то тылового прапорщика.

– Уже укатили.

– Как? Почему? – растерялся комендант.

– Приказ отдали: уходить к Симферополю.

– Но нам нужны патроны!

– Патроны? Вон в той фуре есть пара ящиков, – указал прапорщик. – А вам для каких ружей? Эти для литтихских.

– Все равно! Давайте!

***

Меньшиков увидел, как над телеграфной башней взвилось французское знамя.

– Полкам правого фланга – отступать, – приказал он. – Углицкий, потом Суздальский. Казаки в арьергарде.

Вдруг в центре, возле эполемента прокатилось «Уррра!», заглушая гул канонады. Колонны Владимирского полка двинулись в атаку. Впереди скакал, неистово размахивая саблей, генерал Горчаков.

– Что он творит, старый черт? – в ужасе закричал Меньшиков.

– Батарею отбить решил, – доложил адъютант Панаев. – Там наши два орудия застряли.

– Скорее к нему! Остановить атаку! Что же он делает, дурень! Сейчас же под артиллерию попадёт! – Меньшиков подозвал подполковника Циммермана. – Скачите на левый фланг. Пусть Кирьяков сдержит французов, сколько сможет, иначе нас от дороги отрежут. Зубами в землю пусть вгрызается!

***

Павел гнал коня обратно, держа перед собой на седле ящик с патронами. Навстречу ему шли солдаты Казанского полка. Полк отступал в беспорядке. Тут же увидел ефрейтора Козлова.

– Что случилось? – крикнул он ему.

– Англичане батарею взяли, – ответил тот. Козлов тяжело дышал. Лицо в пороховой копоти. Пот стекал по вискам, оставляя грязные дорожки.

Павел соскочил с коня, сбросил ящик на землю.

– Эй, штуцерные! – крикнул он. – Патроны!

Но никто не обратил внимания. Все быстро проходили мимо.

– Уходить надо, – сказал Козлов.

Вдруг сзади раздался стройный шаг. Тремя линиями шёл Владимирский полк, взяв ружья «на руку» с примкнутыми штыками. Справа шагал с обнажённой саблей молодой капитан.

– Приготовься, старики! – звонко крикнул он.

Павел пристроился к капитану, достав свой тесак. Козлов отобрал у отступающего казанца ружье и тоже ринулся в атаку.

– Первая. Стой! – скомандовал капитан. – Целься! Огонь!

Бабахнула цепь стрелков.

– В штыки! Ура! – Вперёд, размахивая саблей над головой, вырвался Генерал Горчаков на взмыленной лошади.

Красные мундиры и зелёные куртки разбегались кто-куда. Кубарем скатывались вниз по склону, уворачиваясь от штыков. За эполемент произошёл короткий жестокий бой. Англичан выбили. Но тут же встали.

– Почему остановились? Поддай, как следует! – требовал Горчаков.

– Смотри ребята, – крикнул капитан солдатам. – Вот генерал заслуженный! Семейный небось, а жизнью не дорожит. А мы что? Чего нам терять?

– Командир, так командир, – соглашались солдаты. – Бывал в передрягах.

– Кто из вас струсил, взгляни на меня! – капитан смело поднялся на гребень эполемента. – И если я моргну хоть глазом от страха, можете меня не слушать и уходить! А лучше сразу пристрелите!

Владимирцы двинулись вниз к реке, гоня перед собой, словно зайцев, вражеских егерей. Но на этот берег Альмы уже перешли гвардейские части. Павел увидел впереди стройные цепи в красных мундирах и высоких меховых шапках. До гвардейцев не более ста шагов.

– В штыки их! – закричал капитан.

Цепь гвардейцев остановилась. Всю линию окутало дымом от ружейных выстрелов. Капитан, шедший рядом с Павлом, вскрикнул и рухнул. Ещё залп. Солдаты вокруг падали, словно спотыкались.

