Туман и Молния. Книга 18

– Папочка… что с тобой? – спросил Ник ошеломлённо и даже как-то немного испуганно, его кисть несколько раз невольно дёрнулась.

– Боги, мне сквозь сон… я, кажется еще не до конца проснулся, и мне показалось, – Корс напряжённо вглядывался в его лицо, не понимая, почему он увидел рядом с собой вместо Ника эту гадость, что на него нашло, неужели нервное состояние и страх дали о себе знать вот таким образом? Ник под его взглядом окончательно смутился и низко нагнул лохматую голову, не позволяя больше Корсу разглядывать себя и заглядывать ему в глаза.

Корс притянул его к себе:

– Прости, мне приснилось черт знает что!

– Ты меня так ударил по ребрам… – голос Ника был расстроенным, – я не понимаю…

– Прости, прости, мой маленький мальчик, – Корс ласково потрепал его по макушке, – ну какой же ты лохматый у меня, – он с нежностью рассмеялся.

– Витор, разреши мне, пожалуйста, вернуть кольца в нос, – попросил Ник, видя, что Корс снова ведёт себя как обычно – ласкает, теребит его и добр. Поэтому он поднял на Корса один свой незаслоненный волосами глаз и смотрел вопросительно-умоляюще.

– Зачем они тебе? Ты все равно не снимаешь маску.

– Снимаю.

– Только когда мы наедине.

– Ну пожалуйста…

– Нет!

Ник закрыл лицо руками, и Корс смотрел на его черные кисти, всё еще невольно пытаясь отбросить свое безумное видение мерзкой сущности.

– У тебя же есть в каждой ноздре по колечку, – сказал он, больше пытаясь отвлечься, чем на самом деле слушая Ника. Он и не собирался разрешать ему снова позорно украсить лицо, и этот разговор был абсолютно бесполезен, только Ник пока ещё этого не понял.

– Они маленькие, они не …

– Не портят тебя, да.

Ник сидел сжавшись и молчал.

– Поедешь сегодня со мной до привала, – сказал Корс и Ник не возразил, они делали так время от времени. Корс сажал его впереди себя на своего коня и обнимал всю дорогу, зарываясь лицом в пушистый затылок, а Ник поворачивал голову чуть вбок и прижимался к его груди.

Глава 3

 Их путешествие продолжалось. И если в Рудном городе Эдриан всё время просидел запертым, то теперь Корс, наоборот, не дал ему ехать в обозе. За длинную цепь он приковал своего раба к повозке, и Эдриан был вынужден всю дорогу идти пешком. После стольких дней, проведённых в тесной клетке, где невозможно было ни встать в полный рост, ни даже просто вытянуть ноги, а лишь сидеть, скорчившись в практически обездвиженном состоянии, бедный Эдриан отвык ходить, а тем более преодолевать сразу такие большие расстояния и идти много часов подряд. Он спотыкался, падал, ему было больно, и часто в конце марша, обессиленный раб просто волочился за повозкой, благо дорога из красного кирпича была ровной, без серьезных выбоин и ухабов. Корс всё же прикрыл наготу Эдриана, но жест этот был скорее чисто символическим, потому что Корс дал Эдриану только грязную рубаху из грубой льняной ткани. Рубаха была короткой, выше колена, и это было унизительно, потому что господин не проявил никакой милости к своему рабу и не дал ему штанов.

Опозоренный Эдриан пытался слишком не нагибаться, постоянно подтягивал короткий подол вниз, чтобы хоть как-то прикрыть голую задницу, а спереди – пояс верности. Он старался двигаться аккуратно, чтобы и так короткая рубаха не задиралась ещё больше. Опустив голову, прикованный цепью за ошейник, босой, с разбитыми в кровь ногами, Эдриан из последних сил плёлся за нарядной повозкой Корса, внутри которой вместе с другими богатствами Рудного города была заперта красная рабыня. Девушке тоже приходилось несладко: в повозке, забитой до отказа различным добром, невозможно было и повернуться, а Корс не изменял своим правилам, действуя в своей привычной манере, он приковал рабыню к стенке, связав её руки за спиной и, надев ей на голову свой излюбленный атрибут унижения – плотный чёрный мешок, как обычно, затянув его на горле веревкой. Девушка была лишена возможности двигаться, видеть и нормально дышать; лишь на уровне рта Корс чуть прорезал ножом небольшую щель, и, если бы не это отверстие, рабыня неминуемо задохнулась бы в невыносимой духоте.