– Не дай им перезарядить ружья! – заорал Павел. Не соображая, что делает, сам бегом бросился вперёд, намечая в жертву рослого офицера.

Офицер хладнокровно прицелился с пистолета прямо в лицо Павла. Через чёрное отверстие ствола на него в упор взглянула смерть. Обдало холодом. Выстрел. Пуля свистнула у самого виска. Павел со всей дури рубанул тесаком по облаку дыма. Лезвие врезалось в мягкую плоть. Он налетел на офицера, свалил его на землю и упал сам. Над ними с лязгом сошлись штыки. Серая волна врезалась в красную линию и промяла её. Павел увидел, как один здоровый солдат вогнал весь штык в грудь красному мундиру. Штык обломился. Тогда солдат схватил ружье за ствол и стал бить англичан прикладом, да с такой силой, что от каждого удара какой-нибудь красномундирник кувырком летел на землю.

Гвардейцев столкнули в реку. Но с другого берега враг открыл частую ружейную пальбу. Павел увидел генерала Квецинского, Он сидел на земле, силился подняться. Шинель его была простреляна в нескольких местах. Павел вместе с полковым адъютантом помог генералу встать.

– Вторая линия! – требовал Квецинский. – Где вторая линия? Пусть поддержат атаку.

– Вторая линия уже в атаке, – ответил адъютант.

– А за нами кто идёт?

– Никого.

– Тогда, отступать! – еле выговорил генерал. – Налево, кругом!

Пуля тут же впилась в ногу Квецинскому. Он вскрикнул и потерял сознание. Солдаты подхватили командира на руки и понесли наверх.

– Отходим, ваше благородие, – дёргал Павла за шинель ефрейтор Козлов.

Подниматься обратно было не так легко, как бежать в атаку. Кругом лежали тела убитых. Раненые стонали и просили помощи.

– Давай захватим того, – указал Павел на солдата с развороченным животом.

– Не помочь ему. Да и нам поспешать надо, – тянул чуть ли не силой его за собой ефрейтор. – Сейчас нас картечью накроют. Вон, слева батарею вывозят.

Словно услышав слова ефрейтора, над головой с резким звуком хлопнула граната, посыпая землю пулями, как градом.

Павел с Козловым добрались до эполемента и ввалились в опустевшую амбразуру. Орудия уже увезли. Осталось только два с побитыми лафетами. За ними следом шли солдаты, сбрасывая на ходу ранцы. Многие были без ружей и касок.

– Надо их как-то организовать, остановить, – предложил Павел. Он не понимал, что говорит. Голова горела. Мысли путались. Он плохо соображал, что творится вокруг. Его трясло, как в ознобе.

– Ничем их не остановишь. Все! Шабаш! – покачал головой ефрейтор.

Вдруг по гребню эполемента, разбрызгивая искры, скользнула бомба, отскочила от орудийного лафета, и метнулась прямо к Павлу под ноги. Он ничего не успел сообразить. Ефрейтор Козлов закрыл его собой.

***

Остатки растерзанного Минского полка отходили, отстреливаясь, к Севастопольской дороге. К ним примкнули несколько сот человек – всё, что уцелело от Московского. Французы пытались отрезать путь. Наседали сзади. Русские офицеры поворачивали солдат, и те с последними силами кидались в штыки. Французы трусливо отбегали и расстреливали наши колонны. Подоспела конная донская батарея. Несколько залпов картечи и французы вдруг раздумали преследовать.

Волынский полк, стоявший все сражение в резерве, пропустил мимо себя отступавшие части и закрыл собой дорогу. Отходил последним. Казаки оттянулись в степь, но в любой момент готовы были ввязаться в арьергардный бой. Генерал Лукан двинул было бездумно лёгкую кавалерийскую бригаду в обход Волынского полка. На первый эскадрон набросились казаки и отогнали преследователей.

Над телеграфной башней гордо развивались флаги французских полков. Англичане ликовали, захватив два оставленных разбитых орудия. Солнце падало за горизонт. День умирал вместе с тысячами павших солдат.

***

Александр выбрался из машинного отделения. На капитанском мостике его ждал кавторанг Бутаков. По выражению лица капитана, Александр понял, что у него не очень приятные новости.

– Вестовой полчаса назад прискакал с докладом к Адмиралу Корнилову, – сказал он мрачно. – Князь Меньшиков отступает. Большие потери.

– Отступает? – переспросил Александр. – Потери?

Там же Пашка! – промелькнула холодная мысль.

– Разрешите сойти на берег, – попросил он.

– Разрешаю. Только голову не теряй. Лошадь мою возьми.

***

Александр с силой сжимал бока каурой лошадки, заставляя её мчаться чуть ли не галопом. Животное храпело. Пена летела изо рта. Но Александр безжалостно подгонял её. Быстрее! Быстрее! Солнце клонилось к горизонту, когда он добрался до берега Качи. Навстречу бесконечной вереницей тянулись обозы, колонны солдат, упряжки с орудиями. На мосту столпотворение. С того берега плотной толпой напирали солдаты. На этой стороне сгрудились телеги.

– Куда тебе надо, баба, – ругал жандарм женщину, сидевшую на низком возу, – Как ты проедешь? Не видишь, что творится?

Александр сунулся на мост, но толпа шла до того плотная, что сквозь неё никак не продраться на тот берег.

– Мичман, вы сдурели? – накинулся на него артиллерийский майор. Он сидел на хромой лошади. Шинель, прожжённая в нескольких местах. Рука подвязана к шее белым солдатским ремнём. За ним плелись упряжки с полевыми орудиями. – Не лезьте, пока армия не пройдёт!

– Но мне надо на тот берег! – возражал Александр.

– Мало ли кому, чего надо. В сторону!

– Сапёрный батальон видели?

– Не знаю, – покачал головой майор. – Своих еле собрал.

– Сапёрный за нами должен идти, – сообщил ему поручик Владимирского полка. – Ищите их с остатками Казанского.

Колонна брела понуро. Лица у солдат мрачные, измученные.

– Казанский? – крикнул Александр.

– Так точно, ваше благородие, – ответили солдаты.

– А где сапёрный батальон?

– Здесь сапёрный, – откликнулись дальше по колонне.

– Прапорщики Кречен с вами?

Никто не ответил.

– Кречен! – закричал Александр. – Павел!

– Нет его, – отозвался один из сапёров. – Я из его роты. Не выходил он с поля.

– Выше благородие! – кинулся к Александру юнга. – Подсобите на тот берег переправиться с фурами.

– Зачем вам, юнга? Вы не видите, разве? Куда вы со своими телегами?

– Мы за ранеными, – объяснил юнга.

Господи, какой же он малахольный? – оглядел Александр тонкого мальчишку. – С какого он корабля? Форма болтается, как на огородном пугале. Фуражка чуть ли не на глаза налезла. Боцмана выпороть за такое безобразие.

– Ваше благородие, там раненые умирают, – кричала женщина в сером платке и поношенной матросской куртке. У нас бинты и вода. Нам бы на ту сторону.

Александр растеряно огляделся вокруг. Увидел есаула с разъездом казаков. У тех лошади были мокрые по брюхо.

– Есаул, – подскакал к нему Александр. – Где вы реку переходили?

– Там, ниже, почти у моря брод есть, – ответил казак.

– Телеги пройдут?

– Только если не груженные. Ил вязкий.

– Ваше благородие, вы поможете? – все не отставал юнга.

– В низовье есть брод. Езжайте за мной.

Александр повернул коня и двинулся вдоль берега. За ним пристроились несколько возов. Юнга ехал первым. Лошадёнка у него была маленькая, но сильная. Брод увидели издалека. Гусары переправлялись, поднимая в воде жёлтую муть.