 Раб князя Арела – Валентин, ехал рядом с кучером, мальчик по-прежнему носил шлем, который по приказу Арела, надели на него ещё в Пределе. Тогда Верный, хоть и вынужден был подчиниться, всё же подобрал для своего любимца самый удобный и легкий шлем из материала, немного пропускающего воздух. Но на данный момент Валентина это не спасало. Южные летние дни были солнечными, безветренными; часто с самого утра и до вечера стояла сильная жара. Постоянно оставаться в туго зашнурованном, плотно охватывающем голову шлеме было мучительно. Валентин страдал от жары и под плотным материалом истекал потом. Как ни старался он приподнимать щиток, закрывающий рот, чтобы облегчить своё состояние, солёный пот тёк по его пересохшим, потрескавшимся губам на подбородок, а солнечные лучи невыносимо нагревали чёрный материал и припекали макушку, к концу дня доводя мальчика практически до солнечного удара. Верный редко получал от Арела ключ и не мог расстегнуть шлем и снять его с измученного раба, чтобы тот получил хоть небольшую передышку: смог освежить лицо водой и смыть пот, вымыть и причесать волосы, просто отдохнуть от вечно сжимающих тисков. Валентин был лишён этих простых радостей и оттого постоянно чесал голову в безуспешных попытках унять непрекращающийся зуд. Он скреб жесткий материал ногтями и теребил тугую шнуровку на затылке пальцами, пытаясь хоть как-то оттянуть плотно прилегающую корку шлема от лица и волос. Ему было жарко, душно, неудобно и тяжёлый рабский ошейник на горле не добавлял комфорта. Но бедняга не мог ничего поделать и как бы там ни было, он находился в лучшем положении, чем Эдриан или красная девушка.

 Вечером Валентин ухаживал за ними, закончив с делами, когда господа, наконец, оставляли его в покое, он открывал повозку и давал девушке воды. Рабыня практически не шевелилась, и иногда, когда Валентин пробирался к ней в глубину повозки через нагромождения сундуков и тюков с богатствами, ему казалось, что она умерла. Он окликал её, и тогда несчастная все же вяло шевелилась и делала глоток воды. Корс совсем не кормил своих рабов, чтобы они не испражнялись и не доставляли хлопот в дороге, но Валентин брал с собой кусочек хлебушка, сворованного с господского стола, просовывал его рабыне сквозь щелку в мешке и говорил:

– Ешь, ешь…

Но она не ела. И Эдриан тоже отказывался от еды. И девушка и нечистый были так измучены, что им кусок не лез в горло, им было совсем не до хлеба. Эдриан лишь пил воду, много, торопливо и с жадностью. Напоив лошадей, Валентин всегда оставлял для него воды: приносил в ведерке, по возможности, как можно больше. К счастью для Эдриана, Корс в это время уже был занят «своими мальчиками» и не видел, с каким удовольствием его раб утоляет жажду, иначе тотчас бы лишил его и этой малости. Но Валентин был смышленый и знал, пока господа заняты, нужно все делать аккуратно и по-тихому.

 Корс видел, как на привалах некоторые нечистые подходили к Эдриану. Бывшие друзья смотрели на его обезображенное лицо и едва прикрытое тело с жалостью и молча отходили, но были и такие, которые насмехались, бесцеремонно пялились и отпускали унизительные шуточки. Пару раз Корс наблюдал, как они пинали Эдриана ногами, и один нечистый сильно ударил его в живот. Корс не вмешивался; он знал этих воинов, их звали: Мадор, Талбус и Казул. Несмотря на то, что они как и Ник всегда скрывали свои лица и не снимали маски, Корс всё равно различал их и по своей профессиональной привычке помнил их имена. Он давно понял: то, что считалось позорным среди людей, для нечистых было ровно наоборот. Маска, татуировки и пирсинг совсем не были признаками “низшего”, но Корс не мог принять этого до конца, и ему хотелось, чтобы его сын стал жить по человеческим законам и среди людей. Он также заметил, что часто между собой нечистые делились на группы по десять-двенадцать воинов, и эти трое были как раз из такой десятки. По непонятной для Корса причине, они называли друг друга «ночными герцогами», и этими, по его мнению, неоправданно пафосными титулами только смешили благородного чёрного.