– Вы куда? – удивился Ротмистр.

– За ранеными, – ответил Александр.

– Тогда поспешите. Скоро темнеть начнёт.

Александр переправился, замочив ноги по колено. Первая телега с юнгой застряла на подъёме из реки. Колеса увязли в иле. Следующие возы встали. Не объехать. Юнга спрыгнул прямо в воду, но его тут же течением сбило с ног.

– Где же тебя взяли, такого неумеху? – выругался Александр, соскочил с коня. Вытащил за шиворот из потока мальчишку.

– А телега моя? – испугался юнга.

– Сейчас!

Александр схватил вожжи и заставил кобылку вытянуть повозку на берег.

– С какого корабля, юнга? – сердито спросил он, но осёкся, когда увидел, как юнга отжимает косы. – Девчонка? А почему в форме?

– Это отца моего, – ответила виновато девушка.

– Вот же…! – хотел он отругать её, но передумал. – Сама дальше справишься? Я спешу очень.

– Справлюсь. Спасибо вам, ваше благородие, – ответила девушка.

Александру вновь вскочил в седло. Некогда ему было выслушивать благодарности. Он думал только о Павле. Мысленно молил бога, чтобы брат остался жив.

Вскоре Александр выбрался на дорогу. Навстречу продолжала отступать армия, только другая. Изувеченные, полуживые люди в рваной одежде тащились, оставляю кровавый след в пыли. Шли двое солдат. У них на плечах висел третий и еле перебирал ногами. Голова чёрная от запёкшейся крови. Волосы слиплись. Глаз не видно. Из широко открытого рта вырывался то ли хрип, то ли стон. Шёл солдат, опираясь на ружье обеими руками. Одна нога была вывернута в колене и тащилась сзади. Каждый шаг ему давался с огромным усилием и болью. Качаясь, как пьяный, брёл солдат без ружья и без ранца. Шинель местами обгорела. Александр не сразу понял, что у него не хватает? Правой рукой он бережно придерживал обрубок левой, которая была оторвана по локоть. Обрубок перетянут тряпкой. Повязка набухла от крови. Взгляд пустой, будто жизни в человеке уже не осталось. Он умер, но продолжал идти. Кто-то просто полз на четвереньках. Александру стало дурно. Он свернул на обочину, стараясь поскорее объехать это страшное шествие. Лошадь чуть не наступила на тело; шарахнулась в сторону. Солдат лежал как-то странно на боку и тяжело дышал. Увидев Александра слабо попросил:

– Ваше благородие, посадите меня на лошадь. У меня нога в двух местах перебита. Помогите, батюшка!

– Скоро помощь прибудет, потерпи, – пытался успокоить солдата Александр.

– Не дождусь. Помру. А и ладно, – смирившись, прошептал солдат и уткнулся лицом в траву.

Дальше на дороге попадались только умершие или те, кто уже не способен идти. И повсюду камни блестели от крови. У Александра возникла мысль слезть и помочь. Но как? Всем он все равно не смог бы …. И Павел. Где Павел? Он должен его разыскать. То, что Павел убит или, вот так, искалечен – даже думать не хотелось. С Павлом не должно ничего подобного случиться. С Александром, с Виктором – может, они старшие, но не с Павлом.

Впереди у дороги стояло несколько высоких санитарных фур. Александр поскакал к ним. Санитары, в забрызганных кровью, холщовых фартуках и широких нарукавниках складывали раненых в фургоны. Офицер медицинской службы, молодой человек, тщедушный, в круглых очках, руководил фельдшерами, указывая кого куда класть.

– Бинты кончились, Христиан Яковлевич, – сообщил ему один из фельдшеров, наверняка студент. Усы ещё не прорезались. В глазах ужас от всего происходящего.

– Рубахи рвите, – ответил офицер. – В ранцах у солдат должно быть запасное белье.

– Корпии хотя бы клочок, – сетовал другой фельдшер. Этот пожилой. Движения уверенные, взгляд безразличный. – У нас половина от гангрены помрёт.

– Нет корпии, миленький, – раздражённо отвечал офицер. – До госпиталя довезём, там и перевяжем нормально.

– Простите, – обратился к нему Александр. – Вам не попадался молодой прапорщик из инженерного батальона.

– Голубчик, вы о чем? – раздражённо спросил офицер.

– Брат мой пропал, – взмолился Александр.

– Гаврилин, прапорщик молодой попадался? – крикнул он фельдшеру, перетягивающему руку раненому.

– В третьем фургоне, – ответил Гаврилин.

Александр, услышав, соскочил с коня, чуть носом не пропахал землю. Бросился к указанному фургону. В повозке лежало и сидело человек десять офицеров. Кровавые бинты, рваная одежда, рой мух… Вонь такая, что его чуть не вывернуло. Александр осмотрел каждого. Павла среди них не оказалось.

***

Меньшиков хмуро взирал с холма, как мимо унылой серой змеёй ползёт колонна отступающей армии. Кабардинец под ним лоснился от пота, храпел, недовольно мотал головой. Несколько офицеров, все, что осталось от свиты, стояли сзади и переговаривались в полголоса. От колонны отделился всадник на гнедой казацкой лошади и поскакал в направлении главнокомандующего. Всадником оказался князь Горчаков. От усталости старый генерал едва держался в седле. Скакал, стараясь больше опираться на стремя правой ногой. В полах шинели зияли прорехи. Левый рукав надорван у плеча.

– Разрешите доложить, ваша светлость, – хрипло начал рапорт Горчаков. – Противник не преследует. Потеряно два орудия….

– Почему вы не на строевой лошади, – строго прервал его Меньшаков.

Горчаков растерялся от столь холодного приёма.

– Моя убита, – сказал он.

Меньшиков повернул коня, дав понять Горчакову, чтобы тот отъехал с ним в сторону.

– Зачем вы бросили в атаку Казанский и Владимирский полк? – грозно спросил Меньшиков.

– Надо было выровнять центр позиции и отбить нашу батарею, – доложил генерал.

– Ну, выровняли центр, ну, отбили батарею, – это правильно. На кой черт вы пошли в контрнаступление? – чуть не сорвался на крик Меньшиков.

– Хотел отбросить противника за реку.

– Зачем? Чтобы угробить два полка? Что изменила ваша атака? Вы разве не видели: слева на вас выкатывают артиллерию? Дабы исправить ваши неумелые действия, я был вынужден послать на убой Московский полк. Пока вы увлекались героическим натиском, французы могли легко зайти к вам в тыл и перестрелять, как тетеревов.

– Но, позвольте! – У князя Горчакова взыграла гордость. – Вы не можете меня обвинить в поражении! Посмотрите на мою шинель. Она вся в дырках от пуль. Если кто виновен в провале фронта, так это генерал Кирьяков. Это он сдал левый фланг. А я опрокинул гвардию её величества, между прочим. Гвардейцы разбегались под моим натискам, сверкая пятками!

Горчаков гневно дышал. Глаза его чуть не вылезали из орбит от обиды. Нижняя челюсть нервно подрагивала.

– Да никто вас не обвиняет, – остыл Меньшиков, поняв, что со стариком Горчаковым спорить бесполезно: какой есть – такой есть. – Езжайте. Я принял ваш доклад. – Меньшиков направился обратно к свите, про себя пробурчал: – Гвардию он опрокинул…. Шинель ему прострелили…. Лучше бы голову снесло, – все равно пустая. Кирьяков виноват….

Главнокомандующий тяжело вздохнул. Что ж, пусть будет Кирьяков. Надо же на кого-то свалить вину за поражение. Если князя Горчакова обвинять, они потом с братом, командующим Дунайской армией, его утопят. С Горчаковыми спорить – себе дороже. Ещё то семейство интриганов.