Десять ночных герцогов отличались дурным нравом и подчинялись вышестоящему нечистому, а тот – Парки и, соответственно, Корсу. Мадор и остальные его товарищи славились свирепостью и звериной несдержанностью даже среди своих не менее агрессивных соплеменников. Они всегда находили малейший повод для драки, а если не находили, то дрались без повода, так как были заносчивы и гневливы. Корс по возможности бесконечно пресекал эти стычки, и нечистые герцоги часто имели удовольствие почувствовать на своих зубах вкус крови после его железного прута. Но в целом Корс был ими доволен, так как, несмотря на небольшие недостатки, они были сильными и бесстрашными воинами и отлично зарекомендовали себя в боях; а в Рудном городе с особым удовольствием совершали казни, пытая мирных горожан, не исполнявших новую законность. Поэтому Корс равнодушно наблюдал за тем, как они издеваются над его рабом: как Эдриан корчится на земле, как пытается сжаться и отползти от мучителей подальше. Корс не вмешивался в эти развлечения и в один из вечеров, просто так, в качестве награды, даже отдал им несчастного Эдриана на пару часов, поощрив, таким образом, герцогов за верную службу.

 Эдриан был сломлен. Он опасливо щемился от любого человека или нечистого, закрывал татуированное лицо ладонями, низко опуская голову. Корс видел, что Эдриан не мог с достоинством переносить унижения, стыдился себя – он был жалок. Но правда, трусишка никогда не просил пощады и не умолял о снисхождении – этим хоть немного заслуживая расположение своего хозяина.

Было утро и нечистые собирали лагерь, готовясь отправиться в дорогу.

– Поправь юбку, сучка, – со смехом бросил один из воинов, проходя мимо повозки Корса и пристёгнутого к ней Эдриана. Тот, сжавшись, попытался натянуть короткий подол рубахи на свои разбитые в кровь колени. Ник, который только что вышел из палатки, зевнул и, скептически посмотрев на происходящее, сказал:

– Одень его что-ли, Витор.

– Нет. Вместе с одеждой и волосами возвращается достоинство, – ответил Корс.

Он посмотрел на своего Ника, отметив, что хотя сейчас ещё утро и Ник только что собрался (и даже, похоже, сделал это старательно), он всё равно выглядел небрежно: каким-то неопрятным и неаккуратным. Корсу казалось, что вот эта бестолковая, дурная натура его сына проявляется во всём: даже во внешнем виде, как бы Корс не пытался облагородить его. Сам Корс, который и во время похода выглядел безупречно, не понимал, как Ник умудряется это делать. И его это раздражало.

Эдриан, поняв, что они говорят о нём, сразу встал на колени перед господами, низко опустив голову и сжимаясь в комок.

– Эдриан, скажи мне что-нибудь гадкое? – попросил Корс. – Скажи, я приказываю! Оскорби своего хозяина; клянусь, ничего тебе не сделаю, просто хочу посмотреть, насколько ты смел, трусишка, а-ха-ха. Жалкий трусишка, ну? Можешь оскорбить меня? Боишься? Я жду!

– Будь ты проклят, – процедил Эдриан сквозь зубы.

И Корс довольный расхохотался:

– Хорошо! Хотел приказать побрить тебе голову налысо, но теперь не стану. Пусть твой благородный отец увидит тебя во всей красе.

– Ты считаешь Эдри сыном Леонардо? – спросил Ник.

– Я заблуждаюсь?

– А если заблуждаешься?

Корс побледнел:

– Кто его отец?!

Ник покачал головой:

– Я могу только подвести к мысли, я не могу этого сказать, прости.

– Чёрт! Тогда он совсем бесполезен!

– Кроме Леонардо есть и другие благородные чёрные…

– И как мне найти его отца?

Ник улыбнулся:

– Так же, как всегда это делаешь – «посмотри» его жизнь.

– Его детство. Да! – согласился Корс, но всё же он был сильно раздосадован тем, что его предположения и связанные с этим надежды и планы на месть оказались неверными и пустыми.

– Ты расстроен? – спросил Ник.

– Да, чёрт возьми! Не хочу смотреть его никчемную жизнь! И зачем мне другой истинный чёрный? Мне нужен Леонардо. Теперь в этом нет никакого смысла!

– А у Леонардо вообще есть дети?

– Насколько я владею информацией, его дети были слабыми и умирали во младенчестве, ни один не дожил до совершеннолетия.

– Печально…

– Нисколько не печально!

– И у Салафа нет детей, и у Рагмира, и у принца Ариэля – только у тебя есть дети, но они не чистокровные.

– Принц Ариэль сейчас, благодаря бриллиантам Рудного, восстановит своё разорившееся поместье, счастливо женится на какой-нибудь благородной чёрной и продолжит свой род, я не сомневаюсь. У Вараха есть сын и две дочери. Правда, девочки близняшки, и это тоже считается признаком вырождения.