– Генерал Кирьяков виноват, – сказал громко князь начальнику штаба Вуншу. – Отметьте в рапорте. – Французские войска обошли его с фланга.

– Но как же генерал Горчаков? – поинтересовался Вунш. – Его бессмысленная контратака?

– О генерале Горчакове напишите: проявил героизм. Отбил прорыв в центре. Опрокинул английскую гвардию и спас батарею.

– Слушаюсь!

***

Адмирал Корнилов и подполковник Тотлебен верхом подъехали к Каче. Начинало смеркаться. По мосту ползли обозные фуры и орудийные сцепки. Пехота с кавалерией толпилась на том берегу, ожидая свой очереди переправиться. Корнилов указал Тотлебену на возвышенность. Подполковник увидел группу всадников. Среди них заметил сухую фигуру главнокомандующего.

– Вот, так, господа, – сказал Меньшиков, когда они подскакали. – Армия сделала все, что смогла.

– Что же они столпились, как бараны, – недовольно пробурчал Тотлебен. – Эдак до утра не переправятся.

– Бросьте вы, – махнул рукой Меньшиков. – Кто ими сейчас будет управлять? Все злые. Офицеров осталось меньше половины.

– Потери большие? – поинтересовался Корнилов.

– Очень. Я не рассчитал так много потерять. Моя вина. Но теперь-то что об этом горевать. Сейчас армия отступит к Севастополю.

– Город ещё не готов к обороне, – предупредил Тотлебен.

– Надо ускорить работы, – потребовал Меньшиков. – Меня беспокоит возможность противника ворваться в гавань. – Он пристально посмотрел прямо Корнилову в глаза. – Если сухопутная армия с марша пойдёт на приступ Северной стороны, а вражеские корабли войдут в гавань, город не удержать. Бухту надо запереть наглухо.

– Я прикажу старые корабли поставить на якоря перед входом, – сказал Корнилов. – В случае попытки прорыва, встретим противника батальным огнём.

– Сожгут ваши корабли. Брандеры пустят и сожгут, – возразил Меньшиков. – В фарватере надо затопить несколько крупных судов.

– Простите, – не понял Корнилов. – Затопить какие корабли? Сейчас в Севастополе нет больших торговых судов.

– Значит, надо затопить то, что есть – старые военные.

– Военные? – Корнилов подумал, что ослышался. – Как, просто так, без боя?

– Сколько понадобится для разоружения линейного корабля? – спросил Меньшиков вместо ответа.

– Не меньше недели, – подумав, ответил Корнилов. – Но позвольте, если разоружить корабль, он ни на что не сгодится. Разве что, как брандер.

– Снимайте коронады с верхних палуб, по возможности – бомбические пушки. Остальное – все на дно. Недели у нас нет.

– Позвольте хотя бы созвать совет флагманов,– возмущённо попросил Корнилов.

– Зачем? Что это изменит? Как вы иначе перекроете бухту?

– Но это же – боевые корабли! – всё не мог прийти в себя Корнилов.

– Они большие и неповоротливые. Ничем вы не поспособствуете обороне. Достаточно оставить пароходы и включить их в общую оборонительную линию. Прошу вас взять ответственность на себя, Владимир Алексеевич. Мне нужно собрать армию и привести её в чувство. У вас есть ещё предложения? – Не дав Корнилову ответить, он уже переключился на Тотлебена: – Подполковник Тотлебен, что у нас с оборонительной линией?

– На Бельбеке всё почти готово, – доложил тот. – Только позвольте усомниться в её целесообразности.

– Высказывайте, – разрешил Меньшиков, еле сдерживая раздражение.

– Противник превосходит нашу армию вдвое. В случае прорыва обороны, он может войти на наших плечах в город. А это чревато потерей береговых батарей Северной стороны.