– А у Даниэля Красса, есть наследники?

Корс покачал головой:

– Его сын погиб в войне с красными, Даниэль тяжело пережил эту утрату.

– Жаль.

– Да, Ник, истинные чёрные вырождаются, нас становится всё меньше. Мы теряем себя, и растворяемся в общей массе грязнокровок и простолюдинов.

– И ты тоже внёс свой вклад в это смешение.

– Да.

– Ты ставил мне в вину, что я совершал много глупых поступков, но разве твоя связь с Инесс, не такое же безумие?

Корс опустил голову:

– Сейчас я это понимаю и признаю свою ошибку, но, на самом деле, я и не столь благороден, как ты по своей неопытности считаешь. Я не такой чистокровный как князь Арел, принц Ариэль или Салафаэль. В моих жилах не течёт королевская кровь. Да, я из расы господ, из хорошей достойной семьи, но мои предки не соблюдали чистоту столь сильно: иногда случался и мезальянс. Конечно, я не крестьянин и не простолюдин. Но во многом свою карьеру я выстроил сам. Благодаря своему уму и трудолюбию достиг верхов и приблизился к истинным чёрным, стал одним из них и вступил в их Орден Высших.

Ник внимательно слушал его.

– И ещё, ещё, Ник, я был молод и безумно влюблён!

Корс замолчал, задумавшись и уйдя в воспоминания.

– А что бы ты сделал, когда увидел, что у твоего сына светлые волосы? – спросил Ник, вырывая его из прошлого. – Увидел бы, что он такая явная полукровка? Ты избавился бы от него, да? Ты планировал оставлять только темноволосых детей? Таких как Карина? Да?

– Да, – едва слышно ответил Корс. – Светлую девочку, может быть, оставил…

– А мальчика?

– Нет. Нет, прости. Я говорю тебе честно.

– А, значит, вот как ты собирался решить эту проблему. И как бы ты объяснил это своей такой любимой Инесс?

– Маленькие дети часто умирают…

– Получается что твоему сыну, повезло, что красные украли Инесс: они, сами того не желая, спасли ему жизнь.

– Ник…

– Искал своего ребёнка, страдал, а если бы нашёл и увидел, что он светлый, то сам бы от него и избавился! Здорово!

– Не надо…

– Или продал бы в рабство? Зачем убивать, если белый ребёнок стоит хороших денег?

– Ну зачем ты так!

Ник, чуть приподняв голову, быстро глянул вверх: день переставал быть безоблачным, и небо всё больше затягивали серые тучи:

– Кажется будет дождь, – и он положил в сумку на поясе свои чёрные очки, не надев их, как обычно.

Корс смотрел на него, еще немного сонного и помятого, смотрел на его лицо, понимая, что как бы не старался Ник делать безразличный вид, внутри за этой неумелой маской он расстроен и подавлен.

Руководствуясь только своими страстями, Корс, не задумываясь, нарушил законы и правила, вступив в связь с женщиной другой расы, тем самым обрекая своих потомков на пожизненные мучения быть полукровками, людьми второго сорта. И что бы Ник ни делал, он оставался для черных грязью с рождения и до смерти. Да, душа Корса принадлежала Демону, и он был всецело предан ему, но человеческое тело Демона, было телом его сына, и принадлежало Корсу. Демону некуда было вырваться из него, и он ничего не мог с этим поделать.

И Корс невольно улыбнулся, он понимал, что это некрасиво по отношению к Нику и неприятно для него, но сейчас Корс больше не сожалел о содеянном, его удовлетворял такой расклад.

– Надень очки! – приказал он, просто чтобы продемонстрировать свою власть над сыном. И, так как ему показалось, что Ник медлит, резко добавил:

– Ты плохо слышишь, что я сказал?

Ник молча достал очки и надел их. Корсу стало приятно, настроение немного улучшилось:

– Скажи, Мара, эта ведьма – она много заплатила им за тебя?

– Достаточно, – едва выговорил Ник.

Корсу стало его жаль: «Что я делаю? Зачем я унижаю его?!»

– Прости меня, – сказал он поспешно, – прости…

– У меня-то зачем просишь прощения, мне без разницы, – и Ник, закрыв лицо маской, отвернулся и пошёл прочь.

Корс видел, как Ник подошёл к своей Нечистой Силе и, вставив неискалеченную ногу в стремя, уверенно вскочил в седло. Корс расстроенно отвернулся. C досадой он посмотрел на Эдриана – тот тоже смотрел на него, смотрел своими узкими, глубоко посаженными глазами, обведёнными широкими чёрными полосами несмываемых стрелок, глядя на хозяина, как показалось Корсу, даже как-то слишком нагло. И сейчас Корс не почувствовал, как обычно, его внутренних страданий. Ему это совсем не понравилось.

– Я мог бы убить тебя, одним ударом, – сказал Корс. Он погладил свою железную палку, висевшую на поясе, и Эдриан заметил этот жест, то, как он нежно поглаживает её.

И вот теперь Корс с удовольствием послушал его эмоции:

– Трусишка, – он хмыкнул. – Я не стану тебя убивать, потому что тогда ты попадешь на пиршество к своим богам. Не-е-ет, ты еще помучаешься здесь, Эдри…

Эдриан опустил глаза.

– Бесполезная тупая тварь, – со злостью и разочарованием процедил Корс и плюнул ему в лицо.

Глава 4

 Нечистые медленно ехали за основным войском чёрных: они явно никуда не торопились и часто оставались на привале всю ночь и весь следующий день, отставая от людей всё сильнее. Воины Рагмира и Тола ушли далеко вперёд. Корса это не расстроило. Он хотел быть с Ником и не хотел возвращаться в Чёрный город, боялся этого и тоже тянул время. Так было лучше – оставаться с Ником как можно дольше, пока дела в столице не закрутили их в смертельный водоворот. Поэтому Корс готов был ехать по этой дороге бесконечно.

В этот раз они простояли возле небольшого живописного озерца два дня, и, хотя Корс очень этого не хотел, ему всё же пришлось отпустить Ника поиграть в карты с его нечистыми. Корс и Арел остались в их палатке, Валентин принёс им ужин, а потом убрал посуду и сложил небольшой походный стол и стулья, чтобы внутри оставалось больше места и господа могли валяться на шкурах.

– Валентин, пожги ещё этой смолы от насекомых, – сказал Корс. – Меня раздражает её запах, но комары бесят ещё больше!

– Да, господин, – сразу отозвался Валентин и положил плотно спрессованный кусочек угля на маленькую курильницу, стоявшую в углу.

С помощью тонкой свечи он поджег его: уголь задымился, заволакивая небольшое пространство палатки густым серым дымом. Валентин, приподняв, насколько это было возможно, нижнюю часть своего шлема, принялся осторожно дуть на плоский кусочек, пока он не перестал дымиться, раскалившись докрасна. После Валентин положил на него небольшие шарики древесной смолы. Размягчаясь на горячем угольке, смола распространяла по палатке довольно специфический аромат, к которому нужно было привыкнуть; но этот резкий запах хорошо отпугивал насекомых.

– Мне всем нравится южный край, – заметил Корс, – кроме обилия всякой летающей и ползающей нечисти. Терпеть не могу насекомых, и ещё пауков и змей!

– Да, – согласился с ним Арел и хлопнул себя по ноге, пытаясь убить внушительного, но уже вялого от дыма и запаха смолы, комара.

Корс скептически посмотрел на Валентина, который без труда поправил и протер тряпицей банку с каменным цветком, висевшую под самым потолком.

– Арел, почему твой раб стал таким высоким? Он почти с тебя ростом? Я чего-то не понимаю? – спросил Корс, внимательно наблюдая за долговязым Валентином.

Арел не ответил.

– Или я о чем-то не знаю? – Корс посмотрел на него своим профессиональным взглядом, который раньше всегда наводил страх на тех несчастных, которые на свою беду оказывались в его кабинете. – И он продолжает расти. Арел, он скоро догонит тебя и перегонит. Посмотри на его ноги! Какие длинные берцовые кости и голени. Он будет очень высоким, я в этом разбираюсь. Откуда он у тебя вообще взялся?

– Это раб из моего Имения, – явно нехотя, но всё же ответил Арел.

– Сними с него шлем. Я хочу посмотреть на его лицо. Ты всё время тщательно скрываешь его лицо. Сними с него маску.

Валентин очень испугался и невольно замер, вжимаясь в стену подальше от них. Он совсем не хотел, чтобы господа сейчас разглядывали его, так как был вовсе не глуп, несмотря на тяжелые условия жизни и связанные с ними психические нарушения. Валентин все же прекрасно помнил вопросы Арела про господина Честера: он был довольно сообразительным, чтобы понять в тот момент, что является незаконнорожденным ребенком господина Честера от маленькой рабыни; ублюдком, которого не убили только потому, что господин Честер умер раньше. А его хозяин Арел – его сводный старший брат.

Валентин также уяснил, что их отец был очень жесток не только с рабами, но и со своим законным сыном. Поэтому Арел всей душой ненавидел своего отца и никогда не произносил его имя, называя всегда только «проклятым». А Валентин, как назло, подрос и возмужал в Пределе, и если сейчас с него снимут шлем… Вдруг за это время он ещё больше стал похож на проклятого? И увидев ненавистные ему черты… Арел просто убьет его!

Валентина заколотило мелкой дрожью, он панически боялся Арела, и эта неконтролируемая реакция начиналась всегда, когда князь обращал на мальчика чуть более пристальное внимание. Да, Валентин страдал от жары в рабском шлеме, но по крайней мере ему было спокойно.

«Почему я так вырос и изменился?! За что?!»

– Нет, шлем я с него не сниму, – сказал Арел.

– Валентин – бастард Честера? Да? – спросил Корс. – Арел, ты меня хочешь обмануть? Ты забыл, кто я? Мне даже не нужно его лицо, я вижу его телосложение, и это не тело крестьянина и простолюдина. Твой отец развлекался с симпатичными рабынями из Имения?

– Да, – нехотя ответил Арел, понимая, что от бывшего главы службы безопасности вряд ли удастся скрыть этот факт, – и этой девочке было чуть больше десяти.

– Сочувствую, – понимающе кивнул Корс. – Твой отец был очень несдержанным. Скажу больше: Честер был просто напыщенным индюком, уверенным, что только он всегда прав и только его мнение и точка зрения единственно верные. Он умудрился поссориться со всеми! Даже с Леонардо, который изначально очень лояльно и с симпатией относился к нему. Да, твой отец был редкостным дерьмом…

– Я убил его, – спокойно произнес Арел.

От этих слов Валентин замер и сжался еще сильнее.

«Да, теперь хозяин и меня убьет. Точно».

– Убил? – удивился Корс. – Ведь это был несчастный случай, роковое стечение обстоятельств. Честер сгорел при пожаре в вашей родовой часовне, когда возносил молитвы Богам.

– Это было уже после, – сказал Арел, – сначала я убил его, а потом он сгорел в часовне, потому что я её и поджег.

– Но! Арел! Как ты справился с ним? Ведь тебе было на тот момент… ммм… не больше шестнадцати лет, а он был таким здоровым и высоким, опытным воином.

– Он стоял на коленях и молился, всё ныл и жаловался Богам на несправедливость и свою несчастную судьбу, как обычно. Я просто тихо подошел сзади и перерезал ему горло, потом всадил нож ему в спину, по самую рукоятку, а потом ещё и ещё… Он не ожидал этого: хрипел, хватался руками за шею, пытался унять кровь. Он считал меня слабаком и не брал в расчёт, – Арел горько усмехнулся. – Он не успел ничего сделать. И я ударил его со спины. Это было нечестно.

– Я тебя не осуждаю, – Корс протянул руку и ласково погладил Арела по голове, чуть зарывая свои пальцы в густые, расчесанные на прямой пробор пряди, любуясь тем, как золотые перстни на его руке красиво поблескивают в тёмных волосах князя. – Твой отец действительно был самым настоящим дерьмом и заслужил такую смерть. Мне жаль тебя, жаль, что ты был вынужден пойти на это, взять на себя эту ношу, совершить этот неправильный поступок, чтобы спасти свою жизнь. Он виноват, он вынудил тебя замараться в этой грязи, потащил тебя за собой в ненависть.

Арел грустно улыбнулся и неосознанно чуть сильнее наклонил голову, прижимая её к гладящей руке Корса. Тот смотрел на него с искренней любовью и отеческой нежностью.

– Я почувствовал такое облегчение тогда, – продолжил Арел, – это был один из лучших моментов моей жизни: счастье, и немного страх, что я теперь хозяин огромного Замка и не справлюсь со всеми делами. Но все оказалось не так сложно, как я боялся. Я мог жить, не вздрагивая от его голоса, не шарахаясь за угол от звука его шагов по коридору; я мог громко разговаривать и говорить, что взбредет в голову, смеяться, спать сколько хочется, приказывать слугам накрывать на стол в то время, когда я захочу, и есть и пить, что я хочу. Вообще, я наконец смог иметь своё время! И приглашать в гости своих друзей. Не прятать все постоянно от урода…